Чевиот отсутствовал более часа. На лице его, когда он влез в карету, застыло покаянное выражение, однако губы расползались в улыбке. Он подал Роберту знак трогать.
- Боюсь, - произнес Чевиот, - тебе придется пробыть в моем обществе до самого вечера!
- Но как же иначе? - вскричала Флора. - Чего тут бояться? Или ты… шутишь?
- Нет, к сожалению. Мне не следует держать тебя при себе, и все же, возможно, так будет лучше всего. Видишь ли, я обещал к восьми вечера доставить им убийцу Маргарет Ренфру.
Карета покачнулась и покатила быстрее.
- И еще, - добавил Чевиот, - меня освободили от одной обязанности. В случае, если у Пиннера случится мятеж, я не буду командовать отделением.
- Джек, прошу тебя, - сдавленным голосом попросила Флора, - перестань говорить загадками. Какой еще мятеж?
- Есть один портной. Его фамилия, кажется, Пиннер. По-моему, вчера, - Чевиот закрыл глаза ладонью, - кто-то говорил при мне о некоем портном, который обожает произносить зажигательные политические речи. А теперь и полковник Роуэн с мистером Мейном сообщили о нем. Его лавка находится на… кажется, Парламент-стрит.
Карета быстро катила на юг. Уайтхолл, каким Чевиот его помнил по прошлой жизни, исчез бесследно. Впереди высился массивный дом-утюг, закопченный от дыма. Он делил улицу на два рукава. Чевиот решил, что правый рукав, скорее всего, Кинг-стрит, а левый, идущий вдоль берега реки, - Парламент-стрит.
И оказался прав. Роберт дернул поводья, лошади побежали налево. Здесь карет и колясок было мало. Фасады домов потемнели; они были из искрошившегося камня или кирпича. В большинстве зданий размещались лавки - свечная, зеркальная, лавка мясника. Но попадались и жилые дома, правда, без медных табличек с фамилией владельца и без дверных молотков.
- Жуткие развалины, - пробормотал Чевиот. - Ты только посмотри!
На Парламент-стрит собралась небольшая толпа; люди обступили невысокого человечка с широкой грудью и копной седых волос. Он поднялся на деревянный ящик у самой двери в лавку под вывеской: "Т.Ф. Пиннер. Закройщик и портной".
По противоположной стороне улицы расхаживал полицейский. Он наблюдал за происходящим, но не вмешивался. Оратор - из кармана его сюртука торчала бутылка виски - постепенно распалялся.
- Разве вы не хотите, чтобы отменили Хлебные законы? - кричал он. - С голодом не поспоришь! Даже они не справятся с голодом! Найдется ли среди вас хоть один, - портной поднял вверх сжатый кулак, - кто не голодал бы или у кого не голодали бы дети?
- Нет! - крикнул кто-то.
Толпа, впрочем немногочисленная, заворчала и задвигалась. Люди вывалились на мостовую. Роберт в ожидании помехи занес над головой хлыст.
- Проезжайте! - приказал Чевиот, вставая в полный рост. - Не трогайте никого. Вперед!
- Единственный способ добиться отмены, - продолжал оратор, - это реформа избирательной системы! Факты, истинные факты…
Они миновали толпу; голос оратора постепенно затихал вдали.
- Джек, - попыталась успокоить Чевиота Флора, которая не огорчилась, а скорее удивилась его реакции, - такое случается каждый день! При чем здесь мы?
- Да, сегодня днем или вечером ни при чем. Во всяком случае…
Он все еще стоял в шаткой карете, держась за поручень за спиной кучера. Ему было не по себе, потому что прошлое, частью которого он являлся, неожиданно зловеще и резко схватило его за горло.
Справа высились скромные старинные башни Аббатства. Слева, за Вестминстерским мостом, он увидел еще одну башню: приземистую, квадратную, рядом с группой кружевных нарядных зданий, протянувшихся к массивному каменному Вестминстер-Холлу. Через пять лет все, что находится слева, кроме самого Вестминстер-Холла, будет уничтожено пожаром и сгинет навеки. Он смотрел на старый Парламент; с вершины его квадратной башни свисал флаг, свидетельствующий о том, что сейчас проходит заседание.
