Старик прошел мимо. Удивительные глаза задержались на миг на лице Эллери и устремились дальше - не столько мимо него, сколько сквозь него.
Второй мужчина выглядел обычно только по сравнению с первым. Он тоже был загорелым дочерна - и если чуть менее, чем старик, то, возможно, потому, что был вдвое моложе его. На вид Эллери дал ему сорок с небольшим - его борода была абсолютно черной. Одежда более молодого мужчины была из той же грубой ткани, но выглядела совершенно по-другому - простая блуза без воротничка, открытая у горла, и брюки, не прикрывающие икр. На плечах он держал по стофунтовому мешку с солью и сахаром.
Серые глаза с робким любопытством задержались на лице Эллери, затем устремились на "дюзенберг" и расширились от благоговейного восторга, который автомобиль если когда-нибудь вызывал, то лишь своим почтенным возрастом. Снова бросив взгляд на Эллери, младший незнакомец последовал за стариком к фургону и начал грузить товары.
Эллери шагнул в магазин. После пекла снаружи тусклая прохлада показалась ему добрым самаритянином - некоторое время он просто стоял, наслаждаясь ею и оглядываясь вокруг? Магазин был небогатым - немногочисленные товары лежали на просевших полках и свисали с потолка. Собственно лавка была слишком мала, чтобы занимать все помещение, - в задней стене виднелась дверь, почти заблокированная стопкой картонных коробок с надписью "Томаты", очевидно ведущая в кладовую.
Вдоль одной из стен тянулся обшарпанный прилавок, за которым склонился над гроссбухом маленький человечек с моржовыми усами на круглом румяном лице - вероятно, Отто Шмидт. Он не заметил посетителя, поэтому Эллери стоял, не столько наблюдая, сколько испытывая чувственное наслаждение от освежающей прохлады. Внезапно старик вернулся в магазин и бесшумно подошел к прилавку. Его почерневшая рука скользнула в складку одеяния, достала какой-то предмет и положила его перед коротышкой.
Шмидт поднял взгляд, увидел Эллери и быстро сунул предмет в карман. Но Эллери успел заметить, что эта монета, достаточно большая, чтобы быть серебряным долларом, и блестящая и яркая, как будто была абсолютно новой. Но новые серебряные доллары не чеканили уже несколько лет. Возможно, это иностранная монета. В Мексике известны колонии бородатых русских сектантов...
Но доллар это или песо, одной серебряной монеты казалось маловато, чтобы заплатить за кучу товаров, которые грузили в фургон.
Ни старик, ни человек за прилавком не произнесли ни слова. Очевидно, они обо всем договорились заранее. Мимолетный взгляд вновь пронзил Эллери, после чего старик невероятно легкой походкой вышел из лавки.
Эллери не мог устоять перед подобной загадкой, а даже если у него было желание ей противиться, он слишком устал для борьбы и последовал за незнакомцем.
Эллери успел увидеть, как старик поставил ногу на колесо и легко поднялся к высокому сиденью, на котором поместился его младший спутник, и второй раз услышать глубокий, низкий голос:
- Очень хорошо, Сторикаи.
Сторикаи? Какое необычное имя! И произнесено со странным акцентом. А в голосе слышалось столько силы и покоя...
Вздохнув и покачав головой, Эллери вернулся в магазин, впитывая всеми порами запахи старого дерева, кофейных бобов, керосина, пряностей, табака, уксуса, а самое главное, прохладу.
- Никогда не видели ничего подобного, а? - весело спросил лавочник, и Эллери пришлось с ним согласиться. - Ну, это свободная страна, а они никому не мешают. Чем могу служить?
Можно ли наполнить бак "дюзенберга" бензином высшего качества? Нет, такого в лавке не имеется - на проселочной дороге, вроде этой, на него нет спроса. Ну, тогда сойдет обычный. Что? Да, у него есть талоны на бензин... Отто Шмидт вернулся, взял у Эллери десятидолларовую купюру с таким выражением лица, словно никогда не видел ее раньше, взъерошил пару раз свой чубчик и отсчитал сдачу... Что-нибудь еще?
Эллери попросил табак для трубки, уплатил за него и огляделся вокруг, думая, что еще ему нужно.
- Как насчет ужина? - проницательно осведомился мистер Шмидт.
Эллери кивнул, сразу осознав, что именно этого ему не хватает.
- Тогда садитесь за тот столик. Окорок, яйца, кофе и пирог вам подойдут? Могу открыть банку консервированного супа...
- Нет, не стоит.
