- Мудреная штука эта система регистрации, - проворчал эксперт по баллистике, не поднимая глаз, - но как иногда она помогает на суде! Ну, что скажете хорошего, мистер Квин? У вас снова оружие?
- Войне нет конца, - засмеялся Эллери и извлек из кармана пальто револьвер 45-го калибра с инкрустированной слоновой костью рукояткой, обнаруженный им в комнате Хорна в отеле "Барклай".
- Послушайте, а я не видел его прежде? - удивился лейтенант Ноулс, беря в руки оружие.
Эллери покачал головой.
- Тогда это, должно быть, его брат-близнец. Точно такой же попался мне в той куче, которую доставили из "Колизея".
- Вы правы. Это его близнец. Оба принадлежали Баку Хорну, если не считать, что этого дружка оставили в шкафу дома.
- Он явно точная копия, - с одобрением проговорил Ноулс. - Иногда такое встречается среди старого оружия. Немного устаревший дизайн, но это как марка. Я коллекционирую старое оружие, вы же знаете. Чем оружие старше, тем оно красивее. У меня есть…
- Знаю. Знаю, - перебил его Эллери. - Я и раньше знавал филателистов. Но мне хотелось бы узнать…
- Не могла ли быть выпущена из него пуля, убившая Бака Хорна? - Ноулс покачал головой. - Я же говорил вам, что это мог быть только двадцать пятый автоматический.
- Да, да, я помню. - Эллери сел за рабочий стол эксперта. - Напарник этого красавца еще у вас?
- Ну да, с биркой.
Лейтенант подошел к большому шкафу с выдвижными ящичками, выдвинул один из них и вернулся с первым револьвером Хорна.
- Итак, что вы хотите узнать?
- Возьмите оба револьвера, - попросил Эллери. - В каждую руку по одному.
Лейтенант повиновался, весьма удивленный.
- Ну и как?
- Мне это только кажется или я прав, полагая, что один из этих малышей немного тяжелее другого?
- Ноулс, старина, вы всегда задаете самые глупые вопросы! - рассмеявшись, воскликнул Эллери.
- Боже мой, Квин, и это все? Что здесь такого серьезного? Я определил это за минуту. Если хотите знать, один из них немного тяжелее другого. Но я лучше удостоверюсь. - И он положил револьверы, один за другим, на весы. Затем кивнул: - Да, сэр. Этот малыш с биркой почти на две унции тяжелее второго.
- А! - воскликнул Эллери, удовлетворенный. - Здорово.
Эксперт удивленно посмотрел на него:
- Полагаю, нет сомнения в аутентичности хозяина обоих револьверов? Я хочу сказать - они и в самом деле оба принадлежали Баку Хорну, я прав?
- Бог мой, да, - ответил Эллери. - Можете в этом не сомневаться. Лейтенант, вы будете удивлены, если я вам скажу, что ваши весы меня убедили. - Он потер ладони. - Как все здорово складывается! - вздохнул он и усмехнулся. - Вы можете навесить бирку и на второй тоже, лейтенант, для полноты отчетности. Возможно, мы вскоре их вернем обратно. А пока подержите их у себя. Кстати, - Эллери сморщил лоб, - как вы считаете, этот первый револьвер был преднамеренно сделан тяжелее второго? Знаете, они оба были изготовлены одновременно - специально для Бака Хорна.
- Вполне возможно, - согласился лейтенант Ноулс. - Если Хорн был из тех, кому нравится носить по два револьвера - в паре, как он это делал, - то он, вероятно, хотел, чтобы оба чувствовались в руке одинаково. Хотя не обязательно, - поспешно добавил он. - Разница могла получиться случайно при производстве. Некоторое старинное оружие изготовлялось без особой тщательности.
- Должен заметить, что эти два револьвера изготовлялись с особой тщательностью, - возразил Эллери. - Итак, лейтенант, спасибо, что уделили мне время. Как-нибудь увидимся еще. - И он поспешно покинул отдел баллистики. В коридоре Эллери остановился, улыбаясь и машинально потирая стекла своего пенсне.
Глава 14
ПОВЕСТКА ДНЯ
Неукротимая и обширная организация следователей и сыщиков, собравшись вместе одним прекрасным днем в главном городе Пятого Измерения, не могла придумать ничего лучшего, как взять в качестве боевого клича бессмертный девиз: "Что-то должно случиться". Он особо впечатляюще смотрелся бы на щите, выведенный красным цветом на староанглийском языке. Статистика неточна, но не будет преувеличением сказать, что половина ищеек этого мира ждет, когда что-то случится, в то время как вторая половина с усердием суетится, пытаясь взять след того, что уже случилось. В обоих случаях дух девиза остается неизменным.
