- Спокойно, Марко. По выходе из банка ты расстанешься с Жеромом, поедешь к себе и по телефону сообщишь мне о результатах операции. И если, по случайности, слово "Долор" не позволит открыть сейф, у нас двоих, моего друга Кессельбаха и меня, состоится маленький, завершающий разговор. Кессельбах, ты уверен, что не ошибся?
- Да.
- В таком случае я смогу убедиться, что ты здесь ничего не скрываешь. Посмотрим, посмотрим. Марко, чеши!
- А вы, патрон?
- Я остаюсь здесь. Опасность никогда не была такой незначительной. Не так ли, Кессельбах, ты отдал все распоряжения?
- Да.
- Дьявол, ты что-то слишком быстро это сказал… Не стараешься ли выиграть время? Надеешься, что я попаду в ловушку, как дурак?
Он подумал, посмотрел опять на пленника и заключил:
- Нет, навряд ли. Никто более нас не станет беспокоить.
Он не окончил еще последнего слова, когда в вестибюле раздался звонок. Незнакомец тут же, с силой зажал рукой рот господина Кессельбаха.
- Ах, ты, старая лиса! Ты кого-то ждал!
В глазах пленника затеплилась надежда. Из-под ладони, которая его душила, донесся злорадный смешок. Незнакомец задрожал от бешенства.
- Молчи… Не то - задушу… Марко, быстро, заткни ему рот кляпом. Скорее… Вот так!
Звонок раздался опять. И он крикнул, как будто сам был Рудольфом Кессельбахом и Эдвардс находился бы на посту:
- Откройте же, Эдвардс!
Затем тихо вышел в вестибюль и шепотом, указывая на секретаря и слугу, приказал:
- Марко, помоги-ка затолкать их во вторую комнату…
И поднял сам секретаря. Сообщник внес слугу.
- А сейчас - в гостиную, - скомандовал главарь.
Затем громко, удивленным тоном сказал:
- Я не вижу здесь вашего слуги, мсье Кессельбах… Нет, не тревожьтесь, кончайте писать письмо… Я открою сам…
И спокойно открыл входную дверь.
Перед ним стоял настоящий колосс с веселым выражением лица, живыми глазами, переминавшийся с ноги на ногу и перебиравший в руках поля своей шляпы.
- Господин Кессельбах? - спросил тот.
- Совершенно верно, он живет здесь. Кого ему объявить?
- Господин Кессельбах нам звонил… Он меня ждет…
- Ах, это вы! Сейчас предупрежу. Не хотите ли минутку подождать… Господин Кессельбах сейчас вас примет…
У него хватило смелости оставить посетителя одного на пороге прихожей, в месте, откуда сквозь приоткрытую дверь была видна часть гостиной. Не спеша, даже не оборачиваясь, он вошел в салон, приблизился к своему сообщнику, стоявшему рядом с Кессельбахом, и тихо сказал:
- Дело дрянь. Это Гурель из Сюрте.
Тот вынул нож. Он перехватил его руку.
- Не делай глупостей, дурень. Есть идея. Только, ради Бога, пойми правильно, Марко, говорить теперь будешь ты. Ты слышишь, Марко, - словно ты сам Кессельбах.
Он произнес это властно, с безмерным хладнокровием. Марко без дальнейших объяснений понял, что ему придется сыграть роль Рудольфа Кессельбаха. И он сказал, достаточно громко, чтобы быть услышанным из прихожей:
- Прошу меня извинить, дорогой друг. Передайте господину Гурелю: я весьма занят сейчас, срочной работы - выше головы… Я приму его завтра, в девять часов утра. Да, да, ровно в девять.
- Хорошо, - шепнул главарь. - И больше не шевелись.
Он вернулся в вестибюль. Гурель его ждал. Он сказал ему:
- Господин Кессельбах приносит искренние извинения. Он должен завершить важную работу. Не могли бы вы прийти завтра, в девять часов утра?
Мгновение пролетело в тишине. Гурель, казалось, был удивлен и смутно встревожен. В кармане куртки сжался огромный кулак. Одно неосторожное движение - и он смог бы ударить.
Наконец, Гурель сказал:
- Пусть так… Завтра, в девять… Однако, все-таки… Да ладно, завтра, в девять утра я буду у него.
