Картина без Иосифа - Элизабет Джордж 18 стр.


- А это вовсе не симптомы отравления цикутой Линли немного повозился с последним ломтиком лосося, сбрызнул его лимоном, но есть не стал. После разговора с констеблем Шефердом он отбросил большинство доводов Сент-Джеймса, касающихся смерти викария. И готов был воспринять свое нынешнее приключение и долгую дорогу из Лондона просто как возможность поостыть после утренней ссоры с Хелен. Но теперь…

- Выкладывай, - сказал он.

Сент-Джеймс перечислил ему симптомы: избыточное слюноотделение, дрожь, конвульсии, боль в животе, расширение зрачков, беспамятство, остановка дыхания, полная парализация.

- Яд цикуты действует на центральную нервную систему, - заключил он. - Всего одна ложка может убить человека.

- Значит, Шеферд лгал?

- Не обязательно. Ведь она травница. Джози сказала нам об этом вчера.

- А ты мне - сегодня утром. В этом и состояла причина, по которой ты превратил меня в Немезиду на колесах. Вот только я не понимаю…

- Травы сродни наркотикам, Томми, и обладают таким же действием. Травы бывают разные. Одни стимулируют кровообращение, другие - работу сердца, третьи помогают расслабиться, четвертые усиливают отделение слизи… Короче, их функции покрывают виртуальный диапазон тех свойств, которые фармацевт смешивает по рецепту врача.

- Думаешь, она намеренно что-то приняла, чтобы заболеть?

- Что-то, вызывающее рвоту и жар.

- Но не может ли быть так, что она съела немного цикуты, приняв ее за дикий пастернак, почувствовала себя плохо сразу же после ухода викария и приняла рвотное. Тогда это бы объяснило. А разве от рвоты могла подняться температура?

- Возможно. Маргинально да. Впрочем, я сильно в этом сомневаюсь, Томми. Учитывая быстрое действие цикуты на организм, неужели она не сказала бы констеблю, что приняла рвотное, съев что-то подозрительное? И разве констебль не сообщил бы нам сегодня об этом?

Линли снова взглянул на гравюры. Элис Наттер по-прежнему хранила там упорное молчание, ее лицо становилось с каждой минутой все более бледным. Женщина с секретами, она унесла их с собой в могилу. Никто не знал, что удерживало ее язык - то ли запрещенная католическая вера, то ли гордость, то ли злость из-за того, что ее припер к стенке судья, с которым она не ладила. Но в отделенной от остального мира деревне аура загадочности всегда окружает женщину, у которой есть свои секреты и которая не желает посвящать в них остальных. Всегда кто-то испытывает настойчивое желание выкурить это существо из ее норы и заставить платить за все, что она держит в секрете.

- Так или иначе, но тут что-то неладно, - заявил Сент-Джеймс. - Я склонен думать, что Джульет Спенс не ошиблась и выкопала цикуту, чтобы сварить викарию. По какой-то причине.

- А если у нее не было причины? - спросил Линли.

- Тогда наверняка это сделал кто-то другой.

После ухода Полли Колин Шеферд залпом выпил виски. Чтобы руки перестали дрожать, решил он.

Спиртное обожгло внутренности. Но руки не перестали дрожать, и когда он поставил стакан на столик, тот застучал по дереву как дятел, клюющий кору. Нужно еще, подумал Колин. И осушил следующий стакан.

Нахлынули воспоминания. Большой Камень из Четверокаменья, потом Дальний Черный Амбар. Большой Камень представлял собой продолговатую гранитную глыбу, неизвестно с каких времен торчавшую среди жесткой травы на Лофтшоуском болоте, в нескольких милях к северу от Уинсло. Туда они и отправились на пикник в тот ясный весенний день, когда утих резкий ветер, долгое время дувший с пустошей, по яркому небу плыли пушистые облачка, а его синева казалась нескончаемой и вечной. Дальний Черный Амбар был конечной целью их прогулки, когда вино было выпито, а еда съедена. Прогуляться предложила Полли. Но направление выбрал он сам, прекрасно зная, что там находится. Он, исходивший с детства все болота и пустоши. Он, знавший каждую речку и ручеек, название каждого пригорка, каждую груду камней. Он привел ее прямо к Черному Амбару и предложил заглянуть внутрь.

