- В те дни медицинские учебные заведения не были стандартизированы. В одних обучение занимало два года, в других - четыре, и ни одно из них не специализировалось на акушерстве или гинекологии, поэтому те, кто хотел, становились специалистами в этой области в основном благодаря своим наставникам. Когда Казалис окончил университет - между прочим, с отличием, - он попал к нью-йоркскому медику по имени Ларкленд...
- Дж. Ф., - вставил инспектор.
- Верно, - кивнул Джимми. - Где-то в районе восточных двадцатых улиц. Доктор Ларкленд занимался исключительно акушерством и гинекологией, и Казалис проработал с ним около полутора лет, а в 1905 году начал самостоятельную практику.
- Когда точно?
- В феврале. В этом месяце Ларкленд умер от рака, и Казалис взял на себя его клиентуру.
Значит, мать Арчибалда Дадли Абернети была пациенткой доктора Ларкленда, и молодой Казалис унаследовал ее. Это успокоило Эллери. В 1905 году жены священников лечились у двадцатитрехлетних врачей только в исключительных обстоятельствах.
- Спустя несколько лет, - продолжал Джимми, - Казалис стал одним из ведущих специалистов на Востоке, и к 1911-му или 1912 году его практика сделалась одной из крупнейших в Нью-Йорке. Насколько я понимаю, он не был рвачом, хотя зарабатывал кучу денег. Его больше интересовала творческая сторона профессии - применение новых технологий, клиническая работа и тому подобное. У меня здесь полно сведений о его научных достижениях...
- Опустим их. Что еще?
- Ну, его военные подвиги.
- Во время Первой мировой?
- Да.
- Когда он вступил в армию?
- Летом 1917 года.
- Интересно, папа. Битрис Уилликинс родилась 7 апреля 1917 года, за месяц до того, как конгресс объявил войну Германии. Должно быть, это одни из последних родов, которые принимал Казалис, прежде чем надеть форму. - Инспектор промолчал. - Так как же он проявил себя на войне?
- Отлично. Начал службу в медицинском корпусе в чине капитана, а закончил полковником. Оперировал на передовой...
- Был ранен?
- Нет, но провел несколько месяцев в доме отдыха во Франции в конце восемнадцатого - начале девятнадцатого года, после окончания войны. Лечился - я цитирую - "от нервного истощения и последствий контузии".
Эллери посмотрел на отца, но тот снова отмеривал себе дозу виски.
- Очевидно, там не было ничего серьезного. - Джимми опять взглянул на конверт. - Его отправили домой из Франции как новенького, а после демобилизации...
- В девятнадцатом году?
- Да, он вернулся к своей специальности. К концу двадцатого у него уже была прежняя практика и огромная известность.
- И он все еще занимался только акушерством и гинекологией?
- Да. Тогда ему было под сорок, и через пять лет... - Джимми извлек другой конверт. - Да, в 1926 году он познакомился с миссис Казалис через ее сестру, миссис Ричардсон, и женился на ней. Она принадлежала к семье Меригру из Бангора. Старое новоанглийское семейство с прокисшей голубой кровью, но вроде бы она была очень красива, если вам нравится дрезденский фарфор. Казалису, но всяком случае, он нравился - ему было сорок четыре, а ей - всего девятнадцать, но роман был эпический. У них была пышная свадьба в Мэне и длинный медовый месяц в Париже, Вене и Риме. Если вас интересует, был ли счастливым их брак, то мне не удалось найти доказательств обратного. О докторе не ходило никаких слухов, даром что вся его профессиональная деятельность была связана исключительно с дамами, а в жизни миссис Казалис вроде бы тоже не было никаких мужчин, кроме мужа. В 1927 году она потеряла первого ребенка, а в 1930-м - второго...
- И обоих при родах, - кивнул Эллери. - Казалис говорил мне об этом в ночь нашей первой встречи.
- Мне рассказывали, что он ужасно переживал из-за этого. Доктор фанатично заботился о жене во время обеих беременностей и сам принимал роды... В чем дело?
- Казалис был акушером у своей жены?
- Да. - Джимми с удивлением посмотрел на обоих мужчин.
Инспектор Квин стоял у окна, заложив руки за спину.
- Разве это не считается неэтичным? - осведомился он. - Врач принимает роды у собственной жены...
- Вовсе нет. Большинство врачей так не поступают, потому что волнуются за жен и сомневаются в способности сохранить... черт, где эта записка?.. сохранить "объективный профессиональный подход". Но довольно много врачей это делают, и доктор Казалис в бурные двадцатые годы был одним из них.
