Странные и непредсказуемые события происходят с героями знаменитого автора детективов Джона Диксона Карра. Разгадывать их берется один из любимых героев писателя, сыщик Гидеон Фелл. В романе "Игра в кошки-мышки" он распутывает преступление, в котором подозревают известного своей безжалостностью судью.
Содержание:
-
Джон Диксон Карр - "Игра в кошки-мышки" 1
-
Глава 1 1
-
Глава 2 3
-
Глава 3 4
-
Глава 4 6
-
Глава 5 7
-
Глава 6 9
-
Глава 7 11
-
Глава 8 13
-
Глава 9 15
-
Глава 10 17
-
Глава 11 19
-
Глава 12 20
-
Глава 13 23
-
Глава 14 25
-
Глава 15 26
-
Глава 16 28
-
Глава 17 30
-
Глава 18 31
-
Глава 19 33
-
Глава 20 36
-
Джон Диксон Карр
"Игра в кошки-мышки"
Глава 1
- Уважаемые члены жюри, пришли ли вы к согласию по поводу вердикта?
- Мы пришли к согласию.
- Каково ваше мнение: виновен или невиновен в убийстве заключенный Джон Эдвард Липиатт?
- Виновен.
- Итак, вы считаете, что он виновен. Таково ваше единодушное мнение?
- Да, мы так считаем. Но при этом, - старшина присяжных торопливо сглотнул комок в горле, - настоятельно рекомендуем проявить к нему снисхождение.
По залу суда прошло шевеление. При оглашении вердикта раздалось несколько сдавленных вздохов, вслед за которыми наступило молчание: рекомендация жюри присяжных была высказана так осторожно, что не давала повода для особой радости. Но похоже, сломленный человек на скамье подсудимых так не думал. В первый раз за все время суда на лице его появилась тень надежды. Он молча уставился на присяжных, словно ожидая услышать от них что-то еще.
Помощник секретаря выездной сессии сделал запись о рекомендации присяжных и откашлялся.
- Джон Эдвард Липиатт, вы не признали себя виновным в убийстве, предоставив суду присяжных решать вашу судьбу. Ныне жюри присяжных сочло вас виновным. Хотите ли вы объяснить, почему не заслуживаете смертного приговора, который должен быть вынесен в соответствии с законом?
Заключенный ответил растерянным взглядом, словно не в силах справиться с изумлением. Он открыл и снова закрыл рот. Помощник секретаря продолжал ждать.
- Я был не прав, - жалким голосом сказал заключенный. - Я знаю, что поступил неправильно.
Но тут его туманный взор блеснул лихорадочным возбуждением.
- Но вот что я вам скажу, сэр, - обратился он к судье. - И вам, сэр, - повернулся он к помощнику секретаря, который то ли из-за равнодушия, то ли смутившись, отвел глаза в сторону. - Я сделал это потому, что любил ее. Все это время я и старался объяснить вам. Когда я пришел домой и увидел там этого парня, а она расхохоталась и во всем призналась, я просто не мог сдержаться. - Он с трудом сглотнул. - Я врезал ей. Я знал, что луплю ее. Но по-настоящему я не понимал, что делаю. А потом увидел, что она лежит на полу, а кастрюля кипит себе на огне, словно ничего не случилось. Но я не хотел этого. Я любил ее.
На лице судьи Айртона не дрогнул ни единый мускул.
- Это все, что вы хотели сказать? - спросил судья.
- Да, сэр.
Судья Айртон снял очки. Он неторопливо стянул дужку с уха, скрытого под париком, сложил очки и аккуратно поло жил их на стол перед собой. Затем, не отрывая от заключенного взгляда, пугающего своим спокойствием, сплел маленькие пухлые пальцы.
Сам он был невысок и скорее выглядел полноватым, чем толстым. Никто не мог догадаться, что под париком он скрывает редкие рыжеватые волосы с пробором посредине, и что пальцы у него сводит судорога, когда он делает заметки, или что к концу весенней выездной сессии в Вестшире он сидит под этой красной мантией с черной оторочкой вдоль разрезов, полный усталости от жаркой духоты. Сбоку подошел клерк с квадратным куском черного шелка, имитирующего черную шапочку, и накинул его поверх парика. С другой стороны стоял священник.
Голос судьи Айртона был негромок, но рассеян и безличен, словно его устами говорила сама смерть или судьба.
- Джон Эдвард Липиатт, - сказал он, - жюри сочло вас виновным в жестоком убийстве вашей жены. - Он неторопливо выдохнул через нос. - В попытке найти себе оправдание вы выдвинули утверждение, что действовали в состоянии неконтролируемого аффекта. Это нас не касается. Закон не признает смягчающих факторов, кроме особых обстоятельств, которые, как вы сами признали, в вашем случае отсутствуют. И не в пример жюри, я не вижу, почему ваше признание перед присяжными в убийстве могло хоть на мгновение представить для нас интерес.
