– Во всяком случае, Устсон, Джек Потрошитель не будет больше рыскать по ночам. А теперь, поскольку мы слишком долго нарушая предписания вашего врача, я настаиваю на том, чтобы вы поспали.
ЭЛЛЕРИ СОВЕРШАЕТ ВИЗИТ В ПРОШЛОЕ
Эллери задумчиво отложил рукопись доктора Уотсона. Он не слышал, как щелкнул замок, открылась и закрылась входная дверь.
Когда он поднял голову, в дверях кабинета стоял инспектор Куин.
– Отец!
– Привет, сынок, – сказал инспектор с вызывающей ухмылкой. – Больше не мог там выдержать. И вот прибыл.
– Добро пожаловать домой.
– Не сердишься?
– Ты и так выдержал там дольше, чем я мог надеяться.
Инспектор вошел, бросил шляпу на диван и с чувством облегчен повернулся к сыну. Вскоре на его лице выразилось беспокойство.
– Ты отвратительно выглядишь. Что случилось, Эллери?
– Я чувствую себя отлично.
– Не морочь мне голову. Твой роман все еще не клеится?
– Да нет, все идет хорошо.
Но старого инспектора не так легко было провести.
– Давай выкладывай, – сказал он.
Эллери пожал плечами.
– И зачем только я родился в семье полицейского! Ну ладно, действительно кое-что случилось. Переплетение событий – прошлых и современных. Развязался старый узел…
– Говори понятней.
– Приходил Грант Эймс.
– Знаю, принес тебе рукопись от неизвестной дамы.
– Рукопись увлекла меня. А теперь я в это дело влип.
– Ничего не понимаю.
Эллери вздохнул.
– Наверное, чтобы ты понял, надо все тебе рассказать по порядку.
И он долго рассказывал.
– Вот такие дела, отец. Она твердо верит в его невиновность. Она пронесла эту веру через всю свою жизнь. Мне думается, она не знала, что предпринять, пока ей вдруг не пришло в голову прибегнуть к моей помощи. Надо же!
– И что ты намерен предпринять?
– Я как раз собирался нанести ей визит, когда ты явился.
– Думаю, ты прав! – Инспектор Куин встал и взял руку Эллери. – Насколько я понимаю, сын, у тебя просто нет до выхода.
Эллери поднялся.
– Почему бы тебе не прочитать все самому, пока я съезжу.
– Именно это я и собирался сделать.
Он поехал на север, в Уэстчестер, по шоссе № 22 до Сомерса. Миновал деревянного слона на главном перекрестке – на-по-ми-нание о том, что некогда там целую зиму стоял цирк. Проезжая графство Патнам, он подумал о героях революции – ему хотелось надеяться, что они где-то на небесах в обители героев. Но все это было так, попутно… Всерьез он думал о старой даме, к которой ехал. Это были безрадостные мысли.
Наконец он свернул на короткую въездную аллею, ведущую к аккуратному маленькому коттеджу, вышел из машины и нерешительно направился к входной двери. Не успел он постучать, как дверь открылась, словно старушка поджидала его. Он предпочел бы, чтобы ее не было дома.
– Дебора Осборн Спейн, – сказал он, глядя на нее сверху вниз. – Не так ли? Здравствуйте, миссис Спейн.
Конечно, она была очень стара. По его расчетам, ей, наверное, было под девяносто. Но ей могло быть уже и больше девяноста. В рукописи ее возраст в тот день, когда Холмс и Уотсон посетили замок Шайрс, был назван приблизительно.
Как у многих очень старых дам, особенно маленького роста и полных, ее лицо напоминало привядшее яблоко с остатком легкого румянца. Только глаза оставались молодыми. Они были ясными, смотрели прямо, и в них непроизвольно вспыхивал огонек оживления.
– Заходите, пожалуйста, мистер Куин.
– Вы не хотите называть меня просто Эллери, миссис Спейн?
– Я никак не могу привыкнуть к этой манере, – сказала она, вводя его в уютную маленькую гостиную, обставленную очень старомодно. Эллери показалось, что он очутился в Англии XIX века. – Я имею в виду американскую привычку мгновенной фамильярности. Впрочем, садитесь в то моррисовское кресло, Эллери, – извольте, если вы так хотите.
– Хочу. – Он сел и осмотрелся. – Я вижу, вы сохранили верность прошлому.
Она тоже уселась в старинное кресло и, казалось, утонула в Нем. – А что еще осталось у старой англичанки? – спросила она со слабой улыбкой. – Я знаю, что это звучит как отвратительная англофилия. Но так трудно оторваться от своего, родного. В общем, мне здесь вполне уютно. А поездки в Нью-Рошелл, которые я иногда предпринимаю, чтобы полюбоваться розами Рейчел, скрашивают мое существование.