- В конце концов, - сказал инспектор Эллери, как будто тот собирался спорить, - он был крупнейшим специалистом в своей области.
- По-вашему, - усмехнулся Джимми, - он настолько эгоцентричен и самоуверен, что решил стать психиатром?
- Не думаю, что это справедливо по отношению к психиатрам, - рассмеялся Эллери. - Есть сведения о погибших младенцах?
- Я только знаю, что в обоих случаях роды были трудными, и что после второй неудачи миссис Казалис уже не могла иметь детей. По-моему, оба ребенка были мальчиками.
- Продолжайте.
Инспектор отошел от окна и сел со своим стаканом.
- В 1930-м году, спустя несколько месяцев после потери их второго ребенка, у Казалиса произошел нервный срыв.
- Вот как? - насторожился Эллери.
- Да. Ему было сорок восемь, и это приписали переутомлению. К тому времени Казалис уже больше двадцати лет был практикующим акушером-гинекологом, - он был состоятельным человеком, поэтому оставил работу, и миссис Казалис повезла его путешествовать. Это было кругосветное плавание - через Панамский канал в Сиэтл, потом через Тихий океан, и к тому времени, когда они достигли Европы, Казалис казался практически здоровым. Но только казался. Когда они были в Вене - в начале 1931 года, - у него случился рецидив.
- Рецидив? - резко переспросил Эллери. - Вы имеете в виду, еще один нервный срыв?
- Да, депрессия или что-то в этом роде. Как бы то ни было, находясь в Вене, он обратился к Беле Зелигману и...
- Кто такой Бела Зелигман? - прервал инспектор.
- Он спрашивает, кто такой Бела Зелигман! Ну, это...
- Раньше был Фрейд, - объяснил Эллери, - а теперь есть Юнг и Зелигман. Зелигман такой же старик, как Юнг.
- Да, он уехал из Австрии как раз вовремя, чтобы наблюдать аншлюс с почетного места в Лондоне, но после небольшой кремации в берлинской рейхсканцелярии вернулся в Вену и, по-моему, все еще живет там. Ему сейчас больше восьмидесяти, но в тридцать первом он был в расцвете сил. Так вот, Зелигман вроде бы очень заинтересовался Казалисом - ему удалось не только вылечить его, но и пробудить в нем стремление стать психиатром.
- Казалис учился у Зелигмана?
- Да, четыре года. Какое-то время Казалис провел в Цюрихе, а в 1935-м году вернулся с женой в Штаты. Больше года он набирался опыта в больнице, а в начале 1937-го - ему тогда было пятьдесят пять - стал практиковать в Нью-Йорке как психиатр. Вот и вся история. - Джимми наполнил стакан.
- Это все ваши сведения, Джимми?
- Не совсем. - Джимми бросил взгляд на последний конверт. - Есть еще кое-что любопытное. Примерно год назад - в прошлом октябре - Казалис снова сорвался.
- В каком смысле?
- Не заставляйте меня вдаваться в клинические подробности. К истории болезни у меня не было доступа. Может, это было просто переутомление - у него ведь энергия как у скаковой лошади, и он никогда себя не щадил. К тому же ему было уже шестьдесят шесть. Срыв был нетяжелый, но это его испугало, и он начал понемногу сворачивать практику. Насколько я понял, Казалис за последний год не взял ни одного нового пациента, только долечивал старых, а нуждавшихся в долгосрочной заботе передавал другим врачам. Вроде бы он вскоре уходит на покой. - Джимми бросил на стол грязные конверты. - Рапорт окончен.
- Спасибо, Джимми, - странным тоном произнес Эллери.
- Это то, чего вы хотели?
- Хотел?
- Ну, ожидали?
- Это очень интересные сведения, - осторожно отозвался Эллери.
Джимми поставил свой стакан:
- Очевидно, двое шаманов хотят остаться наедине?
Ему никто не ответил.
- Маккелла никто не может упрекнуть в отсутствии чуткости, - заявил Джимми, взяв шляпу.
- Отличная работа, - похвалил инспектор. - Спокойной ночи.
- Оставайтесь на связи, Джимми.
- Не возражаете, если я зайду с Селестой завтра вечером?
- Ни в малейшей степени.
- Благодарю вас... О! - Джимми задержался в дверях. - Совсем забыл!
- Что?
- Не забудьте дать мне знать, когда наденете на него наручники, ладно?
* * *
Когда дверь закрылась, Эллери вскочил на ноги. Отец налил ему очередную порцию:
- Выпей и успокойся.
- Эта контузия во время Первой мировой войны... - пробормотал Эллери. - Рецидивы нервного расстройства... Попытка что-то компенсировать внезапным, явно неподготовленным интересом к психиатрии... Все сходится.