Однако период ожидания не обязательно означает бездействие. Наоборот, это период бешеной активности, который называется "ожиданием" лишь потому, что ничем не заканчивается и ни к чему не ведет. То есть эта активность, так сказать, негативная; а тем временем то, что должно случиться, выжидает своего момента - нужного психологического момента. Талант большинства детективов заключается в том, чтобы в период этой безумной и бесполезной активности сохранять философию спокойствия. Это философия фатализма. Активность - это всего лишь животная энергия, расходуемая для удовлетворения банального чувства долга.
Эллери Квин распознал эти признаки издали и залег на дно - не имея потребности в удовлетворении банального чувства долга, - дабы ждать в стоическом спокойствии. Однако почтенный инспектор, который за свою службу в качестве блюстителя порядка ежемесячно изымал из городской казны определенную сумму, был вынужден эту активность проявлять. Одной из мотивирующих сил был комиссар нью-йоркской полиции - пугало всех его консервативно настроенных подчиненных. Комиссар, оторванный от развлечений на песках Флориды докатившимся туда эхом об убийстве Бака Хорна, излил все свое раздражение на инспектора - несомненно главного виновника его урезанного отдыха, вследствие чего инспектор предстал, бледный и молчаливый, перед комиссаром, а затем многословный и красный как рак перед своими подчиненными. Это было мучительное время для всех, причастных к делу Хорна.
Рутинные действия были предприняты. Передвижения Бака Хорна в течение нескольких недель до убийства были проверены и перепроверены столько раз, что сыщики утомились писать отчеты.
- С таким же успехом можно было шпарить их под дюжину копирок, - ворчал Риттер, известный мятежник, - и не без основания, ибо двенадцатая проверка не дала большего, чем первая.
Жертва провела свои последние недели на земле не менее невинно, чем королева Дании Матильда. Вся корреспонденция Хорна была изучена; она оказалась скудной, малоинтересной и сухой, как выжатый лимон. Его друзья и знакомые с Запада были опрошены, но они не сообщили ничего важного; телеграммы между Вайомингом и Нью-Йорком, а также Нью-Йорком и Голливудом дымились от вопросов и ответов, однако общий результат равнялся нулю, возведенному в энную степень.
Казалось, ни на земле, ни на небесах не было ни единой души, у которой имелся хоть малейший мотив искать смерти Бака Хорна, - кроме Однорукого Вуди, но он исключался из-за отсутствия физической возможности.
Личность посетителя, приходившего в комнату Хорна вечером накануне его убийства, оставалась по-прежнему загадкой.
И по-прежнему оставались закрытыми двери "Колизея", благодаря усталому упорству инспектора Квина и растущему раздражению комиссара Уэллса. Ибо автоматический пистолет 25-го калибра, из которого была выпущена пуля, остановившая биение сердца Бака Хорна, по-прежнему не был найден, несмотря на почти ежедневное "собирание колосков" в "Колизее". А Дикий Билл Грант рвал на себе седые волосы, бесновался и выкрикивал оскорбления на радость репортерам, клянясь, что никогда больше не приедет в Нью-Йорк с родео. Инспектор продолжал упорствовать, а комиссар едва не вывихнул ключицы, пожимая плечами, когда слышал об этом.
И лишь одна линия дознания - в бесплодном повторении расспросов и перекрестных допросов тех измученных граждан, что были вовлечены в дело Хорна, - казалось, дала результат. Она касалась финансов Бака Хорна. Когда газетчики старались выпытать об этом у инспектора, он молчал как рыба. Однако, невзирая на это, детективы Риттер, Джонсон, Флинт, Хессе и Пигготт были заняты некой таинственной деятельностью. Необходимо было выяснить, что случилось с теми тремя тысячами долларов, которые покойный снял со счета в мелких купюрах накануне своего убийства? Но ни малейшего следа этих денег найдено не было.
Это был хороший вопрос, но слишком трудный, чтобы дать на него ответ.
* * *
Ожидание Эллери приняло форму светских развлечении. Пожалуй, впервые со времен окончания университета он предался веселому образу жизни. Его длинный фрак, извлеченный из нафталина, мелькал над полированным танцполом. Счета из прачечной указывали на его нездоровое пристрастие к накрахмаленным манишкам и воротничкам. Он стал возвращаться в квартиру Квинов на Западной Восемьдесят седьмой улице после полуночи, полуживой, отравленный едким виски с содовой. Его сон, не без помощи усыпляющего эффекта алкоголя, стал сродни впадению в кому от физического истощения; по утрам он поглощал пинты черного кофе в тщетном усилии избавиться от омерзительного вкуса во рту. Джуна, строгий моралист, напрасно взывал к нему.
