- Четыре пустые гильзы. Калибр шесть тридцать пять.
Мелкий калибр. Дамский или любителький пистолет, из которого надо стрелять чуть ли не в упор…
- Газетчики уже были?
- Двое, но быстро смотались. Торопились дать материал для провинциальных выпусков.
Инспектор Фурке терпеливо ждал. Он приплясывал от холода.
- Шабю вышел из этого дома?
- Да, - проворчал Мегрэ.
- Сообщите что-нибудь для печати?
- Постараюсь по возможности избежать этого. Его личные документы и бумажник у вас?
Фурке вынул из кармана и передал Мегрэ бумаги убитого.
- Тут есть его адрес?
- Площадь Вогезов. Вы намерены предупредить жену?
- Конечно. Нехорошо, если она узнает обо всем из утренних газет.
На углу авеню Вилье виднелся вход в метро "Мальзерб", со стороны которого к ним торопливо подходил Лапуэнт.
- Благодарю за звонок, Фурке. Простите, что так долго держал вас на морозе. Ну и холодище сегодня.
Мегрэ втиснулся в маленькую, но теплую машину. Вернувшийся Лапуэнт сел за руль и вопросительно посмотрел на шефа.
- Площадь Вогезов.
Дорогой молчали. Снежная пыль запорошила решетку парка Монсо с ее позолоченными остриями. Проехав Елисейские поля, свернули на набережную и вскоре достигли дома Шабю.
Проходя мимо привратницкой, Мегрэ бросил:
- К госпоже Шабю.
Их ни о чем не спросили. Мегрэ с инспектором остановились на втором этаже у массивной дубовой двери, где красовалась медная дощечка с выгравированной надписью: "Оскар Шабю". Было еще только половина одиннадцатого. Комиссар позвонил. Немного погодя дверь отворилась, и молодая горничная в фартуке и батистовом чепчике вопросительно посмотрела на пришельцев. Это была хорошенькая брюнетка, черное шелковое платье выгодно подчеркивало ее формы.
- Госпожа Шабю дома?
- Как прикажете доложить?
- Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.
- Минутку.
Из комнат доносились не то звуки радио, не то телевизора. Какие-то голоса переговаривались между собой. Возможно, показывали спектакль. Вдруг все смолкло, и мгновение спустя появилась женщина лет под сорок в пеньюаре изумрудного цвета. Лицо ее выражало удивление и беспокойство. Красивая, грациозная, она приятно поражала изяществом движений.
- Прошу, господа.
Хозяйка провела их в просторную гостиную. У телевизора, который, видимо, только что выключили, стояло кресло.
- Садитесь, пожалуйста. Уж не случилось ли что-нибудь с мужем?
- К сожалению, сударыня.
- Он ранен?
- Увы, наша весть еще прискорбнее.
- Вы хотите сказать…
Мегрэ утвердительно кивнул головой.
- Бедный Оскар. - Она не заплакала, только понурила голову. - Он был один в машине?
- Речь идет не о дорожной катастрофе. В него кто-то стрелял.
- Женщина?
- Нет, мужчина.
- Бедный Оскар! - повторила госпожа Шабю. - Где это произошло? - И видя, что Мегрэ заколебался, сочла нужным добавить: - Не бойтесь, говорите прямо: я ведь знала все. Мы давно разлюбили друг друга. Не сохранилась даже супружеская близость. Для меня он оставался лишь добродушным малым. Я видела в Оскаре то, что он тщательно скрывал от других, - неуверенность в себе. А на людях он был заносчив, орал на них и с удовольствием грохал кулаком по столу.
- Вам известен дом на улице Фортюни?
- Да. Он возил туда всех своих любовниц. Я даже знакома с этой симпатичной госпожой Бланш: однажды мужу вздумалось показать мне это местечко. Я же говорю, мы оставались добрыми друзьями. С кем был он на этот раз?
- Со своей личной секретаршей.
- С Кузнечиком? Это он прозвал ее так. Так ее все и звали.
