- Вы сделали свои выводы, сэр? Я имею в виду, раскрыли ли вы причину самоубийства.
Холмс спрятал в карман блокнот и поднялся.
- После беседы с мистером Баренбоймом, - сказал он, - все станет ясно.
Инспектор проводил нас до двери кабинета, рассыпаясь в комплиментах, адресованных, конечно, Холмсу, но кое-что перепало и мне.
- Ватсон, - сказал Холмс, когда мы с риском для жизни пересекли площадь Нельсона и оказались перед дверью в офис Южной пароходной компании, - Ватсон, как вы думаете, кому адресовал Уиплоу обращение "Всегда ваш"?
- Надо полагать, пасынку и компаньону, - отозвался я. - У старика, видимо, не было более близких людей.
Холмс промолчал, но было ясно, что мой ответ его не удовлетворил. Мы вошли в сумрачный холл, и минуту спустя служащий ввел нас в кабинет мистера Соломона Баренбойма. Совладелец пароходной компании оказался крепким пятидесятилетним мужчиной выше среднего роста с выпяченной челюстью, делавшей его похожим на боксера-профессионала, и горбатым семитским носом. Судя по довольно тщедушному, несмотря на рост, сложению, Баренбойм никогда не выходил на ринг - разве что на деловой, где с противником приходилось боксировать не кулаками, но идеями и контрактами.
- Я потрясен, - сказал хозяин кабинета, когда мы уселись втроем около низкого столика, на котором не было ничего, кроме нескольких проспектов с изображениями парусников и пароходов.
- Мы работали вместе больше двадцати лет, - продолжал мистер Баренбойм. - Смерть Джорджа была… Она была просто невозможна!
- Должна существовать веская причина, - сказал Холмс. - Такой человек, как Джордж Уиплоу не мог свести счеты с жизнью без чрезвычайных оснований.
- Да, да, - пробормотал Баренбойм, - я не вижу никаких оснований. Никаких, мистер Холмс.
- Смерть жены, которую он любил?
- Прошло три года, мистер Холмс! Джордж был в депрессии, верно. Но я считал, что он справился. Вот уже год, как Джордж перестал упоминать имя Энн в каждом разговоре… Я просто не могу поверить, мистер Холмс! Я… Когда пришел сержант и сказал, что Джордж найден мертвым, я был уверен, что его убили. Инспектор Харпер утверждает, что Джордж сделал это сам, и коронер присоединился к этому мнению. Они профессионалы, но ведь и професссионал может ошибиться… Мистер Холмс, вы тоже считаете, что… Джордж выстрелил в себя сам?
- Все говорит именно об этом, - кивнул Холмс. - Инспектор Харпер знает свое дело, мистер Баренбойм. Думаю, что, если и существует какая-то иная причина для самоубийства Уиплоу, кроме смерти жены, то знать ее можете или вы, или мистер Говард.
Баренбойм сделал отстраняющий жест рукой.
- Мне иные причины неизвестны, - сказал он резко. - Что касается Патрика…
Он оборвал фразу и принялся нервно перелистывать лежавшие на столе проспекты, будто искал там какое-то изображение.
- Да, - мягко проговорил Холмс, - вы начали говорить о Патрике. Он может знать о причине самоубийства больше вас?
Баренбойм справился с волнением и посмотрел Холмсу в глаза.
- Не думаю, мистер Холмс. Патрик никогда особенно не любил отчима, и я его в этом не обвиняю. У Патрика своя цель в жизни. Жизнь Джорджа проходила здесь, в этих стенах, он не мыслил себя без своих кораблей, без фрахта, без споров с капитанами, без всей этой нервной суеты, что зовется морским бизнесом. А Патрик иной… Он добрый малый, но море для него - просто вода, где плавают пароходы и приносят прибыль, из которой и ему что-то перепадает.
- Что же интересует его на самом деле? - спросил Холмс, разглядывая висевшие на стенах картины с изображением морских пейзажей и старинных галеонов. Похоже, его совершенно не интересовали интересы молодого Говарда, и вопрос он задал только для того, чтобы поддержать беседу.
- Лошади, мистер Холмс! - воскликнул Баренбойм.
- У него есть конюшни? - удивился Холмс. - Признаться, я не заметил ни одной в Чичестере.