Третий стакан он осушил, чтобы представить все случившееся в деталях. Как в его плечо впилась щепка, когда он распахнул побитую непогодой дверь. Резкий овечий запах и клочки шерсти, приставшие к раствору, скреплявшему камни. Два луча света, падавшие из дыр в старой шиферной крыше, сходились вместе на полу амбара. Полли встала туда и, смеясь, сказала:

- Я как на сцене под прожекторами, правда, Колин?

Когда он захлопнул дверь, остальное пространство амбара отступило, погрузилось в полумрак. Вместе с ним отступил и весь мир. Остались только два золотистых луча солнца и Полли в месте их соединения.

Она перевела взгляд с него на дверь, которую он закрыл. Потом провела ладонями по подолу юбки и сказала:

- Место для тайных встреч, правда? Дверь закрыта, и все. Вы с Энни приходили сюда? Ну, раньше, до этого. Приходили? Ну, ты меня понял.

Он не ответил, лишь покачал головой. Видимо, не хотел вспоминать о страданиях, которые ждали его дома в Уинсло. И Полли сказала:

- Я принесла камни. Позволь мне бросить их для тебя.

Не успел он ответить, как она встала на колени и извлекла из кармана черный бархатный мешочек с вышитыми на нем красными и серебряными звездами. Развязала тесемки и высыпала на ладонь восемь рунических камней.

- Я в это не верю, - заявил он.

- Потому что ничего не понимаешь. - Она села на пятки и похлопала рукой по полу. Он был каменный, неровный, растрескавшийся, покрытый бесчисленными выбоинами от копыт девяти тысяч овец. И еще немыслимо грязный. Он опустился рядом с ней на колени. - Что бы ты хотел узнать?

Он не ответил. Ее волосы горели в лучах солнца. Щеки зарделись.

- Пойдем со мной, Колин, - сказала она. - Там что-то должно быть.

- Ничего там нет.

- Должно быть.

- Нет.

- Тогда я брошу их для себя. - Она потрясла камни в руках, словно игральные кости, закрыла глаза и склонила голову набок. - Ладно. Что же мне спросить? - Камни дробно постукивали. Наконец она торопливо выпалила: - Если я останусь в Уинсло, встречу я свою верную любовь? - А потом сказала Колину с озорной улыбкой: - Ведь если она тут, то не торопится показаться. - Резко взмахнув запястьем, она бросила камни от себя. Они со стуком покатились по полу. Три камня лежали рисунком кверху. Полли наклонилась к ним и радостно всплеснула руками - Вот видишь, - сказала она. - Предзнаменования хорошие. Дальше всего лежит камень с кольцами. Это любовь и брак А рядом с ним камень удачи. Видишь, какой он, словно початок? Он означает богатство. А вот три летящих птицы ближе всего ко мне. Они говорят о неожиданных переменах.

- Значит, ты скоро выйдешь замуж за богатого. Уж не за Таунли-Янга?

Она засмеялась:

- Мистер Сент-Джон испугается, если узнает. - Она собрала камни. - Теперь твоя очередь.

Конечно, гадание ничего не значило. Он и не верил в него. Но все же спросил - задал единственный вопрос, интересовавший его тогда. Он задавал его себе каждое утро, когда просыпался; каждый вечер, когда наконец-то ложился спать.

- Поможет ли Энни новая химиотерапия? Полли нахмурила лоб:

- Ты уверен, что именно этот вопрос нужно задать?

- Бросай камни.

- Нет. Раз это твой вопрос, ты и бросай.

Он бросил. Подняв глаза, увидел, что открылся только один камень - с черной "Н". Как и камень с кольцами у Полли, он лежал дальше всех.

Она взглянула на него. Он заметил, что ее рука стала теребить край юбки. Она наклонилась, чтобы собрать камни в одну кучку.