Лапуэнт во все глаза смотрел на госпожу Шабю, совершенно ошеломленный ее невозмутимостью.
- В него стреляли в самом доме?
- Нет, на тротуаре, в тот момент, когда он садился в машину.
- Преступник задержан?
- Успел убежать и скрыться в метро. Простите, сударыня, но раз уж вы в курсе любовных увлечений вашего мужа, не приходит ли. вам на память, кто мог особенно желать ему смерти?
- Да кто угодно, - обезоруживающе улыбнулась госпожа Шабю. - Любой из обманутых мужей, любая брошенная любовница. На свете есть еще ревнивцы.
- Он не получал угрожающих писем?
- Не думаю. Он был в интимных отношениях с женами некоторых наших приятелей, но я не вижу среди них ни одной, чей муж способен из ревности убить любовника. Не заблуждайтесь насчет Оскара. Он не был из породы пожирателей сердец. Скотом, несмотря на свою внешность, - тоже. Я, вероятно, удивлю вас, если скажу, что он был человек робкий и поэтому испытывал постоянную потребность в самоутверждении. И ничто его так не убеждало в своей полноценности, как сознание, что он может овладеть любой женщиной.
- И вы всегда были к нему так снисходительны?
- Первое время он все от меня скрывал. Потом я стала узнавать, что он спит то с одной, то с другой из моих подруг. Однажды я застала его врасплох с любовницей. Произошел долгий откровенный разговор, но мы остались друзьями. Теперь понимаете? Тем не менее смерть его большая потеря для меня. Мы так привыкли друг к другу. И мы любили друг друга.
- Он тоже не ревновал вас?
- Оскар предоставил мне полную свободу действий, но из мужского самолюбия старался не вникать в подробности моей личной жизни. Где находится тело?
- В институте судебной медицины. Я вынужден просить вас заехать туда утром, чтобы официально опознать убитого.
- Куда его ранило?
- В грудь и живот.
- Долго мучился?
- Смерть наступила почти мгновенно.
- Кузнечик была при этом?
- Нет. Господин Шабю вышел из дому первым.
- Значит, в ту минуту он был один?
- Да. У меня к вам еще просьба. Не составите ли вы к завтрашнему дню список своих приятельниц, которые могли состоять в интимной связи с вашим мужем?
- Вы убеждены, что стрелял мужчина?
- Так утверждает госпожа Бланш.
- Она не успела закрыть за Оскаром?
- Она подсматривала через дверной глазок. Благодарю вас, госпожа Шабю. Сожалею, что принес вам печальную весть. И простите, последний вопрос: живет ли в Париже кто-нибудь из родственников покойного?
- Да, его отец, старик Дезире. Ему семьдесят три года. Но он все еще не хочет оставить свое бистро на набережной Турнель. Оно называется "В маленьком Сансере". Дезире давно овдовел и живет с одной из официанток, женщиной лет пятидесяти. В машине Мегрэ спросил Лапуэнта:
- Ну как?
- Довольно любопытная особа. А вы верите тому, что она говорит?
- Безусловно.
- Нельзя сказать, чтобы она особенно горевала.
- Это придет. Может быть уже сегодня ночью, когда она ляжет спать одна. Поплачет, вероятно, и горничная: она наверняка спала с хозяином.
- Маньяк он был, что ли?
- В какой-то мере да. Есть люди, которым такие любовные связи необходимы, чтобы поверить в себя. Его жена очень верно это подметила… Едем теперь к старому Дезире. Только бы он еще не закрыл уже свой кабачок.
Они подкатили к бистро "В маленьком Сансере" как раз в ту минуту, когда седой человек в синем фартуке из плотной ткани опускал железные шторы. Сквозь приоткрытую дверь виднелись стулья, поднятые на столы, опилки на полу и грязные стопки на оцинкованной стойке.
- Закрыто, господа.
- Нам необходимо поговорить с вами.
- Со мной? А вы кто такие будете?
- Мы из уголовной полиции.
- Вот оно что! Какие же у меня могут быть с вами дела? - Старик нахмурился. - Ну что ж, заходите.
