- Крокер может оказаться кстати, - заметил Эллери.
- Угу. Держу пари, он быстро запоет! В чем дело, Крокер?
Несчастный клерк выглядел еще сильнее обеспокоенным.
- Вы сказали, что мистер Гроосс был здесь, сэр?
- А его там нет? - С торжествующим видом инспектор оттолкнул Крокера и ворвался в кабинет.
Это была длинная, узкая и тусклая комната, меблированная по-спартански - письменный стол, два деревянных стула, несколько ящиков с картотекой и вешалка. В помещении никого не было.
- Мы вынудили Гроосса к бегству! - воскликнул инспектор. - Теперь его схватят у одного из выходов с чемоданом, набитым деньгами!
- Может быть, и нет, - странным тоном произнес Эллери.
- Что ты сказал, сынок?
- Если Гроосс смог выбраться из этой комнаты, его не обязательно остановит охраняемый выход на улицу.
Инспектор Квин недоуменно уставился на сына.
- Оглядись вокруг как следует, - посоветовал Эллери.
Радость инспектора испарилась. Из личного кабинета Гроосса было только два выхода: дверь в приемную, где с того момента, как Гроосс вошел в кабинет, ждали Квины, и окно над Амстердам-авеню, шумевшей семью этажами ниже. Хотя за окном тянулся узкий карниз, шпингалет был надежно закреплен изнутри.
Единственная дверь находилась под постоянным наблюдением; единственное окно было заперто изнутри. И в комнате не было ни одного тайника, где могла бы укрыться даже маленькая обезьянка!
- Кажется, его называли Волшебником? - пробормотал инспектор Квин.
* * *
В течение следующих нескончаемых минут Эллери производил убедительное впечатление человека, работающего над сложной проблемой в Бедламе. Толпа вращалась вокруг стола в кабинете, за которым он сидел, требуя возвращения честно заработанных денег и крови исчезнувшего Волшебника. Они бы разорвали беднягу Крокера на мелкие кусочки, если бы сержант Вели не закрыл его собой и не делал угрожающие жесты револьвером, при этом умоляя о подкреплении. Наконец оно явилось в лице выглядевших ошарашенными инспектора Квина и шести полицейских в униформе. Полицейские начали вытеснять толпу, а инспектор пробился к столу и сердито уставился на погруженного в раздумья сына.
- Эллери!
Эллери взглянул на отца:
- Ну что, папа?
- Ничего! - рявкнул инспектор. - Полицейские клянутся памятью своих матерей, что не выпускали из здания ни Гроосса, ни кого-либо еще. Тогда где же он? И как он выбрался из этой комнаты?
- Да, где он? - взвизгнул женский голос.
- И где наши денежки? - прорычал какой-то мужчина, вырываясь из рук полицейского.
Эллери взобрался на стол Волшебника.
- Если вы успокоитесь, я отвечу на все ваши вопросы! - крикнул он.
Толпа сразу же умолкла.
- Гроосс - ловкий мошенник. Он заранее продумал план бегства. Увидев полицейского инспектора, он вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Из этой комнаты только два выхода: дверь в приемную, где ждали инспектор Квин и я, и окно, выходящее на Амстердам-авеню. Так как мы можем удостоверить, что Гроосс не убежал через дверь, значит, он мог выйти только через окно. Снаружи есть узкий карниз, и он прошел по нему несколько дюймов…
- Через окно? - прервал инспектор. - Но, сынок, окно заперто изнутри!
