– Возьми записную книжку. Две колонки шириной четыре дюйма или около того. Наверху: "сто долларов" – цифрами, жирным шрифтом в тридцать пунктов. Ниже тоже жирным в четырнадцать пунктов: "Будет заплачено за информацию, имеющую отношение к создателю или исполнителю пуговиц, сделанных вручную из белого конского волоса." С красной строки: "Пуговицы любого размера и формы, пригодные к использованию в одежде." С красной строки: "Я хочу узнать не о том, кто мог бы делать такие пуговицы, а о том, кто такие уже сделал." С красной строки: "Сто долларов будут заплачены только тому, запятая, кто первым доставит информацию." Внизу – мое имя, адрес и номер телефона.
– Жирно?
– Нет. Стандартным шрифтом, сжато.
4
Поскольку вечер среды я провел в театре, а потом с приятелем во "Фламинго", то было уже больше часа, когда я вернулся домой и поставил будильник на 9.30.
Но то, что подняло меня с постели в четверг утром, не было ни часами, ни радио. Когда это случилось, я протер глаза, чтобы выяснить, что происходит. Дело не в телефоне, поскольку я его отключил и сигнал у него был громче. Это был шмель, но с какой стати шмель жужжит на 35-ой улице среди ночи? Я заставил себя открыть глаза и взглянул на часы: без шести девять… это, верно, домашний внутренний телефон. Я повернулся и дотянулся до трубки.
– Комната Арчи Гудвина…
– Прошу прощения,. Арчи… – голос Фрица. – Но она настаивает.
– Кто?
– Женщина по телефону. Что-то насчет пуговиц. Она…
– О'кей. Я поговорю, – я включил городской телефон и снял трубку. – Да? Я Арчи Гудвин.
– Мне нужен Ниро Вульф… я тороплюсь…
– Его нет. Если вы насчет объявления…
– Да. Я увидела его в "Ньюс". Я знаю о нескольких пуговицах, похожих на эти, и рассчитываю быть первой.
– Вы первая. Как ваше имя?
– Беатрис Эппс.
– Вы будете первой, если ваше сообщение подойдет. Миссис Эппс?
– Мисс Беатрис Эппс. Я не смогу вам рассказать всего сейчас…
– Где вы находитесь?
– В телефонной кабинке на Гранд Централь. Я по пути на работу. Я должна быть там в девять, поэтому сейчас не могу рассказать, но хочу быть первой.
– Безусловно. Это разумно. Где вы работаете?
– У "Квина и Колллинза" в Ченин Билдинг. Недвижимое имущество. Но не приходите туда, они этого не любят. Я позвоню вам в обеденный перерыв.
– Во сколько обед?
– В половине первого.
– О'кей. Я буду у газетного киоска в Ченин Билдинг в двенадцать тридцать и мы позавтракаем. У меня в петлице будет маленькая белая с зеленым орхидея, при мне будут сто долларов.
– Я тороплюсь. Я буду там.
Разговор закончился, я упал на подушку и обнаружил: чтобы быть в форме, мне следовало поспать еще не менее часа, но пришлось опускать ноги на пол.
В десять часов я сидел на кухне за моим столиком, посыпая сахаром намазанный сметаной кусок пирога. Передо мной стояла на подставке "Таймс". Фриц, находившийся рядом, спросил:
– Корицы не надо?
– Нет, – ответил я твердо.
Заметив, что я взял второй кусок, он пошел к плите, чтобы испечь еще один пирог и сказал:
– Я слыхал, что наиболее опасное дело для детектива – это похищение ребенка.
– Может быть, да, а может быть, нет. Важны обстоятельства.
– За все годы, что я у Ниро Вульфа, это первое дело с похищением ребенка. У него никогда не было ничего подобного.
Я сделал глоток кофе.
– Опять, Фриц, ты кружишь вокруг да около. Ты мог бы просто спросить: это дело о похищении? И я бы ответил: нет.
– Ты настоящий друг. Арчи. Но если что, знаешь как я поступлю? – Он перевернул пирог на плите. – Я положу корицу во все!