- Он играет на скачках, мистер Холмс. Ипподром - его стихия. Жокеи - его лучшие друзья. Он честный человек, мистер Холмс, и он, насколько я знаю, никогда не попадал в истории, которые довольно часты в той среде. Но…
Баренбойм помолчал. Молчал и Холмс, не сводя взгляда с картины, на которой были изображены, по-моему, сами владельцы Южной пароходной компании, стоявшие на борту какого-то судна.
- Но я плохо представляю, - продолжал Баренбойм, вздохнув, - как пойдут дела компании, когда Патрик сядет вон в то кресло, где всегда сидел Джордж.
- Патрик наследует отчиму? - осведомился Холмс.
- Да, полностью.
- И завещание вступает в силу немедленно? - это было скорее утверждение, чем вопрос.
- Конечно, - кивнул Баренбойм. - Есть один нюанс, но он несуществен…
- Да, да? Вы сказали о нюансе.
- Патрик должен полностью войти в курс дел компании. Это естественное требование, оно оговорено в завещании Джорджа. Думаю, когда оба мы оправимся от этого страшного события… Патрику придется, конечно, меньше внимания уделять своим былым привязанностям.
- А до того времени, когда вы сочтете, что молодой Говард готов занять место мистера Уиплоу…
- До того времени финансами распоряжаюсь я. Впрочем, не думаю, что это продлится долго. Патрик сказал мне вчера, что с понедельника начнет вникать в дела. Он умный парень, мистер Холмс, и я думаю, что, действительно занявшись контрактами и спорными проблемами фрахта, Патрик со временем станет хорошим компаньоном.
- Не сомневаюсь, - подтвердил Холмс. - Молодой Говард произвел на меня приятное впечатление. Немного эмоционален, но это привилегия молодости. По-моему, я так и не убедил его в том, что никто не мог убить мистера Уиплоу. Он остался при своем мнению вопреки очевидным фактам.
Баренбойм нахмурился.
- Вы говорите, что Патрик… - начал он с оттенком недоумения в голосе. - Впрочем, конечно…
- Вы хотели что-то сказать, мистер Баренбойм?
- Нет, мистер Холмс. Я просто думаю, что нам обоим трудно смириться с мыслью, что Джорджа больше нет…
- Вы не возражаете, мистер Баренбойм, - сказал Холмс поднимаясь, - если мы с доктором Ватсоном посетим вас еще раз сегодня вечером? В семь часов, если вы не против.
- О, конечно… У вас есть какие-то вопросы?
- Вопросы, мистер Баренбойм? Нет, но я надеюсь, что к вечеру у меня будут кое-какие ответы. Я имею в виду причину самоубийства мистера Уиплоу.
Мы оставили Баренбойма в глубокой задумчивости.
- Ватсон, - сказал Холмс, когда мы вышли на шумную площадь, - если не ошибаюсь, вон там видна вывеска почтового отделения? Пойдемте, мне нужно дать телеграмму.
Мой друг быстро набросал текст, и я сумел лишь увидеть, что адресована телеграмма была инспектору Лестрейду, Скотланд-Ярд.
- Думаю, что в течение дня поступит ответ от моего адресата, - обратился Холмс к телеграфисту. - Я зайду за ним к шести часам.
- Хорошо, сэр. Мы работаем до семи.
- А теперь, Ватсон, - обратился ко мне Холмс, - мы можем, наконец, исполнить давнюю мою мечту и побродить по набережной. Вам не кажется, что морской воздух благотворен для организма?
- Ваше счастье, Холмс, - заметил я, - что нет обычного для Портсмута южного ветра. Иначе вы были бы иного мнения о достоинствах прогулки.
Холмс рассмеялся и, взяв меня под руку, увлек к каменному парапету, над которым с дикими воплями кружились чайки.
После вчерашнего дождя и довольно прохладного утра погода, пожалуй, действительно разгулялась. Солнце излучало мягкое весеннее тепло, а редкие облака не были способны уронить на землю ни единой капли влаги.
- Чего вы ждете, Холмс? - не выдержал я, когда после двухчасовой прогулки по набережной мы заняли столик в ресторане. - Если вам все ясно в деле Уиплоу, почему бы не вернуться в Лондон поездом в три сорок?