А за Вестминстерским мостом и квадратной башней текла Темза, еще не окаймленная гранитными набережными. Вода была коричневой от грязи и мусора. Добрая река, которая вскоре принесет холеру!
- Джек, - удивилась Флора, - ради бога, что ты бормочешь?
Чевиот не отдавал себе отчета в том, что заговорил вслух. Сев рядом с Флорой, он взял ее за руку.
- Прости меня. Конечно, тот пьяный портной кажется тебе глупым и нелепым? А ведь он прав. Все так и будет, как он говорит.
- Ты что, за реформу?!
- Флора, я ни на чьей стороне. Я только сожалею о несчастье, которое принес тебе и, возможно, еще принесу из-за того, что не могу ничего объяснить. А сейчас мы едем за город. Так что давай постараемся забыть обо всем остальном.
Им действительно удалось обо всем забыть. Когда они пересекли Воксхоллский мост, железный и сравнительно новый, суррейский берег реки предстал их глазам во всей своей осенней красоте. В Воксхолл-Гарденз царило затишье: пусты были аллеи, площадка для оркестра, никого не было у двух статуй Аполлона и одной (странная компания!) - Генделя.
Однако приятнее было побыть наедине. Карета выехала на поляну, окруженную деревьями. За деревьями мелькали очертания изящной беломраморной беседки со статуей внутри. Так как построена беседка была в греческом стиле, статую, вероятнее всего, назвали Афродита.
На поляне Роберт развернул лошадей, намотал поводья на рукоятку хлыста, спрыгнул на землю и произнес небольшую речь. Насколько он понимает, заявил кучер, он не понадобится госпоже часик-другой. У входа в Воксхолл-Гарденз имеется пивная "Собака и гриф". Так не позволено ли будет ему отлучиться ненадолго?
Флора в столь же пышных выражениях даровала ему свое согласие. И Роберт не мешкая удалился.
- А сейчас, сэр, - заявила Флора, напустив на себя притворно-жеманный вид, хотя сердце ее сжимала тревога, - будьте так добры, расскажите о том, о чем вы намекали весь день. Неужели ты хочешь свести меня с ума? Я… Что случилось?
Чевиот смотрел на небо.
- Время, - проговорил он, не думая. - Должно быть, давно перевалило за полдень. Позже, чем я думал!
Проще было бы посмотреть на часы. Однако Чевиот не осмеливался.
- Время?! - возмущенно переспросила Флора. - Какое оно имеет значение?
- Да нет, нет, вовсе не то! Разве что…
- Хочешь есть или пить? - спросила Флора, высокомерно постукивая носком ботинка по корзине. - Здесь всего много, раз ты находишь мое общество таким утомительным!
- Прекрати! Не сейчас…
- Ах, понимаю! Но вчера ночью, или, скорее, сегодня утром, было так… так…
- Да, - ответил он с таким же жаром. - Все было прекрасно и замечательно. Я повторяю: прекрасно и замечательно! Вот почему я должен задать тебе вопрос: Флора, мы с тобой когда-нибудь были женаты?
- Женаты?!
- Да. Я не шучу.
- Ничего себе! Ну и вопрос! Если… если и были, - вскричала Флора, - то я, должно быть, приносила обеты у алтаря во сне! И потом, ты… ни разу не просил меня выйти за тебя!
- Ты уверена? Тебе самой никогда не казалось, что мы женаты? А вот у меня возникло такое чувство. Когда я утром крался по лестнице вниз и вышел, никого не разбудив, то подумал…
- Меня удивило, - перебила она, - как тебе удалось не разбудить меня. Я всегда просыпаюсь, когда ты уходишь. Я протянула руку, но тебя рядом не оказалось. Ужас! Мне показалось, что ты ушел навсегда…
- Флора, остановись! Не говори ничего… сейчас не надо!
Он опустил голову и увидел зеленый бювар. Но он не думал о нем. Деревья с еще не облетевшими листьями - желтыми и красными - тихо шептались на ветру вокруг греческой беседки.
- Нет, - Чевиот озадаченно покачал головой, - не может быть! Ты заключена в этом веке и всегда жила в нем. А я…
- Что?
