Он закусил губу.
- Зная - что?
- Ну, что если бы мне и впрямь грозила опасность - я не принял бы никаких мер.
- Почему же?
Он нерешительно посмотрел на Мегрэ.
- Трудно объяснить… Понимаете ли, раз уже я сделал выбор…
- Вы имеете в виду свой брак?
- Вообще все… Профессию… Женитьбу… Образ жизни… Значит, я и отвечаю за последствия.
- А разве это не противоречит вашим представлениям об ответственности?
- Может быть… Но только на первый взгляд…
Чувствовалось, как он устал и растерян, какие сумбурные мысли теснятся за этим выпуклым лбом и каких усилий стоит ему привести их в порядок.
- Как вы полагаете, мосье Парандон, тот, кто писал письма, знал, что жертвой окажется ваша секретарша?
- По-моему, нет…
Из гостиной донесся крик:
- Где папа?
И почти тотчас же дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий, взлохмаченный подросток. На мгновенье он остановился посреди комнаты, переводя взгляд с Мегрэ на Парандона, и спросил комиссара почти с угрозой:
- Вы арестуете папу?
- Успокойся, Гюс! Мы тут с комиссаром Мегрэ…
- Вы - Мегрэ?
И с любопытством уставился на комиссара.
- Кого же вы арестуете?
- Пока - никого.
- Я могу поклясться, что это не отец
- Откуда вы узнали о том, что произошло?
- Сначала от швейцара, а подробности - от Фердинанда.
- А для вас это было совсем неожиданно?
Парандон отошел от них и уселся за свой письменный стол, как бы стремясь занять привычное место.
- Это - допрос?
И юноша обернулся к отцу, словно за поддержкой.
- Мое дело, Гюс…
- Кто вам сказал, что меня зовут Гюс?
- Вас все так называют дома… Я расспрашиваю вас так же, как и всех остальных, но это вовсе не официальный допрос… Я вас спросил, не ожидали ли вы этого?
- Чего?
- Того, что произошло утром.
- Вы хотите сказать, не ожидал ли я, что Антуанетту зарежут? Нет… не ожидал.
- Вы звали ее Антуанеттой?
- Да, уже давно… Мы были друзья.
- А чего же вы ждали? Мальчик покраснел до ушей.
- Да ничего определенного…
- Не преступления?
- Не знаю.
Мегрэ заметил, что адвокат пристально смотрит на Гюса, не то желая разрешить для себя мучительный вопрос, не.то обнаружив в сыне нечто для себя новое.
- Вам уже пятнадцать, Гюс?
- В июне будет шестнадцать.
- Как, по-вашему, лучше: чтобы мы побеседовали с вами при отце или наедине, у вас в комнате или в другом месте?
Мальчик заколебался. Его пыл прошел, но нервы еще были напряжены. Он вновь обратился к адвокату.
- Как лучше, папа?
- Мне кажется, что у тебя в комнате удобнее… Да, вот что, сынок… Сейчас должна вернуться Бэмби - если уже не пришла… Мне хотелось бы, чтобы вы оба позавтракали как обычно и не беспокоились обо мне… Я не буду за столом.
- Ты не будешь завтракать?
- Не знаю… Может быть, попрошу принести сюда. Мне нужно отдохнуть.
Чувствовалось, что паренек готов броситься к отцу на шею и что удерживает его не присутствие Мегрэ, а какая-то стеснительность, вероятно, всегда существовавшая в отношениях между Парандоном и сыном.
Видимо, ни тот, ни другой не были склонны к излиянию чувств и объятиям, и Мегрэ ясно представилось, как Гюс в детстве Прокрадывался в кабинет и молча, не шевелясь, смотрел, как отец работает или читает.
- Если хотите - пойдем ко мне…
Когда они проходили через гостиную, Мегрэ увидел ожидавших его там Люка и Торранса. Им было явно не по себе в огромном и великолепном зале.
- Как, ребята, кончили?
- Все, патрон. Хотите взглянуть на план или узнать - кто куда ходил?
