Мадам Фаюм приняла поцелуй серьезно, торжественно, после чего с улыбкой подала руку Хью. Тот, чувствуя себя последним идиотом, повторил процедуру.
Она вдруг обратила внимание на посыльного, глазевшего во все глаза.
- Джонни! - Контральто наполнилось притворной суровостью. - Гадкий мальчишка! Уходи сейчас же! Убирайся…
Посыльный, скорчив безобразную гримасу, втянул в плечи голову и шмыгнул в дверь.
И все-таки, несмотря на радушие и оживление, несмотря на то, что мадам источала сексуальную привлекательность столь же сильно, как аромат "Шанель" номер такой-то, Хью первым делом почуял надо всем этим некую тень. Точно, точно! И сразу вспомнил ее убитого мужа, который наверняка выглядел рядом с ней совсем крошкой.
"Бедняга! - подумал он. - Видно, никто даже не думает о несчастном Абу…"
Мадам Фаюм быстро оглянулась, осторожным движением закрыла дверь, и все трое остались стоять в коридоре. Потом она обратилась к Батлеру нежным, но бесстрастным тоном:
- Я огорчена… Сильно! Очень. Ах! Зачем вы дважды присылали карточки какого-то дурацкого лорда, которого не существует, когда мне ужасно хочется познакомиться с великим Патриком Батлером? А?
Тот на мгновение опешил.
- И зачем, - допрашивала мадам Фаюм, - послали в фойе расспрашивать обо мне своего шофера, безобразная физиономия которого всем отлично известна, раз вы повсюду его посылаете? Думали, мне не расскажут?
- Вы прекрасная артистка, дорогая мадам, - усмехнулся Батлер. - Если бы вы провалились сегодня, то расколотили бы мебель в щепки и никого не желали бы видеть. А после столь потрясающего успеха…
Зубы мадам Фаюм сверкнули в короткой улыбке, темно-карие глаза вспыхнули, засверкали.
- Я всех потрясла, правда? - просияла она. - Да, черт побери! - И объявила совсем другим, многозначительным тоном: - Вы мне нравитесь. Вы тоже… - Мадам оглянулась на Хью. - Как вас зовут?
- Моя фамилия Прентис. Хью Прентис. Искрившиеся глаза сощурились, накрашенные ресницы почти сомкнулись.
- Прен-тис? - повторила она почти точно с такой интонацией, с какой к Хью обращался ее покойный муж. От этого воспоминания по спине у него побежали мурашки. Ее лицо вновь омрачилось. - Прен-тис, говорите? Но ведь это… - Мадам замолчала, передернув пышными плечами, и добавила: - Ну, не важно. Вы - это вы. - Она посмотрела на Батлера. - И вы - это вы. Что мы здесь стоим? Нет-нет-нет, заходите! - И распахнула дверь гримерной.
Там не оказалось никаких театральных костюмов. Комнату, где царил ужасающий беспорядок, вполне можно было б принять за ее личный номер в отеле, если бы не отсутствие окон. Единственная лампа ярко горела над засыпанным пудрой туалетным столиком, на котором в данный момент прежде всего бросались в глаза большая открытая банка с кольдкремом и выцветшее полотенце. На краю стола слева стояла огромная ваза с красными и белыми гвоздиками.
Хью сделал три шага следом за Батлером, обошел стоявшую сбоку вешалку и замер на месте.
Неподалеку от туалетного столика сидел его дядя, мистер Чарлз Грандисон Прентис.
Хью открыл рот и закрыл, не вымолвив ни слова. Мадам Фаюм кивнула на цветы в вазе, собралась что-то сказать, но, увидев выражение лиц Батлера и Хью, промолчала.
Дядя Чарлз, в своем превосходно сшитом смокинге с белой гвоздикой в петлице и обычной гигантской сигарой в руке, сидел столь же мирно и безмятежно, как в гостиной какой-нибудь леди. Он был среднего роста, плотный, но не толстый. Из-за слишком тяжелого подбородка нижняя губа почти накрывала верхнюю под короткими седыми усами. Редкие седые волосы, стриженные ежиком, никогда полностью не закрывали скальп.
Лицо его, как обычно, ничего не выражало.
В мертвой тишине он поднялся, надел пальто, взял в одну руку шляпу, в другую трость. Перчаток на нем не было.