Вошли в бистро. Дезире запер дверь. Большая печь в углу излучала тепло.
- Речь не о вас, а о вашем сыне. Дезире недоверчиво смотрел хитроватыми глазами крестьянина.
- И что же натворил мой сын?
- Ничего. С ним стряслась беда.
- Я всегда говорил ему: не гоняй на большой скорости. Тяжело ранен?
- Не ранен - убит.
Старик ушел за стойку. Молча налил себе виноградной водки, одним глотком осушил стопку.
- Выпьете? - спросил он.
Мегрэ утвердительно кивнул. Лапуэнт отказался: он терпеть не мог виноградной водки.
- Как это случилось?
- Его застрелили из пистолета.
- Кто?
- Это я и выясняю.
Морщинистое лицо старого Шабю осталось бесстрастным, только взгляд еще больше посуровел.
- Невестка знает?
- Да.
- Что она говорит?
- Ей известно не больше, чем нам.
- Шестой десяток лет я стою за этой стойкой… Идите за мной. - Старик провел их в кухню и зажег свет. - Посмотрите.
На стене висела фотография мальчугана лет семи-восьми, с обручем в руке. На другом снимке тот же мальчуган был уже в костюмчике для первого причастия.
- Это он. Тут, на антресоли, и родился. В этом же квартале бегал в начальную школу, потом в лицей. Дважды проваливался на выпускных экзаменах. Стал агентом по сбыту вин. Стаптывал башмаки, бегал по домам. Потом виноторговец из Макона взял его помощником в парижскую контору. Оскару не всегда сладко жилось, поверьте, он немало погнул спину. Женившись, он едва мог прокормить жену.
- Он ее любил?
- А как же! Она служила у его хозяина машинисткой. Сперва они устроились в тесной квартирке на улице Сент-Антуан. Детей у них не было, Оскар готовился завести свое дело, но я ему не советовал: был уверен, что он прогорит. А вышло наоборот: ему повезло. За что ни возьмется - во всем удача. Видали на Сене его баржи с "Вином монахов"? Впрочем, чтобы выбиться наверх, одной удачи мало. Надо быть крутым, никому не давать спуску. Его богатство обернулось нищетой для многих мелких торговцев, и хоть он сам тут вроде бы ни при чем, врагов у него довольно. Люди есть люди.
- Вы хотите сказать, что покушение мог совершить кто-нибудь из разорившихся конкурентов?
- Скорее всего так.
Дезире не упоминал ни любовниц своего сына, ни их мужей. Интересно, он в курсе дела?
- Не назовете ли кого-нибудь, кто затаил на него обиду?
- Сам я ничего такого не знаю, на складах Берси вам смогли бы порассказать об этом. - Старик пожал плечами. - Сын слыл там за человека, с которым шутки плохи.
- Часто он вас навещал?
- Можно сказать, никогда. С тех пор, как он обзавелся собственным делом, мы перестали понимать друг друга.
- Вы не могли простить ему жестокости к людям?
- Это или другое - какая разница? - И неожиданно, слегка дрожащим указательным пальцем Дезире смахнул со щеки слезу, одну-единственную. - Когда можно будет взглянуть на него?
- Завтра утром в институте судебной медицины.
- Это там, внизу, на том берегу?
Старик снова наполнил стопки. Взгляд его был устремлен в одну точку. Мегрэ выпил и, простившись с Дезире, занял свое место в машине.
- Сначала отвези меня, потом уже поедешь к себе, - сказал он Лапуэнту.
Было около полуночи, когда он поднялся по лестнице и увидел жену, поджидавшую на площадке у приоткрытой двери.
- Ты не простыл? - обеспокоенно спросила она.
- Я почти не был на улице - раскатывал в машине.
- Но ты охрип…
- Но я же не кашляю. Насморка тоже нет.
- Посмотрим, что будет утром. А пока я приготовлю тебе грог и дам две таблетки аспирина… Твой мальчишка сознался?