Я не одобрил его намерения, и мы обсудили этот вопрос.
Вместо того, чтобы дожидаться, пока Вульф спустится вниз, и доложить ему о развитии событий, я проделал всю утреннюю работу в кабинете: вскрыл почту, вытер пыль, вытряхнул корзины для бумаг, сорвал листки с настольных календарей, налил свежую воду в вазу с цветами на столе Вульфа и поднялся наверх в оранжерею.
Когда я подошел к нему, он повернул голову и почти прорычал:
– Ну?
Предполагалось, что мешать ему здесь можно лишь в случае крайней необходимости.
– Ничего срочного, – сказал я, – просто зашел сказать, что срываю Суприпедиум Ловренцеанум – один цветок. В петлицу. Звонила женщина насчет пуговиц. Когда я встречусь с ней, цветок будет опознавательным знаком.
– Когда ты уходишь?
– Около двенадцати. По пути зайду в банк.
– Хорошо.
Он возобновил осмотр орхидей. Слишком занят для вопросов. Я взял цветок и спустился вниз. В одиннадцать он пришел и потребовал полный отчет. Получив его, задал один вопрос:
– Что ты думаешь о ней?
Я предположил: есть один шанс к десяти за то, что у нее есть интересующая нас информация. Я торопился уйти, рассчитывая по дороге захватить комбинезончик у Хирша.
Итак, я занял свой пост у газетного киоска в вестибюле Ченин Билдинг немного раньше назначенного времени, в руках у меня был бумажный пакет. Когда вот так ждешь – совсем иное дело: можно понаблюдать лица приходящих и уходящих, старые и молодые, уверенные и поникшие… Около половины из них выглядят так, как будто нуждаются в докторе или детективе. К ним относилось и лицо женщины, остановившейся передо мной… Я спросил:
– Мисс Эппс?
Она кивнула.
– Я – Арчи Гудвин. Спустимся вниз? Я заказал столик.
Она покачала головой.
– Я всегда завтракаю одна.
Я хотел бы быть справедливым, но, честно говоря, у нее, скорее всего, было очень мало приглашений, если были вообще. У нее был плоский нос, а подбородок в два раза больше, чем ей было необходимо. Возраст ее колебался где-то между тридцатью и пятидесятью.
– Мы можем поговорить здесь, – сказала она.
– Хорошо, здесь мы можем начать, – кивнул я. – Что вам известно о пуговицах из белого конского волоса?
– Я видела несколько таких. Но прежде, чем я расскажу вам, как я узнаю, что вы мне заплатите?
– Никак, – я дотронулся до ее локтя и мы отошли в сторону от людского потока.
– Но я хочу знать.
Я достал визитную карточку и протянул ей.
– Мне ведь придется еще проверить то, что вы мне расскажете. Это должны быть факты. Вы можете рассказать мне, что знаете человека в Сингапуре, который делал пуговицы из белого конского волоса, но он умер.
– Я никогда не была в Сингапуре.
– Хорошо. Но как обстоит дело?
– Я видела их прямо здесь. В этом здании.
– Когда?
– Прошлым летом. – Немного поколебавшись, она продолжила. – У нас в конторе во время отпуска в течение месяца работала одна девушка. Однажды я обратила внимание на пуговицы ее блузки. Я ей сказала, что никогда не видела таких пуговиц, а она ответила, что такие имеют всего лишь несколько человек. Я ее спросила, где их можно достать, но она сказала, что нигде. Она сказала, что ее тетя делает такие пуговицы из конского волоса. И чтобы сделать одну пуговицу, у нее уходит день. Поэтому на продажу она их не делает, а это как хобби.
– Пуговицы были белые?
– Да.
– Сколько их было на блузке?
– Точно не помню. Думаю, пять.
В лаборатории Хирша, решив, что комбинезон ей показывать не стоит, я оторвал одну из пуговиц, одну из трех, еще уцелевших. Я вытащил ее из кармана и показал ей.
– Похоже на эту?
Она тщательно ее осмотрела.
– Точно такая же, насколько я помню. Ведь это было около года назад. Размер тот же.