- К сожалению, мадам Фаюм, - проговорил он гортанным невыразительным голосом, - уже поздно, я должен идти. Доброй ночи. Надеюсь, не забудете?
- Нет! - воскликнула она. - Jamais!
- А, так я и думаю, - кивнул дядя Чарлз, сунув в рот сигару. - Еще раз доброй ночи.
Хью, наконец, обрел дар речи.
- Дядя Чарлз! - вскричал он. - Мне говорили, что вы в театре, а я не поверил… Наверно, выздоровели от простуды?
Дядя Чарлз задержался, вытащил изо рта сигару и спокойно взглянул ему прямо в лицо.
- У вас передо мной преимущество, сэр, - вежливо, но холодно ответил он. - Я вас никогда раньше не видел и не желаю видеть впредь.
Поклонившись мадам Фаюм, коротко, довольно презрительно кивнув Батлеру, старший мистер Прентис вышел из гримерной. Дверь за ним тихо закрылась.
Ошеломленный Хью уставился в пол. Барристер гневно побелел и выпрямился. Мадам Фаюм села спиной к столику, положила ногу на ногу и тоже стала вглядываться в пол столь упорно, что блестящие черные, коротко стриженные волосы свесились ей на глаза.
Теперь Хью понял. Все от него отреклись. Сначала Моника с Джимом, потом дядя Чарлз. Осталась одна… Нет, и Элен он тоже потерял. Сам во всем виноват.
В этой гримерной, в отличие от других, даже зимой было слишком жарко. Откуда-то из полной пустоты прозвучал голос Батлера.
- Не вешайте нос, мой мальчик, - проговорил ирландец с какой-то смертоносной уверенностью. - Обещаю, и дня не пройдет, как старый проклятый мошенник очень сильно пожалеет, что отказался от собственного племянника.
- Ох, нет! Не ругайте его.
- Стало быть, вы обожаете старика? - сухо уточнил Батлер.
- Нет… Мы никогда особо не ладили. С его стороны это вполне естественно. Моника любит светскую жизнь, я ее терпеть не могу. Конечно, дядя Чарлз сноб… и закон плохо знает. Но никакой он не мошенник! На свой лад он очень порядочный человек.
- А каково ваше мнение, мадам Фаюм? - с чрезвычайной любезностью поинтересовался Батлер.
- Мое? - Она слегка подняла голову, тряхнув черными волосами. - Никакое. Откуда мне знать?
- Что, например, делал здесь нынче вечером этот проказник?
- Спрашивал о письме. И больше ничего. Ах, будь тут что-нибудь важное, разве я впустила бы вас? - Мадам Фаюм широко раскрыла глаза.
- Хороший удар, - с тихой радостью признал Батлер. - Точный и ощутимый. Очень приятно беседовать с вами, мадам. - И снова поднес к губам ее руку.
- Вы противный! - воскликнула мадам Фаюм, мигом превратившись в истинную женщину. Из глаз ее брызнули слезы. - Я скажу правду. Я вас впервые увидела в суде Бейли, когда вы защищали мисс Гропп, которая якобы отравила любовника, - я была восхищена вами… Ну ладно! Сегодня я с вами встретилась лично, вы мне нравитесь… Я покорила зрительный зал. Все кричали, аплодировали. Я до слез была тронута. А ведь сначала публика думала, будто я провалюсь. И поэтому, - она кивнула на огромную вазу с красными и белыми гвоздиками, - никто не подумал прислать мне цветы, кроме вас.
Она опять повесила голову, глядя в пол.
Батлер, явно устыдившийся самого себя, поскольку этот жест был просто пунктом его плана, тоже отвел глаза. Но молчал он недолго.
- Вам ясно, зачем мы на самом деле пришли?
Мадам кивнула:
- Чтобы найти убийцу вашего мужа.
Она снова кивнула, не поднимая глаз, и после паузы пробормотала:
- Бедный Абу…
- Его настоящее имя Абу? Или Омар? Или как?
