В окружении чеховских дач и зловещей заброшенной усадьбы зверски убита семья полковника. Сыщики, распутывающие сложное дело, сталкиваются с необъяснимыми явлениями. Ранки на шее юной жертвы напоминают о вампиризме, загадочный медиум похож на оборотня. В воздухе витают призраки, а тем временем кружок московских оккультистов под председательством приват–доцента Сталина собирается на спиритический сеанс…
Захватывающий фантастический детектив А. Свиды - первая часть дилогии об агенте уголовного сыска Зенине и расследовании, ставшем делом его жизни. Роман вышел в свет в 1931 г. и переиздается впервые.
Книга А. Свиды продолжает в серии "Polaris" ряд публикаций фантастических и приключенческий произведений писателей русской эмиграции и одновременно открывает в рамках серии новую подборку - "Русский оккультный роман".
Содержание:
Пролог - Трагедия на Гренельской улице 1
Глава 1 - Маленький Шерлок Хольмс 2
Глава 2 - Что скрывали ставни 3
Глава 3 - Подозрения следователя 5
Глава 4 - Загадочные следы 6
Глава 5 - Неудачный день 7
Глава 6 - Дом № 54-ый 7
Глава 7 - Снова загадочные следы 8
Глава 8 - В одиночном заключении 9
Глава 9 - Тяжелое обвинение 9
Глава 10 - У камина 10
Глава 11 - По грибы 11
Глава 12 - Без заглавия 12
Глава 13 - Дача на опушке леса 13
Глава 14 - Ночное 13
Глава 15 - Праздник в Озерках 14
Глава 16 - Коля не помнит 15
Глава 17 - Болтовня на кругу 16
Глава 18 - Начальство гневается 16
Глава 19 - Спиритический сеанс 17
Глава 20 - Властный призыв 19
Глава 21 - Загадка 19
Глава 22 - Сорвалось 20
Глава 23 - Богомольцы 21
Глава 24 - Последняя ставка 22
Глава 25 - Ночлежный дом Курочкина 23
Глава 26 - Исповедь преступника 23
Глава 27 - Пророческие слова 24
Александра Свида
За закрытыми ставнями
Роман
Григорию Дмитриевичу Гребенщикову, талантливому автору романа "Братья Чураевы", настоящий свой первый, скромный литературный труд посвящаю.
Пролог
Трагедия на Гренельской улице
Стоял август месяц, жаркий и прекрасный после многих дней холода, дождя и непогоды.
Пользуясь последними днями лета, праздный народ переполнил скверы и бульвары. Всюду пестрели элегантные наряды дам, скромные уборы гувернанток и бонн, яркие и красивые костюмчики детей и, среди них, темные пятна щегольски одетых мужчин.
По одной из боковых аллей медленным шагом прогуливался молодой человек с худым изможденным лицом, на котором резко выделялись выразительные темные глаза, глядевшие на все окружающее пристальным и внимательным взглядом.
Одет он был в недорогой, но изящный костюм и ботинки модного фасона. Белье безукоризненной чистоты, гал- стух последней моды и завязан весьма старательно и красиво. Однако, при более внимательном взгляде, при виде той осторожности, с которой он садился, следя, как бы не измять костюм, было видно, что материальные условия молодого человека оставляют желать много лучшего.
Погуляв, он сел на скамью и грустным взглядом окинул окружающий его парк.
После некоторого раздумья, он вынул бумажник и сосчитал деньги.
- Не блестяще, - проговорил он про себя, - хорошо еще, что у меня оплачена квартира. При скромной жизни, - хватит еще месяца на два, а потом…
Лицо молодого человека нахмурилось, очевидно, это "потом" представлялось в весьма мрачном свете. Впрочем, озабоченность его скоро прошла, морщинки на лбу исчезли, губы сложились в улыбку, а рука нащупала в кармане револьвер.
Но почти в тот же миг у него перед глазами проплыла картина комнаты с затянутыми зеркалами, с гробом посредине, на кружевной подушке которого покоилась голова старушки с величаво строгим лицом.
Больно сжалось сердце молодого человека, а мозг его прорезала мысль: спи спокойно, мама… данную тебе клятву я помню и сдержу…
Да мне не привыкать стать, и не в таких бывал переделках, - и выпутывался.
- Ничего!.. - громко произнес он. - А теперь почитаем, что пишут в газетах.
- Надоела эта политика в России… все равно не вернуться туда скоро. А хорошо бы домой!.. Вот, например, здесь… - погрузился он в мыслях, - бесспорно, здесь прекрасно… цивилизация, удобства, отношение, какого я не встречал у себя дома, - французы удивительно расположены к русским, - а все же это не Москва!.. Нет, - что бы там ни говорили скептики против чувства патриотизма, - а все же оно глубоко заложено в душе каждого человека, и великая истина заключается в словах поэта: "И дым отечества мне сладок и приятен".
