- Не думайте, что я пытаюсь уклониться от ваших вопросов, мистер Хэдли, - кашлянув, сказал он. - Откровенно говоря, мне никто не приходит в голову. Но эта загадка беспокоит меня, помимо опасности, которая мне в каком-то смысле угрожает. Если вам покажется, что мои идеи страдают чрезмерной изощренностью или являются обычной чепухой, я предложу их доктору Феллу. Предположим, чисто теоретически, что я убийца.
Петтис с усмешкой посмотрел на Хэдли, который сразу выпрямился.
- Не волнуйтесь, я же сказал "предположим". Я отправляюсь убивать Гримо в каком-то нелепом маскарадном костюме (кстати, я предпочел бы совершить убийство, чем расхаживать в нем на людях). Ладно, допустим. Но считаете ли вы вероятным, чтобы я назвал этим молодым людям собственное имя?
Он сделал паузу, постукивая пальцами.
- Это на первый, поверхностный взгляд. Но проницательный следователь ответил бы: "Да, умный убийца мог бы так поступить. Это был бы самый эффективный способ одурачить всех, кто пришел к поспешному выводу. Он слегка изменил голос - ровно настолько, чтобы слышавшие его вспомнили об этом впоследствии, - и говорил как Петтис, так как хотел, чтобы люди подумали, будто это был не Петтис". А вам такое приходило в голову?
- О да, - с улыбкой отозвался доктор Фелл. - Я подумал об этом в первую очередь.
Петтис кивнул:
- В таком случае вы должны были найти ответ, который оправдывает меня в любом случае. Будь я убийцей, я не стал бы изменять свой голос. Если бы слушатели с самого начала приняли его за мой, потом у них могло не возникнуть сомнений, на которые я рассчитывал. Но я допустил бы маленькую оговорку в своей речи - сказал бы что-нибудь необычное, абсолютно не свойственное мне, что бы запомнили наверняка. Однако этого посетитель не сделал. Его имитация была настолько безупречной, что освобождает меня от подозрений. Принимаете ли вы простую или изощренную версию, я все равно могу заявить о своей невиновности либо потому, что я не дурак, либо потому, что являюсь таковым.
Хэдли засмеялся, переводя взгляд с Петтиса на доктора Фелла, а потом сказал:
- Вы друг друга стоите. Мне нравятся такие выкрутасы. Но скажу вам по опыту, мистер Петтис, что преступник, который вытворит такое, быстро угодит за решетку. Полиция не станет размышлять, дурак он или нет, а отправит его на виселицу.
- Как вы отправили бы меня, - осведомился Петтис, - если бы смогли найти убедительное доказательство?
- Вот именно.
- Ну… по крайней мере, это откровенно, - сказал Петтис, хотя ответ ему явно не понравился. - Могу я продолжать? Вы сбили меня с толку.
- Конечно, продолжайте, - вежливо отозвался суперинтендент. - Мы можем воспользоваться идеями даже умного человека. Что еще вы намерены предложить?
Был ли этот укол сознательным или нет, результат получился неожиданным. Петтис улыбнулся, но его взгляд стал неподвижным, а лицо казалось еще более костлявым.
- Полагаю, что идеи вам не помешают, - согласился он. - Даже те, до которых вам следовало бы додуматься самому. Позвольте привести один пример. Вас - или другого полицейского - цитировали во всех утренних газетах по поводу смерти Гримо. Вы объясняли, как убийце был необходим свежий нетронутый снег для его трюка с исчезновением, что бы этот трюк собой ни представлял. Он не сомневался, что в субботу вечером будет снегопад, спланировал все в соответствии с этим и ждал, пока снег не прекратится, чтобы привести план в действие. В любом случае убийца мог рассчитывать на снегопад. Это верно?
- Я действительно говорил нечто в этом роде. Ну и что?
- Думаю, вы должны были помнить, - спокойно ответил Петтис, - что прогноз погоды на вчерашний день не обещал никакого снега.
- О, Бахус! - воскликнул доктор Фелл после паузы и со стуком опустил кулак на стол. - Отличная работа! Я об этом не подумал. Хэдли, это все меняет!