Он сделал паузу, переводя дыхание.
Представитель защиты - мистер Фредерик Барлоу, королевский адвокат, - сидел, не шевелясь, опустив голову и играя карандашом. Один из его коллег, разместившихся сзади на скамьях защиты, посмотрел на соседа и многозначительно опустил большой палец.
- Остается непреложным фактом, что, действуя в здравом уме и понимая смысл своих действий, вы забили свою жену до смерти. Жюри рекомендовало отнестись к вам с милосердием. Эта рекомендация будет оценена надлежащим образом. Но должен предупредить вас, чтобы вы не ожидали слишком многого. Мне остается лишь вынести вам приговор, который гласит: отсюда вы будете доставлены в то место, где пребывали ранее, а затем - к месту казни, где будете повешены за шею и останетесь висеть, пока вас не настигнет смерть. И да смилуется Господь Бог над вашей душой.
- Аминь, - сказал священник.
В глазах осужденного продолжало стоять то же непонимающее выражение. Внезапно он встрепенулся.
- Это неправда, - сказал он. - Я никогда не хотел обижать ее! И никогда этого не делал! Боже мой, да я и не мог обидеть Полли.
Судья Айртон в упор посмотрел на него.
- Вы виновны, и сами знаете это, - ровным голосом сказал он. - Уведите арестованного.
В задних рядах небольшого переполненного зала выездной сессии суда поднялась с места девушка в легком летнем платье и стала протискиваться к выходу. Она чувствовала, что больше не в силах выносить запахи этого помещения. Она спотыкалась о тяжелые ботинки, она обоняла тяжелое дыхание возбужденных растерянных зрителей.
Ее спутник, плечистый молодой человек, одетый с чрезмерной изысканностью, заметно удивившись, последовал за ней. Под ногами девушки захрустел брошенный кем-то пакет из-под чипсов. Прежде чем она добралась до стеклянной двери, ведущей из зала заседаний, мисс Констанс Айртон успела услышать шепоток комментариев.
- Он прямо не как человек, точно? - прошептал какой-то голос.
- Кто?
- Да судья.
- Этот? - с удовлетворением произнес женский голос.
- Уж он-то пару вещей знает, это точно. Разбирается в них досконально! И уж если виновен - ну, только держись!
- Ну да, - согласился первый голос и закрыл обсуждение, - так гласит закон.
Холл за пределами зала был переполнен. Констанс Айртон, миновав короткий коридор, вышла в небольшой садик. Он был зажат между тыльной стороной здания суда из серого камня с одной стороны и такого же цвета церковью - с другой. Хотя стоял только конец апреля, поистине летняя жара этого весеннего дня заставила набухнуть кучевые облака над этим маленьким городком одного из западных графств.
Констанс села на скамейку в центре садика, рядом с выщербленной и потемневшей статуей человека в парике. Констанс исполнилось всего двадцать один год. Она была хорошенькой и свежей блондинкой, которая весьма продуманно выбирала себе косметику и прически. Но если не считать общения с друзьями в Лондоне, речь ее не отличалась такой же продуманностью. Взгляд ее глаз - удивительно карих, с темными бровями, контрастирующими с нежной кожей и пышной прической, - обежал садик.
- Здесь я играла, - сказала она, - когда была маленькой.
Ее спутник пропустил слова Констанс мимо ушей.
- Значит, это твой отец, - кивнул он в сторону здания суда.
- Да.
- Опасный противник, не так ли?
- И вовсе нет, - резко возразила девушка. - То есть… ох, я и не знаю, что он собой представляет, честное слово. И никогда не знала.
- Жесткий?
- Да, случается. Но я никогда не видела, чтобы он выходил из себя. Сомневаюсь, что ему вообще это свойственно. Он никогда не бывает многословен. И… послушай, Тони.
- Да?
- Мы делаем ошибку, - сказала Констанс, водя носком туфельки по гравию дорожки и не отрывая от него взгляда. - Скорее всего, сегодня мы его не увидим. Я забыла, что сегодня последний день выездной сессии. Затем следует целый ряд церемоний, шествий и всего прочего; он по традиции выпивает со своим помощником и… и… словом, у нас не получится. Нам лучше вернуться на вечеринку Джейн. А завтра мы сможем отправиться в "Дюны" и повидаться с ним.
Ее спутник сдержанно улыбнулся:
- Боишься столкнуться с трудностями, моя дорогая?
Протянув руку, он коснулся ее плеча. Ее спутник представлял собой один из типов самоуверенных мужчин, которые вызывают мысль о выходцах из Южной Европы и о которых Джейн Теннант однажды сказала, что они всегда заставляют женщину чувствовать, будто дышат ей в затылок.