- Абу… Но мы звали его и Омаром. Какая разница? Все зависит от того, в какой мы стране и какое имя там лучше звучит. - Она неожиданно вскинула голову, вызывающе глядя на визитеров. От слез тушь потекла и размазалась по щекам. - У нас был деловой брак, понятно? Я чревовещательница. Почти во всех таких представлениях участвует чревовещатель. Абу решил, что женщина будет иметь успех, и я его имела. А супружество!… Знаете, мы бывали в таких странах, где плохо думают об артистах.
- Да, мадам Фаюм, знаю.
Мадам тряхнула головой, вздохнула, стараясь вытереть рукой слезы.
- Ox, trop de politesse, voyons! - И вздернула подбородок. - Зовите меня Сесиль. И вы тоже. - Она оглянулась на Хью.
Хью и Батлер с признательностью поклонились.
- Нет, я Абу не любила, - продолжала Сесиль, - хотя была к нему привязана. Не ранила его гордость. Когда он устраивал жуткие публичные скандалы - однажды опрокинул в ресторане столик, поколотил официанта, доказывая, что on пусть и маленький, но настоящий мужчина, - я только говорила: "Хорошо, милый". Ох! Он кидался в драку, даже когда знал, что ему придется туго. Понятно?
Хью кивнул. Казалось, будто мертвый перс расхаживает по жаркой комнате, говорит, жестикулирует…
- А фокусы делать мне не разрешал. Никогда! Еще жутко любил играть, получать дармовые деньги.
Возможно, мадам этого не почувствовала, но атмосфера сразу изменилась.
- Ну вот мы и дошли до дела, - кивнул Батлер. - Полицейские здесь уже были, как я понимаю. Когда они приходили?
Сесиль взмахнула руками:
- Великий Боже, они все время тут! В первый раз пришли часов в семь. Сказали, что Абу мертв, что нашли у него в кармане паспорт и прочее, установили личность…
- Дальше?
- Ну, я им говорю, ужас какой, очень жалко, да мне надо бежать на сцену. Я сама все умею. Сама! Меня расспрашивал какой-то инспектор Макдуф, как в шекспировской пьесе. С таким шотландским акцентом, что я его едва понимала. Спросил, нельзя ли отменить представление…
- Вы отказались?
- Да, да, да! - ответила Сесиль, выпрямившись и с каждым словом хлопая в ладоши. - Если пойдет слух, что представление отменяется хоть на один вечер, пиши пропало.
- Вот как? Продолжайте.
- Поэтому полицейские сидели в театре, смотрели шоу. В перерыве, в восемь сорок пять, я хотела отдохнуть, а они, черти, снова явились с расспросами. Ну это уж слишком!
- Что вы им рассказали?
- Точно то же, что и вам. Вам побольше.
- Кстати, вы упомянули, что ваш муж любил играть. В карты? На скачках?
На смуглом лице промелькнуло презрительное выражение.
- В карты? На скачках? Боже сохрани. Он этого терпеть не мог. Говорит: "Никаких азартных игр. Я покупаю акции, пакеты акций". Я говорю: "Хорошо. Спроси совета в банке, в хорошей брокерской конторе". - "В банке? - говорит Абу. - Нет! Там посоветуют надежные бумаги с очень маленькой прибылью. Я хочу получить пятьдесят, сто, двести процентов". А я говорю: "Выходят те же самые азартные игры. Тебя все равно надуют".
Сесиль замолчала, переводя дыхание после быстрой страстной речи. Батлер молчал, не двигался, пристально наблюдая за ней.
- Ну, - пожала она плечами, - как-то пришел домой, рассказал, что ему посоветовали сделать очень крупное тайное капиталовложение. В конторе посоветовали, в самой уважаемой во всем Лондоне.
- В какой? - резко перебил ее Батлер. - В какой конторе?
- Я тогда не знала. Когда речь шла о деньгах, Абу вечно скрытничал. Не назвал ту контору, даже когда… когда…
- Дальше!
Сесиль тяжело сглотнула.
- Два дня назад он пришел сюда, в театр, просто в неописуемом виде. Руки тряслись, мне почти целиком пришлось вести представление, как сегодня. Признался, что два-три месяца назад его уговорили вложить шесть тысяч фунтов в одну англо-американско-иракскую нефтяную компанию. И он только что выяснил, что такой компании вообще нет, его обманули. А название адвокатской конторы я услышала только сегодня от полицейских: "Прентис, Прентис и Воган".
В гримерной стало так тихо, что слышалось слабое бульканье и шипение в паровой батарее.