Эллери чувствовал себя виноватым из-за все еще нераскрытой коробки с ленчем, приготовленным Эвелин, но ему хотелось горячей пищи. Столик был без скатерти, но чистый, и на нем лежал потрепанный экземпляр "Зари Рис-Ривер и Солнца Остина", датированный прошлым ноябрем.
Остин... Должно быть, это Невада - это не может быть Остин в Техасе или Калифорнии. Хотя, следуя на запад из Невады, он должен был пересечь ее границу где-то здесь. Надо спросить мистера Шмидта, что это за штат. Но лавочник жарил окорок в кухне, а ко времени его возвращения вопрос вылетел у Эллери из головы.
Окорок, яйца, кофе и пирог появились на столе одновременно. Для деревенской лавки посреди пустыни они были на редкость хороши. Даже пирог оказался с сюрпризом. Под хрустящей коричневой коркой была кисло-сладкая фруктовая наминка с пряным привкусом, напомнившим Эллери корицу и что-то еще.
Он поднял взгляд и увидел, что мистер Шмидт улыбается.
- Это гвоздика, - объяснил лавочник.
- Да, - кивнул Эллери. - Я почуял гвоздику, но подумал, что этот запах от окорока. Просто великолепно!
Круглое лицо мистера Шмидта расплылось в улыбке.
- Там, откуда я приехал, было много корнуолльцев - мы им дали прозвище "кузен Джек", - и они добавляли в пирог гвоздику вместо корицы. Я подумал, почему бы не использовать то и другое, и с тех пор так и делаю.
Эллери указал на стул напротив:
- Как насчет того, чтобы присоединиться ко мне за чашкой кофе?
- Благодарю вас.
Сияющий Отто Шмидт принес себе из кухни чашку кофе, сел за стол и начал болтать без умолку, словно Эллери открыл затычку. Очевидно, ему нечасто попадались собеседники.
Он был родом из маленького городка на севере Висконсина, где вел дела в отцовской бакалейной лавке.
- Этого едва хватало на жизнь, - продолжал Шмидт. - А после смерти папы у меня не осталось родственников в Штатах. Потом две беды случились почти одновременно...
Разразился кризис, и у Шмидта начались нелады со здоровьем. Врач советовал ему теплый, сухой климат, а все уменьшающая способность покупателей оплачивать счета положила конец бизнесу.
- Лавка принадлежала моей семье больше сорока лет, - продолжал толстячок, - но у меня не осталось выбора. Я расплатился с поставщиками, распродал товары по сниженным ценам и отправился на запад с пятью сотнями долларов в кармане, понятия не имея, куда еду и чем буду заниматься. За милю отсюда в моем драндулете кончился бензин. Я добрался сюда "автостопом" и познакомился с парнем по имени Парслоу, который владел этим магазинчиком. Он был сыт им по горло, и я предложил ему за него пять сотен - половину наличными. Он начал торговаться, но я сказал ему: "Моя машина стоит на дороге в миле отсюда и не нуждается ни в чем, кроме бензина. Можете забирать ее в уплату второй половины". - "Договорились", - согласился он. Мы заключили сделку, Парслоу наполнил канистру бензином и собрался уходить. "Вы ничего не забыли?" - спросил я. "О чем вы?" - отозвался он, хлопая себя по карманам. "Пятьдесят центов за бензин". Он выругался, но заплатил. С тех пор я здесь.
Шмидт довольно усмехнулся. Ему не хочется никуда уезжать отсюда, заверил он Эллери. Он заработал немного денег, но, даже когда ездит раз в год в Лос-Анджелес, его всегда тянет назад. На краю пустыни так... Шмидт заколебался, неуверенно описывая пухлыми ручками круги в воздухе... Так чисто! Днем можно все видеть на мили вокруг, а ночью... Ночью кажется, что видишь на миллионы миль!
- А кто эти двое, которые были здесь, когда я приехал? - внезапно спросил Эллери.
- Отшельники. Живут где-то в пустыне.
- Отшельники?
- Вроде того. Не знаю, чем они зарабатывают на пропитание, - в магазине они бывают только пару раз в году. Славные ребята - может быть, немного странные, но, как я говорил, никому не мешают. Каждый имеет право жить по-своему, если только дает жить другим.
Эллери охотно согласился и встал. Мистер Шмидт быстро предложил еще пирога и кофе, надеясь задержать его. Но Эллери улыбнулся, покачал головой, оплатил счет и сказал, что, пожалуй, лучше спросить дорогу.
- Дорогу куда? - осведомился маленький человечек.
Эллери выглядел озадаченным. Действительно, куда?
- В Лас-Вегас, - ответил он.