Несмотря на его английские имя и фамилию Энтони Морелл, его можно было бы принять за типичного итальянца: с оливковой кожей, очень белыми крепкими зубами, живыми выразительными глазами под мохнатыми бровями и густыми волосами, отливавшими на солнце синевой. Его портрет дополняли очаровательная улыбка и изысканные манеры. Кроме того, у него было умное застенчивое лицо, не лишенное, впрочем, и твердости.
- Боишься столкнуться с трудностями? - повторил он.
- Дело не в этом!
- Ты уверена, моя дорогая?
- Неужели ты не понимаешь? Просто сегодня он будет окружен людьми! А завтра отправится в свое бунгало, которое только что купил в Хорсшу-Бей. Там никого не будет, кроме женщины, которая ведет у него хозяйство. Разве не лучше было бы посетить его именно в это время?
- Я начинаю думать, - сказал Морелл, - что ты не любишь меня.
Она вспыхнула:
- Ох, Тони, ты же знаешь, что это неправда!
Мистер Морелл взял ее за руки:
- А я вот люблю тебя. - Было невозможно сомневаться в неподдельной искренности его поведения. Он был совершенно серьезен. - Я хочу целовать твои руки, твои глаза, твою шею и губы. И готов встать перед тобой на колени - здесь и сейчас.
- Тони, не надо!.. Ради бога… не!..
Констанс не представляла, что может испытывать такое сильное смущение.
Казалось, что в Лондоне, в Челси или Блумсберри, все шло именно так, как надо. Здесь же, в этом маленьком садике за зданием суда, все казалось едва ли не гротеском. Словно огромный пес положил лапы ей на плечи и принялся лизать физиономию. Она любила Тони Морелла, но сомневалась, что тут самое подходящее время и место. И Морелл, не обделенный живой интуицией, сразу же это понял. Усмехнувшись, он снова сел на свое место.
- Тебя что-то угнетает, моя дорогая?
- Ты же не считаешь, что я подавлена? Не так ли?
- Весьма похоже, что так, - с насмешливой серьезностью сказал ее спутник. - Но мы можем все изменить. Хотя меня несколько обидело, что ты не испытываешь желания представить меня своему отцу.
- Это не так. Но я чувствую… - она замялась, - что его следует как-то подготовить. Дело в том… - девушка снова замялась, - у меня был близкий друг, и он должен… ну, как-то услышать новость. Еще до того, как мы там окажемся…
Мистер Морелл нахмурился:
- Вот как? Что же это за друг?
- Фред Барлоу.
Тони Морелл залез в жилетный карман и извлек оттуда талисман, который по привычке подбрасывал и крутил в руках, когда был чем-то занят или размышлял. Талисман представлял собой пулю, маленькую револьверную пулю. Он говорил, что с ней связана интересная история, хотя Констанс сомневалась, каким образом пуля, не будучи выстреленной, может иметь интересную историю. Тони подбросил ее в воздух и, поймав на ладонь, со шлепком прикрыл другой ладонью. Подкинув, он снова поймал ее.
- Барлоу, - повторил он, отводя взгляд в сторону. - Не тот ли это парень, что сидел в суде? Парень, защищавший человека, которого твой отец приговорил к смертной казни? Парень, за которого отец хочет, чтобы ты вышла замуж?
К своему удивлению, Констанс увидела, что Тони внезапно побледнел, и поняла, что снедавшее его чувство было ревностью. Ее потрясла порочная радость, но она поторопилась поправить Тони:
- Тони, дорогой, я тебе в сотый раз говорю, что ровно ничего не было! Я не давала Фредди Барлоу ни малейшего повода, и он это знает. Да я же практически выросла вместе с ним! Что же до папиных пожеланий…
- Да?
- Он хочет того, чего хочу я. По крайней мере, я на это надеюсь. - Но в ее карих глазах не было полной уверенности. - Послушай, мой дорогой. Я написала Фреду записку. Обычно по завершении процесса все юристы собираются в раздевалке, где освобождаются от своих смешных воротников, моют руки и спорят. Но я попросила Фреда, как только он освободится, прийти сюда. И сообщила, что хочу сказать ему что-то ужасно важное. - Она поперхнулась и торопливо взмолилась: - Тони, он идет! Ты же будешь с ним любезен, не так ли?
Тони Морелл в очередной раз подкинул пулю, поймал ее и сунул в карман. Он уставился на гравийную дорожку, по которой к ним приближалась фигура в мантии и парике.
Фредерик Барлоу был высок и худ; с лица его не сходило ироническое выражение, дававшее понять, что, наблюдая за миром, он пришел к выводу, что в нем многого не хватает. По прошествии времени - если, например, ему не удастся найти хорошую жену - это качество может привести к тому, что в судейском кресле он станет воплощением сухой мрачности. Ибо в один прекрасный день он, скорее всего, займет его.