Петтис расслабился, достал портсигар и открыл его.
- Конечно, вы могли бы заявить, что убийца рассчитывал на снегопад именно потому, что прогноз погоды его не обещал. Но в таком случае именно вы проявили бы изощренность на грани комического. Я бы не заходил так далеко. По-моему, прогноз погоды стал объектом такого же количества несправедливых насмешек, как телефонная служба. Правда, на сей раз они дали маху… но это не имеет значения. Вы мне не верите? Загляните во вчерашние вечерние газеты, и увидите сами.
Хэдли выругался, но тут же усмехнулся.
- Простите, - сказал он. - Я не собирался задевать вас за живое, но рад, что сделал это. Да, похоже, это все меняет. Черт возьми, если убийца намеревался совершить преступление, полагаясь на снег, он, безусловно, отнесся бы к прогнозу с большим вниманием. - Суперинтендент постучал пальцами по столу. - Ладно, мы еще к этому вернемся. Теперь я серьезно спрашиваю: есть ли у вас еще какие-нибудь идеи?
- Боюсь, что нет. Криминалистика больше по части Бернеби, чем по моей. Я лишь случайно запоминаю прогноз, - признался Петтис, бросив взгляд на свою одежду, - чтобы решить, надевать галоши или нет. Привычка!.. Что касается человека, который имитировал мой голос, то зачем впутывать меня? Уверяю вас, я достаточно безобидный старый чудак. Я не подхожу на роль гигантской Немезиды. Единственная причина, которая приходит мне в голову, - то, что только у одного меня из всей нашей группы нет определенной орбиты на субботний вечер, и поэтому мне может быть нелегко доказать свое алиби. А что касается того, кто мог это проделать, то на это способен любой хороший имитатор. Однако кто знал, как именно я обращаюсь к этим людям?
- А что вы скажете о группе в "Уорикской таверне"? Там ведь были и другие, кроме тех, о которых мы слышали, не так ли?
- Да, двое нерегулярных посетителей. Но я не могу представить их в качестве кандидатов. Во-первых, старый Морнингтон, который более пятидесяти лет работает в Британском музее, - у него надтреснутый тенор, который никак не мог сойти за мой голос. Во-вторых, Суэйл, но вчера вечером он рассказывал по радио о жизни муравьев или о чем-то еще, так что должен иметь алиби…
- В котором часу он выступал по радио?
- По-моему, около без четверти десять, хотя я не могу в этом поклясться. Кроме того, никто из них никогда не посещал дом Гримо.
- А случайные посетители паба?
- Ну, кто-то мог слушать нас, сидя у задней стены, хотя никто не участвовал в разговоре. Да, полагаю, это ваша наилучшая нить, правда, уж очень тонкая. - Петтис взял сигарету и защелкнул портсигар. - Нам лучше решить, что это дело рук кого-то неизвестного, иначе мы угодим в зыбучие пески. Бернеби и я были единственными близкими друзьями Гримо, но я его не убивал, а Бернеби в это время играл в карты.
Хэдли внимательно посмотрел на него:
- А он действительно играл в карты?
- Не знаю, - откровенно признался Петтис. - Но держу пари, что это так. Бернеби не дурак. А только редкостный тупица мог совершить убийство в тот единственный вечер, когда его отсутствие в регулярно собирающейся группе наверняка было бы замечено.
Очевидно, это впечатлило суперинтендента сильнее всего того, что Петтис говорил до сих пор. Он продолжал барабанить по столу, хмуря брови. Доктор Фелл был занят своими мыслями. Петтис с любопытством переводил взгляд с одного на другого.
- Если я дал вам пищу для размышлений, джентльмены… - начал он.
- Да-да! - встрепенулся Хэдли. - Вы знаете, что Бернеби написал картину, которую купил доктор Гримо, чтобы защитить себя?
- Защитить себя? Как? От чего?
- Это нам неизвестно. Я надеялся, что вы сможете это объяснить. Кажется, всей его семье присуща склонность к загадочным замечаниям. Кстати, вы что-нибудь знаете о его семье?
Петтис выглядел озадаченным.
