Он взял в руки мешок и, пригнувшись к земле, направился к дому. Я последовал за ним. Подойдя к обеим постройкам, мы осторожно обошли их вокруг, чтобы удостовериться, что Саргасс нигде не спрятался. Спокойствие, с каким мой спутник производил этот осмотр, указывало на то, что он знал, где находился в данный момент бывший извозчик, и был уверен в его отсутствии, но желал только проверить правильность своих сведений.
Закончив нашу рекогносцировку, мы остановились около одной из стен дома. Дольчепиано усадил меня рядом с собой на большой камень.
– Теперь побеседуем, мой милый Падди, – прошептал он мне на ухо. – Я хочу дать вам одно поручение, как человеку, которому я вполне доверяю.
– Я буду очень польщен, – ответил я с едкой иронией, – в особенности, если вы соблаговолите объяснить мне, в чем именно заключается дело и к какой цели приведет нас исполнение этого поручения.
– Вы забыли наши условия, – возразил Дольчепиано.
– Сегодня – ни слова. Завтра – все, что вам угодно.
– Завтра! Что такое завтра? – взволновался я. – Может быть, это завтра никогда не придет.
– Терпение – первая добродетель сыщика, – ответил итальянец.
– А прозорливость – вторая! – отпарировал я.
– За чем же дело стало? – спокойно произнес он. – Догадывайтесь, если можете. Но только, ради всего святого, не заставляйте меня терять времени даром. Хотите вы мне помочь: да, или нет?
– Я обещал и сдержу слово! – с достоинством произнес я.
– Отлично. В таком случае снимите с себя прежде всего эту накидку, она слишком бросается в глаза. Так… Теперь снимайте куртку и жилет. Какая у вас рубашка? Серая фланелевая и довольно темная? Ничего, сойдет!.. Посмотрим дальше! Это уже хуже! Зеленый цвет слишком заметен. Надо что-нибудь темно-серое, это самое удобное…
Подтяжки тоже никуда не годятся. По одним этим черным полосам нас заметят за сто шагов.
По мере того, как он говорил, я снимал одну вещь за другой и оказался наконец в указанном выше костюме.
– Благодарю вас за драгоценные указания, – недовольно ответил я. – Если бы вы заранее предупредили меня, какую роль вы мне отводите, я постарался бы одеться так, чтобы избежать вашей критики.
– Надо всегда принимать во внимание местность, на которой приходится действовать, – произнес он нравоучительным тоном. – Выбор костюма одна из главных забот сыщика. Однако довольно болтать. Будьте добры, возьмите эту палку. – Он протянул мне большую жердь, поднятую им около сарая, и когда я взял ее в руки, привязал к ней поперек, наподобие креста, более короткую палку. Затем, порывшись в мешке, вынул кусок темной материи, задрапировал ею обе палки и на конец одной из них надел старую фетровую шляпу.
– Отлично! – сказал он, отходя на несколько шагов и издали смотря на сооруженное им чучело. – Теперь идите сюда.
Он привел меня к углу дома, откуда было видно все пространство, начиная от владений Саргасса вплоть до первых деревенских построек.
– Видите эту небольшую ограду, идущую вдоль кладбища? – спросил он.
– Конечно, – ответил я.
– Вы пойдете вдоль нее… Слушайте хорошенько, что я вам скажу, это очень важно… Вы пойдете вдоль ограды, согнувшись таким образом, чтобы вас с той стороны не было видно, понимаете? совсем не было видно.
– Понимаю.
– Важно, чтобы вы исполнили мои слова точка в точку. Не доходя шагов десяти до поворота на кладбище, вы остановитесь и осторожно, не подымая головы, посмотрите за ограду, она разваливается и вы легко найдете щель, в которую и заглянете.
– И что я там увижу? – спросил я.
– Не знаю. Вернее всего, ничего. В таком случае вы поднимите это чучело над оградой и держите его в таком положении до тех пор, пока все будет благополучно. Это будет для меня знак, что никто не приближается.