- Слушай! Всего три ночи назад я обещал рассказать тебе все. Я должен так поступить, но ты все равно мне не поверишь. Как тогда, у леди Корк, ты отпрянешь от меня и решишь, что я сошел с ума или напился, хотя глаза у меня ясные, а язык не заплетается…
- Не поверю?
- И все же я должен сказать, - упрямо повторил он, как будто не слышал ее. - Бывают сны и предчувствия - может, они живут в душе. Я думаю, Флора, скоро нас с тобой разлучат.
- Нет!
Она бросилась в его объятия, но не как пылкая любовница. Они разговаривали шепотом, словно отчаянно и тихо ссорились.
- Но что может нас разлучить? Ты хочешь сказать… смерть?
- Нет, любовь моя. Не смерть. Но… да, нечто в таком роде.
Флора протестующе вскрикнула. Чевиот еще крепче прижал ее к груди, и между ними разыгралась одна из бесконечных, болезненных сцен, в которой каждая сторона не правильно истолковывает слова другого; ссора никак не могла прекратиться. Флора утверждала, что он, по его словам, умрет; он возражал, что ничего подобного не говорил. Ссора все длилась и длилась, а тени удлинялись, и росла тоска.
- Тогда будь добр, объясни, что ты имел в виду! - всхлипывала Флора.
- Я стараюсь. Вскоре настанет час, который окажется часом победы и ликования, но всесильное время все изменит - и все растворится. Все! Как там говорится - "бестелесный образ"? Впрочем, не важно! О, как мне будет тяжело!
- Не понимаю! Не понимаю!
- Я видел сон…
- Ах, сон! Всем известно, что сны сбываются наоборот.
- Когда-нибудь сны станут истолковывать по-иному. Нет, возможно, мне не стоило называть то, что я видел, сном. - Он перевел дух. - Отлично! Лучше тебе знать правду. Когда ты однажды сказала, что я кажусь человеком из другого мира, ты была близка к истине. Я действительно…
- Миледи! Сэр!
Ушедшие в собственный мир, они не услышали громкого покашливания, которое, видимо, продолжалось уже достаточно долго. Когда кучер Роберт решил, что вот-вот задохнется от собственной тактичности, он тихонько позвал их.
Флора и Чевиот очнулись и подняли головы. Словно пробудившись ото сна, Чевиот заморгал и оглянулся. Стемнело. Тени стали такими густыми, что он с трудом различил очертания Роберта с фонарем.
Стало сыро; поднялся туман. Греческая беседка смутно белела в отдалении.
- Простите, миледи, - произнес Роберт, - но я решил, не пора ли возвращаться. Сейчас двадцать пять минут шестого.
Рука Чевиота метнулась к жилетному карману.
- Шестого?!
- Да, сэр. И даже больше. В двадцать пять шестого я вышел из "Собаки и грифа", а оттуда еще дойти надо.
Тут они услышали цоканье копыт на дороге. Лошади мчались галопом. Они быстро приближались. Чевиот решил, что всадников должно быть трое. Раскачивающийся фонарь в руке первого всадника высветил зеленовато-желтую листву.
Значит, Хогбен все же приехал. Двое других, должно быть, лейтенант Уэнтуорт и Фредди Деббит. Но Хогбен мог послать кого-то вместо себя…
- Роберт, - попросил Чевиот, - прошу вас, садитесь на козлы и как можно скорее везите леди Дрейтон домой.
Первый всадник выехал на поляну; другие следовали за ним. Лошади были в мыле; они бешено раздували ноздри. Когда первый всадник поднял фонарь, Чевиот замер в изумлении.
Хотя третьим всадником и вправду был лейтенант Уэнтуорт, вторым оказался сержант Балмер, а первым - инспектор Сигрейв. На его воротничке блеснул серебряный галун.
- Сэр, - прохрипел Сигрейв, опуская фонарь, - можно попросить вашего кучера гнать побыстрее?
- Что случилось? - спросил Чевиот. - И почему вы здесь? Я ожидал увидеть капитана Хогбена. У меня с ним… встреча в пять часов.
Сигрейв и Балмер переглянулись.