- Ну, Розетт очаровательная девушка, хотя я бы не сказал, что у нее склонность к загадочным замечаниям. Совсем наоборот, она чересчур современная, на мой вкус. - Он наморщил лоб. - Жену Гримо я не знал - она давно умерла. Но я не понимаю…
- Не важно. Что вы думаете о Дреймене?
Петтис усмехнулся:
- Старый Хьюберт Дреймен - наименее подозрительная личность из всех, каких я встречал. Он настолько наивен, что некоторые думают, будто за этим кроется дьявольское коварство. Простите, но вы уже вызывали его на ковер? Если да, то мне больше нечего сказать.
- Тогда вернемся к Бернеби. Вы знаете, как он решил написать эту картину, когда это сделал и вообще что-нибудь о ней?
- Думаю, он написал картину год или два назад. Я помню, так как это было самое большое полотно в его студии - он использовал его как ширму или перегородку в случае надобности, переворачивая его изнаночной стороной. Однажды я спросил Бернеби, что там изображено. "Воображаемая концепция того, чего я никогда не видел", - ответил он. Картина имела французское наименование "Dans l'ombre des montagnes du sel" или что-то в этом роде. - Петтис перестал постукивать все еще незажженной сигаретой по портсигару. Его беспокойный пытливый ум заработал вновь. - Теперь я вспомнил. Бернеби добавил: "Вам она не нравится? Картина потрясла Гримо, когда он ее увидел".
- Почему?
- Я не спрашивал. Естественно, я предположил, что это шутка или похвальба - Бернеби смеялся, говоря об этом, и такое как раз в его духе. Но картина так долго валялась в студии, собирая пыль, что меня удивило, когда Гримо в пятницу утром пришел туда и спросил о ней.
Хэдли склонился вперед:
- Значит, вы там были?
- В студии? Да. Я заглянул туда рано - не помню, по какой причине. Гримо явился…
- Расстроенный?
- Н-нет. Скорее возбужденный. - Петтис задумался, искоса поглядывая на Хэдли. - "Где ваша картина с соляными горами, Бернеби? - выпалил Гримо, как пулемет. - Я хочу ее купить. Назовите вашу цену". Бернеби бросил на него странный взгляд, потом приковылял к картине и сказал: "Она ваша, дружище. Если картина вам нужна, забирайте ее". - "Нет, - возразил Гримо. - Я намерен ее использовать и настаиваю на покупке". Когда Бернеби назвал смехотворную цену вроде десяти шиллингов, Гримо с серьезным видом достал чековую книжку и выписал чек на эту сумму, добавив только то, что повесит картину на стене в кабинете. Он отнес покупку вниз, а я вызвал ему такси…
- Картина была завернута? - спросил доктор Фелл так внезапно, что Петтис слегка вздрогнул.
Доктор проявлял к рассказу о картине куда больше интереса и внимания, чем к тому, о чем Петтис говорил ранее. Он склонился вперед, стиснув рукоятку трости. Петтис с любопытством смотрел на него.
- Интересно, почему вы об этом спрашиваете? Я как раз собирался упомянуть о суете, которую устроил Гримо с упаковкой картины. Он попросил бумагу, а Бернеби сказал: "Где, по-вашему, я возьму такой большой лист, чтобы завернуть в него картину? К чему стыдиться ее? Несите ее так, как есть". Но Гримо настоял на том, чтобы спуститься и приобрести несколько ярдов оберточной бумаги из рулона в чьей-то лавке. Похоже, это разозлило Бернеби.
- Не знаете, Гримо отправился с покупкой прямо домой?
- Думаю, он сначала собирался вставить картину в раму, но я не уверен.
Доктор Фелл, что-то проворчав, откинулся на спинку стула и больше не задавал вопросов, несмотря на намеки Петтиса. Хотя Хэдли еще некоторое время продолжал опрос, Рэмпоулу казалось, что ему больше не удалось узнать ничего существенного. На личные темы Петтис говорил весьма сдержанно, но скрывать ему вроде было нечего. В семье и среди друзей Гримо не было никаких трений, кроме антагонизма между Мэнгеном и Бернеби. Последний питал сильную склонность к Розетт Гримо, хотя и был лет на тридцать ее старше. Доктор Гримо ничего не говорил по этому поводу - казалось, он поощряет Бернеби, хотя, насколько мог судить Петтис, не возражал и против Мэнгена.