- Ну, впрочем довольно философствовать, - посмотрим, что делается на белом свете.
Столбец за столбцом рассеянно проглядывал он газету, не проявляя особого интереса, и готов был уже свернуть ее, - когда взгляд его упал на следующий заголовок: "Трагедия в Гренельской улице, - загадочное преступление".
- А, это уже по нашей части! Ну–ну, - посмотрим. - И молодой человек начал читать, сначала рассеянно, - потом внимательнее, - и, наконец, совершенно ушел в чтение, не обращая уже внимания ни на что окружающее.
Прочел он раз, другой и, наконец, в третий - прочел уже вслух, точно стараясь глубже вникнуть в смысл написанного.
"Вчера ночью, - читал он, - Гренельская улица, этот тихий, аристократический квартал, стал театром страшного и загадочного преступления. - В доме под № 86, представляющем из себя роскошный двухэтажный особняк, проживал барон Карл Начесси, человек богатый и любивший широкую жизнь. Он был хорошо известен всему Парижу как спортсмен и человек общества. Его добрый, отзывчивый характер создал ему много друзей во всех слоях общества. Его широкая благотворительность была также всем известна; одному только русскому эмигрантскому обществу он пожертвовал около трех тысяч фунтов стерлингов. И этот–то, всеми любимый и уважаемый человек, был найден мертвым в своем кабинете. При каких обстоятельствах совершено преступление - неизвестно. Барон Начесси возвратился из клуба около 11-ти часов вечера и сразу прошел в свой кабинет, - приказав слуге подать кофе и ложиться спать. Слуга буквально исполнил приказание, зная, что в таких случаях барон всегда, до глубокой ночи, занят срочной работой. Наутро он, войдя в кабинет, нашел барона мертвым. Слуга поднял тревогу, тотчас были вызваны полицейские власти и судебный следователь, энергично принявшийся за расследование. Судебно–медицинская экспертиза установила, что преступление было совершено около 3 часов ночи и что барон был умерщвлен уколом булавки от галстуха в сонную артерию. Орудие убийства было найдено в комнате, очевидно, забытое или потерянное преступником. При освидетельствовании тела врачом обратило внимание следующее, весьма странное, обстоятельство: края раны носили такие признаки, точно кто- нибудь высасывал из нее кровь. Что означает это явление, а равным образом, как проник преступник в кабинет барона, - установить не удалось. Прислуга находится вне подозрения. - Вообще все дело представляется крайне загадочным".
Окончив чтение, молодой человек провел рукой по лбу.
- О, Боже! Неужели опять? Нет - не может быть. Однако… - и он снова схватил газету. Рука его заметно дрожала. - "Точно кто–то высасывал кровь" - повторил он слова газетного сообщения.
- Молчать не буду, - не могу! Все, что хотелось уже похоронить в душе, должно опять выйти на свет. Это мой долг…
Волнение улеглось, - он встал и твердым шагом направился к выходу.
- В префектуру полиции!.. - приказал он, садясь в один из "такси", стоявших при выходе из парка.
Через десять минут он уже был в префектуре и передавал жандарму свою визитную карточку, на которой стояло: "Владимир Зенин. Бывший помощник начальника Уголовного розыска в Москве". С приписанными внизу словами: "По делу об убийстве в Гренельской улице. Весьма срочно".
* *
Все веселилось в этот прекрасный августовский день. Весело было и в большом кабинете начальника префектуры. Через открытые окна вливались шум и оживление города. Лучи солнца играли и переливались в хрустале чернильницы и граненого стакана с недопитым бургундским.
Один только начальник префектуры г. Леруа не разделял общего веселья. Наоборот, он был решительно в скверном настроении.
Нервной рукой он перелистывал лежащие на столе дела, оставлял это занятие, хватался за газету, - но снова возвращался к делам.
Дело по убийству в Гренельской улице уже широко толковалось в прессе, причем мнение последней о деятельности парижской префектуры, ставшей в тупик перед загадкой убийства барона, было далеко не лестно.
Это–то и приводило в дурное настроение г. Леруа. Когда же он вспомнил, что за последнее время было еще два- три нераскрытых преступления, то настроение это еще более ухудшилось. Он закурил сигару и, закрывши глаза, откинулся на спинку кресла.
В дверь постучали и на пороге появился жандарм, протягивая визитную карточку.
