Глава VIII, СУДЕБНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ ДОПРАШИВАЕТ МАДЕМУАЗЕЛЬ СТАНЖЕРСОН
Не прошло и пяти минут, как Жозеф Рультабий уже склонился над следами, обнаруженными в парке, под самыми окнами прихожей, но тут мы увидели человека, должно быть слугу из замка, который торопливо шел к нам и кричал г-ну Роберу Дарзаку, спускавшемуся по ступенькам флигеля:
- Вы знаете, господин Робер, судебный следователь допрашивает сейчас мадемуазель!
Наспех извинившись перед нами, г-н Робер Дарзак бегом бросился к замку, слуга последовал за ним.
- Это любопытно, - заметил я. - Когда убитый начинает говорить…
- Надо все разузнать, - оживился мой друг. - Пойдемте в замок.
И он увлек меня за собой. Однако в замке путь нам преградил жандарм, стоявший на страже у входа на лестницу, ведущую на второй этаж. Нам ничего не оставалось, как ждать.
А тем временем в комнате жертвы происходило следующее. Семейный врач, отметив значительное улучшение состояния мадемуазель Станжерсон, но опасаясь все-таки возможности рокового исхода, счел своим долгом предупредить об этом судебного следователя, а тот не замедлил воспользоваться случаем и… провел короткий допрос. На этом допросе присутствовали г-н де Марке, секретарь, г-н Станжерсон, врач. Позднее, во время судебного разбирательства, мне удалось раздобыть запись этого допроса. Вот она, со всей присущей любому допросу юридической сухостью.
ВОПРОС. Постараюсь не слишком утомлять вас, мадемуазель, но хотелось бы знать, в состоянии ли вы сообщить нам кое-какие необходимые сведения относительно ужасного покушения, жертвой которого вы стали?
ОТВЕТ. Чувствую я себя гораздо лучше, сударь, и попробую рассказать вам все, что знаю. Когда я вошла в свою комнату, я не заметила ничего особенного.
ВОПРОС. Простите, мадемуазель, если позволите, я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать на них. Это меньше утомит вас, чем долгий рассказ.
ОТВЕТ. Прошу вас, сударь.
ВОПРОС. Что вы делали в течение этого дня? Я желал бы знать это с предельной точностью, со всеми мельчайшими подробностями. Мне хотелось бы проследить за каждым вашим жестом в тот день, если, конечно, вы сочтете это возможным.
ОТВЕТ. Встала я поздно, в десять часов, так как мы с отцом вернулись глубокой ночью, нам пришлось присутствовать на обеде и на приеме, которые давал президент республики в честь делегатов филадельфийской Академии наук. Когда в половине одиннадцатого я вышла из комнаты, отец уже работал в лаборатории. Вместе с ним мы работали до полудня, затем совершили получасовую прогулку в парк, обедали мы в замке. Затем, как обычно, получасовая прогулка до половины второго. После этого мы с отцом вернулись в лабораторию. Там мы встретили горничную, только что закончившую убирать мою комнату. Я вхожу в Желтую комнату, чтобы отдать горничной кое-какие незначительные распоряжения, она сразу же уходит из флигеля, а я возвращаюсь к отцу работать. В пять часов мы выходим из флигеля на новую прогулку, потом пьем чай.
ВОПРОС. Прежде чем выйти в пять часов, вы заходили в вашу комнату?
ОТВЕТ. Нет, сударь, в комнату заходил по моей просьбе отец, чтобы захватить мою шляпу.
ВОПРОС. И он не заметил ничего подозрительного?
Г-Н СТАНЖЕРСОН. Разумеется, нет, сударь.
ВОПРОС. В общем, насколько я понимаю, можно считать, что в этот момент убийцы под кроватью еще не было. Когда вы ушли, то дверь в комнату осталась незапертой?
М-ЛЬ СТАНЖЕРСОН. Да. У нас не было никаких причин запирать ее…
ВОПРОС. Сколько времени вы и господин Станжерсон отсутствовали на этот раз?
ОТВЕТ. Около часа.