- Боюсь, по одному камню ты ничего не прочтешь. Придется еще раз бросить.

Он схватил ее за руку:

- Ты говоришь неправду. Что означает этот камень?

- Ничего. По одному камню ничего нельзя прочесть.

- Не обманывай

- Правда.

- Он говорит НЕТ, верно? Впрочем, незачем было спрашивать. И так ясно. - Он отпустил ее руку.

Она принялась собирать камни и складывать их в мешочек. Наконец, остался только один, черный.

- Что означает этот камень? - снова спросил он.

- Горе. - Ее голос звучал приглушенно. - Разлука. Сиротство.

- Так… Ну… Да… - Он поднял голову и посмотрел на крышу, прикидывая, сколько плиток шифера понадобится, чтобы убрать солнечный свет, лившийся на пол. Одна? Двадцать? Будет ли это когда-нибудь сделано? Если кто-нибудь залезет на крышу, чтобы залатать прореху, не рухнет ли вся постройка?

- Прости, - сказала Полли. - Это было глупо с моей стороны. Я вообще тупая. Плохо соображаю.

- Ты не виновата. Она умирает. И мы это знаем.

- Но мне хотелось, чтобы сегодняшний день стал для тебя особенным. Чтобы ты хоть на несколько часов забыл обо всем. И зачем только я взяла эти камни. Я не предполагала, что ты спросишь… Но ты не мог не спросить… Как глупо! Как глупо!

- Перестань.

- Я сделала только хуже.

- Хуже не бывает.

- Бывает. И это из-за меня.

- Нет.

- О, Колин…

Он посмотрел на нее и с удивлением обнаружил, что его боль отразилась на ее лице. Его глаза стали ее глазами, его слезы ее слезами, его горестные морщины, выдававшие его горе, прорезали ее гладкую кожу.

Он подумал "нет, я не должен", когда протянул руки и взял в ладони ее лицо. Он подумал "нет, я не буду", когда стал целовать ее. Он думал "Энни, Энни", когда увлек ее на пол, когда она склонилась над ним, когда его рот искал ее груди, которые она высвободила для него - для него, - даже когда его руки поднимали кверху ее юбку, стягивали ее трусы, стаскивали его собственные трусы, звали ее к нему, побуждали сесть на него. Он нуждался в ней, желал ее, жаркую, мягкую, какое она чудо, совсем не робкая, как он думал, а открывшаяся ему, любящая. Сначала охавшая от странности ощущений, а потом она перевернулась вместе с ним, приподнялась навстречу ему, ласкала его голую спину, обхватила его ягодицы, заставляла войти в нее глубже, глубже и глубже, а ее глаза неотрывно смотрели на него, влажные от счастья и любви, в то время как вся его энергия набирала силу от удовольствия, которое давало ее тело, из его жара, из влаги, из шелковой темницы, которая держала его, желала его так же, как желал он, желал он, желал он, крича "Энни! Энн!", и достиг оргазма внутри тела ее подружки.

Колин выпил четвертый стакан. Ему хотелось обвинить во всем ее, хотя он понимал, что виноват он сам. Сучка, подумал он, не могла сохранить верность Энни. Даже не попыталась его остановить, разделась и позволила ему все, не сопротивляясь, не произнося ни единого слова раскаяния.

Но когда, крикнув "Энни!", он открыл глаза, то понял, какой удар нанес Полли. Что же, поделом ей, чтобы не совращала женатого мужчину. Он решил, что она нарочно принесла камни Что все рассчитала заранее. И не важно, как они упали, когда он бросил их на пол, она все равно сказала бы, что у него не остается никакой надежды. Она ведьма, эта Полли. И знала, что делает. Вот все и подстроила.

Колин понимал, что его "прости" не могло искупить его грехи, совершенные против Полли Яркин в тот весенний день в Дальнем Черном Амбаре и во все последующие. Ведь она протянула ему руку дружбы, хотя ей нужна была не дружба, а его любовь, и ей это было трудно, и тогда, и потом, а он отворачивался, чтобы наказать ее, потому что у него не хватало мужества признаться самому себе в собственной подлости.