- Это все ради науки, - стонал Эллери. - Господи, за что приходится иногда терпеть такие мучения?
Инспектор, который в этот момент атаковал яйцо, презрительно фыркнул, потом посмотрел на сына с отеческой обеспокоенностью.
- Какого черта ты собираешься добиться своими ночными шатаниями? - спросил он. - Ты превращаешься в настоящего плейбоя.
- Ответ на последнее - и да и нет, - ответил Эллери. - А на первое - очень многого. В чем трагедия, отец? Возьми, например, Хантера…
- Бери его сам, - буркнул инспектор. - Он мне не нужен.
И тем не менее факт оставался фактом - Эллери стал водить знакомство с господами из ложи Марса.
Он проводил много времени с Кит Хорн, которая появилась на всех светских раутах с машинальной улыбкой на губах и задумчивым, отстраненным выражением глаз. В компании с Кит Хорн и зачастую с обоими Грантами Эллери атаковал ночные клубы, в том числе и клуб "Мара". Таким образом он удостоился привилегии созерцать томную, слегка подувядшую Мару Гей - эту Орхидею Голливуда - и Джулиана Хантера. Несколько раз Эллери даже встречался с Тони Марсом и пару раз обнаружил представителей труппы родео, которые усердно накачивались спиртным. Дни и ночи этого периода были покрыты лоском, искусственным блеском, скрывающим что-то тревожное и нереальное. Эллери жил, дышал, смеялся, разговаривал и двигался словно лунатик.
Однако он не позволял реальности покидать его сознание. Для него было невозможным проводить каждую ми нуту в компании новых друзей. Посему каждое утро заставало его в Главном полицейском управлении за чтением отчетов детективов, которые следили за передвижениями Кит Хорн и Дикого Билла Гранта - отчетов, не стоит забывать, навязанных им самим. В случае с Грантом Эллери был раздосадован тем, что поведение старого ковбоя отличалось совершенной невинностью. Что бы Эллери ни надеялся узнать, требуя слежки за передвижениями Гранта, его контактами и телефонными разговорами, становилось совершенно ясно, что все его надежды напрасны. Грант пил как лошадь, держал в узде свою труппу - что было непросто, приглядывал за сыном и Кит Хорн, а в остальном донимал инспектора и комиссара Уэллса требованиями открыть его родео.
Что касается отчетов о Кит, то они выглядели более обнадеживающими. За отстраненным взглядом девушки, как оказалось, скрывался холодный расчет. В одном из отчетов детектива, которому вменялась слежка за ней, был описан весьма любопытный инцидент.
* * *
Однажды вечером, спустя несколько дней после убийства, оперативник следовал за девушкой от отеля "Барклай" до клуба "Мара". Стройная и смуглая, в белом вечернем платье, Кит холодно обратилась к старшему официанту:
- Мистер Хантер у себя?
- Да, мисс Хорн. У себя в кабинете. Мне доложить?..
- Нет, спасибо. Я сама.
Она прошла вдоль ряда личных кабинок в заднюю часть клуба, где Хантер разместил свои великолепные покои. Детектив сдал в гардероб пальто и шляпу, потребовал столик поближе в задней части зала, заказал виски с содовой и льдом. Было рано, но клуб уже был полон; знаменитый джаз-оркестр Хантера наигрывал новую мелодию с испытанным африканским ритмом и первобытной страстью; парочки в тесном объятии двигались по танцплощадке; шума и полумрака было достаточно, чтобы действия детектива остались незамеченными.
Он тихонько поднялся из-за своего столика и последовал за Кит Хорн.
Детектив видел, как она постучала в комнату с табличкой "Посторонним вход запрещен. М-р Хантер" и как немного погодя открылась дверь и в ней показалась шикарная фигура Хантера, освещенная ярким светом кабинета.
- Мисс Хорн! - радостно воскликнул он. - Входите, входите. Рад вас видеть. Я… - Но тут закрывшаяся дверь лишила детектива возможности слышать остальное.
Он оглянулся. Ближайший официант скрылся где-то в полумраке. Детектива никто не видел. И тогда он прижал ухо к дверной панели.