Борясь с приступом тошноты, Хью Прентис спокойно и властно вмешался:
- Батлер! Позвольте, пожалуйста, мне спросить.
- Пожалуйста, валяйте.
Сесиль повернулась к Хью. Он почуял ее женственность, увидел призывный, волнующий взгляд и приступил к допросу:
- Надеюсь, вам известно, что наша фирма никогда не консультирует клиентов по инвестиционным вопросам?
- Да, - кивнула Сесиль, - теперь уже известно.
- Что это значит? Объясните, пожалуйста.
Она надула губы, скорчив гримасу, отвела на секунду глаза, потом снова взглянула на Хью и объявила с каким-то вызовом:
- Отчасти поэтому Абу и узнал, что его обманули. Выяснил, что какой-то обманщик прикинулся служащим этой самой конторы, пред… пред…
У Хью в душе вспыхнула слабая искра надежды. Неужели ему, наконец, повезет?
- Представившись партнером? - подсказал он.
- Спасибо, я очень хорошо говорю по-английски. Не знаю, партнером или не партнером, но обманщик представился служащим!
Ох, только бы дойти до конца! Только бы тихо-тихо подвести ее к самой сути! Хью подался вперед.
- Сесиль, - сказал он, - вы знаете, что полиция подозревает меня в убийстве Абу? Это мог сделать либо я, либо другой скрывающийся человек, которого зовут Джим Воган.
- Воган? Ох! В девять часов его уже поймали.
- Поймали Джима Вогана? Где?
- Точно не знаю! - выкрикнула Сесиль. - Полицейские говорили так быстро, все вместе, я совсем растерялась. По-моему, на квартире у вашей сестры.
- Арестовали?
- Нет. Допросили. Он что-то рассказывал насчет кейса, я не поняла. Кажется, доказал, что это не его кейс. Полицейские сказали, он чистый, как в кино говорят.
- Тогда остаюсь только я. Вы верите, что я убил вашего мужа?
- Пф! - фыркнула Сесиль, не сводя с него глаз. - Конечно нет. Я мужчин знаю. Как только вы вошли, я сразу же поняла.
- Знаете, я в самом деле партнер юрисконсультской фирмы. Могу доказать, что никогда не продавал фальшивых нефтяных акций. Скажите на милость, зачем мне понадобилось убивать Абу?
Что сквозило в глазах, в губах, даже в широких ноздрях женщины - сочувствие, симпатия? Она медленно дышала, обхватив руками колени, обтянутые золотисто-алым халатом. И вдруг спросила:
- В самом деле хотите услышать?
- Конечно.
- Ну, полиция думает, что Абу побежал к вам в контору, чтобы отыскать мошенника.
- Вполне возможно. Это многое объясняет.
- Хорошо. Он послал письмо вашему дяде, а вы ничего не знали. Прибежал, принялся толковать о нефтяной компании и обманщике и только запутал дело. Он плохо говорил по-английски. Может быть, вы подумали, будто он угрожает, обозвали его сумасшедшим, Абу разозлился, полез в драку… Вечно скандалил с высокими мужчинами вроде вас…
- Тогда я схватил мавританский кинжал и зарезал его. Так?
- Да.
- Действительно, мотив. По крайней мере, хоть какой-то мотив. Нелепый, смешной, но звучит…
Краешком глаза Хью покосился на Батлера, который, перебросив пальто через руку, стоял лицом к зеркалу с закрытыми глазами и слушал.
- Сесиль, - тихо сказал Хью, - я в ваших словах не сомневаюсь, но почему полиция столько вам сообщила, даже высказала свое мнение?
- Разве вы еще не поняли?
- К сожалению, нет.
- Все это время, - просто ответила она, - здесь был и ваш дядя.
- Дядя Чарлз?
- Да. Как только обнаружили мертвого беднягу Абу, полиция ему позвонила, спросила, что это за чертовщина. Он еще раньше их в театр приехал.
- Ради бога! Дальше.
- Выслушал до конца полицейских, меня и сразу успокоился. Даже инспектор Макдуф, который одних шотландцев считает порядочными, признал, что он в полном порядке. Как можно уважать этого старого… Не знаю, как можно его уважать! А они его зауважали.