И вот теперь она отдала тот самый камень с кольцами, положила его, а вместе с ним и все свои надежды на будущее счастье, на могилу Энни. Он понимал, что это еще один акт раскаяния, попытка заплатить за грех, в котором она играла лишь второстепенную роль. И это несправедливо.

- Лео, - произнес Колин. Лежавший у огня пес с готовностью вскинул голову. - Пойдем.

В коридоре он взял фонарь и свою тяжелую куртку. И вышел в ночь. Лео бежал трусцой рядом с ним, без привязи, трепеща ноздрями от запахов холодной зимы: дыма очагов, сырой земли, медленно растворяющихся выхлопов от проехавшего автомобиля, едва уловимого запаха жареной рыбы. В этой ночной прогулке псу не хватало того восторга, какой охватывал его днем, когда можно погоняться за птицами и напугать лаем овечку.

Они пересекли дорогу, вошли на церковное кладбище и направились, огибая могилы, к каштану, Колин освещал дорогу фонарем, Лео водил носом, принюхиваясь к запахам. Пес знал, куда они идут. Они часто бывали здесь и прежде. Поэтому он прибежал к могиле Энни раньше своего хозяина, стал нюхать все и там, чихнул, когда Колин сказал: Лео, нельзя!

Он посветил фонарем на могилу. Потом вокруг. Присел на корточки, чтобы разглядеть получше.

Что она сказала? Я сожгла для тебя кедр, Колин. Я положила пепел на могилу. Я положила на пепел кольцевой камень. Я дала Энни кольцевой камень. Но там его не оказалось. Единственное, что можно было принять за пепел от кедра, были еле заметные серые пятна на морозной плите. Хотя он и признал, что они могли остаться от сдутого ветром пепла, камень ведь не мог улететь вместе с ним. И если это так, то…

Он медленно обошел могилу, желая поверить Полли, дать ей шанс. Он подумал, что, может, собака сшибла его куда-нибудь в сторону, и он принялся искать, светя фонарем, переворачивал каждый камешек, ожидая увидеть сплетенные розовые кольца. Наконец, он отказался от поисков.

Он презрительно посмеялся над собственным чувством вины. Вина вызывает в нас желание поверить в искупление. Она выдала ему первую пришедшую ей в голову ложь, пытаясь, как всегда, свалить вину на него. Она делала все, чтобы оторвать его от Джульет. Но это ей не удастся.

Он направил фонарь на землю и описал им широкий круг. Взглянул сначала на север, в сторону деревни, где вверх по склону карабкались огни таким знакомым узором, что он мог назвать каждую семью за любым из этих огоньков. Потом перевел взгляд на юг, где росла дубрава и где за ней, на фоне ночного неба, виднелся черный силуэт холма Коутс-Фелл, похожий на человеческую фигуру в черном плаще. А у подножия горы стоял на поляне, давным-давно расчищенной в дубраве, Коутс-Холл, а возле него коттедж, где жила Джульет Спенс.

По какому нелепому поводу он пришел на кладбище. Он перешагнул через могилу Энни, в два прыжка добрался до ограды, перепрыгнул через нее, позвал пса и быстро загашал к тропе, ведущей из деревни на вершину холма. Он мог бы вернуться за "ровером". Так было бы быстрей. Но он подумал, что ему сейчас полезно прогуляться, чтобы окончательно утвердиться в сделанном выборе. А думается лучше всего, когда у тебя под ногами твердая земля, когда работают мышцы, а кровь энергично струится в жилах.

Шагая по тропе, он отмел в сторону мысль, мельтешившую в сознании, словно моль с мокрыми крылышками. В его положении такой незаметный визит в коттедж мог означать не только тайное свидание с Джульет, но и сговор между ними. Почему он выбрал такой путь в коттедж, если ему нечего скрывать? Если у него есть машина? Если на машине гораздо быстрей? Если ночь такая холодная?

Как это было в декабре, когда Робин Сейдж совершил прогулку в тот же коттедж Робин Сейдж, имевший машину, отправился пешком, несмотря на то, что уже лежал снег, а к утру снова ожидался снегопад. Почему Робин Сейдж отправился пешком?