Детектив не слышал слов, только улавливал интонации. Но этот сыщик слыл своего рода экспертом по части подслушивания; он не раз хвастался, будто может интерпретировать эмоции, даже если слов не разобрать. Так что его отчет представлял собой опус доморощенной психологии.
"Все начиналось учтиво, - писал он в отчете. - Мисс X., судя по тихому голосу, что-то замышляла; она явно на что-то решилась. Голос Дж. X. рокотал; судя по всему, он был настроен дружелюбно; но в звуках этого рокота улавливалось что-то странное и фальшивое - Дж. X. был излишне красноречив. У меня возникло впечатление, будто они ходят вокруг да около. Затем мисс X. рассердилась; ее голос зазвенел от гнева; она кидала слова, словно кирпичи, обвиняя в чем-то Хантера. Хантер забыл о своем дружелюбии; его голос стал холоднее льда, в нем послышалась насмешка; он говорил быстро, потом медленно, потом снова быстро, как если бы пытался за насмешкой скрыть беспокойство. Она этого не просекла, потому что разгневалась еще больше. Мне даже показалось, что они вот-вот вцепятся друг в друга. Я уже был готов ворваться в кабинет, когда они прекратили выплескивать эмоции. В следующую секунду дверь резко распахнулась, и из нее выбежала мисс X. Я хорошо разглядел ее лицо: оно было бледным, глаза гневно горели, губы плотно сжаты. Она тяжело дышала. Мисс X. прошла мимо, не заметив меня. Хантер немного постоял в дверях, глядя ей вслед, пока она не скрылась в темноте. Я не мог разглядеть его лица, но его пальцы так крепко вцепились в дверной косяк, что даже побелели костяшки. Затем он вернулся к себе в кабинет. А мисс X. взяла такси, поехала к себе в отель "Барклай" и в этот вечер больше никуда не выходила".
Инспектор метнулся к телефону.
- Наконец-то что-то! - оживился он. - Видит бог, я узнаю, в чем тут фокус-покус! Твоя милая ковбойская девушка попалась!
Эллери вышел из задумчивости и положил руку на трубку телефона.
- Нет! Нет, отец!
Инспектор удивленно уставился на него:
- Что? Что это значит?
- Пожалуйста, не надо, - быстро попросил Эллери. - Ты только все испортишь. Ради бога, не звони. Подожди. Мы не можем позволить…
Инспектор отстранился, раздосадованный.
- За каким тогда чертом пускать по горячему следу сыщика, а когда он находит что-то стоящее, ничего не делать?
- Немного непоследовательный, - улыбнулся Эллери, зная, что война выиграна, - но вполне резонный вопрос. Ответ следующий: когда я просил тебя установить слежку за Кит Хорн, меня не интересовало, есть ли между девушкой и Хантером какие-то отношения.
- Допустим, что так, - с сарказмом произнес инспектор. - В конце концов, ты не мог предусмотреть всего. Хорошо, но теперь-то мы знаем, что между Хантером и девушкой что-то есть. Так почему мы должны сидеть сложа руки и упускать шанс, который, возможно, дал бы нам новую зацепку?
- Я скажу тебе почему, и я вовсе не недооцениваю важность этих отношений, - заявил Эллери. - На это имеются две причины. Первая: ты, скорее всего, не вытащишь из них ни слова. И вторая - что еще более жизненно важно, этим ты откроешь наши карты.
- Какие карты?
- Тот факт, что за Кит Хорн ведется наблюдение. Понимаешь, - как можно спокойнее проговорил Эллери, - если девушке станет известно, что за ней следят, мы потеряем…
- Что?
Эллери пожал плечами:
- Зачем вмешиваться? Готов поспорить, что из этого ничего не выйдет. Однако мы должны пожертвовать всем, чтобы держать дорогу открытой для чистой случайности, а нам быть готовыми к моменту, когда она случится.
- Для парня, который учился в колледже, - проворчал инспектор, - ты вещаешь как неотесанный шахтер из Кентукки.
К еще большему раздражению инспектора, утром за завтраком Эллери доставили телеграмму, которая, учитывая обстоятельства, могла содержать проливающую свет информацию на все то, что было известно пожилому джентльмену. Но Эллери быстро прочитал ее и, не меняя выражения лица, швырнул в яркое пламя камина. Инспектор, чья гордость была явно уязвлена, не задал ни единого вопроса, а Эллери, хотя он и не мог не почувствовать обиду отца, не удостоил его объяснением. Будь старик уверен, что в телеграмме содержится информация о Голливуде, он, возможно, проглотил бы свою гордость и в конце концов потребовал объяснения. Но он не узнал о ее содержании до самого конца.