- Мне все ясно в деле Уиплоу, дорогой Ватсон, - ответил Холмс. - И именно поэтому мы не можем пока вернуться в Лондон.
- Я не понимаю вашего умозаключения!
- Потерпите, Ватсон. Это куриное крылышко, по-моему, слишком жесткое, вы не находите?
Крылышко было даже чересчур разваренным, но вступать в спор мне не хотелось.
Я думал, что после обеда мы продолжим прогулку - надо же было как-то убить время до шести вечера! - но Холмс неожиданно для меня кликнул кэб.
- Сколько возьмешь до Чичестера, приятель? - спросил он кэбмена.
- Три шиллинга, сэр, - ответил громила-кучер и, заметив недовольство на лице Холмса, добавил: - Мне еще обратно возвращаться, сэр, а дорога не близкая.
- Поехали, Ватсон, - сказал Холмс. - Думаю, что другой кэбмен потребует четыре шиллинга и начнет жаловаться на плохое состояние дорог.
- И будет прав, - пробормотал я, вспоминая вчерашнюю тряску. - Мы возвращаемся в имение Уиплоу, Холмс? Зачем?
- По глупости, дорогой Ватсон. Я должен был еще вчера обо всем догадаться и задать садовнику Генри один-единственный вопрос. Если будете писать об этом деле, Ватсон, упомяните, что Холмс был слеп, как курица.
- К тому же, - добавил он, - я хочу и мистера Говарда пригласить на встречу в офисе Баренбойма. Ему наверняка будет любопытно услышать, о чем мы станем говорить.
- Вы в чем-то подозреваете Баренбойма, Холмс? - наконец догадался я, сложив все прежние недоговорки и вспомнив заданные Холмсом вопросы.
- А кого же еще, Ватсон? Кого же еще? Если бы не славный мистер Баренбойм, нам не довелось бы заняться этим делом!
Произнеся эту загадочную фразу, Холмс погрузился в глубокое раздумье и молчал, пока мы не подъехали к тополиной аллее.
- Любезный, - обратился Холмс к кучеру, - вот ваши три шиллинга, и вы можете заработать еще два, если подождете здесь полчаса. Возможно, нам придется возвращаться в Портсмут.
Глина на аллее не успела подсохнуть, и мои туфли, когда мы добрались до домика садовника, приобрели ужасный вид. Холмс постучал в маленькое окошко и, когда на пороге появился садовник, задал ему тихим голосом какой-то вопрос. Генри бросил на Холмса удивленный взгляд и что-то пробормотал. Я не расслышал ни слова, но, видимо, ответ полностью удовлетворил любознательность моего друга.
- Пойдемте, Ватсон, - сказал Холмс и, вместо того, чтобы продолжать путь к дому, направился обратно, к поджидавшему нас кэбу.
- Холмс! - воскликнул я. - Вы не заблудились?
- Нет, Ватсон, - ответил Холмс, не оборачиваясь. - На этот раз я не заблуждаюсь, уверяю вас. Не стойте столбом, друг мой, садитесь, у нас еще много дел.
Возвращаясь по аллее, я налепил немного дополнительной грязи на туфли, но, что хуже, запачкал и брюки - было бы совершенно неприлично появляться в таком виде не только в респектабельном офисе Баренбойма, но даже в полицейском участке, куда мы, судя по словам Холмса, отправились.
- Мистер Холмс! - воскликнул инспектор Харпер, когда мой друг возник на пороге кабинета. - Я уже получил телеграмму от инспектора Лестрейда, все будет сделано в лучшем виде, не сомневайтесь!
- Я и не сомневаюсь, - сдержанно отозвался Холмс. - У меня к вам просьба, инспектор. Я бы хотел, чтобы при нашем разговоре с мистером Баренбоймом присутствовал и молодой Говард. Можно послать курьера с запиской, но не лучше ли будет, если бы этим занялся ваш человек?
- Я отправлю сержанта, - кивнул Харпер. - Я чувствую, у вас есть что-то против Баренбойма? Признаться, этот старый лис обвел меня вокруг пальца. Теперь-то я понимаю: он не ответил толком ни на один мой вопрос.
- До вечера, инспектор, - сказал Холмс, и мы покинули участок.