- После… Когда это произошло?
- Между половиной десятого и без четверти десять… Можно сказать почти наверняка - в девять часов тридцать семь минут.
Мегрэ обратил внимание на раскрытые настежь окна.
- Открыты с утра? - спросил он.
- Да, с четверти девятого.
Поверх гаража - ряд больших окон высившегося за ним шестиэтажного дома, выходящего фасадом на Цирковую улицу. Какая-то женщина прошла через кухню с кастрюлей в руках. Этажом выше старушка пеленала ребенка.
- Прежде всего вам надо перекусить где-нибудь… Что у Жанвье?
- Он отыскал мать - она живет в деревне в районе Берри. Телефона у нее нет, и он договорился с кем-то из тамошних жителей, что ее приведут на переговорный. Сейчас он в соседнем кабинете - ждет вызова.
- Пусть потом догоняет вас. Тут на улице Миромениль есть неплохой ресторанчик, "Котелок" называется… Когда позавтракаете - поделите между собой этажи вон того дома на Цирковой улице и опросите всех жильцов, у которых окна выходят на эту сторону… Оттуда видно - проходил ли кто-нибудь через гостиную между половиной десятого и без четверти десять. А может быть, кто-то заметил, что делалось в это время и в других комнатах…
- Где мы встретимся?
- Когда кончите - на набережной. А если окажется что-нибудь важное, здесь. Я, наверно, еще не уйду…
Гюс прислушивался к их разговору. Страшное событие не лишало его ребяческого интереса к деятельности сыщиков.
- Пошли, Гюс…
Мальчик повел его узким коридором мимо кухни. Через стеклянную дверь Мегрэ увидел толстуху в темном платье.
- Вторая дверь…
Большая комната. Совсем иная атмосфера, нежели во всей квартире. Правда, такая же стильная мебель - надо же куда-то девать! - но Гюс использовал ее на свой лад - пристроил какие-то доски и полки.
Были тут четыре репродуктора, два-три проигрывателя, на одном белом столике - микроскоп, на другом - какая-то сложная электрическая схема из медной проволоки. У окна - единственное кресло, кое-как прикрытое куском красной ткани. Такая же ткань была вместо покрывала на кровати, так что получалось нечто вроде дивана.
- Бережете? - удивился Мегрэ, увидев на этажерке большого плюшевого медведя.
- А что тут такого? Отец купил, когда мне исполнился год…
Он произносил "отец" с гордостью, почти с вызовом. Чувствовалось, что мальчик готов яростно защищать его.
- Вы любили мадемуазель Ваг?
- Я ведь сказал - мы дружили..
Видимо, ему льстило, что двадцатипятилетняя девушка обращалась с ним по-дружески.
- Вы часто заходили к ней в кабинет?
- По крайней мере - раз в день.
- А бывали с нею где-нибудь?
Гюс удивленно вскинул глаза на комиссара. Тот набивал трубку.
- Где, например?
- Ну, скажем, в кино или на танцах…
- Я не танцую… И никуда с ней не ходил.
- А у нее дома были?
Он снова покраснел до ушей.
- Не пойму, чего вы от меня добиваетесь? На что намекаете?
- Вы знали об отношениях Антуанетты и отца?
- Знал, ну и что? - огрызнулся Гюс, задрав голову, как петушок. - Плохо это, что ли, по-вашему?
- Речь идет не обо мне, а о вас.
- По-моему, отец волен поступать, как ему угодно.
- А как же ваша мама?
- Это ее не касалось.
- Что вы хотите сказать?
- Что мужчина имеет право…
Он не закончил, но и начало фразы было достаточно красноречиво.
- Как вы думаете, не в этом ли причина сегодняшнего преступления?
- Откуда я знаю?
- Могли ли вы ожидать подобное?
Мегрэ сидел в красном кресле и медленно раскуривал трубку, не сводя взгляда с этого еще продолжающего расти подростка с непомерно длинными руками и ногами.
- И ждал, и не ждал…
- Говорите точнее. Разве вы так отвечаете на уроке в лицее?
