- Его отец, банкир, тоже был большим ценителем живописи, Норрис Йонкер вырос среди картин Ван-Гога, Писарро, Мане и Ренуара. Не удивительно, что финансы его не интересуют. Он получил в наследство довольно много картин, а дивидендов, которые платит ему брат, возглавивший дело, хватает на приобретение новых.
- Вы встречались с ним лично?
- Да. А вы?
- Нет еще.
- Он больше похож на английского джентльмена, чем на голландца. Если мне память не изменяет, после окончания Оксфордского университета он долго жил в Англии. Я слышал даже, что в последнюю войну он вступил добровольцем в британскую армию и дослужился до полковника.
- А что представляет собой его жена?
- Прелестное создание. Она очень рано вышла замуж за одного англичанина из Манчестера… Не понимаю, что вам дался Йонкер. Надеюсь, его не ограбили?
- Нет.
Теперь настала очередь Мегрэ уходить от прямых вопросов. Он вновь перехватил инициативу в разговоре и спросил:
- Они часто бывают в обществе?
- По-моему, нет.
- Йонкер встречается с другими любителями живописи?
- За аукционами он, конечно, следит и, во всяком случае, знает, когда в Париже, Лондоне или Нью-Йорке какое-нибудь ценное полотно меняет хозяев.
- Он ездит по белу свету?
- Вот уж этого не могу сказать. Он много путешествовал в свое время, не знаю, как сейчас. Впрочем, чтобы купить картину, ему самому вовсе не обязательно ездить по аукционам. Известные покупатели чаще всего посылают для этого своих представителей.
- В общем вы в своих делах можете на него положиться.
- С закрытыми глазами.
- Благодарю вас.
Все это не упрощало дела. Мегрэ недовольно поднялся и достал из стенного шкафа пальто и шляпу.
Хуже нет для полицейского, чем опрашивать в ходе расследования известных, уважаемых или высокопоставленных людей. Такие потом нередко жалуются, обзванивают начальство, и хлопот с ними не оберешься. Поразмыслив, комиссар решил не брать с собой к Йонкеру никого из инспекторов, чтобы не придавать своему визиту слишком официальный характер.
Через полчаса он вышел из такси около особняка на авеню Жюно и вручил свою визитную карточку Карлу, облаченному в белый сюртук. Как и Шинкье, комиссару пришлось подождать в вестибюле, но его чин, как видно, произвел впечатление: камердинер на сей раз вернулся не через десять, а через пять минут.
- Прошу вас…
Карл провел Мегрэ через гостиную, где в отличие от Шинкье ему не посчастливилось увидеть очаровательную мадам Йонкер, и распахнул перед ним двери кабинета.
Голландец был все в той же куртке, и вообще казалось, что после ухода Шинкье сцена совершенно не изменилась. Сидя за письменным столом стиля ампир, Йонкер изучал гравюры, вооружившись огромной лупой.
Он сразу же поднялся навстречу, и Мегрэ отметил про себя, что Шинкье точно описал его внешность. В серых фланелевых брюках, в шелковой рубашке и черной бархатной куртке он выглядел как типичный джентльмен в домашней обстановке и держался также с чисто английским хладнокровием. Не проявляя никаких признаков удивления или волнения, он произнес:
- Господин Мегрэ?
И, указав гостю на кожаное кресло по другую сторону письменного стола, снова сел.
- Поверьте, мне очень приятно познакомиться с таким известным человеком.
Он говорил без акцента, но медленно, словно после стольких лет в Париже все еще мысленно переводил с голландского каждое слово.
- Не скрою, правда, что несколько удивлен той чести, которую сегодня вот уже второй раз оказывает мне полиция.
Йонкер сделал выжидательную паузу, рассматривая свои полные холеные руки.
Он был не то чтобы толст или слишком грузен, а как-то по-барски дороден. В начале века такой красавец мужчина послужил бы отличной моделью для салонного живописца.
У него было несколько обрюзгшее лицо. Голубые глаза спокойно смотрели из-под очков с тонкими золотыми дужками и стеклами без оправы.