– Хорошо! – согласился я. – Я, кажется, начинаю понимать. А вы где будете в это время?
– Я? – улыбнулся Дольчепиано. – Я останусь здесь. У меня тут есть небольшое дело.
– Я догадываюсь какое, – сказал я. – Одним словом, я должен служить вам сигнальщиком и вся моя миссия сводится к тому, чтобы предупредить вас о возвращении Саргасса.
– Допустим, что так, – согласился итальянец.
– Желаю успеха! – насмешливо произнес я. – Если вы найдете то, что ищете, я буду готов изобразить из себя вьючное животное, чтобы доставить его в Пюже.
– Не говорите зря! – в том же тоне ответил Дольчепиано. – Желаю и вам успеха. И помните, если что случится, спасайтесь сами, не беспокойтесь обо мне.
– Хорошо. Там будет видно!
И я пошел по тропинке, смеясь про себя над наивностью итальянца.
Так вот каков был его план. И для такого ничтожного дела понадобилось столько предосторожности и таинственности?
Пусть себе копает землю хоть до утра, все равно ничего не найдет. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы сразу понять, что никакого товара спрятано тут быть не может. Напрасно я считал Дольчепиано сильнее меня, просто-напросто он очень самонадеян и во что бы то ни стало хочет посадить меня в лужу.
– Или он думает, что ночью видно лучше, чем днем? – усмехнулся я.
Между тем я добрался до указанного им места и из желания поднять его потом на смех еще больше в точности исполнил его забавные наставления. Заглянув в одну из щелей ограды, я убедился, что на кладбище никого не было, и, следуя данным мне автомобилистом предписаниям, поднял кверху задрапированную материей и украшенную шляпой жердь.
В ту же минуту яркий свет прорезал окружавшую меня тьму, раздался звук выстрела, и чучело, точно срезанное ножом, упало прямо на меня.
Едва придя в себя от изумления, я заглянул в щель. Какая-то высокая фигура, с ружьем в руках, двигалась как раз на меня.
Не теряя присутствия духа, я опустил руку в карман, ища револьвер.
Он остался в куртке!
Делать было нечего. Оставалось одно: бежать. Неминуемая опасность придала мне крылья, и я бросился бежать со всех ног, защищенный оградой от взоров своего преследователя. Тот между тем перелез через ограду и нашел сраженное его пулей чучело. Ему все стало ясно. Он выпрямился, заметил меня и пустился вслед за мной, угрожающе размахивая ружьем.
Я добежал до того места, где оставил итальянца и свою одежду. И Дольчепиано, и мое платье исчезли.
Из груди моей вырвался крик отчаяния и ярости. Человек с ружьем должен был догнать меня с минуты на минуту, а я был безоружен.
– Дольчепиано! – закричал я не своим голосом. – Дольчепиано! Помогите!
Мне показалось, что я услышал чей-то смех, но откуда он донесся, я не мог разобрать. Меня вдруг охватила ужасная мысль. Я понял все. Дольчепиано заманил меня в ловушку и, слишком осторожный для того, чтобы выполнить эту задачу лично, предоставил разделаться со мной Саргассу. К сожалению, я понял это слишком поздно. Тем не менее я решил защищаться. В двух шагах от меня была гора, и если мне удастся взбежать наверх, я спасен – любой из утесов послужит мне убежищем.
Собравшись с силами, я бросился бежать по тропинке, причудливо извивавшейся между камнями. Но не успел я пробежать и двадцати метров, как до меня снова донесся топот ног и шум скатывавшихся камней. Саргасс гнался за мной, задыхаясь, осыпая меня проклятиями, и его голос, как раскаты грома, нарушал мирную тишину ночи.
Я не чувствовал под собой ног, дыхание мое становилось порывистым, сердце готово было разорваться; я с минуты на минуту ждал, что меня уложит на месте пуля. Но Саргасс, видимо, боялся промахнуться и ждал более удобного случая.