- Что такое? - резко спросил начальник, принимая карточку. - "Владимир Зенин и пр."…
- К дьяволу!.. Набралось этих эмигрантов, дышать от них нельзя. Вероятно, места просит, - у нас и без него остолопов полно…
В этот миг взгляд его упал на приписку "По делу об убийстве в Гренельской улице" и гнев его тотчас утих.
- Просить! - последовало короткое приказание. - Ловкий, очевидно, малый, - рассуждал он про себя, - сумел воспользоваться предлогом, зная, что это дело наше больное место. Ну и распеку же я его, - грозился мысленно Леруа, все еще чувствовавший потребность кого–нибудь распечь.
Тем временем Зенин уверенным и спокойным шагом входил в кабинет. Изящно поклонившись, он, по приглашению Леруа, подошел к столу и занял указанное ему место.
- Прошу извинить, что осмелился беспокоить вас, - не ожидая вопроса, начал Зенин, - но верьте, что если бы я не знал, что мое вмешательство может в той или иной степени помочь правосудию…
- Вы действительно знаете что–либо по этому делу? - с нескрываемым удивлением спросил начальник префектуры.
- Вашей первой мыслью, г. Леруа, было, конечно, что я пользуюсь этим делом для того только, чтобы проникнуть к вам с целью просить о месте, - отпарировал Зенин, давая доказательство своей проницательности.
Это понравилось начальнику и, меняя тон на крайне любезный, он попробовал разуверить русского экс–детектива.
- Непосредственно по делу об убийстве в Гренельской улице я ничего не знаю, - продолжал Зенин, - но мне кажется, что я знаю имена убийц или, вернее, знал их в России. По описанию в газетах я узнал их способ лишать жизни намеченные жертвы.
- Так это не первое такое дело? - спросил начальник префектуры.
- О нет, г. Леруа. В 1912 году, с такими именно признаками, была убита в Борках под Москвой дочь полковника Ромова. Там же, и таким именно способом, убита была бедная работница. В 1914 году, буквально со всеми теми же признаками, был убит миллионер Данилов, - и в ту же ночь так же была убита в Москве известная певица - Мари Перрье. Когда произошло последнее убийство, мне наконец удалось узнать личности убийц и я почти уже настиг их в Данциге, но начавшаяся война помешала преследованию преступников, успевших перебраться на германскую территорию, а я должен был срочно возвратиться назад.
- Что же вы можете рассказать по поводу этих убийств? - усаживаясь удобнее в кресле и подвигая к Зенину ящик с сигарами, спросил Леруа.
Машинально взял и закурил Зенин сигару. Между бровей легла глубокая складка, потемнели и точно вглубь ушли серьезные глаза, как будто там, глубоко, искал он ответа на заданный вопрос.
Леруа терпеливо ждал, ни одним движением не нарушая тишины. Его опытный глаз и врожденное чутье сразу подсказали ему, что заговорит ушедший в себя Зенин, и в руки его попадет нить от какого–то запутанного и страшного клубка.
- Извините мне мое молчание, г. Леруа, - очнулся наконец Зенин. - Ваш вопрос затронул запутанное, страшное дело, длившееся более двух лет. В нем реальное переплелось с небылицами потустороннего. Убийства, по–видимому, бесцельные, сплелись в одну гирлянду с убийствами ради грабежа и мести, а в результате… - выход в отставку даровитого, благороднейшего человека, - начальника московского уголовного розыска г. Кноппа, - чудом уцелевшая жизнь вашего покорного слуги, - бесславная смерть моего храброго и способного товарища Орловского и благополучный выезд за границу международной шайки преступников.
- Взглянувши глубже на дело убийства барона, вы, г. Леруа, быть может, предотвратите много других преступлений, а также поможете вашему достойному коллеге г. Кноппу снять с себя пятно бездеятельности.
- Помимо моей преданности делу службы, я с особым удовольствием помог бы моему коллеге, которого я знал лично и глубоко уважал. С этого дня я сам, со всеми имеющимися в моем распоряжении средствами, к услугам этого дела, - быстро проговорил начальник префектуры. - Вы же с этого момента состоите у нас на службе и поделитесь со мной подробными сведениями по поводу оперировавшей в России шайки.
Опять перед глазами Зенина проплыло, на этот раз кротко улыбающееся, лицо матери. Поднявшись с кресла, он низко склонился перед начальником префектуры.
- Считаю величайшей честью, - заговорил он, - отдать свои силы и саму жизнь, если окажется нужным, на службу славного парижского розыска. От всей души желаю, чтобы исход этого рокового дела был в ваших руках более удачен и благополучен.
- В добрый час, - серьезно и торжественно произнес Леруа.
- Прикажете ли посвящать вас во все детали этого дела, а следовательно, и во все вплетшиеся в него небылицы?