Я взял у нее пуговицу.
– Очень похоже на то, что ваш рассказ может помочь мне, мисс Эппс. А как зовут девушку?
Она заколебалась.
– Кажется, мне все равно придется все рассказать…
– Конечно, вы должны.
– Я не хочу, чтобы у нее были неприятности. Ниро Вульф – детектив, а, значит, и вы тоже.
– Я не собираюсь делать ничего такого, чтобы у кого-то были из-за меня неприятности. Если только "кто-то" сам меня об этом не попросит. Так или иначе, судя по вашему рассказу, ее, вероятно, можно будет найти. Как ее зовут?
– Тензер. Энн Тензер.
– Как зовут ее тетю?
– Не знаю. Она мне не сказала. И я не стала спрашивать.
– Вы видели ее с прошлого лета?
– Нет.
– Вы не знаете, "Квин и Коллинз" наняли ее через агентство?
– Да, через контору временного найма.
– Сколько ей лет?
– До тридцати.
– Она замужем?
– Нет, насколько я знаю.
– Как она выглядит?
– Она приблизительно моего роста. Блондинка, во всяком случае, была ею прошлым летом. Считает себя очень привлекательной. И я считаю так же. Думаю, и вы сказали бы то же самое.
– Когда я увижу ее, обязательно подумаю над этим. Конечно, на вас я не сошлюсь. Я достал бумажник.
– Мистер Вульф дал мне инструкцию не платить вам, пока я не проверю вашу информацию. Но он не встречался с вами, и не слушал вас, а я слушал. Здесь половина условленной суммы, но только с условием, что вы никому об этом не скажете. Вы произвели на меня впечатление женщины, которая умеет держать язык за зубами.
– Я умею.
Она положила банкноты в сумочку.
– Когда я получу остальные?
– Скоро. Возможно я увижу вас еще раз. Но если такая необходимость не возникнет, вышлю деньги почтой, если вы дадите ваш домашний адрес и номер телефона.
Она сообщила: "Запад, 169-ая улица", хотела что-то добавить, но передумала, повернулась и ушла. Я наблюдал за ней. В ее походке не ощущалось радости жизни. Так как внизу в ресторане у меня был заказан столик, я отправился туда и заказал чашку отварных моллюсков, которые Фриц никогда не готовил, а они были единственным блюдом, которое я хотел после позднего завтрака. В телефонной книге я нашел адрес конторы временного найма – 493, Лексинггон Авеню. Но прежде чем туда обратиться, следовало обдумать, как это сделать. Потому что: 1) агентства скрывают адреса своих служащих; 2) если Энн Тензер является матерью ребенка, нужно отнестись к ней с большей осторожностью.
В результате, в начале третьего я сидел в приемной фирмы "Исключительно пуговицы-новинки" и ждал телефонного звонка, точнее надеялся его услышать. Я заключил сделку с Николасом Лессефом, пуговичным экспертом, пока он сидел за письменным столом и ел салями, черный хлеб, сыр и пикули. В результате сделки он получил пуговицу, которую я оторвал от комбинезона и твердое обещание рассказать ему об источнике пуговиц, как только позволят обстоятельства. Взамен я получил разрешение звонить и сколь угодно долго ждать ответного звонка и использовать для получения сведений название его конторы, если мне это потребуется.
Я знал заранее, что мне придется скоротать немало времени, и по пути сюда купил четыре журнала и две книги в бумажных обложках, одной из которых был роман Ричарда Вэлдона "Его собственный образ". Я прочитал журналы и половину сборника рассказов о гражданской войне, а до Вэлдона не добрался, так как в четверть шестого зазвонил телефон.
– Гудвин слушает.
– Говорит Энн Тензер. Я получила сообщение позвонить в фирму "Исключительно пуговицы-новинки" и спросить мистера Гудвина.
– Совершенно верно. Я – Гудвин. – Так как ее голос был исполнен женственности, я придал своему мужественности. – Мне весьма хотелось бы с вами встретиться и кое-что узнать. Мне кажется, что вы осведомлены о некоторых видах пуговиц.