- Холмс, - заявил я, - если я не почищу обувь, вы не заставите меня войти в кабинет Баренбойма. Да и вам неплохо бы привести себя в порядок. И заодно поделиться своими соображениями. Убейте меня, Холмс, я не понимаю, как вы пришли к мысли, что Баренбойм замешан в этом странном деле! И как, черт побери, можно было убить человека в запертой комнате?
- Зайдем вон в ту гостиницу, с золотым петухом на вывеске, - предложил Холмс. - У нас есть два часа времени, и коридорный начистит ваши туфли так, что вам не стыдно будет появиться в приемной премьер-министра.
- Что до мистера Баренбойма, - продолжал мой друг, когда мы оказались в тихом двухместном номере с окнами во двор, и коридорный унес наши туфли, утверждая, что ровно через полчаса все будет вычищено до блеска, - что до мистера Баренбойма, то разве вам самому, Ватсон, не ясна его роль в этом убийстве?
- Убийстве, Холмс? Еще час-другой назад вы сами были уверены и уверяли всех в том, что убить Уиплоу было невозможно!
- Убийство, Ватсон, хладнокровное убийство, и я был слеп, когда утверждал обратное.
- Значит, молодой Говард прав? - пробормотал я.
- Безусловно, - подтвердил Холмс. - Потому-то я и хочу, чтобы он непременно присутствовал при нашем разговоре.
- Почему же мы повернули назад от самого порога? - продолжал любопытствовать я.
- Дорогой Ватсон, вы так беспокоились о своей обуви, что я просто не мог заставить вас прошагать еще полсотни метров по этой замечательной грязи!
Ответ не показался мне убедительным, но я не стал настаивать.
Мы покинули гостиницу в половине шестого и явились на почту как раз во-время, чтобы получить длинную телеграмму из Скотланд-Ярда.
- Только что пришла, мистер Холмс, - сказал знакомый уже нам служащий, окидывая моего друга любопытным взглядом.
Холмс пробежал глазами текст и молча сунул телеграмму в карман, где уже лежал синий блокнот старого Уиплоу.
Когда мы вошли в кабинет Баренбойма, на улице уже стемнело, и мне показалось, что здесь мрачновато - в мерцающем свете газовых рожков изображения кораблей на картинах производили впечатление пиратских галеонов с пушками, направленными вам прямо в глаза.
Мистер Баренбойм усадил нас в те же кресла, в которых мы сидели днем, и я подумал, что Холмс, как всегда, прав: старик был взволнован сверх всякой меры. Он явно боялся предстоявшего разговора.
Доложили о приходе Патрика Говарда, и молодой человек вошел в кабинет с возгласом:
- Приятный вечер, господа, после вчерашней непогоды! Рад вас видеть, мистер Холмс, и вас, доктор Ватсон. Я в долгу перед вами, вы сбросили камень с моей души.
- Дорогой Патрик, - вздохнул Баренбойм, - что бы ни сказал сейчас мистер Холмс, камень с моей души не упадет уже никогда.
- Мистер Холмс, - нетерпеливо сказал Говард. - Вы, наверняка сумели объяснить причину этого загадочного самоубийства!
- Это было не самоубийство, мистер Говард, - сказал Холмс, - Джорджа Уиплоу убили.
Я внимательно следил за реакцией Баренбойма, но даже я не ожидал того, что последовало за словами Холмса. Старик вскочил на ноги, схватился обеими руками за грудь, глаза его закатились, и он непременно упал бы на пол, если бы молодой Говард не успел подхватить его.
- Мистер Холмс, - вскричал Говард, усаживая Баренбойма в кресло, - о чем вы говорите?
Мне было от души жаль старика. Каковы бы ни были цели, которые он преследовал, убивая компаньона, это был человек, который внушал симпатию. Я знал, что Холмс сейчас все объяснит, и мне, как и Говарду, придется смириться с неизбежным, но все же чисто по-человечески я не мог не пожалеть старика, которому придется остаток жизни провести в тюрьме.
Я пощупал у Баренбойма пульс и попросил Говарда открыть окно. Холодный вечерний воздух привел старика в чувство. Пульс был хороший, и я не опасался, что Баренбойма хватит удар. Старик был взволнован чрезвычайно, но уже пришел в себя.