Он продолжал гнаться за мной, и я с ужасом задавал себе вопрос: кто из нас первый выбьется из сил: я или он? Силы мои начали ослабевать, я уже два раза чуть не упал. К счастью, расстояние между нами не уменьшалось и впереди себя я уже видел темные силуэты утесов, где я мог спрятаться. К ним вела небольшая тропинка. Я напряг последние силы и взбежал наверх.
Я был спасен!
Вдруг крик ужаса вырвался у меня из груди. Я стоял на верхушке горы, налево и направо зияли пропасти, прямо передо мной, покрытая зеленью и ползучими растениями, возвышалась отвесная скала. Вернуться назад? Спуститься вниз? Но Саргасс был уже в нескольких метрах от меня и навел на меня ружье.
Не соображая, что я делаю, я судорожно ухватился руками за выступ скалы и, прилагая неимоверные усилия, умудрился подняться почти вертикально на несколько футов. Над моей головой свешивалось несколько ползучих растений, я ухватился за них и так и остался висеть в воздухе. С трудом обернувшись назад, я увидел Саргасса, остановившегося на середине тропинки, спокойно наводящего на меня ружье. Меня охватила лихорадочная дрожь; я инстинктивно закрыл глаза и открыл их только после того, как услышал звук выстрела.
На меня посыпался целый дождь камней, и я почувствовал как поддерживавшие меня растения начали сдавать. Я в последний раз бросил взгляд вниз, мысленно измеряя высоту моего падения, и увидел, как какая-то темная тень, внезапно отделившись от скалы, бросилась на Саргасса и вместе с ним рухнула на землю.
В ту же минуту растения, за которые я держался, с корнем оторвались от скалы, и я упал на землю в нескольких шагах от боровшихся противников.
В глазах у меня потемнело, и я лишился сознания.
Глава X
Изумительное происшествие
Когда я снова открыл глаза, я не мог сразу сообразить, где я нахожусь и что со мной произошло. Тело мое ныло, и я ощущал довольно сильную боль в голове и в кисти левой руки, как только попробовал сделать ею движение.
Я изумленно окинул взглядом вокруг. Было совсем светло, яркие солнечные лучи освещали нависшие надо мной скалы; я лежал в ущелье, голова моя покоилась на мягкой, как подушка, охапке травы, и, дотронувшись до лба, я с удивлением почувствовал, что он перевязан. Это сразу напомнило мне мое падение и всю предшествующую ему сцену. Я быстро вскочил на ноги и сейчас же снова опустился на колени. Оба эти движения убедили меня в том, что, несмотря на испытываемую мною боль, я остался цел и невредим.
Ни от Саргасса, ни от нападавшего на него неизвестного не осталось никакого следа. Впрочем, высоко стоявшее на небе солнце указывало на то, что между моментом моего падения и моим пробуждение протекло довольно много времени. Вероятно, мой обморок мало-помалу перешел в сон, что было вполне естественным после перенесенных мной волнений и утомления. Но кто же меня, однако, поднял и перенес сюда? Что произошло после того, как я лишился чувств? У меня запечатлелась в памяти фигура Саргасса, отбивавшегося от нападавшего на него незнакомца. Очевидно, он был побежден, так как иначе он не оставил бы меня в живых. Но что с ним сталось? И почему победивший его незнакомец, кто бы он ни был, оставил меня здесь совершенно одного. Тем не менее он все-таки позаботился обо мне. Повязка на голове, подложенная трава, выбор места, где я лежал, защищенный от ветра, все это указывало на то, что он не оставил меня без внимания, и в то же время не давало ни малейшей возможности предполагать, кто был этот таинственный спаситель и куда он скрылся.
Может быть, впрочем, он был где-нибудь здесь, в нескольких шагах отсюда и еще вернется ко мне.