- Как я сказал, - продолжал Эллери, - Гроосс прошел по карнизу несколько дюймов до окна соседнего офиса, который он, несомненно, давно арендует с этой целью. Из соседнего офиса он скользнул в толпу, неся добычу. Должно быть, Гроосс попытался выйти из здания, но, увидев, что полицейские дежурят у каждой двери и ему не удастся уйти без обыска, стал искать другой способ. Гроосс понял, что его основная проблема - спрятать деньги, пока не утихнет шумиха и он не сможет потихоньку вынести их. Куда же он мог их спрятать? Очевидно, в соседнем офисе, арендованном им под другим именем. Но чтобы деньги хранились там в безопасности, мы не должны были заподозрить, что этот офис как-то связан с Теодором Ф. Грооссом. Как же он мог скрыть это от нас? Выбравшись из окна на карниз, Гроосс, очевидно, оставил окно незапертым и решил, что, если он сможет запереть его, мы никогда не догадаемся, что он сбежал таким образом. Поэтому Гроосс вернулся сюда, в свой личный кабинет, запер окно изнутри…
- Погоди! - простонал инспектор. - Что значит - вернулся сюда? Чтобы сделать это, он должен был пройти мимо тебя и меня в приемной…
- Совершенно верно, - кивнул Эллери.
- Но мимо нас проходил только Крокер!
- Да. Крокер вошел в кабинет из приемной якобы для того, чтобы прислать Гроосса к нам, но в действительности - чтобы запереть окно. Крокер, друзья мои, это Теодор Ф. Гроосс без накладок на теле, лысого парика, фальшивых усов, румянца и ватных тампонов во рту, быстро переодевшийся в соседнем офисе, где он приготовил смену…
Эллери продолжал объяснять, что деньги обманутых вкладчиков и маскарад Гроосса можно обнаружить в соседнем офисе, но его никто не слушал, так как инспектор уже пробился сквозь толпу, которая с криками последовала за ним через приемную в коридор. Тощий маленький человечек метнулся между ног сержанта Вели, сделав резкий жест, и сержант согнулся вдвое, завопив от боли. Крокер-Гроосс помчался через приемную, преследуемый криком Эллери.
И все-таки маленький человечек вынужден был остановиться в дверях, на сей раз в его лице не было ни кровинки. Ибо толпа повернулась и при виде его, как один человек, умолкла, раскрыв объятия.
Отдел кладов
ЗОЛОТО СКРЯГИ
Сомнительно, чтобы у хроникера Багдада-на-Подземке нашлось бы более увлекательное повествование, чем история дядюшки Мэлакая, обладающая колоритной атмосферой, сентиментальностью, иронией и даже неожиданным концом.
Дядюшка Мэлакай родился, жил и умер под ржавой тенью железнодорожной эстакады над Третьей авеню. Поскольку он был ростовщиком и владел ветхим обшарпанным домом, где обитал и работал, его считали богачом. Так как он был старым брюзгой, не доверявшим банкам и жившим затворником, его называли скрягой. А поскольку единственной известной страстью дядюшки Мэлакая являлось коллекционирование книг - не раритетов и первых изданий, а любых книг в любом состоянии, - его именовали чудаком.
Все это соответствовало действительности - дядюшка Мэлакай был богачом, скрягой и чудаком, но этому имелись объяснения. Богатство возникло в результате продажи недвижимости на Манхэттене, купленной его прадедом, скрягами рождаются все ростовщики, а чудачество заключалось не столько в собирании, сколько в чтении книг.
Книги роились как пчелы над его конторой и жилыми помещениями наверху, состоящими из двух захламленных каморок. Под слоем пыли можно было обнаружить собрания сочинений Дюма, Скотта, Купера, Диккенса, По, Стивенсона, Киплинга, Конрада, Твена, О. Генри, Дойла, Уэллса, Джека Лондона в дешевых изданиях, и дядюшка Мэлакай каждую свободную минуту посвящал изучению сокровищ литературы при колеблющемся газовом свете. Когда с возрастом его зрение стало ухудшаться, темп чтения, напротив, увеличился, поскольку старый Мэлакай решил прочитать все знаменитые книги, когда-либо напечатанные, начиная с самых увлекательных. Эта причуда сочеталась у него с весьма изощренным умом и загадочным чувством юмора - он постоянно улыбался, ухмылялся или смеялся, хотя никто не знал, в чем заключается шутка.