– Я? Я ничего не знаю о пуговицах.
– Я предполагаю, что об одном сорте пуговиц вы должны знать. О том, что делают вручную из белого конского волоса.
– О… – пауза, – неужели… вы хотите сказать, что у вас есть такая пуговица?
– Да. Могу я узнать, где вы находитесь?
– В телефонной кабинке на углу Мэдисон-авеню и сорок девятой.
– Значит, я не могу рассчитывать, что вы придете в мою контору на угол тридцать девятой. Как насчет Черчилл-холла? Вы с ним рядом. Я смогу добраться минут за двадцать. Мы выпьем и обсудим проблему пуговиц.
– Вы хотите сказать, что это вы обсудите эту проблему.
– Положим. В этом я как раз спец. "Золотой альков" в Черчилле вам известен?
– Да.
– Я буду там через двадцать минут. Я без шляпы, в руке бумажный пакет, в петлице орхидея.
– Только не орхидея. Это не для мужчин.
– У меня орхидея, и я мужчина. Против этого нет возражений?
– Не могу сказать, пока не увижу вас.
– Это разумно. Ол райт, я выхожу.
5
В "Адмиралтейском баре" за столиком у стены света немного, зато Черчилл-холл освещен хорошо. Беатрис Эппс была права, когда говорила, что Энн Тензер ее роста, но на этом сходство и кончалось. Мисс Тензер вполне могла возбудить в мужчине, возможно и в Ричарде Вэлдоне, эмоции, важнейшие для стимула размножения и, может быть, даже не в одном мужчине. Она по-прежнему была блондинкой, но в рекламе своей внешности не нуждалась. Она пригубила "Кровавую Мэри" с полным равнодушием ко всему.
С вопросом о пуговицах мы покончили в десять минут. Я пояснил, что фирма "Исключительно пуговицы-новинки" специализируется на редких необычных пуговицах, и что один человек, работающий в одном из мест, где работала она, рассказал мне, что заметил необычные пуговицы на ее блузке и спросил о них, а она сказала, что пуговицы сделаны вручную из конского волоса. Она ответила, что все верно – ее тетя делала их в течение многих лет, это ее хобби, и подарила ей шесть пуговиц на день рождения. Пять из них у нее до сих пор на блузке, а одна где-то потерялась. Она не напомнила мне о том, что по телефону я ей сказал, будто и у меня есть такая пуговица. Я спросил, нет ли у ее тети запаса пуговиц, которые она захочет продать, и она ответила, что не знает, но не думает, что у нее их много – на изготовление одной уходит целый день.
Я спросил, не будет ли она возражать, если я отправлюсь к ее тете и сам узнаю об этом, и она ответила "конечно, нет" и дала мне адрес и имя: мисс Эллен Тензер, Рурэл Роут 2, Махопак, Нью-Йорк. Она сообщила мне и номер телефона. Выяснив это, я решил рискнуть и поближе познакомиться с племянницей. В этом существовала опасность, но это могло и упростить дело. Я мужественно улыбнулся и сказал:
– Я был не до конца откровенен, мисс Тензер. Я не только слышал об этих пуговицах, я видел некоторые, и они у меня с собой.
Я положил бумажный пакет на стол и вытащил комбинезон.
– Здесь было четыре, но две я оторвал, чтобы изучить. Узнаете?
Ее реакция решила все. Она не доказывала, что у нее никогда не было ребенка, или что она не приложила руку к событиям. Судя по ее реакции, она не знала, что на ребенке был синий плисовый комбинезон. Она взяла его и взглянула на пуговицы.
– Они точно такие, как у тети Эллен, – сказала она, – или очень искусная подделка. И прошу вас, не рассказывайте мне басни, как кто-то сказал вам, что пуговицы были на моей блузке…
– Понятно, – согласился я. – Вы были столь любезны, что я решил показать вам пуговицы. Если вам интересно, я могу рассказать, откуда они у меня.
Она отрицательно покачала головой.
– Не утруждайте себя. Один из моих недостатков в том, что я не интересуюсь вещами, не имеющими для меня значения. Может быть хватит о пуговицах?