И, нахлобучив шляпу, удалился по коридорам отеля.
В гостиной Марко не сдержал смеха:
- Здорово, патрон, вы его околпачили!
- Теперь дело за тобой, Марко. Ты за ним проследишь. Если он действительно уйдет из отеля, брось его, отправляйся к Жерому и действуй, как тебе сказано. А потом - звони…
Марко поспешил прочь.
Незнакомец взял с камина графин, налил себе полный стакан воды, который выпил единым духом, намочил платок, вытер им залитый потом лоб, затем уселся перед своим пленником и с подчеркнутой вежливостью произнес:
- Позвольте, наконец, иметь честь представиться вам, мсье Кессельбах.
И, вынув из кармана визитную карточку, объявил:
- Арсен Люпэн, взломщик-джентльмен.
II
Имя знаменитого авантюриста, по всей видимости, произвело на господина Кессельбаха наилучшее впечатление. Люпэн не замедлил это подметить и воскликнул:
- Ага, дорогой мсье, вы вздохнули с облегчением! Арсен Люпэн - деликатный взломщик; он не любит крови, его дела не идут далее присвоения чужого имущества. Мелкие грешки. И вы сказали себе, что он не станет брать на совесть ненужного убийства. Согласен, согласен. Но окажется ли бесполезной для него ваша ликвидация? Вот в чем вопрос, и могу поклясться, что не шучу. Приступим же к делу.
Он придвинул стул к креслу, освободил пленника от кляпа и продолжал:
- Господин Кессельбах, в первый же день по прибытии в Париж ты установил контакт с неким Барбаре, директором частного сыскного агентства. Поскольку же ты действовал без ведома секретаря Чемпэна, указанный Барбаре, общаясь с тобой письмами или по телефону, выступал под именем "Полковник". Спешу уведомить, что этот мсье Барбаре - честнейший человек на свете. Но мне повезло ввести в число его сотрудников одного из моих лучших друзей. Так мне стала известна причина твоего обращения к Барбаре и так для меня возникла необходимость заняться тобой и нанести тебе, с помощью поддельных ключей, несколько домашних визитов… при которых, увы, я не нашел того, чем желал завладеть.
Он понизил голос и, глядя прямо в глаза своему пленнику, пронизывая его взором, пытаясь проникнуть в самые затаенные мысли, отчетливо произнес:
- Господин Кессельбах, ты поручил Барбаре отыскать на самом парижском дне человека, носящего ныне или носившего раньше имя Пьера Ледюка, со следующими краткими приметами: рост - метр семьдесят пять, волосы - светлые, светлые же усы. Особая примета: вследствие давнего ранения - отсутствие части мизинца на левой руке. Кроме того, на правой щеке - почти уже невидимый шрам. Обнаружению этого человека, кажется, ты придаешь огромное значение, словно от этого зависят неисчислимые выгоды для тебя. Кто этот человек?
- Не знаю.
Ответ был категоричным, однозначным. Знал он это или нет - неважно. Главное - был полон решимости ничего не сказать.
- Хорошо, - кивнул его противник. - Но у тебя есть на его счет более подробные сведения, чем те, которые ты сообщил Барбаре?
- Никаких.
- Ты лжешь, мсье Кессельбах. Дважды, в присутствии Барбаре, ты заглядывал в бумаги, содержавшиеся в конверте из черной кожи.
- Действительно.
- Где же этот конверт?
- Сгорел.
Люпэн затрепетал от ярости. Мысль о пытке и ее возможностях, очевидно, опять пришла ему в голову.
- Сгорел? Но шкатулка… Признайся же… Признайся, она находится в банке?
- Да.
- И что в ней содержится?
- Двести самых ценных из бриллиантов моей личной коллекции.
Это, очевидно, не могло не понравиться грабителю.
- Ах, ах! Двести распрекраснейших бриллиантов! Что ты говоришь, целое состояние! Усмехаешься? Для тебя, конечно, это безделица. А секрет, который хочешь сохранить, стоит во много раз дороже. Для тебя - да. А для меня?
Он взял сигару, зажег спичку, которой машинально дал погаснуть, и застыл на некоторое время в неподвижности, размышляя.