Я выкарабкался из своего убежища и очутился, к своему большому удивлению, на проезжей дороге. На некотором расстоянии от меня живописно раскинулись небольшие пестрые домики, вдали сверкала на солнце река, с перекинутым через нее мостом, тут же, около, чернели рельсы железной дороги. Я невольно протер себе глаза. Что это сон? Обман зрения? Нет, я не ошибся! Это было действительно Пюже-Тенье. Я, точно в сказке, каким-то невероятным чудом, перенесся из Сен-Пьера сюда, перелетев, неизвестно каким образом, расстояние в несколько километров.
Между тем я отлично помнил, что, спасаясь от преследования Саргасса, я бежал совсем в другую сторону и успел сделать не более двухсот метров от дома бывшего извозчика.
Оставалось одно предположение: Дольчепиано! Только он и мог совершить подобное чудо. Неужели же это он спас меня из когтей Саргасса? Но если он разыграл роль спасителя, зачем же было оставлять меня здесь, а не довезти на том же автомобиле до гостиницы?
Кроме того, зачем же он тогда сам толкнул меня в западню? Наконец, что означало это исчезновение с моими вещами и револьвером? Я терялся в догадках. Ни одно из моих предположений не выдерживало критики.
Тем не менее я все-таки пришел к убеждению, что Дольчепиано был тут ни при чем. Но тогда как же объяснить поведение неизвестного? Оно было еще более непонятно и полно противоречий. Новое открытие заставило меня еще больше призадуматься. Я был прикрыт во время сна старым дорожным плащом, происхождение которого было мне совершенно неизвестно. Вероятно, опасаясь, чтобы я не простудился, находясь, благодаря Дольчепиано, в более чем легком костюме, мой спаситель взял этот плащ у того же Саргасса и прикрыл меня им. Сбросив его с себя, я сразу почувствовал холод в ногах и увидел, что на мне не было гетр. Шляпа также исчезла. Как объяснить этот грабеж?
Очевидно, я имел дело одновременно и с врагом и с доброжелателем. Но как отличить, где начинался один и кончался другой. Доброжелатель должен был завершить свою задачу и открыто назвать свое имя, в то же время враг едва ли устоял бы перед искушением отделаться от меня окончательно или, по крайней мере, предоставить меня собственной участи на месте падения.
Окончательно сбитый с толку, я сел на откосе дороги, недоумевая, что мне теперь следует предпринять.
Все более и более овладевавший мною голод вывел меня из раздумья. Я бросил взгляд на свой кожаный браслет. Вделанные в него часы показывали полдень.
Неужели я спал столько времени? Я вдруг почувствовал какую-то странную тяжесть в голове. Не усыпили ли меня? – мелькнула во мне мысль. Очень возможно, что, пользуясь моим бесчувственным состоянием, мой неизвестный спаситель угостил меня каким-нибудь наркотическим средством.
Я поднялся с откоса и попробовал сделать несколько шагов. Сначала меня слегка шатало из стороны в сторону, но мало-помалу ноги мои, по мере того, как я шел, перестали дрожать и, пройдя некоторое расстояние, я снова почувствовал себя бодрым и способным разобраться в окружавших меня таинственных явлениях.
Прежде всего я осмотрел карманы брюк и, к великому своему удовольствию, нашел в них несколько монет, с помощью которых можно было утолить голод и добраться до Ниццы. Остальные двести франков исчезли вместе с курткой и на возвращение их не было никакой надежды. Не пойду же я рассказывать кому бы то ни было о случившемся со мной происшествии. Меня подымут на смех. Да и, наконец, если даже я действительно попал в западню и был ограблен, кого я могу в этом обвинять? Саргасса? Дольчепиано? Но у меня не было доказательств; я мог только подозревать. Наконец, нельзя забывать, что в Пюже-Тенье я был известен под именем Падди Вельгона. Следовательно, при первой же попытке прибегнуть к содействию властей мое самозванство станет известным и я только навлеку на себя лишнюю беду.
Если бы эта особенность моего положения сделалась известна Саргассу или Дольчепиано, они бы, наверно, не нашли нужным прибегать к усыпляющему средству и перевозить меня так далеко.
