- Когда я совсем маленькой жила в имении, я уже тогда собирала всех деревенских ребят, и мы составляли отряд, который занимался борьбой с преступниками. Самым серьезным образом. Случится в деревне кража, украдут утку или овцу, еще и жандармам не успеют сообщить, а я уже расследую все дело. Обо мне и слава шла по округе, крестьяне соседних деревень приезжали советоваться со мной, тринадцатилетней девчонкой. "Настоящая колдунья", - говорили они. Но дело совсем не в колдовстве, Кентэн. Ты сам знаешь, что если я иногда прикидываюсь ясновидящей или гадаю на картах, то я рассказываю о том, что мне удалось случайно подметить на самом деле, от себя я ничего не выдумываю, все основываю на фактах. Самые сложные истории мне кажутся чрезвычайно простыми, и я только удивляюсь, как другие не замечают одной какой-нибудь детали, которая раскрывает все дело…
- Так, так, - заговорил Кентэн - Вот потому-то получилось, что серьги украл не Кентэн, а Эстрейхер. И не Кентэна, а Эстрейхера сажают в тюрьму. Так захотела, так и сделала.
Доротея рассмеялась.
- Я-то так захотела, это правда. Но вот суд, кажется, не склонен подчиняться моим желаниям… В газетах ни слова о роборэйской истории.
- Что же могло случиться? Куда дели этого негодяя?
- Не знаю.
- И не можешь узнать?
- Могу. - Как?
- Через Рауля Давернуа.
- Ты его увидишь?
- Я послала письмо.
- Он ответил?
- Да. Телеграммой. Помнишь, сегодня перед началом представления я ходила на почту.
- Что же он пишет?
- Он выехал из Роборэй и по дороге к себе в имение заедет в Витре повидаться с нами.
Она посмотрела на часы.
- Уже три. Идем.
Они находились в таком месте города, откуда было видно шоссе, вьющееся меж холмов.
- Смотри-ка, - сказала Доротея. - Мы можем стать здесь. Отсюда хорошо видно.
Они постояли несколько минут. Когда вдали на шоссе показался автомобиль, пошли к своему фургону, у которого играли трое ребят.
Когда автомобиль, в котором был Рауль Давернуа, приблизился к фургону, Доротея бросилась ему навстречу и крикнула:
- Не сходите, не сходите. Скажите только, арестован?
- Кто? Эстрейхер? - спросил Давернуа, смущенный таким приемом.
- Ну, конечно, Эстрейхер. В тюрьме?
- Нет. Он бежал.
Этого Доротея не ожидала.
- Эстрейхер бежал! Он на свободе?.. Какой ужас! И сквозь зубы прибавила:
- Боже мой… Боже мой! Зачем я там не осталась? Я бы не дала ему бежать.
Но так как сожаления ни к чему не приводили, Доротея не умела долго попусту горевать, она обратилась к Раулю с новыми вопросами:
- Почему вы так задержались в замке?
- Как раз из-за Эстрейхера.
- Напрасно. Сейчас же после его бегства вы должны были возвратиться к себе.
- Зачем?
- Вы забыли о своем деде… Я предупреждала вас.
- Во-первых, я ему написал и просил принять меры предосторожности, а во-вторых, я думаю, что вы преувеличиваете…
- Как? У него в руках золотая медаль, талисман, за которым охотится преступник. Эстрейхер об этом знает. И вы говорите, что опасность невелика!
- Но ведь этот талисман уже есть у Эстрейхера, потому что он убил вашего отца и взял его медаль.
Рауль хотел выйти из автомобиля, но Доротея не дала ему открыть дверцы:
- Поезжайте, поезжайте немедленно… Правда, я еще не все уяснила себе и не знаю, нужна ли Эстрейхеру вторая медаль. Но твердо уверена и ясно чувствую, что теперь борьба будет вестись там, у вас. Я не сомневаюсь в этом и решила тоже перебраться в ваши края. Уже наметила маршрут. Ваше имение называется Мануар-о-Бют, около Клиссона? Отсюда сто пять километров. Для моего фургона восемь переходов. А вы приедете туда сегодня к вечеру. Ждите меня. Через неделю, самое позднее через восемь дней буду у вас.
Убежденность Доротеи подействовала на Рауля. Он больше не прекословил.
- Возможно, что вы правы. Я сам должен был подумать об этом. Тем более, что сегодня вечером дедушка один в доме.
- Как один?
- Все слуги на празднике. Один из них справляет в соседней деревне свадьбу.
Доротея даже вздрогнула от его слов.
- Эстрейхер об этом знает?