- Не волнуйтесь, Сесиль. Что именно он сказал полицейским?
Женщина напряженно пожала плечами:
- Сказал, наверно, они правы.
- Вот как! - шепнул Батлер, не открывая глаз.
- Сказал, - продолжала Сесиль, по-прежнему глядя на Хью, - что вы… как это?., вспыльчивый, неуравновешенный, легко слетаете с катушек, потеряли голову, схватили нож, когда Абу полез в драку… Сказал, однако, что ничего страшного.
- То есть как?
- Сказал, в худшем случае вас обвинят в непредумышленном убийстве. А если со стороны защиты будет выступать Патрик Батлер, то представят дело как самозащиту.
Барристер по-прежнему стоял перед зеркалом с закрытыми глазами.
- Естественно, - саркастически вставил он, - Грандисон Прентис прекрасно знает, что я способен это сделать. Ну, что скажете, старина? Пойдете сдаваться?
- Нет! - возопил Хью так, что комната дрогнула. Сесиль с безумной радостью во взоре сорвалась с пуфа, халат соскользнул с плеч, она его поспешно поправила и снова села.
- Значит, не хотите являться с повинной? - настойчиво повторил адвокат.
- Нет! Вы же видите, я на свободе, Джим оправдан, а это единственное, что меня угнетало. Отказываюсь от любых уговоров о явке с повинной. Причем это еще не все. Дядя Чарлз, Моника, даже Джим сговорились превратить меня в козла отпущения исключительно для того, чтоб самим избежать неприятностей или скандала. По их мнению, ничего страшного, раз меня не повесят, не бросят в тюрьму… Пусть катятся ко всем чертям! - рявкнул Хью. - Я буду бегать от полиции, пока не докажу свою непричастность к убийству, даже если для этого потребуется чудо.
- О, - с тихим удовлетворением вздохнул Батлер. Хью взял себя в руки.
- Еще только один вопрос… - начал он и умолк в нерешительности.
- Какой?
- Насчет того, о чем мы, по домыслам полицейских, говорили с Абу. Он ни разу не упомянул о фальшивых нефтяных акциях. И не злился, был только испуган. По-моему, я ничего не упустил. Проблема в том, что я почти так же плохо, если не хуже, говорю по-французски, как он по-английски. А последняя часть нашей беседы шла по-французски…
Результат оказался не менее впечатляющим, чем недавний вопль Хью.
Глаза барристера распахнулись. Левая рука, на которой висело пальто, сделала столь энергичный жест, что сшибла огромную вазу с красными и белыми гвоздиками. Ваза ударилась в стену, разбилась, вода выплеснулась, цветы разлетелись.
Сесиль вскрикнула, бросилась их подбирать. Батлер отвернулся от зеркала, молча шевеля губами.
- Позвольте до конца убедиться, - попросил образованный адвокат. - Вы точно помните, что разговор шел по-французски?
- Я же вам дважды рассказывал. Клянусь, не упустил ничего…
Батлер жестом остановил его, устремив выразительный беспокойный взгляд куда-то далеко за пределы гримерной.
- Значит, я не ошибся, - заключил он, щелкнув пальцами. - Естественно. Я никогда не ошибаюсь. Прентис! Все наши проблемы, возможно, решатся, если я услышу ответ всего на один вопрос. Вот он. Когда Абу сказал…
Адвокат замолчал. В тихом коридоре театра звонкими молотками застучали бегущие шаги. Дверь распахнулась без предварительного стука. В ней предстала встревоженная физиономия посыльного Джонни с прилизанными волосами.
- Мадам Фаюм! - выпалил он. - Полицейские снова тут. Не один десяток. С ними инспектор Дафф, злющий, как бешеная собака!
Сесиль резко выпрямилась, злобно скривившись, прижимая мокрые гвоздики к груди, и прошипела:
- Джонни! Что сказал Гарри?
- Гарри сказал, что вы тут. С маркизом Данвичем и его другом. - Джонни быстро покосился на Батлера. - А инспектор Дафф говорит, - посыльный очень похоже изобразил инспектора, - "С маркизом Данвичем, поцелуй меня в задницу! У нее Батлер с Прентисом. Рассыпьтесь. Перекройте все входы и выходы. На этот раз они не уйдут".
Хью с Батлером переглянулись.