- Вот уж не думал, что вы такой…
- Такой грубиян, да?
- Похоже, что я вам неприятен или вы подозреваете меня в чем-то?
- Вот именно.
- Да ведь не в убийстве же Антуанетты? Прежде всего, я был на уроке.
- Знаю… Знаю и то, что вы преисполнены искреннего уважения к отцу.
- Ну и что? Разве плохо это?
- Вовсе нет… И одновременно вы считаете его беззащитным существом.
- К чему вы клоните?
- Тут нет ничего дурного, Гюс… Просто в быту ваш отец не любит стоять за себя… Он считает, будто во всем, что с ним происходит, виноват он сам.
- Он человек умный и порядочный.
- И Антуанетта была на свой лад беззащитная… А в общем-то, ведь только вы с нею могли охранять вашего отца… Потому-то между вами и возник своего рода сговор.
- Мы никогда ни о чем таком не говорили…
- Охотно верю… Тем не менее оба вы считали себя союзниками… Вот почему, даже не говоря об этом с ней, вы пользовались любым предлогом, чтобы побыть с нею.
- К чему вы ведете?
И в первый раз подросток, крутивший в пальцах кусок медной проволоки, отвернулся от Мегрэ.
- Я уже привел: это вы, Гюс, прислали мне письма и вы же вчера звонили в полицию.
Теперь Мегрэ видел только спину. Наступило долгое молчание. Наконец Гюс повернулся, лицо его выражало полное смятение.
- Да, я… Ведь вы все равно установили бы это, правда? В его взгляде уже не чувствовалось недоверия. Казалось, комиссар снова завоевал его уважение.
- А почему вы заподозрили меня?
- Потому что такие письма мог писать либо убийца, либо тот, кто пытался окольным путем защитить вашего отца.
- Ну, это могла быть и Антуанетта.
Мегрэ не стал убеждать его, что мадемуазель Ваг была уже не в том возрасте, когда прибегают к подобным приемам - надуманным и ребяческим.
- Я разочаровал вас, Гюс?
- Мне почему-то казалось, что вы возьметесь за это дело иначе.
- А как, например?
- Понятия не имею… Просто я читал отчеты о ваших расследованиях… и думал, что вы - человек, который все понимает…
- А теперь?
Гюс только пожал плечами.
- Теперь я и сам не знаю…
- Кого же, по-вашему, я должен арестовать?
- Никого.
- Вот как? А что же мне тогда делать?
- Вам виднее. Вы начальник уголовного отдела сыскной полиции, а не я!
- Могло ли убийство произойти вчера или даже сегодня в девять часов?
- Наверняка нет.
- А от чего вы хотели защитить отца? Снова молчание.
- Я чувствовал, что ему грозит опасность.
- Какая?
Мегрэ был убежден, что Гюс понял смысл его вопроса. Мальчик хотел защитить отца. От кого? Может быть, от него же самого.
- Я не буду больше отвечать.
- Почему?
- Так.
И решительно добавил:
- Можете увезти меня на набережную Орфевр… Задавайте мне часами один и тот же вопрос… Наверно, вы считаете меня мальчишкой, но - клянусь - больше вы не вырвете у меня ни слова.
- Ладно, больше ничего не буду у вас спрашивать. Кстати, вам пора завтракать, Гюс.
- Сегодня можно и опоздать в лицей.
- Где комната вашей сестры?
- Тут же, в коридоре, через две двери…
- Ну, не сердитесь на меня!
- Вы выполняете свой долг…
И Гюс захлопнул за ним дверь. Немного погодя Мегрэ постучался к Бэмби. Из комнаты доносился шум пылесоса. Ему открыла светловолосая девушка в форменном платье.
- Вы ко мне?
- Вы - Лиза?
- Да, я горничная. Мы уже встречались с вами.
- А где барышня?
- Наверно, в столовой. А может, у отца или у матери. Это через площадку, на другой половине.
- Я знаю, где это. Вчера я был у мадам Парандон.