- Я так и думал, - пролепетал он, глядя Холмсу в глаза, - я был уверен, что Джордж не мог…
- Господа, - сказал Холмс несколько минут спустя, когда все вновь заняли свои места, и мистер Баренбойм, хотя и был бледен, но собран и готов внимательно слушать, - это очень странное дело, хотя и очень простое. Я хочу задать вам по одному вопросу, а затем сообщу свое заключение. Мистер Баренбойм, обратился Холмс к старику, знал ли Джордж Уиплоу о том, что Патрик Говард тратит большие суммы на скачках?
- Конечно, - прошептал Баренбойм. - Это было постоянной причиной для споров. Патрик много раз давал обещание…
- Мистер Говард, - повернулся Холмс к молодому человеку, - сколько денег вы проиграли в прошлое воскресенье?
Говард нахмурился, и мне показалось, что в глазах его сверкнула молния.
- Мистер Холмс, - сказал он сдержанно, - не думаю, что это имеет какое-то значение.
- Позвольте судить мне, - холодно отозвался Холмс. - Вы проиграли гораздо больше, чем могли заплатить, пользуясь теми суммами, которые выделял вам ваш отчим. И вы знали, что, явившись с просьбой о деньгах, тем более, что речь теперь шла о трехстах фунтов, вы не получите ни пенса!
- У меня были деньги! - вскричал Говард, вскакивая на ноги. - Я не собирался беспокоить Джорджа по такому нелепому поводу!
- Естественно, - согласился Холмс, - ведь вы заранее знали результат.
Он достал из кармана полученную им телеграмму.
- Букмекер по фамилии Стивенс, которому вы оказались должны, дал вам недельный срок, чтобы расплатиться с долгом, - сказал Холмс, заглянув в текст. - Срок выплаты истекает через три дня. Будь жив ваш отчим, вам не на что было бы рассчитывать. Но Джордж Уиплоу неожиданно кончает с собой, и вы становитесь наследником. Но неожиданно выясняется, что ваше вступление в права оговорено условием. И вам не остается иного выхода, как обратиться с просьбой к компаньону Джорджа Уиплоу. Сколько он у вас просил, мистер Баренбойм?
- Триста фунтов, мистер Холмс…
- И вы отказали.
- Это большая сумма, и я подозревал, для чего она нужна… Мне… Мне показалось подозрительным…
- Вам показалось подозрительным, мистер Баренбойм, что Патрик пришел к вам с просьбой о деньгах, не дождавшись даже похорон отчима. Вы не видели прямой связи, ведь коронер утверждал, что Джордж Уиплоу покончил с собой, и были названы сугубо личные причины, но у вас оставались сомнения…
- Конечно, мистер Холмс, у меня были сомнения! Я не верил, что полиция провела расследование достаточно тщательно. Они могли что-то упустить. Причину, о которой говорил на следствии инспектор Харпер, кто угодно мог бы счесть убедительной, но не я!
- У вас возникли сомнения, и вы отказали Говарду.
- Я не мог ему отказать, мистер Холмс, - покачал головой Баренбойм. - Патрик - законный наследник. Но сомнения у меня действительно были… Я сказал, что готов буду продолжить этот разговор через неделю или две…
- Но вам, мистер Патрик, - повернулся Холмс к молодому Говарду, - деньги нужны были немедленно, и оставался единственный способ их получить: убедить, наконец, мистера Баренбойма в том, что Джордж Уиплоу действительно покончил с собой. Полностью рассеять его сомнения, и тогда он даст вам нужную сумму.
- Мистер Холмс, - воскликнул Патрик, - я приехал к вам, потому что верил в самоубийство отчима еще меньше, чем мистер Баренбойм! Я хотел, чтобы вы разобрались в этом деле…
- Да полно, дорогой мистер Патрик, вы хотели иного! Вы полагали, что мои выводы подтвердят мнение коронера и полиции, а мой авторитет убедит, наконец, мистера Баренбойма в том, что у Джорджа Уиплоу были какие-то свои, ему не известные, причины для такого поступка. Вот чего вы добивались! Вы прекрасно знали, что Джордж Уиплоу не покончил с собой. Ведь это вы застрелили отчима.
Говард вскочил, будто подброшенный пружиной.
- Как вы смеете?!