- Да, я прошу самого широкого и всестороннего освещения, со всеми привходящими обстоятельствами, как бы они, на первый взгляд, ни казались ничтожными. Меня всегда интересовала Россия. Я много времени потратил на изучение ее языка, своеобразного быта, условий жизни и, думается мне, смогу ориентироваться в самых сложных перипетиях вашего рассказа, - закончил Леруа, перейдя неожиданно на русский язык.
- Вы правы, г. Леруа, - восхищенно взглянул на него Зенин. - Нужно почувствовать себя своим среди всех, вольно или невольно, участвующих в этом деле людей; а потому, если позволите, я привезу вам для прочтения рукописи недавно умершего в Париже русского эмигранта князя Шацкого. Он правдиво и подробно, как очевидец, описал всю эту историю, внеся только легкую романическую окраску и изменив имена лиц и названия местностей, так как многие из его героев живы и по настоящее время.
* *
Глубокий вечер. Большой кабинет начальника префектуры погружен в полумрак. Огромная лампа, затененная абажуром, скупо освещает комнату и только бросает яркий сноп света на письменный стол и лежащие на нем белые тетради. С каким затаенным, близким к страху, недоброжелательством смотрит на них Леруа.
Он, свободный гражданин Франции, добровольно готовится погрузиться в дебри жуткой, пока чуждой ему драмы, которая заведет его вглубь, - всегда своеобразной, полной неожиданностей, - а теперь бурлящей политической борьбой страны.
Имеет ли он право бросить туда, быть может, на мученичество и смерть, своих лучших сотрудников?
Он чувствовал, что стоит открыть первую страницу, и засосет его какая–то запутанная, жуткая интрига, из которой уже не будет отступления, а в результате… или победа, или участь русского коллеги Кноппа, а может быть, и смерть для многих и многих…
Замерла в воздухе протянутая было к рукописи рука. Опять сердце сжалось злым чувством к лежащим тетрадям, властно зовущим его в страну бурлящую и клокочущую, как только что взорвавшийся вулкан.
Под упорным, немигающим взглядом белый лист начал увеличиваться до бесконечности, принял вид снежной пелены, заблестел, заискрился, обдал его холодом.
Это уже необъятная снежная равнина. На ней чуть обозначилась малоезженая дорога… Где–то далеко звенит под дугой колокольчик, с ним сливается протяжный волчий вой…
Снежная равнина постепенно сменилась протянувшейся среди дремучего леса песчаной дорогой… В лицо пахнуло сухим жаром, грудь наполнилась густым смолистым запахом сосны… Звон колокольчика и волчий вой перешли в веселое щебетание птиц и, из мрака кабинета, вдруг прямо в лицо ему глянули простодушные, детские, доверчивые глаза загадочного гиганта–народа, что распался, как карточный домик, под дуновением ничтожной кучки чужеземных авантюристов…
Леруа провел рукой по глазам, отгоняя нелепую галлюцинацию, улыбнулся мысли, что, еще не заглянув в это роковое дело, начинает уже нервничать, как слабая женщина, - и твердой рукой открыл первую рукопись, на которой крупно, четко были написаны три таких скромных слова:
"За закрытыми ставнями".
Глава 1
Маленький Шерлок Хольмс
Яркое июльское утро.
Прямая, как стрела, аллея пирамидальных тополей весело блестит своим гравием под утренними лучами солнца.
На теневой стороне еще не обсохла совершенно роса, и зелень от этого выигрывала в своих красках.
Весело порхают среди деревьев птички, - их не пугает еще шум автомобилей и экипажей, смех и говор людей. Все еще спит…
Ведь это не город, а большое модное дачное место Бор- ки, и солнечные часы на лужайке едва показывают семь.
Кому тут быть? - Аллея только для катания и прогулок.
Но вот с боковой дорожки показался сторож в светлозеленой форме, с метлой и граблями в руках.
Вышел на солнышко, снял картуз и залюбовался на Божий мир. - Дожил до леточка, слава тебе Господи, - шепчет беззубый рот. - А и хорошо же ты, красное!.. как это людям спится в такую благодать? хоть бы одна душа!..
Ан нет, - вот старушка, такая чистенькая, благообразная, тихо идет по боковой дорожке, вероятно, направляется в церковь или так же, как и он, не хочет проспать благодать и приволье летнего утра…
Льет свои лучи солнце на деревья, цветы, скамейки по краям дорожек, на чирикающих и порхающих птиц, в веселый гомон которых вдруг ворвался беззаботный, чистый, как звон серебряного колокольчика, детский смех.
Скрипит гравий под резвыми ножками и на аллею буквально вылетают два мальчугана. Один лет 10–11, в синем костюмчике и лихо заломленной набекрень соломенной фуражечке.