Мегрэ заговорил, испытывая некоторую неловкость:
- Да. Инспектор Шинкье говорил, что был у вас. Он квартальный инспектор и прямого отношения к нам не имеет.
- Как я понимаю, вы хотите лично проверить его донесение?
- Не совсем так. Просто он мог что-либо упустить в разговоре с вами.
Голландец, вертевший в руках лупу, пристально посмотрел на Мегрэ.
Какой-то странный оттенок простодушия слегка смягчил жесткий взгляд его светлых холодных глаз.
- Послушайте, господин Мегрэ. Мне шестьдесят четыре года, и я немало скитался по свету. Вот уже много лет я живу во Франции и, как видите, чувствую себя здесь настолько хорошо, что даже построил дом. Перед лицом закона я чист, как стеклышко. Как у вас говорится, приводов и судимостей не имею.
Мне рассказали, что прошлой ночью на улице стреляли как раз напротив моего дома. Как я уже заявил инспектору, ни я, ни моя жена ничего не слышали - окна в наших жилых комнатах выходят на другую сторону.
Теперь скажите сами, как бы вы себя сейчас чувствовали на моем месте?
- Уж конечно, я бы не обрадовался подобным визитам. Незваные гости всякому в тягость.
- Прошу прощения. Вы меня не так поняли. Вы мне нисколько не в тягость!
Напротив, мне приятно встретиться с человеком, о котором я так много слышал.
Вы же понимаете, что я имею в виду совсем другое.
Ваш инспектор задавал здесь довольно нескромные вопросы, но, вообще говоря, для полицейского он держался в допустимых рамках. Я пока не знаю, о чем будете спрашивать вы, но меня удивляет уж одно то, что такой высокий начальник лично занялся этим делом.
- А если я скажу, что делаю это из уважения к вам?
- Весьма польщен, но что-то не верится! Может быть, с моей стороны было бы правильней спросить, в свою очередь, есть ли у вас законные основания для визита ко мне?
- Сделайте одолжение, господин Йонкер. Можете даже позвонить своему адвокату. Скажу прямо: у меня нет никакого официального ордера, и вы имеете полное право выставить меня за дверь. Но учтите: подобный отказ сотрудничать легко можно истолковать как нелояльность и даже как желание скрыть что-то…
Голландец улыбнулся и, наклонившись в кресле, протянул руку к коробке с сигарами.
- Полагаю, вы курите?
- Только трубку.
- Закуривайте, чувствуйте себя как дома. Сам он выбрал сигару, поднеся ее к уху, размял в пальцах, словно проверяя на хруст, обрезал короче золотыми ножницами, потом медленно, почти ритуальными жестами, зажег и стал раскуривать.
- И еще один вопрос, - сказал он, выпустив живописное облачко синеватого дыма. - Скажите, я - единственный на авеню Жюно, кого вы удостоили своим посещением или же вы придаете этому делу такое большое значение, что сами ходите по домам, опрашивая жильцов?
Теперь настала очередь Мегрэ подыскивать слова.
- Вы не первый на этой улице, кому я задаю вопросы. Мои инспектора, как вы изволили выразиться, ходят по домам, но с вами я счел необходимым встретиться лично.
Йонкер слегка наклонил голову, как бы в знак благодарности за оказанную ему честь, но явно не поверил ни одному слову.
- Постараюсь ответить на ваши вопросы, если только они не будут носить слишком интимный характер, - сказал он.
Мегрэ приготовился спрашивать, когда зазвонил телефон.
- Вы позволите?
Йонкер снял трубку и, нахмурившись, кратко ответил по-английски. Школьные познания комиссара в области английского языка были более чем скромны и почти не помогали ему в Лондоне, а тем более во время двух его поездок в Соединенные Штаты, где его собеседникам приходилось проявлять максимум старания, чтобы понять, о чем он говорит. Однако он все же понял кое-что из разговора: голландец сказал, что занят, а на вопрос невидимого собеседника ответил:
- Да, из той же фирмы. Я позвоню попозже. Пожалуй, это значило, что у него находится представитель той же "фирмы", что и инспектор, приходивший раньше.