- Выпей, - настаивал инспектор.
- Разве нормально для мужчины в пятьдесят лет взяться за изучение психиатрии, в пятьдесят пять начать практику и добиться огромного успеха? Должно быть, им двигал мощный стимул. Взгляни на историю его молодости. Этот человек все время стремится что-то доказать - кому? Самому себе? Всему миру? Он преодолевает любые препятствия, использует любые попадающиеся под руку орудия, а когда они становятся ненужными, отбрасывает их без колебаний. Конечно, он придерживается профессиональной этики, но наверняка в самом узком смысле. А потом женитьба на девушке вдвое моложе его, и притом не первой попавшейся, а принадлежащей к семейству Меригру из Мэна. Далее двое неудачных родов и... чувство вины. Первый нервный срыв от переутомления, но не физического, а душевного...
- Не слишком ли много догадок? - осведомился инспектор Квин.
- Мы не имеем дело с уликами, которые можно потрогать. Хотел бы я знать больше!
- Только не проливай виски, сынок.
- С тех пор это лишь вопрос времени. Психические отклонения постепенно усиливаются - что-то разъедает душу изнутри. Потенциально параноидная личность становится таковой реально. Интересно...
- Что - интересно? - спросил инспектор, когда Эллери сделал паузу.
- Не умер ли один из младенцев, которых он принимал, от удушения?
- От чего?
- От удушения. Пуповина могла обмотаться вокруг шеи.
Старик уставился на него, потом поднялся:
- Давай-ка лучше пойдем спать.
* * *
Они обнаружили белую медицинскую карту, озаглавленную "Абернети Сара Энн", через двадцать секунд после того, как выдвинули ящик с картотекой за 1905–1910 годы. Карта была одиннадцатой по счету. К ней была прикреплена голубая карта с надписью "Абернети Арчибалд Дадли, пол мужской, родился 24 мая 1905 г. в 10.26".
Каждый из двух старомодных шкафов орехового дерева содержал по три ящика. Нигде не было ни замков, ни щеколд, но помещение, в котором они находились, пришлось отпирать, что не без труда удалось сержанту Вели. Комната была заполнена реликвиями и безделушками Казалисов, но рядом со шкафами стояли стеклянный контейнер с акушерскими и хирургическими инструментами и старый медицинский саквояж.
Документы, касающиеся психиатрической практики доктора Казалиса, находились в современных стальных шкафах его кабинета и были заперты.
Однако Квины провели все время в тесной и пыльной комнатушке.
В карте миссис Абернети содержалась обычная история беременности. В карте Арчибалда Дадли - сведения о родах и начальном периоде развития. Очевидно, в упомянутый период доктор Казалис исполнял при новорожденных обязанности педиатра.
Через девяносто восемь карт Эллери наткнулся на белую карту с надписью "Смит Юлали", к которой были прикреплена розовая: "Смит Вайолет, пол женский, родилась 13 февраля 1907 г. в 18.55".
Еще через сто шестьдесят четыре карты обнаружились белая и голубая карты с надписями: "О'Райли Мора Б." и "О'Райли Райан, пол мужской, родился 23 декабря 1908 г. в 4.36".
Не прошло и часа, как они отыскали карты всех девяти жертв Кота. Труда это не составило - карты располагались в ящиках в хронологическом порядке, а на каждом ящике были указаны годы, так что оставалось только просматривать карты одну за другой.
Эллери послал сержанта Вели за манхэттенским телефонным справочником и просидел над ним некоторое время.
- Когда имеешь ключ, все становится чертовски логичным, - заметил Эллери. - Мы не могли понять, почему каждая жертва Кота моложе предшествующей, хотя между ними нет никакой связи. Очевидно, Казалис просто следовал хронологии собственных записей. Он начал с первых дней своей медицинской практики и систематически продвигался вперед.
- За сорок четыре года многое изменилось, - задумчиво промолвил инспектор. - Пациенты умирали. Дети, которым Казалис помогал появиться на свет, вырастали и разъезжались по разным местам. Прошло минимум девятнадцать лет с тех пор, как он имел медицинский контакт с кем-либо из них. Большинство карт было для него бесполезно.