ВОПРОС. Именно в этот час убийца, несомненно, и проник во флигель. Но каким образом? Мы не знаем. В парке обнаружены следы, идущие от окна прихожей, но нет ни малейшего намека на следы, ведущие к окну. Вы не заметили, случайно, когда уходили с вашим отцом, окно в прихожей было открыто?
ОТВЕТ. Я не помню.
Г-Н СТАНЖЕРСОН. Оно было закрыто.
ВОПРОС. А когда вернулись?
М-ЛЬ СТАНЖЕРСОН. Я не обратила внимания.
Г-Н СТАНЖЕРСОН. Оно по-прежнему было закрыто, я это отлично помню, потому что по возвращении громко сказал: "Неужели за время нашего отсутствия папаша Жак не мог открыть окно?.."
ВОПРОС. Странно! Странно! Припомните, господин Станжерсон, ведь во время вашего отсутствия, по словам папаши Жака, он, прежде чем уйти, открыл окно. Итак, стало быть, вы вернулись в шесть часов в лабораторию и снова принялись за работу?
М-ЛЬ СТАНЖЕРСОН. Да, сударь.
ВОПРОС. И с этой минуты вы уже не покидали лабораторию до тех пор, пока совсем не ушли к себе в комнату?
Г-Н СТАНЖЕРСОН. Ни моя дочь, ни я, сударь. У нас была такая срочная работа, что мы не могли терять ни секунды. Потому-то мы и не обращали ни на что внимания.
ВОПРОС. Ужинали вы в лаборатории?
ОТВЕТ. Да, по той же причине.
ВОПРОС. Для вас обычное дело - ужинать в лаборатории?
ОТВЕТ. Нет, ужинаем мы там редко.
ВОПРОС. Убийца не мог знать, что вы собирались в тот вечер ужинать в лаборатории?
Г-Н СТАНЖЕРСОН. Боже мой, сударь, думаю - нет… Я решил, вернее, мы с дочерью решили поужинать в лаборатории, когда возвращались около шести часов во флигель. В этот момент к нам подошел лесник, он задержал меня на минутку и попросил срочно пройти с ним осмотреть лес, который я велел срубить. У меня не было времени, и я отложил это дело на завтра, а так как лесник шел в замок, я попросил его передать метрдотелю, что мы будем ужинать в лаборатории. Лесник отправился исполнять мое поручение, а я пошел к дочери, которой отдал ключ от флигеля: она оставила его в двери. Когда я вернулся, дочь уже работала.
ВОПРОС. Мадемуазель, в котором часу вы ушли в свою комнату, когда ваш отец оставался еще работать?
М-ЛЬ СТАНЖЕРСОН. В полночь.
ВОПРОС. В течение вечера папаша Жак заходил в Желтую комнату?
ОТВЕТ. Да, чтобы закрыть ставни и зажечь ночник, как обычно по вечерам…
ВОПРОС. Он не заметил ничего подозрительного?
ОТВЕТ. Не думаю, иначе он сказал бы нам. Папаша Жак славный человек, он очень любит меня.
ВОПРОС. Вы утверждаете, господин Станжерсон, что папаша Жак не покидал затем лаборатории, что он все время оставался с вами?
Г-Н СТАНЖЕРСОН. Я в этом уверен. На этот счет у меня нет никаких сомнений.
ВОПРОС. Мадемуазель, войдя к себе в комнату, вы сразу же заперли вашу дверь на ключ и на задвижку? Не слишком ли много предосторожностей? Ведь вы знали, что рядом находятся ваш отец и ваш слуга. Значит, вы чего-то боялись?
ОТВЕТ. Мой отец вскоре собирался вернуться в замок, а папаша Жак должен был пойти спать. И потом, я действительно имела основания для опасений.
ВОПРОС. Вероятно, опасения были настолько серьезны, что вы взяли револьвер папаши Жака, ничего не сказав ему об этом?
ОТВЕТ. Верно, я никого не хотела пугать, к тому же все мои страхи могли оказаться пустым ребячеством.
ВОПРОС. Чего же вы все-таки боялись?