Шмидт взял Эллери за руку и повел к двери, где описал ему маршрут, сопровождая это многочисленными повторениями и жестами. Как Эллери вспоминал позже, суть сводилась к следующему:
- Поезжайте по этой дороге вдоль края пустыни. Не сворачивайте ни на одну дорогу, отходящую налево, а на первой развилке сворачивайте направо. Эта дорога приведет вас к шоссе на Лас-Вегас.
Эллери попрощался и поехал в указанном направлении, полагая, что больше никогда не увидит ни магазин "Край света", ни его владельца.
* * *
Он снова сидел за рулем, направляясь домой по тропе пионеров, но в обратную сторону. Горячая пища добавила к усталости дремоту, и ему пришлось вести с ней нескончаемую битву.
Эллери старался не закрывать глаза, чтобы не пропустить "первую развилку", где нужно было свернуть направо к шоссе на Лас-Вегас. Пару раз он замечал "дорогу, отходящую налево" и проезжал мимо с чувством торжества. Он забыл спросить Отто Шмидта, как далеко находится Лас-Вегас и сколько ему придется ехать по этой дороге.
Солнце клонилось к закату, и Эллери начал развлекать себя фантазиями, будто он этим вечером и не рассчитывает достичь никакого места назначения. Это заставило его вспомнить легенду о Питере Рагге - Исчезающем Человеке, новоанглийской версии Летучего Голландца, который отвергал святое причастие и в наказание был приговорен к вечной гонке в призрачной карете в попытке достичь.
Бостон, постоянно от него ускользающий. Возможно, думал Эллери, будущие путешественники повторят историю древнего "дюзенберга" и его призрачного водителя, то и дело останавливающегося спросить, далеко ли Лас-Вегас.
Стараясь не отрывать от дороги не только слипающиеся глаза, но и блуждающие мысли ("первая развилка... поворот направо..."), Эллери вновь подумал о старике с его странной речью, странной одеждой и столь же странной безмятежностью. Забавно встретить такого в двадцатом веке, на сто шестьдесят восьмом году независимости Соединенных Штатов, даже в пустыне, где время остановилось. Но был ли век, когда этот старик не вызывал бы жгучий интерес, недалекий от благоговейного страха?
Группа пустынных ив с розовыми цветами привлекла внимание Эллери. В следующий момент он забыл о них, но, возможно, они побудили его мысленно перенестись на тысячелетия назад, в другую пустыню, по которой бродили люди в бурнусах, а среди них похожие на этого старика, которых называли патриархами, пророками или апостолами.
Старик из фургона и его слова: "Очень хорошо, Сторикаи", произнесенные по-английски со странным акцентом - едва ли с таким, с каким говорят те русские сектанты в Мексике... Но самым замечательным были не его акцент, не его голос, лицо или одежда, а непоколебимое спокойствие и поразительная аура... величия? Нет-нет! Тогда чего же?
Праведности - вот верное слово! Не убежденности в собственной правоте, а неуклонной прямоты, примирения с Богом... Это чувство лучилось в его глазах. Какие замечательные глаза у этого старика!
Гораздо позже, вспоминая похожее на сон путешествие, Эллери пришел к выводу, что, пока он размышлял о глазах старика, его собственные глаза не заметили развилку, о которой говорил Отто Шмидт. Во всяком случае, он свернул не направо, а налево.
Борясь с дремотой и усталостью, Эллери осознал, что дорога, по которой он едет, уже не огибает пустыню, а углубляется в нее. Острые ветки юкки торчали во все стороны, словно нащупывая что-то вслепую; слабый запах песчаной вербены щекотал ноздри, пока не вытеснился более сильным и тяжелым, знакомым запахом...
Снова горящая полынь...
Эллери будто впервые увидел дорогу. Грязь сменилась песком, в котором тянулись две узкие коней. Но даже теперь ему не пришло в голову, что он едет не туда и что лучше свернуть, пока еще не совсем стемнело. Должно быть, следы оставил очень старый автомобиль, думал он. Хотя нет, автомобиль не ездил по этой дороге, так как на сорняках, растущих посредине, нет следов масла.
Эллери остановил машину и огляделся вокруг. Всюду была пустыня - высохший кустарник, колючие кроны юкки, камни, валуны, песок. Он остановился вовремя - дорога закончилась, упираясь и гребень. Что было по другую его сторону, Эллери предпочитал не думать. Возможно, обрыв.
Свет начинал тускнеть. Эллери быстро встал в открытой машине и вытянул шею.
Он сразу увидел, что гребень был частью невысокой гряды холмов, окружающих долину, похожую на дно чаши, - скорее не долина, а узкая впадина. Но геологические подробности его не интересовали. Слово "долина" пришло ему на усталый ум и осталось там.