- Извините… Я к вашим услугам.
Он уселся поудобнее, слегка откинувшись назад и облокотившись на ручки кресла, и приготовился слушать, время от времени бросая взгляд на кончик сигары, где постепенно нарастал беловато-серый столбик пепла.
- Вы спросили, господин Йонкер, что бы я делал на вашем месте. А попробуйте представить себя на моем! В этом квартале совершено преступление.
Как всегда в подобных случаях, соседи могут припомнить подробности, детали, на которые они вначале не обратили особого внимания.
- Кажется, у вас это называется трепотней?
- Пусть так. Но мы-то обязаны эту трепотню проверить. Зачастую в ней нет правды ни на йоту, но иногда она наводит нас на след.
- Хорошо. О чем же трепались соседи в данном случае?
Но комиссар отнюдь не собирался сразу брать быка за рога. Он еще не определил для себя, с кем имеет дело: сидит ли перед ним порядочный, хотя и малоприятный, человек или, что называется, стреляный воробей, который разыгрывает простачка, а смотрит в оба.
- Вы женаты, господин Йонкер?
- Это вас удивляет?
- Нисколько. Мне говорили, что мадам Йонкер - красавица.
- Ах, вот вы о чем! Что же, я, конечно, человек пожилой, скажем прямо старый, разве что хорошо сохранился. - Моей жене всего тридцать четыре.
Между нами разница в тридцать лет. Но неужели вы думаете, что мы единственная пара в Париже или где бы то ни было? Неужели это так удивительно?
- Мадам Йонкер француженка?
- Я вижу, вас хорошо проинформировали. Да, она родилась в Ницце, но я с ней познакомился в Лондоне.
- Вы ведь не первый ее муж?
По лицу Йонкера мелькнула тень раздражения. Впрочем, его как истинного джентльмена подобное вмешательство в личную жизнь и впрямь могло шокировать, тем более что речь зашла о его молодой жене.
- До того, как стать мадам Йонкер, она была миссис Мьюр, - сухо ответил он.
И, внимательно посмотрев на свою сигару, добавил:
- Поскольку уж вы заговорили об этом, не думайте, что она вышла за меня из-за денег. К тому времени она уже была, как это говорится, вполне обеспечена.
- Для человека вашего положения, господин Йонкер, вы слишком мало выезжаете, - прервал разговор Мегрэ.
- Это что, упрек? Знаете, большую часть своей жизни я ездил по свету жил и здесь, и в Лондоне, и в Соединенных Штатах, и в Индии, и в Австралии, - где только не был! Когда вы будете в моем возрасте…
- Мне осталось не так уж много…
- Да, так когда вы будете в моем возрасте, вы, возможно, тоже предпочтете домашний уют светским развлечениям, клубам и кабаре.
- Понятно. Тем более что вы, наверное, очень любите мадам Йонкер…
На сей раз бывший полковник британской армии надменно выпрямился в кресле и лишь чуть заметно кивнул головой. От резкого движения столбик пепла сорвался с его сигары и упал прямо на пол.
Наступил момент, который Мегрэ старался оттянуть. Они подошли к самой щекотливой теме. Комиссар все же позволил себе маленькую передышку, начав раскуривать погасшую трубку.
- Итак, вернемся к тому, что вы назвали трепотней. Я хотел бы с вашей помощью убедиться, что некоторые полученные нами сведения относятся именно к этой категории.
Голландец потянулся к хрустальному графину на столе, и Мегрэ показалось, что рука его слегка дрожала, когда он наливал рюмку.
- Хотите Кюрасао?
- Нет. Благодарю вас.
- Предпочитаете виски?
Не дожидаясь ответа, он нажал кнопку. Почти тотчас же на пороге вырос Карл.
- Принесите виски, пожалуйста, - сказал голландец и, обратившись к Мегрэ, спросил:
- Пьете с содовой?