– Значит, это была Рейчел?
– О да. Она сделала это по моей просьбе.
– Рейчел Хэгер ваша родственница?
– Она моя внучка. Будем пить чай?
– Не сразу, если вы не возражаете, миссис Спейн, – сказал Эллери. – У меня накопилось столько вопросов. Но прежде всего, – он сел на кончик стула, чтобы не прикасаться к кружевной салфеточке на спинке. – Вы видели его! Вы были знакомы с обоими. С Холмсом. С Уотсоном. Как я вам завидую!
– Это было так давно… Но, конечно, я помню их. Взгляд мистера Холмса был острый как меч. А сам он такой сдержанный. Когда я вложила свою руку в его, я почувствовала, что он растроган. Он был очень мил со мной. Они оба были настоящие джентльмены. Это – самое главное. В те дни, Эллери, еще существовали джентльмены. Конечно, я была маленькой девочкой и вспоминаю их как каких-то гигантов. Наверное, в определенном смысле они такими и были.
– Позвольте вас спросить, как к вам попала рукопись?
– После того как доктор Уотсон написал ее, она перешла по желанию мистера Холмса к распорядителям состояния Осборнов. Она находилась в руках нашего адвоката, к моему счастью. Он преданно соблюдал мои интересы. Потом, когда я стала взрослой, уже незадолго до его смерти, он рассказал мне о рукописи. Я попросила отдать ее мне, и он мне ее прислал.
– Почему вы так долго ждали, миссис Спейн, прежде чем сделать то, что вы сделали?
– Не знаю, почему я ждала так долго, – сказала старая дама. – Мысль пригласить эксперта, чтобы подтвердить мое убеждение, никогда не принимала отчетливой формы, хотя и мелькала у меня в голове уже давно. В последнее время у меня появилось чувство, что надо следить. Сколько еще я проживу? А мне хотелось бы умереть со спокойной душой.
В ее голосе слышалась скрытая мольба. И Эллери захотелось ей помочь.
– Ваше решение послать мне рукопись проистекает из содержания самой рукописи, не так ли?
– Да, конечно, Эллери. А мистер Эймс признался Рейчел, что вы послали его на розыски.
– Розыски Гранта достигли цели, хотя не той, на которую я рассчитывал, – улыбнулся Эллери.
– Дай Бог счастья им обоим. Я знаю, что он ничем не помог вам, Эллери. Я знала и то, что рано или поздно вы разыщете меня, так же, как мистеру Холмсу не составило труда найти владельца набора хирургических инструментов. Но все же любопытно, как вы это сделали.
– Это было элементарно просто. С самого начала было ясно, что тот, кто послал рукопись, и сейчас лично заинтересован в этом давнем деле. Поэтому я позвонил по телефону моему другу, специалисту по генеалогии, который занимается историей старой английской аристократии. Он без труда проследил путь от замка Шайрс, где вы жили ребенком, до вашего переезда сюда, в сан-францисскую ветвь рода. Я знал фамилии четырех девушек, знакомых Гранта, и был уверен, что одна из этих фамилий должна где-то мелькнуть в генеалогическом древе Шайрс-Осборн. От вашего брака с Барни Спейсом в 1906 году мой эксперт добрался до брака вашей дочери. И вдруг – о чудо! Фамилия человека, за которого вышла замуж ваша дочь, – Хэгер, что и требовалось доказать! – Он взглянул на нее с беспокойством. – Вы утомились. Мы можем отложить разговор до другого раза.
– Нет, пожалуйста, продолжайте. Я чувствую себя хорошо. – Молодые глаза смотрели на Эллери с мольбой. – Он был замечательный человек, мой отец. Добрый, мягкий. Он не мог быть тем, тем чудовищем. Не мог!
– Вы уверены, что вам не следует прилечь?
– Нет. Во всяком случае, пока вы не скажете мне…
– Тогда откиньтесь на спинку кресла. А я буду говорить.
Эллери взял старую, морщинистую руку в свою и начал говорить под тиканье старинных часов, стоявших в углу, и их маятник, как механический палец, стирал секунды с лица времени.
Маленькая хрупкая рука в руке Эллери время от времени подавала знак пожатием. Потом она перестала шевелиться и неподвижно лежала в руке Эллери, как сухой осенний лист.
Спустя некоторое время портьера, закрывавшая вход в гостиную, шевельнулась, и вошла пожилая женщина в белом домашнем платье.
– Она заснула, – прошептал Эллери.
Он осторожно выпустил руку старой дамы и на цыпочках вышел из комнаты.
Женщина проводила его до двери.