- Но я думаю, джентльмены, - закончил Петтис, поднявшись, когда Биг-Бен начал бить десять, - вы обнаружите, что это второстепенные детали. Было бы трудно ассоциировать crime passionel с кем-либо из нашей компании. По поводу финансовой стороны дела я тоже мало что могу сообщить. Полагаю, Гримо был очень состоятельным человеком. Его поверенные - Теннант и Уильямс из адвокатской корпорации "Грейс-Инн"… Кстати, не хотите отправиться со мной на ленч в это кошмарное воскресенье? Я уже пятнадцать лет снимаю апартаменты в "Империале" по другую сторону Расселл-сквер. Вы ведете расследование в этом районе, а если доктор Фелл захочет обсудить истории о призраках…
Он улыбнулся. Доктор согласился, прежде чем Хэдли успел отказаться, и Петтис удалился с куда более бодрым видом, чем пришел. После его ухода все трое посмотрели друг на друга.
- Ну? - проворчал Хэдли. - По-моему, он был достаточно правдив. Конечно, мы все проверим. Особенно впечатляет следующий пункт: почему любой из них должен был совершить преступление именно в тот вечер, когда его отсутствие было бы обязательно замечено? Мы займемся Бернеби, но он, похоже, также отпадает, хотя бы по этой же причине…
- А прогноз погоды утверждал, что снега не будет, - напомнил доктор Фелл. - Это переворачивает все дело вверх ногами, Хэдли, но я не понимаю… Ладно, давайте отправимся на Калиостро-стрит. Всюду лучше, чем в этих потемках.
Пыхтя, он проковылял за накидкой и широкополой шляпой.
Глава 13
ТАЙНАЯ КВАРТИРА
Пасмурным зимним воскресным утром опустевший Лондон казался почти призрачным. А Калиостро-стрит, куда вскоре свернул автомобиль Хэдли, выглядела так, словно вовсе не собиралась просыпаться.
Как говорил доктор Фелл, Калиостро-стрит состояла из нескольких магазинов и жилых домов. Она отходила от Лэмс-Кондьюит-стрит - длинной и узкой торговой улицы, тянущейся на север к неуютным, похожим на казармы зданиям Гилфорд-стрит и на юг к оживленной транспортной артерии Теобалдс-роуд. На ее западной стороне в направлении Гилфорд-стрит, между канцелярской и мясной лавками, начинается Калиостро-стрит. Ее легко не заметить, если не следить за указателями. Но за этими двумя зданиями она внезапно расширяется и тянется еще на двести ярдов, упираясь в глухую кирпичную стену.
Призрачное ощущение при виде улиц или кварталов, скрытых в запутанных лабиринтах города, никогда не покидало Рэмпоула во время его странствий по Лондону. Это напоминало чувство, когда, выходя из парадной двери собственного дома, вы обнаруживаете, что улица таинственным образом изменилась за ночь, а из окон на вас смотрят усмехающиеся лица, которых вы раньше никогда не видели. Рэмпоул стоял рядом с Хэдли и доктором Феллом в начале Калиостро-стрит, окидывая ее взглядом. С обеих сторон тянулся ряд магазинов. Витрины были зашторены или закрыты складными решетками, бросая вызов покупателям, словно крепость - противнику. Даже вывески с надписями позолотой выглядели вызывающе. Стекла обладали различной степенью чистоты - от сверкающего блеска витрины ювелирного магазина, последнего справа, до грязно-серой витрины табачной лавки, первой на той же стороне. Витрина эта казалась высохшей сильнее, чем самый древний табак, и скрывалась за афишами и плакатами, сообщающими новости, которые едва ли могли кого-то заинтересовать. Далее находились два ряда трехэтажных домов из красного кирпича с белыми или желтыми оконными рамами и задернутыми занавесками, на нижних этажах украшенными игривыми оборками. Почерневшие от сажи дома выглядели как одно длинное здание, если не считать тянущихся к входным дверям железных перил, которые пестрили объявлениями о сдаче меблированных комнат. На крышах на фоне свинцового неба темнели трубы. Снег растаял, превратившись в серую слякоть, несмотря на ледяной пронизывающий ветер, который гонял по мостовой брошенные газеты.