Он любил прогулки и свежий воздух, подумал Колин. За те два месяца, что Сейдж прожил в деревне, Колин часто видел викария в забрызганных грязью сапогах, с палкой в руке. Он обходил все дома в деревне. Ходил кормить уток. В коттедж отправился тоже ради прогулки. Вряд ли у него была какая-то тайная цель.

Расстояние, погода, время года, похолодание, ночь. Предположения сами лезли в голову Колина, как и мысль, которую он гнал от себя. Он ни разу не видел, чтобы Сейдж гулял по ночам. После наступления темноты за пределы деревни ездил только на машине. Так он поступил в тот раз, когда отправился на ферму Скелшоу для встречи с семьей Ника Уэра. Так он делал, когда объезжал другие фермы.

Он ездил на машине даже на званый обед в имение Таунли-Янгов вскоре после своего прибытия в Уинсло, но Сент-Джон Эндрю Таунли-Янг ввиду низких церковных пристрастий викария вычеркнул его из списка знакомых. Так почему все-таки Сейдж отправился пешком к Джульетт Спенс?

Та же самая моль принесла на крылышках ответ. Сейдж не хотел, чтобы его кто-то видел, так же как и сам Колин не хотел, чтоб его увидели, как он идет в коттедж в тот же самый день, когда в деревню приехал Скотленд-Ярд. Признай это, признай…

Нет, подумал Колин. Это была атака на доверие и порядочность, в духе чудовищ с зелеными глазами. Уступка ей, пусть самая малая, означает верную смерть любви и крушение его надежд на будущее.

Он решил больше об этом не думать. Колин выключил фонарик, и хотя ходил по этой тропе добрых тридцать лет, ему пришлось сосредоточиться на дороге, где было много канав и рытвин. Ему помогали звезды. Они ярко сияли на хрустальном куполе неба, словно бакены на далеких берегах ночного океана.

Лео бежал впереди. Колин не видел его, но слышал, как похрустывала под собачьими лапами замерзшая земля Когда пес стал царапать передними лапами забор и весело тявкать, Колин улыбнулся. Через мгновение пес залаял всерьез. И тут же мужской голос крикнул: "Нельзя! Эй, ты! Нельзя!"

Колин включил фонарь и ускорил шаг. Лео прыгал и носился вдоль ограды, пытаясь добраться до мужчины, сидевшего наверху лестницы. Колин направил на него луч. Мужчина прищурился и отпрянул. Это был Брендан Пауэр, юрист. У него был с собой фонарик, но он им не пользовался. Фонарик валялся на земле, погашенный.

Колин позвал собаку. Лео послушался, но при этом поднял переднюю лапу и быстро поскреб ею по грубым камням стены, словно приветствуя сидевшего на лестнице.

- Извините, - сказал Колин. - Он, должно быть, вас напугал.

Он увидел, что пес напал на Пауэра, когда тот сидел и курил, этим и объяснялось, что он погасил фонарь. Его трубка все еще слабо дымилась, издавая вишневый запах.

Баловство, а не табак, говорит в таких случаях отец Колина с презрительной усмешкой Уж если ты куришь, парень, выбирай настоящий мужской табак.

- Ничего, все в порядке, - ответил Пауэр, протягивая руку, чтобы пес понюхал его пальцы. - Я вышел прогуляться. Люблю гулять вечерами. Приятно поразмяться после целого дня за столом. Помогает сохранять форму. Такие вот дела. - Он сделал затяжку и ждал, когда Колин заговорит.

- В Холл идете?

- В Холл? - Пауэр залез в карман куртки, достал кисет, развязал и погрузил туда трубку; он набивал ее свежим табаком, не очистив от старого. Колин с любопытством наблюдал за ним. - Да. В Холл. Верно. Проверяю работу, и все такое. Бек-ки волнуется. Все идет не так, как хотелось бы. Но вам это уже известно.

- После выходных не было никаких происшествий?

Назад Дальше