- Допускаю. Кажется, я в его присутствии рассказывал графине об этой свадьбе.
- Когда он бежал?
- Позавчера.
- Значит, в его распоряжении было два дня, и он… Она, не докончив фразы, бросилась к фургону и почти
моментально вернулась назад. В руках у нее был небольшой чемодан и пальто.
- Я еду с вами… Не будем терять времени! Кентэну она отдала приказания:
- Фургон и мальчиков отдаю на твое попечение. Трогайся в путь. Для представлений не останавливайся. Вот тебе дорожная карта. Видишь, красной чертой намечен путь к Клиссону, а оттуда к Мануар-о-Бют. Этой дороги и держись. Через пять дней ты должен быть на месте.
Она села рядом с Давернуа. Автомобиль уже тронулся, когда подбежал маленький капитан. Доротея подняла его и усадила позади себя на груду чемоданов и свертков.
- Сиди там… До свиданья, Кентэн. Кастор и Поллукс, не драться…
Последнее пожатие руки.
Поехали.
Все это произошло не больше, чем за три минуты.
* * *
Раулю Давернуа было очень приятно ехать со своей очаровательной кузиной. Он стал рассказывать обо всем, что случилось в замке Роборэй после ее отъезда.
- Главное, что спасло Эстрейхера, - это рана, которую он нанес себе, когда связанный бился головой о железную спинку кровати. Он потерял много крови. Появился сильный жар. Вы, конечно, сами заметили, что граф очень щепетилен, когда дело касается фамильной чести. Узнав, что Эстрейхер болен, он облегченно заявил: "Это нам даст время". "Время для чего?" - спросил я. "Чтобы поразмыслить. Разразится неслыханный скандал; не лучше ли для чести наших фамилий его избежать?" Я протестовал, но в конце концов граф хозяин у себя в доме, и я должен был подчиниться. А он все откладывал и не принимал никакого решения. К тому же Эстрейхер казался таким слабым… Неудобно же больного отправлять в тюрьму.
- А какие показания давал Эстрейхер? - прервала Доротея рассказ Рауля.
- Никаких. Да его никто и не допрашивал.
- Он ничего не говорил обо мне? Не пытался обвинять меня?
- Нет. Он прекрасно разыгрывал роль больного, измученного лихорадкой. Тем временем Шаньи написал в Париж, чтобы там навели справки о личности Эстрейхера. Через три дня пришел ответ по телеграфу: "Очень опасный субъект, разыскиваемый полицией, подробности письмом". После такой телеграммы Шаньи в один миг решился и позвонил в полицию. Но когда пришел жандармский бригадир, было уже поздно. Эстрейхер бежал через окно, которое выходит в овраг.
- Какие же подробности были получены из Парижа?
- Убийственные. Антуан Эстрейхер, бывший морской офицер, был исключен из списков флота за кражу. Позже был привлечен к суду в качестве соучастника по делу об убийстве, но за недостатком улик освобожден. В начале войны он дезертировал с фронта. Установлено, что он воспользовался именем и документами родственника, умершего несколько лет назад. Еще до запроса графа по полиции был дан приказ о его розыске под этим новым именем Максима Эстрейхера.
- Какая жалость! Такой бандит! Был в руках, и не сумели удержать.
- Мы его найдем.
- Найти-то найдем, да не было бы поздно.
Рауль прибавил ходу. Уже начало смеркаться, когда они доехали до Нанта, где должны были сделать остановку, чтобы запастись бензином.
- Еще час пути, - сказал Рауль.
Доротея потребовала от него подробного описания усадьбы, направления дорог, расположения лестниц и комнат в доме. В то же время расспрашивала об образе жизни и привычках его деда (ему, оказывается, 75 лет), даже о его собаке Голиафе (здоровый пес, страшный на вид, но безобидный и неспособный защитить своего хозяина).
С большого шоссе свернули на узенькую сельскую дорогу.
- Вот там, - показал Рауль. - В окнах свет.
Ворота были заперты. Рауль вышел из автомобиля и пытался их открыть. Послышался громкий собачий лай, заглушавший шум мотора.
- Ну, что же? - крикнула Доротея. - Почему вы не открываете?
- Знаете, тут что-то не ладно… Ворота заперты на задвижку и на замок с той стороны.
- Так не всегда бывает?
- Наоборот, так никогда не бывает. Это кто-нибудь чужой запер. И потом вы слышите, как лает Голиаф?
- Ну?
- Шагах в двухстах есть другие ворота.
- А если они тоже закрыты? Нет, надо что-нибудь сделать здесь.