- Веселенькое местечко, - пробормотал доктор Фелл. Он заковылял по мостовой - его шаги отзывались гулким эхом. - Давайте все уточним, прежде чем привлечем к себе внимание. Покажите мне, где находился Флей, когда его застрелили… Нет, постойте! Где он жил?
Хэдли указал на табачную лавку, у которой они стояли.
- Над этой лавкой в начале улицы, как я вам говорил. Мы вскоре поднимемся туда, хотя Сомерс там уже побывал и ничего не обнаружил. Ну, пошли - только держитесь в середине улицы…
Он двинулся вперед, отмеряя целый ярд одним шагом.
- Подметенные тротуары оканчивались где-то здесь - скажем, в ста пятидесяти ярдах. Далее начинался нетронутый снег. Еще ярдов через полтораста - вот здесь…
Он остановился и медленно повернулся.
- Его застрелили в самой середине улицы и в центре мостовой - в добрых тридцати футах от домов с обеих сторон. Если бы он шел по тротуару, мы могли бы состряпать фантастическую теорию об убийце, высунувшемся из окна или из двери с оружием, прикрепленным к концу шеста или еще чего-нибудь…
- Чепуха!
- Согласен, но что еще мы в состоянии придумать? - сердито осведомился Хэдли, взмахнув портфелем. - Как вы сами говорили, это просто, ясно и невозможно! Я знаю, что не было никаких подобных фокусов-покусов, но что именно произошло? Свидетели ничего не видели, хотя, если что-то происходило, они должны были это видеть. Ладно, стойте на месте и смотрите в том же направлении.
Он сделал еще несколько шагов и повернулся, изучая номера домов, потом отошел к тротуару справа.
- Здесь находились Блэкуин и Шорт, когда услышали крик. Вы идете сюда посередине мостовой. Я иду впереди вас и поворачиваюсь - вот так. На каком расстоянии я от вас теперь?
Рэмпоул, державшийся позади, видел перед собой массивную и одинокую фигуру доктора Фелла в центре пустого прямоугольника.
- На сей раз расстояние короче. Эти двое, - продолжал доктор, сдвинув на затылок широкополую шляпу, - находились впереди не более чем на тридцать футов! Хэдли, это выглядит еще загадочнее, чем я предполагал. Он стоял посреди снежной пустоши. Они обернулись, услышав выстрел… хм…
- Вот именно. Теперь что касается света. Вы играете роль Флея. Справа от вас - немного впереди и рядом с дверью дома номер 18 - вы видите уличный фонарь. Чуть позади и тоже справа витрина ювелирного магазина. Она была освещена, хотя и не ярко. Можете объяснить мне, каким образом два человека, стоявшие там, где я стою теперь, могли ошибиться, утверждая, что не видели никого рядом с Флеем?
Суперинтендент повысил голос, и улица отозвалась ироническим эхом. Брошенная газета, снова подхваченная вихрем, понеслась по тротуару. Ветер свистел среди труб, как в туннеле. Черная накидка доктора Фелла развевалась позади него, а лента очков пустилась в дикую пляску.
- Освещенная витрина… - повторил он. - А в магазине кто-нибудь был?
- Нет. Уизерс подумал об этом и зашел проверить. Светилась только витрина - окно и дверь были закрыты решеткой, как теперь. Никто не мог ни войти, ни выйти. Кроме того, магазин был слишком далеко от Флея.
Доктор Фелл вытянул шею, огляделся вокруг, потом подошел к витрине. Внутри находились дешевые кольца и часы на бархатных подносах, несколько подсвечников, а посредине большие немецкие часы с циферблатом в виде солнца и двумя мигающими глазами, начинающие бить одиннадцать. Фелл уставился на циферблат, который производил неприятное впечатление, напоминая лицо, с идиотской усмешкой разглядывающее место, где убили человека. Потом доктор вернулся к середине улицы.