- Так вот оно что! - выпалил последний. - Теперь понятно, сэр. У капитана Хогбена в пять часов была назначена другая встреча. По всей вероятности, он хотел убедиться, что вы находитесь здесь и не помешаете ему. Он встретился с полковником и мистером Мейном в Скотленд-Ярде.
- С кем?!
- Сэр! Он обвиняет леди Дрейтон в убийстве мисс Ренфру, а вас - в сообщничестве. Он уже это сделал, он и мисс Луиза Тримейн. По их словам, они видели, как леди Дрейтон стреляла, как пистолет выпал из ее муфты и вы спрятали его под лампу. И они уже почти убедили в этом мистера Мейна!
Чевиот встал во весь рост. Он живо вспомнил галерею в доме леди Корк в ночь убийства. Вспомнил, как ему показалось, будто одна оранжевая с золотом створка дверей бальной залы открылась и тут же закрылась и в проеме мелькнуло что-то черное…
Его все-таки видели! И не кто-нибудь, а капитан Хьюго Хогбен.
Глава 19
Ответный удар
В четверть седьмого вечера допрос в резиденции полковника Роуэна и мистера Мейна был в самом разгаре.
- Готовы ли вы, капитан Хогбен, - спрашивал барристер, - подписать заявление в двух экземплярах, которое сейчас составляет наш клерк?
- Готов.
Будучи юристом, Ричард Мейн старался держаться предельно сухо, не выказывая ни радости, ни неудовольствия, однако в голосе его послышались мурлыкающие нотки. Он сидел за поцарапанным столом; свет лампы под красным стеклянным колпаком падал на стены, увешанные оружием. Полковник Роуэн стоял у стола, поигрывая желваками.
- Осторожнее, капитан! - сухо предупредил он. - Мы с мистером Мейном должностные лица, и ваши показания даются под присягой.
Хогбен, стоявший у стола, беззаботно скрестив руки на груди, окинул полковника надменным взглядом. Очевидно, он придерживался невысокого мнения о полковнике, командовавшем 52-м пехотным полком. Его чувства явственно отражались у него на лице.
- Что толку в пустой болтовне? - заявил Хогбен, тараща маленькие глазки. - Раз я так сказал, значит, так и есть.
- А вы, мисс Тримейн? - вежливо осведомился полковник Роуэн. - Готовы ли вы также подписать заявление?
Луиза Тримейн, сидевшая на стуле несколько поодаль, у окна, находилась на грани истерики. В конце концов, она была еще очень молода. Прижав муфту из чернобурой лисы к шубке из того же меха, она обернула к полковнику бледное лицо, на котором ее светло-карие глаза казались огромными.
В сером шелковом тюрбане Луиза выглядела совсем девочкой. И все же упрямство и настойчивость, унаследованные от человека, которого она называла милым, добрым и славным папочкой, помешали ей дать волю чувствам.
- Торжественно заявляю, как заявляла прежде, - подтвердила она четко, не глотая слов, - что я не видела, как леди Дрейтон… Я не видела, как она стреляла!
Последняя фраза привела ее в ужас; видимо, она не ожидала от себя, что произнесет такие страшные слова.
- Нет, нет! - тут же поправилась она. - Я верю Хьюго. А остальное я видела собственными глазами, что и подтверждаю. Правда, я пыталась обо всем рассказать вчера мистеру Чевиоту. Но я не видела, как леди Дрейтон кого-то убила.
- Осторожнее, дорогая! - Хогбен сделал предупреждающий жест и грозно нахмурился. - Мне вы говорили…
- Ничего я не говорила!
- Капитан! - отрывисто, приказным тоном бросил полковник Роуэн. Хогбен инстинктивно выпрямился, но тут же насмешливо скривился. - Помните, - продолжал полковник, - мы не потерпим, чтобы вы запугивали эту молодую леди!
Мистер Мейн, расположившийся в кресле, протестующе поднял руку.
- Полно, полно, мой милый Роуэн, - пробормотал он. - Ни о каком запугивании и речи не было. Мы обо всем договорились. Боюсь, теперь мы обладаем неопровержимыми данными против… Вы и теперь придерживаетесь столь же высокого мнения о своем мистере Чевиоте?
- Мы еще не выслушали его самого.