– Я Сьюзен Бейтс. Я ухаживаю за ней. Она все чаще засыпает вот так.
Эллери кивнул и покинул коттедж. Он сел в машину и поехал обратно в Манхэттен, чувствуя себя усталым и постаревшим.
ДЕЛО ПОТРОШИТЕЛЯ
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСЬ ДЖОНА X. УОТСОНА
12 ЯНВАРЯ 1908 ГОДА
Я сердит на Холмса. Признаюсь, что поскольку он длительное время находился за пределами Англии, я взял на себя смелость против его воли изложить свои заметки о деле Джека Потрошителя в форме повествования. Прошло уже двадцать лет. На протяжении девяти из них титул герцога Шайрского носит новый наследник – из младшей ветви семьи. Следует добавить, что он проводит самое незначительное время в Англии, и его нимало не заботят ни титул, ни его выдающаяся история.
Я, однако, пришел к убеждению, что настало время, чтобы весь мир узнал правду о деле Потрошителя, которое занимает столь выдающееся место, если можно так выразится, в истории преступности, а также об усилиях Холмса положить конец кровавому господству чудовища в Уайтчэпеле.
По возвращении Холмса из-за границы я заговорил с ним об этом, выдвигая самые убедительные доводы, какие только мог найти. Но он и слушать не хотел.
– Нет, нет, Уотсон, пусть кости тлеют. Человечество не обогатится от опубликования этой истории.
– Но, Холмс! Весь этот труд…
– Сожалею, Уотсон, но это – мое последнее слово.
– Тогда, – сказал я с плохо скрытым раздражением, – позвольте мне преподнести вам эту рукопись. Быть может, вы используете сию бумагу для раскуривания своей трубки.
– Я польщен ,Уотсон, и растроган, – сказал он самым жизнерадостным тоном. – В качестве потаенного дара позвольте передать вам подробности небольшого дельца, которое я только что довел до успешного завершения. Вы можете описать его в свойственной вам мелодраматической манере и немедля отдать вашим издателям. Оно касается американского моряка, которому почт удалось одурачить европейский финансовый синдикат яйцом мифической птицы Рух. Быть может, "Дело перуанского Синдбада" в какой-то мере компенсирует вам пережитое разочарование.
ЭЛЛЕРИ ОБЪЯСНЯЕТ
Эллери вернулся как раз вовремя. Инспектор Куин только что закончил чтение рукописи доктора Уотсона о Потрошителе и смотрел на нее с явным неудовольствием. Он перевел взгляд на Эллери.
– Ну и хорошо, что она не была опубликована. Холмс был прав. – Я думаю так же. – Эллери подошел к бару. – Черт побери Гранта! Все выпил…
– Как у тебя обошлось?
– Лучше, чем я ожидал.
– Значит, ты лгал, как джентльмен. Молодец!
– Я не лгал. Я говорил только правду.
– Тогда, – сказал инспектор Куин холодно, – ты поступил по-свински. Дебора Осборн любила своего отца и верила в него. Она верит тебе. Ты что, не мог немного подтасовать карты?
– Мне не пришлось ничего "подтасовывать".
– Но почему же? Ведь она так стара…
– Потому, инспектор, – сказал Эллери, опускаясь в свое вращающееся кресло, – что отец Деборы, лорд Карфакс, не был Джеком Потрошителем. Она всегда была права насчет него. Она знала это, и я знал… А раньше нас знал об этом Шерлок Холмс… Наступила длинная пауза, во время которой отец пытался понять сына, но так и не смог. – Но ведь здесь все написано черным по белому, Эллери! – возмутился инспектор.
– Да, написано…
– Ричард Осборн, этот лорд Карфакс, был пойман с ножом в руке. Ведь Уотсон описал то, что видел собственными глазами.
Эллери встал, подошел к отцу, взял рукопись и вернулся с ней в свое кресло.
– Уотсон видел только то, что Холмс хотел, чтобы он видел, не больше. Каждое слово Холмса он превращал в фетиш. А весь фокус в том, что в этом деле не так важны слова Холмса, как его молчание.
– Молчание?
– Вот именно. Холмс ни разу не сказал, что Потрошитель – Карфакс.
Эллери полистал старую тетрадь.
– А неужели, отец, ты не заметил непоследовательностей и в истории с шантажом?
– С шантажом?
Погоди-ка…
– Давай вспомним, как развивались события. Макс Клейн решил, что брак Майкла Осборна и Анджелы окажется для него прекрасной возможностью шантажа. Учитывая, насколько герцог Шайрский дорожил своим именем, Клейн, со своей точки зрения, рассуждал логично. Но план не сработал. О браке стало широко известно.
– Да, Клейн признался Анджеле, что его план провалился.