Минуты шли за минутами.
Он засмеялся.
- Ты очень надеешься на то, что экспедиция Марко окажется неудачной и сейф не удастся вскрыть? Возможно, старина, возможно. Но тогда придется заплатить мне за беспокойство. Я вовсе не заявился к тебе, чтобы полюбоваться, как ты выглядишь в этом кресле… Бриллианты, поскольку они есть… Либо - марокиновый конверт… Одно из двух…
Он посмотрел на свои часы.
- Прошло целых полчаса… Черт возьми!.. Судьба продолжает с нами играть… Не радуйся, господин Кессельбах. Честное слово, с пустыми руками я все-таки не уйду… Ну вот, наконец!..
Зазвонил телефон. Люпэн торопливо схватил трубку и, изменив голос, подражая решительным интонациям своего пленника:
- Рудольф Кессельбах слушает… Спасибо, барышня, соедините… Это ты, Марко?.. Отлично… Все прошло, как надо?.. В добрый час… Без зацепок?.. Поздравляю, сынок… Что же нам досталось? Шкатулка из черного дерева… Ничего другого, ни одной бумажки?.. Ну, ну!.. И в шкатулке?.. Они хороши, эти бриллианты? Отлично… отлично… Минуточку, Марко, надо подумать… Все это, видишь ли… Складывается мнение… Постой, не клади трубку…
Он повернулся:
- Господин Кессельбах, ты дорожишь этими бриллиантами?
- Да.
- И ты их у меня готов выкупить?
- Возможно.
- Сколько дашь? Пятьсот тысяч?
- Пятьсот тысяч? Пожалуй…
- Только вот какая загвоздка… Каким образом состоится такой обмен? С помощью чека? Нет, ты можешь меня надуть… Либо я надую тебя… Послушай же, послезавтра утром ты зайдешь в Лионский кредитный банк, возьмешь пятьсот кредиток и пойдешь прогуляться в Булонский лес, близ Отейля… Я буду там с бриллиантами, в мешочке - это более удобно, шкатулка чересчур заметна…
- Нет, нет! Шкатулка тоже. Я должен получить все.
- Ах! - воскликнул Люпэн, расхохотавшись, - теперь ты попался! Бриллианты - тебе на них наплевать… Им найдется замена. Зато шкатулка - она тебе дороже жизни. Хорошо, ты получишь ее, свою шкатулку… Слово Люпэна… Ты получишь ее завтра же утром, по почте.
Он опять поднес к уху трубку.
- Марко, коробочка перед тобой?.. Что ты видишь в ней особенного?.. Черное дерево, инкрустированное слоновой костью. Да, это мне знакомо, японский стиль, сделано в фобуре Сент-Антуан… Марка есть?.. Ага! Небольшая круглая этикетка с синей каймой и номером… Коммерческий знак, безо всякого значения… А какое дно у шкатулки, толстое?.. Черт, двойного дна там нет?.. Давай тогда, Марко, проверь инкрустации, которые сверху… Нет, скорее - саму крышечку…
Он едва не подпрыгнул от радости.
- Крышечка! Вот оно, Марко! Кессельбах невольно моргнул!.. Мы попали в точку!.. Старина Кессельбах, разве ты не заметил, что я за тобой следил… Ах ты, недотепа!
И, обращаясь к Марко:
- Так что там у тебя? Под крышечкой есть зеркальце?.. И оно сдвигается в сторону?.. Нет? Там есть, может, пазы?.. Нет? Тогда разбей его… Ну да, говорю тебе, разбей… Это зеркальце там ни к чему, его туда вставили.
И воскликнул:
- Болван, не перечь мне… Делай, как сказано!
Он услышал, вероятно, шум, произведенный Марко, когда тот разбил зеркальце, так как не сдержал торжества.
- Что я тебе говорил, господин Кессельбах? Охота оказалась успешной!.. Алло!.. Сделал? Ну и что там? Письмо? Победа! Все бриллианты Южной Африки и тайны нашего чудака!