ОТВЕТ. Не могу вам в точности сказать, но вот уже несколько ночей мне казалось, будто я слышу в парке, и за оградой, и возле самого флигеля какой-то необычный шум, иногда шаги, треск сучьев. В ночь накануне покушения после нашего возвращения из Елисейского дворца я легла очень поздно, не раньше трех часов утра, так вот, подойдя на минутку к окну, я увидела чьи-то тени, я в этом почти уверена…
ВОПРОС. Сколько теней?
ОТВЕТ. Две тени кружили вокруг пруда… Потом луна скрылась, и я ничего больше не видела. Обычно в это время года я уже возвращаюсь в свои апартаменты в замок, а вместе с тем и к зимним привычкам. Но сейчас я решила, что не уйду из флигеля до тех пор, пока отец не закончит доклад для Академии наук по итогам работ относительно распада материи. Мне не хотелось вносить какие-либо изменения в установившийся ритм нашей жизни, я боялась помешать завершению столь важной работы, ведь оставалось всего несколько дней. Надеюсь, вы понимаете, что я не хотела тревожить отца своими детскими страхами и не стала ничего рассказывать папаше Жаку, который наверняка проговорился бы. Во всяком случае, я знала, что папаша Жак держит револьвер в ящике своей тумбочки, поэтому днем, воспользовавшись его отсутствием, я быстро поднялась на чердак и взяла оружие, чтобы положить его к себе в ящик ночного столика.
ВОПРОС. Как вы думаете, у вас есть враги?
ОТВЕТ. Конечно, нет.
ВОПРОС. Поймите, мадемуазель, такие необычайные предосторожности не могут не вызвать удивления.
Г-Н СТАНЖЕРСОН. И в самом деле, дитя мое, предосторожности, прямо скажем, поразительные.
ОТВЕТ. Ничего подобного, говорю вам, что вот уже две ночи я не могла спать спокойно, и было от чего встревожиться.
Г-Н СТАНЖЕРСОН. Тебе следовало сказать мне об этом. Твое поведение непростительно. Мы могли бы избежать несчастья!
ВОПРОС. Мадемуазель, значит, заперев дверь Желтой комнаты, вы легли?
ОТВЕТ. Да, а устав, я обычно сразу засыпаю.
ВОПРОС. Ночник остался гореть?
ОТВЕТ. Да, но свет от него такой слабый…
ВОПРОС. Итак, мадемуазель, прошу вас, расскажите, что произошло дальше?
ОТВЕТ. Не знаю, долго ли я спала, но только вдруг проснулась… И громко закричала…
Г-Н СТАНЖЕРСОН. Да, крик был ужасный… "Помогите!.." Он до сих пор звучит у меня в ушах…
ВОПРОС. Вы громко закричали?
ОТВЕТ. Да. В моей комнате я увидела какого-то мужчину. Он бросился ко мне, схватил меня за горло и стал душить. Я едва не задохнулась, но тут мне удалось все-таки выхватить из приоткрытого ящика револьвер, который я туда положила. К счастью, он был заряжен. В этот момент мужчина сбросил меня с кровати на пол и замахнулся, целясь в голову чем-то вроде дубинки. Я выстрелила. Но тут же почувствовала необыкновенной силы удар, страшный удар в голову. Все это, господин следователь, произошло гораздо быстрее, чем я рассказываю, а дальше я ничего не помню.
ВОПРОС. Совсем ничего?.. Вы не представляете себе, каким образом убийца мог убежать из вашей комнаты?
ОТВЕТ. Понятия не имею… Я ничего больше не знаю. Разве после смерти знаешь, что происходит вокруг тебя!
ВОПРОС. Этот мужчина был высокий или маленького роста?
ОТВЕТ. Я видела только тень, она показалась мне огромной…
ВОПРОС. Вы не можете сообщить нам никаких дополнительных примет?
ОТВЕТ. Сударь, я ничего больше не знаю. Какой-то мужчина набросился на меня, я в него выстрелила… Больше я ничего не знаю…
На этом заканчивался допрос мадемуазель Станжерсон. Жозеф Рультабий терпеливо дожидался г-на Робера Дарзака. И тот не замедлил появиться.