- С содовой.
Помолчали. Мегрэ окинул взглядом высокие, почти до потолка, стеллажи с книгами. В основном это были книги по изобразительному искусству: не только по живописи, но и по архитектуре и скульптуре. Комиссар заметил также каталоги крупных распродаж картин за добрых сорок лет.
- Благодарю вас, Карл. Вы передали мадам, что я занят? Она все еще наверху?
Подчеркивая свое внимание к гостю, Йонкер обращался к слуге не по-голландски, а по-французски.
- Да, мосье.
- Ваше здоровье, господин Мегрэ. Жду обещанной трепотни.
- Не знаю, как голландцы, но парижане, особенно старики, часами просиживают у своих окон. А уж на Монмартре это обычное дело. Таким образом, мы и узнали, что довольно часто - раза два-три в неделю - у вашей двери по вечерам звонят молодые женщины и их впускают в дом…
Уши голландца внезапно покраснели. Он промолчал, глубоко затянувшись сигарным дымом.
- Я мог бы предположить, что это подруги мадам Йонкер, но, поскольку все они девицы… гм… определенного круга, это маловероятно, - продолжал комиссар.
Ему редко приходилось столь тщательно выбирать выражения, и он давно уже не чувствовал себя так неловко.
- Вы отрицаете, что эти визиты имели место?
- Если уж вы побеспокоились, чтобы прийти сюда, господин Мегрэ, значит вы не сомневаетесь в своих сведениях. Признайтесь, что, если бы я вздумал отрицать это, вы бы представили мне несколько свидетелей.
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Что вам еще известно об этих девицах?
- Вы отвечаете вопросом на вопрос.
- Я у себя дома, не правда ли? Вот если бы я сидел в вашем кабинете, то мы оба вели бы себя по-другому.
Комиссар решил уступить.
- Что ж, извольте. Речь идет о женщинах легкого поведения. Они не просто заходили к вам в дом, а проводили у вас часть ночи. Некоторые оставались и до рассвета.
- Да, это правда.
Он по-прежнему смотрел Мегрэ прямо в глаза, и только голубые глаза его словно потемнели и приобрели серовато-стальной оттенок.
Комиссару стало не по себе. Говорить дальше было нелегко. Но он заставил себя вспомнить о Лоньоне, который корчился сейчас на больничной койке, о неизвестном подлеце, который хладнокровно всадил бедняге в живот - чтобы было вернее - две пули из крупнокалиберного пистолета.
От Йонкера, разумеется, помощи ждать не приходилось. Он сидел молча с непроницаемым видом игрока в покер.
- Прошу вас поправить меня, если ошибусь, - продолжал Мегрэ. - Сначала я подумал, что эти девицы приходят к вашему камердинеру. Потом я узнал, что у него есть подружка и что они не раз приходили как раз в то время, когда он выходил к ней на свидание. Будьте любезны сказать, где находится комната вашего слуги?
- На втором этаже, около ателье.
- Горничные и кухарка тоже спят на втором этаже?
- Нет. В саду есть флигель - там они и живут.
- Часто вы сами открывали дверь этим вечерним посетительницам.
Йонкер промолчал и снова посмотрел прямо в глаза комиссару.
- Прошу извинить, но по моим данным иногда открывала и ваша супруга.
- Я вижу, за нами здесь шпионят по всем правилам. Вы дадите сто очков вперед даже старым сплетницам в голландских деревушках. Может быть, вы мне, наконец, скажете, какая связь между этими визитами и выстрелами на улице? Я все еще отказываюсь поверить, что следили именно за мной и что по неизвестным мне причинам меня хотят превратить в нежелательного иностранца.
- Никто этого не собирается делать. Постараюсь играть в открытую.
Обстоятельства преступления, использованное оружие и еще несколько подробностей, о которых я сейчас не имею права говорить, наводят на мысль, что стрелял профессионал.
- И вы думаете, что я связан с такого рода людьми?