Он снял трубку второго, параллельного аппарата, приложил обе к ушам и продолжал:
- Читай, Марко, читай, не спеша… Вначале - что написано на конверте… Так… Теперь - повтори…
И повторил за ним сам:
- Копия письма, содержащегося в конверте из черной кожи. А затем? Загляни в конверт, Марко. Господин Кессельбах, вы позволите? Не очень красиво с нашей стороны, конечно, но все-таки… Давай, Марко, господин Кессельбах разрешает… Открыл? Теперь - читай!
Он выслушал и сказал, посмеиваясь:
- Не очень-то много, черт побери. Итак, подведем итог. Листок бумаги, сложенный вчетверо; видно, что его разворачивали… Хорошо… Вверху справа на нем слова: "один метр семьдесят, левый мизинец обрезан" и так далее. Приметы уже названного Пьера Ледюка. Почерк Кессельбаха, не так ли?.. Хорошо. А в середине листка одно слово, заглавными печатными буквами:
АПООН
- Марко, сынок, ты оставишь листок на месте, заберешь шкатулку и бриллианты. За десять минут я окончу дела с нашим чудаком. Двадцать минут спустя буду у тебя… Ты послал мне, кстати, машину? Отлично. До скорого.
Он положил обе трубки, вышел в вестибюль, оттуда - в соседнюю комнату, проверил, не ослабли ли узы секретаря и слуги, не душат ли их кляпы, и вернулся к своему пленнику.
На его лице отразилась беспощадная решимость.
- Забавы окончены, Кессельбах. Если не станешь говорить, тем хуже для тебя. Ты решился?
- На что?
- Брось глупости. Говори все, что знаешь.
- Ничего я не знаю.
- Ты лжешь. Что означает это слово "АПООН"?
- Если бы знал, я бы его не записывал.
- Хорошо, но к кому, к чему оно относится? Откуда ты его списал? Откуда все это у тебя вообще?
Господин Кессельбах не отвечал.
Люпэн продолжал, все более нервничая, отрывисто:
- Слушай внимательно, Кессельбах, хочу сделать тебе предложение. Какой ты ни есть богач, какой бы ты ни был большой человек, разница между тобою и мною не так уж велика. Сын котельщика из Аугсбурга и Арсен Люпэн, король взломщиков, могут найти общий язык без утраты достоинства для одного или другого. Я обчищаю квартиры; ты грабишь на бирже. И то, и другое - чистое воровство. Так вот, Кессельбах, соединим свои силы в этом деле. Ты нужен мне потому, что у меня нет нужных сведений. Я нужен тебе потому, что в одиночку ты с этим не справишься. Барбаре для такого дела слабак. А я - Люпэн. Идет?
Ответом было молчание. Люпэн продолжал настойчиво, с дрожью в голосе:
- Отвечай, Кессельбах, идет? Если да, за сорок восемь часов я найду его для тебя, твоего Пьера Ледюка. Ибо все дело в нем, не так ли? Отвечай же! Что за тип? Почему ты его разыскиваешь? Что тебе о нем известно? Я хочу знать!
Он внезапно успокоился, положил руку на плечо немца и сухо сказал:
- Одно только слово… Да или нет.
- Нет.
Он вынул из кармашка Кессельбаха великолепный золотой хронометр и положил его на колени пленника. Затем расстегнул ему жилет, сорочку, раскрыл грудь и, схватив стальной стилет с золотой рукояткой, лежавший возле них на столе, приставил острие к тому месту, где биения сердца в ритмичном трепете приподнимали обнаженную кожу.
- В последний раз?
- Нет.
- Господин Кессельбах, сейчас три часа без восьми минут. Если за эти восемь минут я не получу ответа, ты - мертвец.
III
На следующее утро, в тот самый час, который был ему назначен, бригадир Гурель явился в отель Палас. Не останавливаясь, отказавшись от лифта, он поднялся по лестнице. На пятом этаже повернул направо, проследовал по коридору и позвонил в номер 415.
Оттуда - ни звука. Бригадир позвонил опять. После полдюжины безуспешных попыток он направился к комнате дежурного по этажу, где сидел как раз метрдотель.
- Мне нужен господин Кессельбах. Я звонил к нему раз десять.
- Господин Кессельбах не ночевал у себя. Мы не видели его с середины вчерашнего дня.
- А его секретарь? Слуга?
- Их мы тоже не видели.
- Значит, они тоже не ночевали в отеле?