Тщетно ломая голову над всеми этими вопросами, я поспешно направился в Тьен, чтобы прежде всего удовлетворить свой голод. Но не успел я сделать нескольких шагов, как мое внимание привлек лежавший около самой дороги небольшой серый узелок. Я подошел ближе и вскрикнул от удивления.
Передо мной находились, завернутые в накидку, мой жилет, гетры, шляпа и куртка, в карманах которой преспокойно лежал револьвер и двести франков, полученных мною от Кристини. Мало того, к последним были приложены еще восемь сотенных бумажек. К первой из них была приколота записка. На ней было написано:
"Прошу уважаемого Падди Вельгона принять эту сумму в вознаграждение за оказанную им помощь и поддержку".
Вся кровь бросилась мне в голову. – Дольчепиано! – невольно вырвалось у меня. Все мои сомнения исчезли. Только он один мог быть автором этой возмутительной шутки.
Итак, значит, наша борьба кончилась моим поражением. Я попался в ловушку, как ребенок, и чувствовал себя оскорбленным, униженным и бессильным отомстить за свое унижение. И что было ужаснее всего, я даже не понимал, чем я мог быть полезен итальянцу. Я только сознавал, что являюсь в его руках слепым орудием, и чувствовал, что раскрытие этой тайны повлечет за собой для меня новое унижение. Пока же я терялся в догадках.
Зачем он меня повез с собой? Что означало преследование Саргасса? Какая цель была у него, когда он спасал меня от смерти? Как объяснить похищение и затем возврат моего платья? Чего ради он возвращал мне эти восемьсот франков? Наконец, каким образом, получив мое письмо, а он сам сказал мне, что получил его, Кристини не упомянул ни слова об отсутствии денег?
Все эти вопросы не находили себе ответа. – Не стоит напрасно ломать голову, – грустно пробормотал я. – Все равно, рано или поздно, все станет ясно, даже слишком ясно.
Я надел на себя найденные вещи и медленным шагом, нехотя, направился к мосту по дороге в Пюже.
Мое появление на площади вызвало сенсацию. Меня уже многие знали в лицо, как сыщика, разыскивающего убийц господина Монпарно, и потому я нисколько не удивился оказанному мне приему. К тому же повязка на лбу могла служить достаточным поводом для любопытства.
Но не успел я войти в ресторан, как ко мне подбежал хозяин.
– Очень рад видеть вас опять здесь. Что нового?
– Нового? – повторил я, не имея никакого желания посвящать его в злоключения минувшей ночи. – Разве только то, что я голоден.
Он услужливо поспешил удовлетворить мой аппетит и, пока я жадно поглощал одно кушанье за другим, стал забрасывать меня вопросами.
– Знаете, его увезли в Ниццу, – таинственно произнес он наконец, видимо, недовольный моими односложными ответами. – Часа через два после вашего отъезда была получена телеграмма.
– Кого увезли в Ниццу? – небрежно спросил я, обращая гораздо больше внимания на содержимое своей тарелки, чем на слова своего собеседника.
– Ну, конечно, Саргасса! Будто бы вы не знаете, – подмигнул он мне, плутовато улыбаясь.
Я подскочил на своем месте.
– Саргасса? Кто его увез? Зачем? Хозяина, видимо, поразили мои вопросы.
– Жандармы, кому же больше. Вероятно, по вашему делу.
– По моему делу? – растерянно пробормотал я. – Но каким образом узнали?..
– Такие вещи всегда быстро узнаются. Весь Пюже уже говорит об этом. Ведь вы были на волосок от смерти.
Значит, все было известно? Но кто мог рассказать? И почему никто не пришел мне на помощь, зная, что я подвергся нападению?
– Итак, значит, Саргасс арестован, – снова пробормотал я. – Как же это произошло?
Хозяин громко расхохотался и хлопнул меня по плечу.
– Шутник! Вам это лучше знать. Это уж вы постарались.
– Я! – изумленно воскликнул я.
– Не притворяйтесь, не притворяйтесь! Все видели, как вы его привезли.