- Попробуем наудачу сделать другое предположение. Известно, что вы очень богаты, господин Йонкер. В этом доме больше произведений искусства, чем во многих провинциальных музеях. Это бесценное сокровище! Есть ли у вас какая-нибудь сигнализация на случай тревоги?
- Нет. Настоящие профессионалы, как вы их называете, легко справятся с самой хитрой сигнализацией. Они, кстати, совсем недавно блестяще продемонстрировали это в Лувре. Я предпочитаю страховку, так надежней!
- Вас никогда не пытались ограбить?
- Не замечал.
- Вы уверены в ваших слугах?
- Карлу и кухарке я вполне доверяю, они служат у меня больше двадцати лет. Горничных я знаю меньше, но моя жена никогда не наняла бы их без солидных рекомендаций. Однако вы так и не объяснили мне, какая связь между этими, как вы говорите, посетительницами и…
- Сейчас объясню.
До сих пор Мегрэ удавалось довольно искусно вести разговор, и он вознаградил себя глотком виски.
- Представьте себе, что какая-то банда грабителей картин - таких сейчас немало - решила вас ограбить. Представьте себе далее, что это дошло до одного из здешних квартальных инспекторов, но он не решился действовать напрямик, ибо не имел точных сведений. Представьте себе наконец, что прошлой ночью этот инспектор расположился в доме напротив, как он делал, уже не раз, надеясь поймать воров на месте преступления.
- Вам не кажется, что это было бы для него рискованно?
- Нам, в нашей профессии, часто приходится рисковать, господин Йонкер.
- Извините.
- При случае такие банды нанимают убийц, но, как правило, состоят из людей интеллигентных, образованных. Они никогда не работают без наводчика. В своих слугах вы уверены, остается предположить, что одна из этих девиц…
Верил ли Йонкер комиссару или уже учуял западню, понять было трудно.
- Певички из ночных кабаре всегда более или менее тесно связаны с блатным миром, как мы его называем.
- Вы хотите получить у меня списки имен, адресов и телефонов тех, кто сюда приходил?
Голландец все время говорил в ироническом тоне, но теперь в его голосе прозвучала издевка.
- Что же, это было бы недурно, но для начала хотелось бы знать, зачем они вообще приходили к вам?
Ух! Он был уже почти у цели. Йонкер по-прежнему сидел не шевелясь, с потухшей сигарой в руке и, не моргая, смотрел в лицо комиссару.
- Так, - сказал он наконец, поднимаясь со своего кресла.
Положив окурок в синюю пепельницу, он прошелся по кабинету.
- В начале нашей беседы я сказал, что отвечу на ваши вопросы при том условии, что они не будут носить чересчур личный характер. Вы, надо отдать вам должное, довольно ловко связали мою личную жизнь с событиями прошлой ночи.
Он остановился перед Мегрэ. Тот, в свою очередь, тоже поднялся с кресла.
- Вы ведь давно в полиции?
- Двадцать восемь лет.
- Полагаю, вы не всегда имели дело с подонками. Вам, наверное, приходилось уже сталкиваться с людьми моего возраста и положения, которые подвержены определенным… скажем, наклонностям. Вы считаете это столь предосудительным? В Париже пуританские нравы не в моде!
- А мадам Йонкер?..
- О, мадам Йонкер знает жизнь! Она понимает, что некоторым мужчинам в моем возрасте разнообразие необходимо, ну, просто как возбуждающее средство, как стимулятор… Вы вынудили меня говорить о весьма интимных вещах.
Надеюсь, теперь вы удовлетворены…
По-видимому, он считал разговор оконченным и довольно красноречиво посмотрел на дверь.
Но Мегрэ исподволь вновь перешел в атаку.
- Вы только что говорили об именах, адресах, телефонах…
- Надеюсь, вы не попросите их у меня. С моей стороны было бы просто непорядочно причинять им лишние хлопоты.
- Вы сказали, что мало выезжаете и не бываете в ночных кабаре. Где же вы знакомитесь с вашими посетительницами?