Он слушал допрос в комнате, прилегающей к спальне мадемуазель Станжерсон, и пересказал его нашему другу с большой точностью, запомнив все до последней мелочи, но главное, что меня опять поразило, - это его покорность. Благодаря записям, сделанным им наспех карандашом, он смог почти дословно воспроизвести все вопросы и ответы.
По правде говоря, г-н Дарзак похож был на секретаря моего юного друга и вел себя так, словно ни в чем не мог отказать ему. Даже более того, казалось, будто он работает на него.
Закрытое окно поразило репортера точно так же, как поразило оно судебного следователя. Кроме того, Рультабий попросил г-на Дарзака повторить ему еще раз весь распорядок этого трагического дня в том виде, в каком мадемуазель Станжерсон и г-н Станжерсон восстановили его для следователя. Его в высшей степени заинтересовало то обстоятельство, что они ужинали в лаборатории, и он попросил г-на Дарзака дважды повторить, чтобы исключить любые сомнения, то место допроса, где выяснилось, что один только лесник знал о том, что профессор с дочерью будут ужинать в лаборатории, и каким именно образом лесник узнал об этом.
Когда г-н Дарзак умолк, я заметил:
- Ну и допрос! Не слишком-то он продвинул дело.
- Да, - согласился г-н Дарзак, - теперь, пожалуй, все еще больше запуталось.
- Нет, загадка проясняется, - задумчиво сказал Рультабий.
Глава IX, РЕПОРТЕР И ПОЛИЦЕЙСКИЙ
Втроем мы двинулись к флигелю. В сотне метров от здания репортер остановил нас и, указав на купу деревьев справа, сказал:
- Вот откуда вышел убийца, когда пробирался во флигель.
И так как между огромными дубами были и другие похожие на эту купы деревьев, я спросил, почему убийца выбрал именно эту, а не какую-нибудь иную. Рультабий обратил наше внимание на тропинку, проходившую мимо этих деревьев, которая вела прямо к двери флигеля:
- Как видите, тропинка усыпана гравием. Человек этот неизбежно должен был пройти здесь, потому что на мягкой земле его следов, ведущих во флигель, не обнаружено. А ведь у этого человека нет крыльев. Он, конечно, шел, но шел по гравию, на котором не остается следов от ботинок. Впрочем, этот гравий топтало множество ног, ведь тропинка эта ведет напрямик от флигеля к замку. Ну а заросли эти состоят из деревьев, покрытых зеленью даже в холодное время года, - видите, тут лавр и бересклет, - и потому убийца мог спокойно укрыться среди них, дожидаясь подходящего момента, чтобы пробраться во флигель. Спрятавшись здесь, человек этот наверняка видел, как вышли господин и мадемуазель Станжерсоны, а затем и папаша Жак. Гравий на дорожке, идущей от вестибюля, доходит почти до окна. Следы человека, которые мы только что видели, идут параллельно стене - я их уже заметил раньше; они свидетельствуют о том, что ему надо было сделать всего-то два шага, чтобы очутиться у окна прихожей, оставленного открытым папашей Жаком. И там ему ничего не стоило подтянуться на руках и оказаться в прихожей.
- В конце концов, это вполне допустимо! - заметил я.
- "В конце концов, в конце концов"! Почему это в конце концов?.. - вскипел вдруг Рультабий, охваченный праведным гневом, который я нечаянно спровоцировал. - Почему вы так говорите - "В конце концов, это вполне допустимо"?
Я умолял его не сердиться, но он уже вышел из себя и ничего не желал слушать, заявив, что обожает благоразумных и вечно во всем сомневающихся людей (вроде меня, конечно), которые исподволь, с подходцем приступают к рассмотрению простейших проблем, никогда не решаясь твердо сказать "да" или "нет", так что в конечном счете все их рассуждения приводят к довольно плачевному результату, добиться которого было бы несложно и в том случае, если бы природа забыла наделить их черепную коробку хоть малой толикой серого вещества. Я даже несколько обиделся, тогда мой юный друг взял меня под руку и примирительно сказал, что имел в виду вовсе не меня и что не следует забывать о том исключительном уважении, которое он ко мне питает.