В открытую дверь он увидел столовую. Стены, доверху обшитые деревянными панелями. На столе, за которым могли бы сесть человек двадцать, - всего два прибора. Сейчас сюда пожалуют Бэмби и Гюс и сядут на свои места, отделенные друг от друга белой равниной скатерти. Им будет прислуживать Фердинанд в белых перчатках.
По пути Мегрэ приоткрыл двери кабинета Парандона. Тот все так же сидел в кресле. Около него на сервировочном столике - бутылка вина, стакан и несколько бутербродов. Адвокат не шевельнулся. Может, даже не услышал, как открылась дверь. Солнечный свет падал на его макушку, и издали казалось, что она лысая.
Комиссар прикрыл дверь, нашел коридор, по которому проходил вчера, и дверь в будуар. Оттуда доносился незнакомый ему пылкий, трагический голос. Слова были невнятны, но в тоне чувствовалась неудержимая страстность.
Мегрэ резко постучал. Голос умолк, и через секунду дверь открылась, и перед ним выросла девушка. Она еще тяжело дышала, глаза у нее сверкали, ноздри раздувались.
- Что вам нужно?
Мадам Парандон все в том же голубом пеньюаре стояла, повернувшись к окну, чтобы скрыть от комиссара свое лицо.
- Я - комиссар Мегрэ.
- Так я и думала. Ну и что?… Имеем мы право располагать собой в своем доме?
Не красавица, но очень привлекательная, хорошо сложена… Строгий костюм и - вопреки моде - волосы связаны лентой.
- Мне хотелось бы, мадемуазель, до завтрака немного поговорить с вами.
- Здесь?
Он заколебался, увидев, как вздрогнули плечи у матери.
- Необязательно… Где вам угодно.
Бэмби вышла из будуара не оглянувшись, закрыла за собой, дверь и спросила:
- Куда пойдем?
- Может быть - к вам? - предложил он.
- Там Лиза убирает.
- Тогда в какую-нибудь другую комнату.
- Все равно.
Ее враждебность вовсе не относилась к Мегрэ. Скорее всего, это было общее душевное состояние. Теперь, когда ее пламенную речь прервали, нервы девушки сдали и она вяло шла за Мегрэ.
- Только не к… - начала она.
- Разумеется, не к мадемуазель Ваг. - Они отправились в кабинет Тортю и Бола - те ушли завтракать.
- Сядем, мадемуазель Бэмби… Вы видели вашего отца?
- Я не хочу сидеть.
Она трепетала от возбуждения и не могла спокойно сидеть на стуле.
- Как вам угодно…
Он тоже не сел, а прислонился к столу Тортю.
- Я спросил: видели ли вы отца?
- С того момента, как вернулась, - не видела.
- А когда вы вернулись?
- В четверть первого.
- От кого вы узнали?
- От швейцара.
По-видимому, Ламюр подкарауливал обоих - Бэмби и Гюса - чтобы первым сообщить о происшествии!
- Ну, а дальше?
- Что - дальше?
- Что вы делали?
- Фердинанд хотел что-то сказать мне, но я не стала его слушать и пошла прямо к себе.
- А у вас была Лиза?
- Да. Убирала ванную. Из-за того, что случилось, все в доме делается с опозданием.
- Вы плакали?
- Нет!
- У вас не появилось желания поговорить с отцом?
- Может быть… Не помню… Во всяком случае, я не пошла к нему.
- И долго вы оставались у себя в комнате?
- Я не смотрела на часы… Наверно, минут пять или чуть больше.
- И что вы делали?
Она нерешительно взглянула на Мегрэ. Видимо, в этом доме было так принято - все они, прежде чем ответить, обдумывали свои слова.
- Смотрелась в зеркало.
Сказано вызывающе. Эту же черту он обнаружил и у других членов семьи.
- Почему же так долго?
- Сказать откровенно, да? Ладно, буду говорить начистоту. Мне хотелось выяснить, на кого я похожа.
- На отца или на мать?
- Да.
- Ну, и что же вы решили?
Она вся напряглась и резко бросила:
- На мать.