Его карьера триумфально подтверждала тезис, что настойчивая учеба берет верх над природой. По натуре Барлоу был легкомысленной личностью, но, когда имеешь дело с законом, необходимо решительно отбрасывать все лишнее и не позволять себе никаких глупостей. Романтичный по натуре, к присяжным он обращался весьма решительно. Барлоу пользовался известностью как толковый бизнесмен, хотя бизнес ненавидел больше всего на свете. Тот факт, что он стал королевским адвокатом в тридцать три года, смахивал на маленькое чудо и, возможно, был оправданием той самодисциплины, с которой он не расставался, словно с умственной власяницей.
Фредерик шествовал по дорожке в распахнутой черной мантии, засунув большие пальцы в жилетные карманы. Над головой возвышался парик. Констанс всегда считала абсурдным, что тот оставлял открытое пространство над ушами. Взгляд его зеленоватых, как у кошки, глаз приводил в смущение свидетелей. Он улыбался.
- Привет, старуха, - сказал адвокат. - А я думал, что ты на вечеринке у Джейн Теннант.
- Мы там были, - не в силах перевести дыхание, ответила Констанс, - но Таунтон всего в нескольких милях отсюда, так что мы решили подъехать… посмотреть, как идут дела. Фред, это Тони Морелл.
Мистер Морелл элегантно представился. Он встал, вооружился самой победной улыбкой и от всей души пожал протянутую руку. Но Констанс заволновалась.
- Послушай, Фред… Мне очень жаль, что ты проиграл дело.
- Все в порядке. Превратности войны.
- Я хочу сказать, что мне ужасно жаль этого бедного Липиатта. Мне было просто плохо, когда я смотрела на него. Его в самом деле…
- Повесят? - закончил фразу Барлоу. - Нет. Во всяком случае, я так не думаю.
- Но ведь по закону… ты же слышал, что сказал папа!..
Фредерик Барлоу лишь присвистнул, и по лицу его было видно, что тема его не очень интересует, ибо он смотрел на Тони Морелла.
- Моя дорогая Конни, - сказал он, - игра в кошки-мышки - это идея твоего отца. Закон он и в грош не ставит. Заинтересован он лишь в том, чтобы торжествовала абсолютная неоспоримая истина, как он ее видит.
- Но я все же не понимаю.
- Видишь ли, Липиатт совершил убийство. Если я правильно понимаю, твой отец не считает, что при данных обстоятельствах он заслуживает виселицы. С другой стороны, он таки совершил убийство и заслуживает наказания. Так что твой уважаемый родитель дал ему поджариться в собственном соку, когда человек думает, что через восемь часов его поведут к петле. Затем мистер Айртон формально снизойдет к рекомендации проявить снисходительность, и министр внутренних дел заменит приговор на пожизненное заключение. Вот и все.
Выразительное лицо Тони Морелла помрачнело.
- Смахивает на инквизицию, не так ли?
- Может быть. Не знаю. Вопрос к судье.
- Но есть у него право на такие поступки? - настаивал Морелл.
- С технической точки зрения, да.
- А с моральной?
- Ах, с моральной! - сухо улыбнувшись, отмахнулся Барлоу.
Констанс чувствовала, что общение идет явно не по плану - в нем присутствуют какие-то подводные течения, смысла которых она не могла уловить. У нее было смутное ощущение, что Фред Барлоу едва ли не догадывается, что она собирается сообщить. Так что Констанс сделала решительный шаг:
- Рада это слышать. То есть это было бы плохой приметой или оставило бы по себе дурной осадок, если бы сегодня произошло нечто подобное. Я очень счастлива, Фред. Мы с Тони решили пожениться.
На этот раз Фред глубоко засунул руки в карманы брюк. Несмотря на все старания сдерживаться, у него побагровели скулы; он преисполнился предельной ненависти к этому невольному признаку волнения. Он понурил плечи под черной мантией и, уставившись в землю, стал раскачиваться на пятках, словно оценивая сказанное.
- Поздравляю, - сказал он. - Старик знает?
- Нет. Мы приехали сообщить ему, но ты же знаешь, как это бывает в последний день сессии. Сегодня вечером он едет к побережью, где мы с ним и увидимся. Но, Фред, сегодня вечером и ты едешь в свой коттедж, не так ли?
- То есть вы хотите, чтобы я сообщил ему эти новости. Так?
- Ну, как бы намекнуть ему. Пожалуйста, Фред! Ты же сможешь, правда?
- Нет, - подумав, отказался Барлоу.
- Не сможешь? Но почему?
Барлоу ухмыльнулся. Взявшись за отвороты мантии, словно обращался к присяжным, он склонил голову набок.