- Верно. Верно. Но он лгал нам, мой милый Роуэн! Хоть тут-то вы не сомневаетесь? Неужели вы думаете, что капитан Хогбен и мисс Тримейн все выдумали, особенно если учесть, что их слова лишь подтверждают мои подозрения?
Полковник Роуэн промолчал, и Мейн продолжил:
- Он ни словом не заикнулся о том пистолете… или о пистолете вообще! Он лгал нам, то есть совершил самый страшный проступок для полицейского. Будучи адвокатом, я…
- Для адвоката вы слишком пристрастны!
- Извините, Роуэн. Это вы слишком пристрастны. Мистер Чевиот нравится вам, потому что вы с ним одного поля ягоды. Он хорошо воспитан. Он спокоен. Он почтителен - с вами. Он никогда не бьет первым, однако, если его задеть, он наносит ответный удар быстро и сильно.
- Вот еще один английский принцип, - вежливо возразил полковник Роуэн, - который я рекомендую вашему вниманию.
- Но, - продолжал мистер Мейн, стукнув по столу, - его нравственные принципы находятся на недопустимо низком уровне. Либо он защищал свою любовницу, леди Дрейтон, которая, как всем известно, ненавидела мисс Ренфру, либо, запутавшись в отношениях с мисс Ренфру и желая избавиться от нее, сам и замыслил преступление. - Мистер Мейн развел руки в стороны. - Я говорю не голословно, Роуэн. Когда мы получим чистовые экземпляры заявления… - Услышав, как перо царапает по бумаге, мистер Мейн нахмурился и повернулся кругом. - Хенли, разве вы еще не закончили переписывать начисто?
Над конторкой старшего клерка в углу горела зеленая лампа. Мистер Хенли отложил перо.
- При всем моем уважении, сэр, - заговорил Хенли грубым, хриплым голосом, - писать нелегко, коли рука дрожит. И снова - при всем моем уважении к капитану и леди - это не может быть правдой.
- Хенли!
- Мистер Мейн, - возразил старший клерк, - я там был! Алан Хенли умел, когда хотел, быть незаметным. Однако его сильный, решительный характер все равно брал свое. Из-за лампы показалось его широкое лицо с густыми рыжеватыми бакенбардами; карие глаза сверкали.
- Раз я там был, а я ведь там был… - В его кулаке перо показалось очень маленьким. - Я должен был видеть все, о чем они говорят. Если пистолет выпал из муфты леди, а суперинтендент Чевиот спрятал его под лампу, как я мог ничего не заметить?
- Мог. - Хогбен, потерявший было дар речи, разгорячился. - И я скажу тебе почему, канцелярская крыса! Ты находился к ним спиной. Ты переворачивал убитую на спину, лицом вверх. Разве не так, малый? Да или нет?
- Да или нет, Хенли? - спокойно повторил мистер Мейн. На лбу мистера Хенли заблестели капельки пота.
- Возможно, - признал он, - чего-то я и не заметил. - Он кивнул в сторону едва не лишившейся чувств Луизы Тримейн. - Но ведь молодая леди говорит, что леди Дрейтон не стреляла из муфты! Да я ведь за ней наблюдал! И в муфте не было дыры от пули. Значит, она не могла стрелять.
- А что, если, - тихо спросил мистер Мейн, - она быстро отвернула край муфты, вот так… - он показал, - и выстрелила, чтобы на муфте не осталось следов пороха?
- Я…
- Вы могли бы присягнуть, Хенли, что такое невозможно?
Хенли начал медленно подниматься, опираясь на свою толстую палку из черного дерева. Но споткнулся и чуть не упал. Глаза его забегали, а потом уставились в пол.
- Ну… - нерешительно начал он.
- Значит, не могли бы? - не отставал адвокат.
- Нет, сэр, не присягнул бы, потому что…
- Значит, ваши показания не имеют ценности. Вам предстоит написать всего полдюжины строчек. Садитесь, мой добрый Хенли, и заканчивайте скорее.
Легкая улыбка, исполненная невыразимого превосходства, искривила губы Хогбена, когда старший клерк неуклюже опустился на стул. Но тут полковник Роуэн вдруг поднял руку.
- Тише! - приказал он.