- Несомненно.
- Несомненно! Откуда такая уверенность?
- Очень просто. Господин Кессельбах не проживает в нашем отеле как прочие постояльцы; он занимает личные апартаменты. Обслуживаем его не мы, а его собственный слуга, и нам не может быть ничего известно о том, что происходит у него.
- Действительно… Действительно…
Гурель выглядел немало озадаченным. Он пришел с определенными указаниями, с четким заданием, в пределах которого только и могла проявиться его сообразительность. За этими границами он не очень-то знал, как следует поступать.
- Если бы тут был шеф… - пробормотал он. - Если бы тут был шеф…
Он показал свою карточку с указанием места службы и должности. Затем задал наугад вопрос:
- Значит, вы не видели, чтобы они возвращались?
- Нет.
- Но заметили, как уходили?
- Тоже нет.
- В таком случае, откуда вам известно, что они уходили вообще?
- Нам об этом сказал господин, приходивший вчера в номер 415.
- Господин с черными усами?
- Да. Я повстречался с ним, когда он уходил, ровно в три часа. Он мне сказал: "Господа из номера 415 ушли. Господин Кессельбах сегодня проведет ночь в Версале, куда и следует отправить его почту".
- Но с кем был тот господин? В каком качестве он с вами разговаривал?
- Этого я не знаю.
Гурель забеспокоился. Все это казалось ему довольно странным.
- У вас есть ключ?
- Нет, господин Кессельбах заказал особые ключи.
- Пойдемте-ка туда, посмотрим.
Он стал яростно звонить в дверь. Ответом была тишина. Он собрался уже повернуть обратно, как вдруг склонился и торопливо прижался ухом к замочной скважине.
- Послушайте… Кажется… Ну да, слышно явственно… Кто-то стонет…
Он с силой ударил в дверь кулаком.
- Однако, мсье, вы не имеете права…
- Это я не имею права?!
Он заколотил в дверь изо всех сил, но все было напрасно.
- Слесаря! Побыстрее!
Гостиничный слуга кинулся исполнять приказ. Гурель расхаживал из стороны в сторону, шумя, но ни на что не решаясь. Слуги с разных этажей собирались кучками. К ним спешили служащие администрации, конторы.
- Разве нельзя, - воскликнул наконец Гурель, - войти туда через соседние помещения? Они ведь сообщаются с апартаментом?
- Да, но двери между ними всегда заперты на засовы, с обеих сторон.
- Тогда мне надо позвонить в Сюрте, - заявил бригадир, для которого, несомненно, не было иного спасения, кроме как в лице начальства.
- И в комиссариат полиции, - заметил кто-то.
- Можно и туда, - ответил он тоном человека, которого такая формальность мало занимала.
Когда Гурель вернулся, слесарь пробовал открыть дверь ключами из большой связки. Последний из них и привел в действие замок. Гурель торопливо вошел.
Он бросился туда, откуда доносились стоны, и наткнулся на секретаря Чемпэна и слугу Эдвардса. Один из них, Чемпэн, терпеливыми усилиями сумел ослабить узлы кляпа и издавал приглушенные крики. Другой, казалось, спал.
Их освободили. Гурель был в растерянности.
- А господин Кессельбах?
Он двинулся дальше. Господин Кессельбах сидел в кресле, привязанный к его спинке, уронив голову на грудь.
- Он, вероятно, в обмороке, - сказал Гурель, подойдя. - Попытки порвать узы лишили его последних сил.
Он быстро разрезал веревки, стягивавшие плечи. Торс сразу упал вперед. Гурель охватил его обеими руками, но тут же отпрянул с криком:
- Да он же мертв! Смотрите… Руки - как лед… И глаза…
Кто-то несмело предположил:
- Может быть, кровоизлияние… Лопнул сосуд…
- Правда, на нем нет раны. Естественная кончина.
Тело положили на диван, одежду на нем расстегнули. И на белой сорочке стали видны красные пятна. Когда ткань раздвинули, все заметили на уровне сердца крохотную ранку, из которой еще текла кровь. К рубахе булавкой была приколота визитная карточка, тоже в крови.
Гурель наклонился над нею. Это была визитная карточка Арсена Люпэна.