– Действительно, – я убрал комбинезон в пакет. – И я любопытен только тогда, когда это имеет отношение ко мне. Сейчас я интересуюсь вами. На какой работе вы теперь?
– О, на весьма специфической. На секретарской, особого рода. Когда чья-то личная секретарша выходит замуж, или берет отпуск, или получает нагоняй от жены босса – тогда вызывают меня. У вас есть секретарь?
– Конечно. Ей восемьдесят лет, она никогда не берет отпуск и отказывается от всех предложений выйти замуж. И у меня нет жены, делающей нагоняй. А вы замужем?
– Нет. Но муж был – в течение года, что оказалось для меня чересчур долгим сроком. Я выскочила замуж, не оглядевшись, и никогда больше этого не сделаю.
– Возможно, это оттого, что вам все приелось. Ведь вы – секретарь в конторах у важных лиц. Может вам следует немного разнообразить вашу работу в среде ученых, ректоров или писателей. Очевидно, весьма интересно работать для знаменитого писателя. Вы никогда не пробовали?
– Нет, никогда. Я думаю, они имеют личных секретарей.
– Да, конечно.
– Вы знаете кого-нибудь из знаменитостей?
– Я знаю человека, который пишет книгу о пуговицах, но он не очень знаменит, – я взглянул на ее полупустой стакан. – Повторим?
Она хотела, я – нет. Но не сказал об этом. От нее нечего было больше ждать, и я хотел бы откланяться, но она могла оказаться полезной в будущем, и я дал ей понять, что она произвела на меня впечатление, и поэтому я не мог внезапно вспомнить, что опаздываю на деловую встречу. Кроме того, на нее было приятно смотреть и ее было легко слушать, а если ваш ум должен руководствоваться опытом, то его необходимо приобретать. Все это говорило о том, что мое приглашение пообедать должно быть принято и вечер обойдется Люси Вэлдон по крайней мере в двадцать долларов.
Я вернулся домой вскоре после семи. Вульф читал в кабинете "Его собственный образ". Я извинился. Он задал мне вопрос взглядом, и я ответил. Подробный отчет он требует лишь тогда, когда больше уже нечего предпринять, и я просто изложил ему факты, не упуская, конечно, реакцию Энн Тензер на комбинезон. Когда я закончил, он сказал:
– Удовлетворительно. – Потом решил, что оценка недостаточна, и добавил: – Вполне удовлетворительно.
– Да, сэр, – согласился я. – Могу ли я рассчитывать на повышение?
– Несомненно. Ты ведь учел возможность того, что она видела объявление в газете, поняла, что ты притворяешься, и водила тебя за нос.
– Отдаю все решающие взятки за то, что объявления она не видела. Она не пыталась что-либо выпытать, хотя вовсе не молчала.
– Где находится Махопак?
– Шестьдесят миль к северу. Я могу перекусить на кухне и быть там к девяти.
– Нет. Для этого будет утро. Ты чересчур стремителен.
Он взглянул на стенные часы. С минуты на минуту должен был появиться Фриц и сообщить, что обед подан. Вульф вдруг спросил:
– Ты можешь сейчас же добыть Сола?
– Зачем? – спросил я. – Ведь я не заявил, что брошу работу, если не получу повышения.
– В Махопак ты поедешь утром. Тем временем Сол разузнает, что делала в январе племянница мисс Тензер, могла ли она дать жизнь этому ребенку? Ты считаешь, что не могла, но необходимо точно в этом убедиться. Сол сделает это…
Он повернул голову – в дверях стоял Фриц.
Я представлю Сола, поскольку было упомянуто его имя. Из трех детективов, которых мы приглашаем, когда нам необходима помощь, Сол Пензер – лучший. Если вы переберете всех отличных детективов в метрополии. он все равно будет лучшим. Хотя его час стоит десять долларов, ему предлагают в пять раз больше работы, чем он способен сделать. Если вам понадобится лучший детектив первого сорта – наймите его, если сможете. А высший сорт – Ниро Вульф – стоит, похоже, десять долларов в минуту.