Покуда Эллери стоял в открытом автомобиле, не выключая мотор, на гребне внезапно появилась фигура. Четкий силуэт картинно вырисовывался на фоне лимонно-желтого неба. Мантия с капюшоном, обрамляющим чеканный профиль и торчащую вперед бороду, длинный посох в правой руке, а в левой... Это был ни кто иной, как старик из фургона у магазина "Край света".
Эллери стоял неподвижно, наполовину уверенный, что стал жертвой пустынного миража или что, возможно, появление этого воплощения образа патриарха каким-то образом связано с недавним помрачением сознания, выраженным в бессмысленном печатании на студийной машинке отцовского имени... Он увидел, как кажущаяся плоской фигура на холме поднесла к губам предмет, находящийся в левой руке. Труба?
В мертвой тишине, ибо Эллери затаил дыхание, он услышал, или вообразил, что слышит, неземной звук - одновременно чужой и знакомый. Не длинные и архаичные серебряные трубы, возвестившие вступление на трон британского короля (а восемь месяцев спустя - его брата), не резкий, тревожный звук бараньего рога - шофара в синагоге, проклинающего сатану и призывающего грешников к покаянию, не рев витой раковины, взывающий к состраданию сотни тысяч воплощений Брахмы, не слабые звуки рогов страны эльфов, не меланхоличный джаз корнета на старинных похоронах в Новом Орлеане... и тем не менее напоминающий все это.
Если он действительно слышал.
Как во сне, Эллери выключил зажигание, вылез из машины и направился в сторону холмов. Эхо звука трубы все еще звучало у него в ушах - или это было всего лишь поющее молчание песков?
Когда он начал взбираться на невысокий холм, фигура обрела третье измерение.
Человек повернулся к нему. Левая рука скрывалась в складках мантии, возможно пряча трубу. Но теперь Эллери больше не сомневался, что перед ним старик из фургона. И когда Эллери достиг вершины, старик заговорил.
Как и прежде, он говорил по-английски с незнакомым акцентом - а может, дело было не в акценте, а в интонации. Эллери нахмурился, стараясь разобрать слова.
- Да пребудет Вор'д с тобой.
Кажется, он сказал именно это. И все же... Возможно, это было не "Ворд", а "Лорд". В произношении слышалась модуляция, как будто перед последней буквой стоял апостроф. Или...
- Мир? - подумал вслух Эллери. - Кто ты? - Старик обращался к нему на "ты", на манер британских квакеров.
Эллери ощущал странное головокружение. Неужели он, покинув лавку в пустыне, успел подняться так высоко, что на него действует разрешенный воздух? Или это следствие усилий при подъеме на холм, наложившихся на общую усталость? Он слегка расставил ноги для более надежной опоры (было бы глупо сейчас падать в обморок!) и, как сквозь туман, услышал собственный голос:
- Меня зовут Эллери...
Прежде чем он успел закончить, произошло нечто удивительное. Старик согнулся и начал падать. Эллери инстинктивно протянул руки, чтобы подхватить его, думая, что он теряет сознание или даже умирает. Но старик опустился на колени в песок, схватил пыльный отворот брюк Эллери и поцеловал его.
Покуда Эллери глазел на него, разинув рот, убежденный, что является свидетелем маразма или безумия, старик распростерся по земле, поднял голову и произнес:
- Элрой.
Так прозвучало его имя в устах старика. Эллери почувствовал озноб. Кажется, где-то в Библий упоминается Элрой, что означает "Бог видит" или "Бог видит меня"...
Все это случилось за несколько секунд - произнесение Эллери своего имени, моментальное коленопреклонение незнакомца, повторение стариком имени в собственной версии, - поэтому Эллери машинально добавил свою фамилию:
- ... Квин.
И вновь произошло удивительное. Услышав фамилию, старик вновь поцеловал обшлаг брюк Эллери, распростерся в пыли и повторил фамилию в своем варианте:
- Квинан...
Но эта версия не вызвала у Эллери никаких ассоциаций.
Старик продолжал говорить, все еще стоя на коленях, но Эллери не слушал его, поглощенный своими мыслями. Он с удивлением обнаружил, что рука, протянутая им с целью поддержать старика, покоится на его покрытой капюшоном голове. Как она туда попала? Разумеется, случайно. "Господи! - подумал Эллери. - Старик решит, что я его благословляю". Он с трудом удержался от усмешки и попытался прислушаться к тому, что говорил бородатый патриарх, но это оказалось тщетным. Речь старика представляла собой быстрое, невнятное бормотание, которое могло быть даже молитвой.
Старик поднялся и взял Эллери за руку - в его глазах светилось нечто среднее между радостным возбуждением и тревогой.