Клиенты дядюшки Мэлакая утверждали, что у старого скряги нет сердца, но это являлось клеветой. Сердце у него было, и притом, как готов был удостоверить доктор Бен Бернард, чья вывеска находилась двумя домами вверх по улице, одно из самых худших, с какими ему приходилось сталкиваться, - порочное (в медицинском смысле), как у самого дьявола. Но дядюшка Мэлакай только посмеивался: "Вы глупец, доктор!" На это доктор Бен отвечал со вздохом, что не будь он глупцом, то не практиковал бы на Третьей авеню, и продолжал лечить старого ростовщика, как если бы его ежемесячные счета регулярно оплачивались.
Что касается Ив Уоррен, то она вошла в жизнь дядюшки Мэлакая, как и большинство других людей. Ив с трудом спасала свою лавку, где торговала поздравительными открытками и содержала маленькую платную библиотеку, от алчных лап кредиторов, поэтому стала одним из клиентов Мэлакая. Когда глаза начали его подводить, она почувствовала себя в долгу перед ним - ведь в мире было так мало любителей книг. Ив начала приходить к ростовщику после закрытия лавки и читать ему вслух. Сначала дядюшка Мэлакай относился к ней с подозрением, но, поняв, что она так же глупа, как доктор Бен, усмехнулся и даже стал предлагать ей чашку кипятка, который именовал чаем.
Порочное сердце дядюшки Мэлакая совершило свой последний прыжок однажды вечером, когда Ив читала ему "Остров сокровищ". Оторвав взгляд от раны Черного Пса и ланцета доктора Ливси, она увидела ростовщика лежащим на полу с головой между двумя стопками книг, выпученными глазами и посиневшим лицом.
- Нотариус… свидетели… завещание…
Фрэнки Пальюиги, работавший в нотариальной конторе в Марри-Хилл, разглагольствовал на крыльце соседнего дома перед группой соседей о последнем решении Верховного суда. Ив крикнула ему, что именно срочно требуется, и помчалась по улице за доктором Беном. Когда она и молодой доктор пришли назад, голова дядюшки Мэлакая покоилась на серии книг Ричарда Хардинга Дейвиса в красных клеенчатых обложках, а нотариус Пальюиги, стоя на коленях рядом с ним, быстро писал под его диктовку.
- "…все мое имущество, недвижимое и личное… включая спрятанные деньги… разделить поровну между двумя единственными человеческими существами, когда-либо проявлявшими ко мне христианское милосердие…"
Доктор Бен посмотрел на Ив и печально покачал головой.
- "…Ив Уоррен и доктором Беном Бернардом".
- О! - воскликнула Ив и разразилась слезами.
Бакалейщик Свендсен, патрульный Пэт Керлайхи и галантерейщик Джо Литтмен расписались как свидетели, после чего Фрэнки Пальюиги склонился к умирающему и громко спросил:
- Какую сумму составляют спрятанные деньги, которые вы упомянули? - Но старый Мэлакай лишь беззвучно шевелил синими губами. - Пять тысяч? Десять тысяч?
- Четыре миллиона, - наконец прошептал старик. - В десятитысячедолларовых купюрах.
- Четыре миллиона долларов?! - Молодой нотариус судорожно глотнул. - Где вы их спрятали, мистер Мэлакай?
Ростовщик пытался заговорить.
- Они в этом доме?
- Да, - неожиданно четко произнес старик. - Они в…
Дядюшка Мэлакай дернулся и затих. Вскоре доктор Бен сообщил, что он умер.
* * *
Эллери занялся этим делом не только из любви к загадкам, но и из-за того, что двое посетителей явно были безнадежно влюблены друг в друга. Любовь и клад - кто мог бы противостоять подобному искушению?
- Вы уверены, доктор Бернард, что это действительно четыре миллиона долларов, а не четыре сотни плодов старческого воображения?
Но доктор Бен развеял его сомнения. В сейфе конторы ростовщика нашли гроссбух, где перечислялись серийные номера десятитысячных купюр, которые подтвердили различные банки. А Ив добавила, что дядюшка Мэлакай часто упоминал о "тайнике с деньгами", утверждая, что никто его не найдет, хотя он находится в доме. Она и доктор Бен обыскали маленькое здание от полуподвала до крыши, но не нашли ничего, кроме паутины и клопов. Покраснев, Ив признала, что потеря была не полной, так как они обручились, после того как негодующая крыса в погребе отправила ее прямиком в объятия доктора Бена.