- Но согласитесь, - продолжал он, - это же граничит с преступлением - не рассуждать логично, наверняка, когда есть такая возможность!.. Если я в своих рассуждениях не буду опираться на гравий, мне останется уповать на воздушный шар! А наука управляемого воздухоплавания, мой дорогой, еще недостаточно развита, чтобы я включил в игру своего воображения убийцу, который падает с неба! Поэтому не стоит говорить, что та или иная вещь возможна или допустима, когда попросту невозможно, чтобы дело обстояло иначе. Итак, теперь мы знаем, каким образом человек пролез в окно, знаем мы также и то, в какой именно момент он вошел. Вошел он во время прогулки г-на Станжерсона с дочерью, между пятью и шестью часами. Факт присутствия в лаборатории горничной, только что закончившей уборку Желтой комнаты, в момент возвращения профессора с дочерью в половине второго позволяет нам утверждать, что в половине второго убийцы в комнате под кроватью еще не было, если, конечно, исключить возможность соучастия горничной. Что вы на это скажете, господин Робер Дарзак?
Г-н Дарзак покачал головой, заявив, что он абсолютно уверен в горничной мадемуазель Станжерсон, что это очень честная и очень преданная служанка.
- Да и потом, в пять часов господин Станжерсон входил в комнату за шляпой дочери! - добавил он.
- Да, это немаловажный факт, - подтвердил Рультабий.
- Убийца, следовательно, вошел через окно в тот момент, о котором вы говорите, - заметил я. - Допустим. Почему же в таком случае он закрыл окно, ведь это неизбежно должно было привлечь внимание тех, кто оставил его открытым?
- Вполне возможно, что окно было закрыто не сразу, - ответил юный репортер. - И если убийца действительно закрыл окно, то закрыл он его из-за петли, которую делает тропинка, посыпанная гравием, в двадцати пяти метрах от флигеля, а еще из-за трех дубов, растущих в этом месте.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил г-н Робер Дарзак, не отстававший от нас ни на шаг и внимавший Рультабию с жадным вниманием.
- Я объясню вам это позже, сударь, когда придет время, но, думается, это самое важное из того, что я сказал до сих пор по поводу этого дела, если, конечно, моя гипотеза подтвердится.
- А какова ваша гипотеза?
- Вы никогда о ней не узнаете, если она не подтвердится. Видите ли, дело слишком серьезно, чтобы я мог высказывать свои догадки.
- Но у вас есть хоть какое-то предположение? Кто, по-вашему, мог покушаться на жизнь мадемуазель Станжерсон?
- Нет, сударь, кто убийца, я не знаю, но не сомневайтесь, господин Робер Дарзак, я это непременно узнаю.
Тут я заметил, что г-н Робер Дарзак разволновался, мне даже показалось, что ему не понравилось утверждение Рультабия. Но почему тогда, если он действительно боялся, что убийцу найдут (мысленно спрашивал я самого себя), почему же он все-таки помогал репортеру искать его? У моего юного друга, похоже, сложилось точно такое же впечатление, ибо он вдруг спросил:
- Надеюсь, вы не против того, чтобы я нашел убийцу, господин Робер Дарзак? Это, случаем, не вызовет вашего неудовольствия?
- Ах что вы! Я готов убить его собственными руками! - воскликнул жених мадемуазель Станжерсон с поразившей меня горячностью.
- Я верю вам! - очень серьезно сказал Рультабий. - Но вы не ответили на мой вопрос.
Тут как раз мы подошли к той купе деревьев, о которой репортер только что говорил нам; я заглянул туда и показал ему совершенно очевидные следы пребывания человека, который здесь прятался. Рультабий снова оказался прав.
- Ну конечно же! - воскликнул он. - Ну конечно, мы имеем дело с человеком во плоти, таким же, как и мы с вами, поэтому все образуется!