- Вы что, ненавидите свою мать, мадемуазель Парандон?
- Вовсе нет. Мне даже хотелось бы поддержать ее. И я пыталась…
- Поддержать - в чем?
- Вы думаете, что таким образом можете добиться чего-нибудь?
- О чем это вы?
- О ваших вопросах… О моих ответах…
- Я стараюсь понять…
- Вы провели в нашей семье всего несколько часов и надеетесь понять, как мы живем? Не подумайте, что я враждебно к вам настроена, но я ведь знаю, что вы с понедельника рыскаете по всему дому…
- И знаете, кто писал мне письма?
- Да.
- А как вы узнали?
- Увидела, как он срезает штамп с бумаги.
- Гюс сказал вам, для чего он это делает?
- Нет… Я догадалась уже потом, когда пошли толки о письмах…
- И кто о них толковал?
- Не помню… Кажется, Жюльен Бол… Он мне очень нравится. С виду он чучело гороховое, но в действительности - парень что надо.
- Меня интересует одна подробность… Вы сами придумали себе имя Бэмби, а брату - Гюс? Она слегка улыбнулась.
- Вас это удивляет?
- Из протеста?
- Угадали. Из протеста против жизни в этой огромной шикарной казарме, против нашего образа жизни, против тех людей, которые у нас бывают. Лучше бы я родилась в какой-нибудь простой семье и сама пробивала бы себе дорогу в жизни…
- Вы и так пробиваете свой путь - на свой лад…
- Ну, знаете, археология… Не хотела я заниматься таким делом, где мне пришлось бы отбивать место у других…
- Вас особенно злит ваша мама?
- Я, знаете, предпочитаю не говорить о ней…
- Но разве же не в ней сейчас суть дела?
- Возможно… Не знаю…
Она украдкой взглянула "а комиссара.
- Вы считаете, что это - она? - настаивал Мегрэ.
- Почему вы так думаете?
- Когда я подошел к ее комнате, я слышал, с каким жаром вы там изъяснялись…
- Ну, это вовсе не значит, что я считаю ее виновной. Мне не нравится тот образ жизни, который она ведет сама и навязывает нам… Не нравится…
Она владела собой хуже, нежели ее брат, хотя внешне казалась спокойнее.
- Вы ставите ей в вину, что ваш отец не был с ней счастлив?
- Нельзя делать счастливыми людей против их воли. А что касается несчастья…
- Мадемуазель Ваг нравилась вам так же, как и Жюльен Боа?
Не колеблясь, она отрезала:
- Нет!
- Почему?
- Она была просто мелкая интриганка, которая внушала отцу, что любит его!
- А вы когда-нибудь слышали, как она говорила о своей любви?
- Еще чего! Стала бы она ворковать при мне?! Достаточно было видеть ее с отцом! И я прекрасно понимала, что у них происходит при закрытых дверях!
- Вы что - из моральных соображений…
- Плевать мне на моральные соображения! Да о какой морали идет речь? Мораль какого круга? Разве мораль в нашем районе та же, что в каком-нибудь провинциальном городишке? Или в двадцатом округе?
- По-вашему, мадемуазель Ваг чем-нибудь огорчала вашего отца?
- Может быть, она еще больше отдаляла его…
- Вы хотите сказать, что он отдалился от семьи - из-за нее?
- Я как-то не задумывалась над таким вопросом. Да и никто другой о нем не думал… Скажем так, не будь ее - может быть еще удалось бы…
- Восстановить?
- Тут нечего восстанавливать… Родители никогда не любили друг друга… И вообще я не верю в любовь… Но ведь можно просто жить в каком-то согласии, хотя бы в покое…
- Этого вы и пытались добиться?
- Иногда я пыталась утихомирить неистовство мамы, доказать ей всю ее непоследовательность…
- А отец не помогал вам в этом?
Хотя у девушки был совсем иной образ мысли, нежели у брата, все же кое о чем они судили одинаково.
- Отец отступился.
- Из-за мадемуазель Ваг?