- Ладно, посмотрим, - сказал Эллери и отправился вместе с ними на Третью авеню.
Спустя шестнадцать часов он опустился на единственный стул дядюшки Мэлакая - украшенное кисточками красное плюшевое изделие из какого-то викторианского дома, - задумчиво посасывая палец. Удрученная Ив присела на кровать ростовщика, а доктор Бен - на стопку книг, втиснутую между собраниями сочинений Брета Гарта и Уилки Коллинза. Пламя газовой горелки весело плясало.
- Спрятать четыре сотни банкнот не так легко, если не…
- Если не разделить их, - с энтузиазмом подхватил доктор Бен. - Одну здесь, другую там. Четыреста разных тайников.
Ив покачала головой:
- Нет, Бен. Судя по намекам старика, я уверена, что он спрятал их в одном месте, свернув в рулон.
- По намекам, мисс Уоррен? - переспросил Эллери.
- Ну, по загадочным замечаниям насчет ключей и тому подобного… Он любил разные каламбуры и шутки…
- Значит, он оставил ключи?
- Подумай, Ив! - взмолился доктор Бен.
- Мы находились в этой комнате. Я читала ему…
- Читали - что? - резко осведомился Эллери.
- Что-то из Эдгара По… Ах да, "Украденное письмо". Дядюшка Мэлакай засмеялся и сказал…
- Пожалуйста, постарайтесь повторить слово в слово!
- Он сказал: "Ловкий плут этот Дюпен! Значит, письмо было спрятано на самом видном месте? Отлично! Вот тебе ключ к моему тайнику, Иви, и он в этой самой комнате - я имею в виду ключ, а не деньги. Он на самом видном месте, какое только можно представить!" Старик захохотал так громко, что я испугалась, как бы у него не начался сердечный приступ.
- Ключ на самом видном месте в этой комнате… Книги! Должно быть, он имел в виду одну из тысяч книг. Но какую? - Эллери посмотрел на Ив и вскочил со стула. - Вы сказали, каламбуры и шутки? Ну конечно… - Он начал шарить среди гор и долин книг, стопки которых падали, как оползни, и наконец, выудив искомую, раскрыл ее на одной из страниц и надолго углубился в чтение, что-то бормоча.
- Ну? - одновременно воскликнули Ив и доктор Бен, когда Эллери поднял голову.
- Сейчас я задам вам несколько вопросов. Пожалуйста, воздержитесь от усмешек и отвечайте так, будто от этого зависит ваше будущее - что соответствует действительности. - Эллери заглянул в страницу. - Есть в этом доме пальма в горшке?
- Пальма в горшке? - недоуменно переспросил доктор Бен.
- Нет, - ответила Ив, бросив сердитый взгляд на своего возлюбленного.
- Пальмы нет. А как насчет комнаты с люком в потолке?
- Нет.
- Среди предметов искусства внизу - керамики, статуэток, ваз - не припоминаете какую-нибудь в форме или с изображением собаки?
- Там есть синяя лошадь с отломанным… - начал доктор Бен.
- Нет, мистер Квин!
- Тогда луки и стрелы? Мишень для стрел? Картина или статуя лучника? Статуэтка Купидона? Зеленая дверь?
- Ничего подобного нет, мистер Квин.
Эллери снова заглянул в книгу.
- Часы?
- Целые дюжины! - отозвался доктор Бен.
- Но я обследовал все - и не обнаружил в них клада. Это решает дело. - Эллери, улыбаясь, поднялся. - Из всех шуток дядюшки Мэлакая остается только одна возможная.
- Какая? - в унисон осведомились наследники.