Она села к рулю, подвинула машину вплотную к стене, на сиденье нагромоздила четыре кожаные подушки, стала на них и окликнула:
- Монфокон!
Капитан уже понял, что от него требуется. Быстро взобрался сначала на колени, потом на плечи Доротеи. Доротея подсадила его, он взобрался и уселся верхом на стене. Рауль бросил ему веревку, которой он подпоясался. За другой конец веревки взялась Доротея и спустила Монфокона по стене во двор. Едва коснувшись ногами земли, он шмыгнул к воротам, отодвинул задвижку, повернул торчавший в замке ключ.
Доротея дала Монфокону новое поручение:
- Обойди вокруг дома и, если увидишь где-нибудь стоящую лестницу, свали ее наземь.
На террасе они увидели Голиафа, царапавшегося в запертую дверь. Из-за двери глухо доносился шум борьбы и стоны.
Чтобы напугать тех, кто забрался в дом, Рауль выстрелил из револьвера в воздух, вынув ключ, отпер дверь. По лестнице они взбежали наверх.
В первой же комнате, слабо освещенной двумя свечами, на полу лежал ничком хрипло стонущий дед Рауля.
Рауль бросился к старику, опустился перед ним на колени, но Доротея, взяв одну из свечей, бросилась в соседнюю комнату.
Комната была пуста. В открытое окно был виден край приставленной к стене лестницы. Доротея подошла к окну и осторожно выглянула.
- Тут я, тетя Доротея, - послышался голос Монфокона.
- Ты видел кого-нибудь?
- Видел издали. Выскочили из этого окна.
- Ты разглядел - кто?
- Их было двое. Одного я не видал раньше, а другой… тот противный бородач.
Дед Рауля был жив. На шее у него темнели свежие кроваво-синие следы от пальцев, сдавливавших горло. Может быть, еще момент и бандиты успели бы довести до конца свое гнусное дело.
Скоро пришли с праздника слуги. Вызванный врач, осмотрев старого Давернуа, заявил, что нет никаких оснований опасаться за его жизнь. Но старик в течение целого дня не отвечал на вопросы, казалось, даже не слышал их, говорил несвязно и невнятно бормотал.
Глава 7. Срок приближается
Помещичий дом в Мануар-о-Бют когда-то был богатым барским замком. Имение стало приходить в упадок с тех пор, как хозяйничать в нем начал дед Рауля.
Старый барон в молодости был страстным охотником, блестящим дамским кавалером, неудержимым кутилой и убежденным бездельником. Главные черты своего бесшабашного характера он передал по наследству сыну, отцу Рауля.
- Когда я был демобилизован, - поверял Доротее свои дела Рауль, - я поселился здесь, надеясь, что мне удастся восстановить запущенное хозяйство. Но ни дед, ни отец не помогали мне в этом. Оба они твердили одно: "Рано или поздно мы будем богаты без всяких хлопот. К чему же стеснять себя?" В конце концов мы очутились в лапах ростовщика, который скупил наши векселя у кредиторов. И вот только сейчас я узнал, что во время моего пребывания в Роборэй дед заключил договор о залоге этому ростовщику всего имения. По договору тот имеет право через полтора месяца нас выселить.
Сам Рауль был человек мужественного и прямого характера и хотя не очень острого, но серьезного ума. В его манерах была заметна грубость деревенского жителя, но зато совсем не было фальши и принужденности горожанина. Доротея покорила его. Несмотря на присущую ему застенчивость, он не старался скрывать от Доротеи свои чувства. Он немедленно исполнял все, что она ему говорила.
По ее совету он подал властям заявление, в котором подробно сообщал о нападении на усадьбу. Попутно рассказал откровенно о том, что вместе с группой родственников рассчитывает в непродолжительном времени открыть спрятанные богатства и о том, какое значение для открытия клада имеет обладание золотой медалью. Не называя прямо настоящего имени Доротеи, он не скрыл своего отдаленного родства с ней и объяснил причины, заставившие ее приехать в Мануар.
Через три дня приехал Кентэн в компании Кастора и Поллукса. Фургон поставили посреди двора: Доротея, конечно, поселилась в нем, покинув удобные спальни дома, и началась счастливая беспечная жизнь пяти товарищей.
Что касается Доротеи, то она занималась наблюдениями и изысканиями, не спускала глаз со старого барона, который в сопровождении Голиафа бесцельно, нетвердой поступью бродил из конца в конец по двору. Взгляд его бессмысленно блуждал по сторонам, но Доротея упорно следила за ним, надеясь подхватить хоть какой-нибудь проблеск сознания или воспоминания о прошлом.