Мадам Мегрэ знала, что Стирнэ убил свою бабку.
- Без всяких усилий с моей стороны.
- Убил из-за денег?
- Он безработный. Три месяца не платил хозяйке. Его согнали с квартиры.
- Садист?
- Какое там? Просто у него развитие десятилетнего ребенка. Не отдает себе отчета ни в том, что случилось, ни в том, что его ждет. На вопросы отвечает без уверток и старательно, как школьник.
- Выходит, он невменяемый?
- К счастью, решать это не мне, а суду.
- Кто будет его защищать?
- Как всегда, адвокат из начинающих, никому в суде не известный: у мальчишки всего три франка в кармане… Но задержался я не из-за него, а из-за человека весьма заметного. Его застрелили, когда он выходил из самого шикарного дома свиданий в Париже…
- Ну, я пошла варить грог, а то уже вода кипит.
Мегрэ стащил с себя волглую одежду, натянул пижаму и, поколебавшись, набил трубку. Вместе с привычным вкусом и запахом табака он ощутил противный привкус простуды.
Глава 2
Когда жена, принеся утреннюю чашку кофе, коснулась рукой его плеча, Мегрэ испытал, как в детстве, соблазн пожаловаться на недомогание, чтобы ему разрешили еще немного поваляться в теплой постели.
Голова болела, ломило в висках. Лоб покрылся испариной. Оконные стекла заливал ровный молочно-белый свет, словно они были матовыми.
Мегрэ выпил кофе и решил вставать. Ворча, он подошел к окну взглянуть, что делается на улице. В утреннем тумане мелькали первые редкие прохожие. Засунув руки в карманы, они торопились в метро.
Все еще не стряхнув с себя сон, Мегрэ допил кофе, а затем долго стоял под душем. Потом побрился, думая о Шабю, образ которого неотступно преследовал комиссара.
Кто из тех, кто рисовал ему этот образ, ближе всего к истине? Для Бланш он был только клиентом, одним из самых выгодных клиентов, никогда не забывавшим заказать шампанское. Шабю сорил деньгами, чтобы продемонстрировать всем, как он богат, и с великим удовольствием рассказывал: "Я начинал простым торговым агентом, таскался из дома в дом. А отец и сейчас еще держит кабачок на набережной Турнель. Он у меня малограмотный".
Кем Шабю был на самом деле для Кузнечика? Мегрэ чувствовал, что убитый ей был не безразличен. Анна-Мари знала, что она далеко не единственная, с кем Шабю уединяется в тихом отеле на улице Фортюни, однако не похоже было, чтобы она ревновала.
Еще менее ревнивой оказалась госпожа Шабю. Мегрэ припоминал некоторые детали, поразившие его в доме на площади Вогезов. Например, портрет маслом, в натуральную величину, висевший на стене в гостиной. Шабю презрительно смотрел в пространство, сжав кулак и словно готовясь нанести удар.
- Как ты себя чувствуешь?
- После второй чашки кофе окончательно буду в порядке.
- А все-таки прими аспирин и поменьше выходи сегодня на улицу. Я сейчас вызову такси по телефону.
По дороге на набережную Орфевр Мегрэ ни на минуту не забывал о виноторговце. Он чувствовал, что как только вдохнет жизнь в этот расплывчатый образ, поймет характер Шабю, найти убийцу уже не составит труда.
Туман все не рассеивался, и комиссар вынужден был включить свет. Он распечатал почту, подписал несколько распоряжений и ровно в девять направился в кабинет шефа. Мегрэ коротко доложил о Тео Стирнэ.
- Вы считаете его умственно отсталым?
- Нет никакого сомнения, что адвокат будет строить защиту именно на этом, если только не предпочтет тему трудного детства и тяжелой наследственности. Но парень нанес пятнадцать ударов кочергой, и у прокурора есть основание говорить о садистских наклонностях, тем более что убита родная бабка. Стирнэ явно не отдает себе отчета в том, что его ждет, и старательно отвечает на вопросы. Он не видит в своем поступке ничего из ряда вон выходящего.