- Что собой представляет клад? - продолжал Эллери. - Четыре миллиона долларов. А ключом к нему служит книга. Среди тысяч книг в этой комнате имеется полное собрание сочинений О. Генри. Одна из самых знаменитых его книг называется "Четыре миллиона". - Эллери взмахнул томом. - Я не нашел в ней ничего постороннего. Значит, ключ в ее содержании. Откроем страницу с содержанием и посмотрим на названия рассказов. "Пальма Тобина" - поэтому я спросил о пальме в горшке. "Комната с люком в потолке" - но такой здесь нет. "Воспоминания желтой собаки" - тут нет желтых собак. "Мамона и лучник"… "Зеленая дверь"… "Халиф, Купидон и часы" - все не подходит. Среди рассказов остается лишь один, который может быть ключом Мэлакая к тайнику с деньгами. "Между раундами".
- "Между раундами", - повторил доктор Бен, грызя ногти. - Что это может вам говорить? Мэлакай не был ни боксером, ни…
- Но он обожал каламбуры и был специалистом по сокрытию очевидного, - улыбнулся Эллери. - "Раунд" буквально означает "круг" - нечто круглое или сферическое по форме. Что в любой конторе ростовщика обладает сферической формой и достаточными размерами, чтобы скрывать четыре сотни банкнот? - Эллери подбежал к переднему окну. На торчащем снаружи ржавом железном выступе, обвиняюще указывающем на эстакаду над Третьей авеню, висела древняя эмблема профессии дядюшки Мэлакая. - Если вы найдете какой-нибудь подходящий инструмент, доктор, мы вскроем эти три позолоченных шара!
Отдел фокусов
СНЕЖОК В ИЮЛЕ
В шутливые минуты Бриллиантовый Джим Грейди любил отзываться о себе как о фокуснике - его претензии на это звание не оспаривал никто, а меньше всех полиция. Специальностью Грейди была кража драгоценностей под дулом пистолета - разновидность криминального водевиля, которую он возвысил до уровня подлинного искусства. Его ограбления демонстрировали чудеса предварительной информации, расчета времени, согласованных действий и обмана. Причем добыча, попав ему в руки, исчезала со скоростью света, более не появляясь в той форме, в какой изготовил ее ювелир.
Самым ловким трюком Грейди было оставаться вместе со своими помощниками за пределами тюрьмы. Он безжалостно тренировал свою маленькую труппу в умении держать физиономии в масках, руки в перчатках, а рты на замке во время пребывания на сцене. В его постановках редко случались оплошности, а если они происходили, то виновный артист исчезал.
Как вполне логично указывал Бриллиантовый Джим, никакой свидетель не сможет опознать отсутствующего недотепу.
Грейди мог бы до бесконечности коллекционировать чужие драгоценности, доводя до исступления полицию и страховые компании, но однажды он пересолил.
Чтобы объяснить это, необходимо заглянуть в любовную жизнь Бриллиантового Джима. Лизбет - стройная красавица, сверкающая, как любой экспонат его коллекции, - была его возлюбленной два года и десять месяцев. В преступном мире романтическая привязанность, длящаяся почти три года, эквивалентна эпической страсти, поэтому можно простить развившуюся у Лизбет иллюзию постоянства. К несчастью, у нее параллельно развивался аппетит к пицце и мороженому, что отрицательно сказывалось на фигуре. В результате, когда однажды ночью Грейди оценил изящную анатомию Мейбеллин - танцовщицы из клуба "Суахили", - для Лизбет все было кончено.
Человек из персонала Грейди - страдающий от безнадежной любви гранильщик, который мог обработать материал топором не хуже, чем алмазом, - сообщил Лизбет скверные новости из телефонной будки в мужской комнате "Суахили", покуда Бриллиантовый Джим готовился сопровождать Мейбеллин домой.
Лиз была возмущена изменой. При этом она понимала, что, если не скроется с максимальной скоростью, ее жизнь будет стоить не дороже самого дешевого браслета в ближайшей лавке безделушек. Она знала слишком много профессиональных секретов Бриллиантового Джима и даже места захоронения пары "недотеп".
Поэтому Лизбет едва хватило времени подобрать летнее норковое манто и горсть сувениров, оставшихся после финального визита Грейди, прежде чем самостоятельно сымпровизировать трюк с исчезновением.