- Вот именно. Если Казалис не собирался предпринимать сложные и длительные поиски, он не мог рассчитывать на полный охват. Поэтому он сконцентрировал внимание на картах с именами, которые легко отследить. Так как его практика проходила в Манхэттене, в качестве указателя легче всего было пользоваться манхэттенским телефонным справочником. Несомненно, Казалис начал с первой карты в своем архиве. Это Сильван Сэкопи - мальчик, которого родила Маргарет Сэкопи в марте 1905 года. В нынешнем манхэттенском справочнике эти имена отсутствуют. Поэтому он перешел ко второй карте. Снова неудача. Я проверил первые десять имен - ни одно из них не фигурирует в справочнике. Первым там значится Абернети - он и стал первой жертвой. Я еще не проверил все имена на девяноста семи картах между Абернети и Вайолет Смит, но уверен, что Вайолет Смит стала второй жертвой Кота по той же причине. Хотя ее карта значится под номером 109, она имела несчастье оказаться второй из фигурирующих в телефонном справочнике. Не сомневаюсь, что то же относится и ко всем остальным.
- Мы это проверим.
- Теперь что касается необъяснимого факта незамужнего и неженатого семейного статуса всех жертв, кроме одной. Когда мы узнали, каким образом Кот подбирал их, ответ стал абсолютно ясным. Из девяти жертв шесть были женщинами, а трое - мужчинами. Из троих мужчин один был женат, а двое - нет, но Доналд Кац был молодым парнем, так что это вполне нормальное соотношение. Но из шести женщин ни одна не была замужем. Почему же все жертвы женского пола были незамужними? Потому что женщина, выходя замуж, меняет фамилию! Казалис мог разыскать по справочнику только тех женщин, которые сохранили фамилии, фигурирующие в медицинских картах. А разница в цвете шнуров, проходящая через все преступления? Это ведь был самый очевидный ключ из всех! Голубые шнуры для мужчин, оранжево-розовые - для женщин. Может быть, меня сбил с толку оранжевый опенок. Но розовый и голубой - традиционные цвета младенцев женского и мужского пола.
- Это сентиментальный подход, - возразил инспектор.
- Сентиментальный или нет, но цвет шнуров так же значителен, как цвет адского пламени. Это указывает на то, что в глубине души Казалис рассматривает свои жертвы как младенцев. Когда он затягивал на шее Абернети голубой шнур, он как бы душил новорожденного мальчика пуповиной, возвращая его в небытие. Пупочный символизм присутствовал с самого начала. А цвета шнуров - цвета деторождения в убийственном облике.
Где-то послышались звуки выдвигаемых ящиков.
- Это Вели, - сказал инспектор. - Господи, неужели шнуры хранятся здесь?
- А непонятный разрыв между шестой и седьмой жертвами - Битрис Уилликинс и Ленор Ричардсон? - продолжал Эллери. - До того разница в возрасте между убитыми не превышала трех лет. И вдруг - семь.
- Война...
- Но Казалис вернулся к практике в девятнадцатом или двадцатом году, а Ленор Ричардсон родилась в двадцать четвертом.
- Возможно, до нее ему не удалось никого разыскать в справочнике.
- Нет. Например, Харолд Марзупян, родившийся в сентябре 1921 года, имеется в справочнике. И Бенджамин Трейдлих, который родился в январе 1922 года. Я нашел там еще по меньшей мере пятерых, родившихся до 1924 года, и их, несомненно, больше. Однако Казалис проигнорировал их, перейдя сразу к Ленор Ричардсон, которой было двадцать пять лет. Почему? Ну что произошло между убийствами Битрис Уилликинс и Ленор Ричардсон?
- Что же?
- Быть может, это прозвучит нескромно, но между этими двумя событиями мэр назначил специального следователя по делу Кота.
Инспектор поднял брови.
- Подумай сам, - настаивал Эллери. - Реклама была колоссальная. Мои имя и миссия обсуждались в прессе как очередная сенсация. Назначение не могло не произвести впечатления на Кота. Должно быть, он спросил себя: как отразится этот внезапный поворот событий на его шансах безопасно продолжить игру в убийства? Как ты помнишь, газеты поработали на славу. Они пересказывали мои прежние дела, изображая меня суперменом. Что бы ни знал обо мне Кот до того, можешь не сомневаться - он читал все, что было тогда напечатано, и слушал все, что передавало радио.
- Ты имеешь в виду, что он тебя испугался? - усмехнулся инспектор.
- Более вероятно, что он обрадовался перспективе дуэли между нами, - ответил Эллери. - Помни, что мы имеем дело с безумцем особого рода - досконально изучившим науку о человеческом уме и личности, но в то же время законченным параноиком с систематизированной манией величия. Такой человек запросто мог рассматривать мое участие в расследовании как вызов, и это породило скачок в семь лет от Битрис Уилликинс к Ленор Ричардсон.
- Каким образом?
- Какой факт связывал Ленор Ричардсон с Казалисом?
- Она была племянницей его жены.