- Так. Ну, а преступление на улице Фортюни, о котором очень кратко сообщили утренние газеты?
- Об этом деле еще много будут писать. Шабю - человек богатый и известный. Даже в метро то и дело натыкаешься на рекламу фирмы "Вино монахов".
- Преступление на почве ревности?
- Пока не знаю. Покойный, кажется, делал все, чтобы нажить себе врагов. Придется искать одновременно в разных направлениях.
- Верно, что он вышел из дома свиданий?
- Вы и это прочли в газетах?
- Нет, но предположение напрашивается само собой, я знаю улицу Фортюни.
Мегрэ вернулся в свой кабинет, размышляя о госпоже Шабю. Она тоже не заплакала, хотя случившееся, видимо, было для нее ударом. Насколько она моложе мужа? Лет на пять или шесть. Откуда взялись у нее такая элегантность и уверенность в себе, сквозившая в каждом жесте и слове?
Шабю встретился с ней, когда ему приходилось туго затягивать ремень, а она была простой машинисткой. Но и теперь, одеваясь у лучших парижских портных, виноторговец выглядел простоватым и неуклюжим. Он словно не успел еще привыкнуть к своему стремительному взлету и вечно старался выставить напоказ свое богатство.
Разумеется, их квартиру, если оставить в стороне нелепый портрет в гостиной, обставила жена. Современность и старина, гармонично сочетаясь, создавали приятный ансамбль, где каждый чувствовал себя удобно и уютно.
Что она теперь делает? Вероятно, готовится ехать в институт судебной медицины. Но и там, в тягостной атмосфере помещения, прежде именовавшегося моргом, госпожа Шабю останется невозмутимо спокойной…
- Ты здесь, Лапуэнт?
- Да, патрон.
- Едем. На набережную Шарантон. - Мегрэ натянул тяжелое пальто, обернул шею шарфом, нахлобучил шляпу и, выходя из кабинета, раскурил трубку. Во дворе они сели в одну из машин.
- Куда? - осведомился Лапуэнт.
- Набережная Шарантон.
Они покатили по набережной Берси, вдоль которой за решетчатой оградой высились бесконечные склады. На каждом было выписано имя владельца. Три самых больших принадлежали Шабю. Со стороны реки, у пристаней, тянулись штабеля бочек, непрерывно сгружаемых с барж. Всюду "Вино монахов". Везде Оскар Шабю.
В тупике стояла старинная каменная постройка. На просторном дворе, также загроможденном бочками, грузили в крытые фургоны ящики с бутылками. Погрузкой, по всей видимости, руководил человек с отвислыми усами, в синем фартуке.
- Сейчас загоню машину во двор и готов сопровождать вас.
Даже во дворе чувствовался сильный запах солода. Он преследовал и в широком коридоре, у входа в который висела эмалевая табличка: "Входите без звонка". Одна из дверей слева была открыта. В довольно мрачной комнате, у телефонного коммутатора, сидела косенькая девушка.
- Что вам угодно?
- Мне нужен личный секретарь господина Шабю.
В глазах телефонистки мелькнуло подозрение.
- Вы хотите говорить именно с ней?
- Да.
- Вы с ней знакомы?
- Да.
- И вам известно, что произошло?
- Да. Передайте, что ее хочет видеть комиссар Мегрэ.
Девушка еще внимательнее посмотрела на Мегрэ. Потом перевела взгляд на юного Лапуэнта, который явно произвел на нее большое впечатление.
- Алло, Анна-Мари? Тут пришел некий комиссар Мегрэ и еще молодой человек, не знаю его имени. Хотят тебя видеть. Ага. Ладно. Я их провожу.
Стены пыльной лестницы давно требовали свежей окраски. По пути Мегрэ и Лапуэнту встретился молодой человек с кипой бумаг в руках. Вверху на площадке уже поджидала Анна-Мари. Она проводила их к сэоему рабочему месту в кабинете Шабю, просторном, но лишенном всяких притязаний на роскошь.