Несколько дней подряд она почти безвыходно провела на чердаке, где сохранилось несколько библиотечных шкафов и ящиков с книгами, брошюрами, письмами и деловыми папками, относящимися к прошлому веку. Она копалась в старых бумагах и тщательно изучала переписку старых Давернуа, доклады управляющих имениями, документы церковного архива.
Как-то раз они катались по озеру на лодке. Доротея, сидевшая на веслах, перестала грести, пустив лодку по течению.
- Приближается срок, - сказала она.
- Какой? - спросил Давернуа.
- Тот, на приближение которого указывает целый ряд обстоятельств. Помните, что говорил старый барон перед вашим отъездом в Роборэй? "Когда вернешься, я открою тебе важную вещь". Как жаль, что он потерял рассудок и не успел посвятить вас.
- По вашему, все-таки есть надежда, несмотря на то что медаль пропала? Мы искали ее везде, перерыли все вещи. Нигде ничего.
- Ваш дед знает разгадку… Его рассудок умер, но инстинкт, то, что называют подсознательным, живет. Не может не жить. Вы подумайте, ведь надежды, связанные с золотой медалью, зрели в течение нескольких поколений. Медаль спрятана в какое-нибудь очень потайное место. И, конечно, когда настанет определенный момент, барон чем-нибудь, нечаянным жестом, беспокойным взглядом выдаст нам, где она находится.
- А почему вы не допускаете, что Эстрейхер отнял у деда медаль?
- Этого не может быть. Иначе из-за чего была борьба между ним и старым бароном? Ваш дед сопротивлялся до конца, и только наше появление заставило Эстрейхера бежать.
- Ах, если бы только я поймал этого негодяя! Лодка бесшумно скользила по течению. Доротея очень
тихо проговорила:
- Молчите. Он нас слушает. - Где? Как?
- Он тут, близко и, может быть, прислушивается к нашему разговору.
- Вы его видите?
- Нет, но я догадываюсь о его присутствии. А он, вероятно, за нами наблюдает.
- Откуда?
- С одного из холмов. В первый же раз, когда я услышала, как называется ваше имение, я подумала, что в нем есть намек на какое-то убежище, на скрытое место или что-нибудь в этом роде. В архивах на чердаке я нашла подтверждение. Действительно, со времен вандейского восстания где-то в окрестностях Тиффожа и Клиссона должны быть остатки окопов, подземные ходы и пещеры.
- Но как об этом мог узнать Эстрейхер?
- Без особого труда. Когда Эстрейхер задумал учинить нападение на вашего деда, старый барон был один. Ему некого было стесняться, и во время прогулки он мог зайти в какой-нибудь такой тайник. А Эстрейхер шпионил за ним. Посмотрите кругом. Видите, почти на каждом холмике, в любом месте можно устроить наблюдательный пункт и оттуда следить за всем, что происходит в имении. Эстрейхер непременно где-нибудь тут.
- Что же он делает?
- Ищет. А еще больше следит за моими поисками. Он ведь тоже хочет получить в свои руки золотую медаль. И боится, как бы я его не опередила.
- Раз вы уверены, что он здесь, то надо сообщить полиции.
- Еще рано. Если он скрывается в каком-нибудь подземелье, то оттуда, вероятно, есть несколько выходов. Он легко ускользнет, если заметит, что на его след напали.
- Какой же у вас план?
- Дать ему выбраться наверх и тут прихлопнуть.
- Когда и как?
- Чем раньше, тем лучше. Я видела ростовщика Вуарена, он мне показывал договор о продаже имения. Если к 5 часам вечера 31 июля Вуарен, всю жизнь мечтавший купить ваш Мануар, не получит трехсот тысяч франков наличными деньгами или государственными обязательствами, он вступает во владение Мануаром.
- Увы, знаю. И так как нет никаких оснований надеяться, что я в течение месяца разбогатею…
- Неправда. Есть основания. Те же самые, которые были у вашего деда. Он сказал Вуарену: "Не радуйтесь преждевременно. Точно в день 31 июля я заплачу вам весь долг до последней копейки". Рауль, это первое определенное указание, дошедшее до нас. До сих пор были только неясные семейные предания, голые слова, а сейчас перед нами факт.
Лодка толкнулась о берег. Доротея выпрыгнула первой и, пока Рауль возился с уборкой весел, отошла немного и крикнула ему нарочно громко, словно хотела, чтобы ее слова слышал еще кто-то, кроме Рауля:
- Рауль, сегодня 27 июня. Через несколько дней вы будете богаты. Я тоже. А Эстрейхера вздернут, и он умрет на виселице, как я ему предсказала.