– Не совсем. Он сказал ей уже после того, как привез эту чету обратно в Лондон, что нашел новый, более сильный козырь. Клейн утратил всякий интерес к Майклу и Анджеле после того, как открыл новое оружие, очевидно, более действенное, чем позорный брак Майкла.
– И что же?
– Ну, подумай. Какой важный секрет узнал Клейн?
– Кто Джек Потрошитель, – медленно сказал инспектор. – Узнать это мог именно такой человек, как Клейн, который досконально знал Уайтчэпел и его обитателей…
– Конечно, отец. Так оно и должно было случиться. А зная, кто Потрошитель, Клейн мог разбогатеть, шантажируя…
– Лорда Карфакса…
– Да нет же, отец. Только в тот вечер Карфакс узнал, что Клейн и Анджела живут в "Ангеле и короне"!
– Но Карфакс убил Анджелу, а не Клейна.
– Лишнее доказательство, что сам он не был жертвой шантажа. Он ошибочно считал жену брата той злой силой, которая навлекла несчастье на Осборнов. Вот почему он убил ее. И сам приговорил себя за это преступление к смерти.
– Но этого всего недостаточно, чтобы обосновать…
– Тогда поищем еще кое-что. Последим за Холмсом и Уотсоном в ту ночь. Ты уже знаешь, что якобы произошло. Попробуем понять, что же было на самом деле.
В ту ночь два человека шли по следу Потрошителя – Шерлок Холмс и лорд Карфакс. Я уверен, что у Карфакса уже были подозрения…
– Какие данные подтверждают, что Карфакс тоже шел по следу Потрошителя?
– Я рад, что ты задал этот вопрос, – сказал Эллери. – Выбежав из заведения мадам Леоны, Холмс начал последний этап своих поисков. Он и Уотсон добрались до комнаты в Пакэне.
– И Холмс сказал: "Если это логово Потрошителя, то он бежал".
– Нет, не Холмс, это сказал Уотсон. Холмс воскликнул: "Кто-то побывал здесь до нас!" Между этими двумя заявлениями – огромная разница. Первое – замечание романтика. Другое – вывод практического человека, привыкшего запечатлевать место действия с фотографической точностью.
– Логично, – признал Куин-старший.
– Это существенный момент. Но есть и другие.
– То, что и Холмс и лорд Карфакс почти одновременно нашли логово Джека Потрошителя?
– А также, что Карфакс видел, как Холмс и Уотсон вошли в Пакэн. Он ждал на улице и последовал за ними, когда они вышли оттуда. Иначе и не могло быть.
– Почему?
– Для того чтобы Карфакс мог поступить так, как он поступил ему необходимо было знать две вещи: кто Потрошитель (это он уж узнал в Пакэне) и где он может найти Анджелу у Клейна, – это о узнал, последовав за Холмсом.
Инспектор Куин встал, забрав у Эллери рукопись, полистал ее и прочел: "А это подлое чудовище, Джек Потрошитель?" Уотсон зада Холмсу этот вопрос. Холмс ответил: "Лорд Карфакс тоже умер." – Погоди, – сказал Эллери. – Не выхватывай из контекста Прочти всю цитату.
– Цитирую: "Серые глаза Холмса затуманились печалью. Казалось его мысли где-то далеко. – Лорд Карфакс – вы его имеете в виду? – тоже умер. И, уверен, тоже по собственному желанию, как и его брат.
– Вот это лучше. Теперь скажи мне, опечалила бы Холмс смерть Джека Потрошителя?
Инспектор Куин покачал головой и продолжал читать: "Естественно. Он предпочел смерть в огне петле палача".
– Это снова слова Уотсона, а не Холмса. А Холмс сказал: "Мы должны уважать решение благородного человека".
– На что Уотсон возразил: "Благородного? Вы, конечно, шутите? А, понимаю. Вы имеете в виду периоды просветления его сознания. А его отец, герцог Шайрский?" Уотсон сделал неправильные выводы из слов Холмса. А Холмс не счел нужным его разуверять – вот в чем дело! Процитируем Холмса еще раз: "С пожарища я отправился прямо в резиденцию герцога на Беркли-стрит в сопровождении Лестрейда. Мы опоздали. Он уже имел весть о лорде Карфаксе, после чего бросился грудью на меч, спрятанный в его трости…" – И Уотсон воскликнул: "Смерть подлинного аристократа!" – Опять-таки Уотсон был сбит с толку своим собственным предвзятым мнением и непониманием нарочито туманных формулировок Холмса. Послушай, отец! Когда Холмс (вместе с Лестрейдом, заметь!) приехал в городской дом герцога Шайрского, он застал герцога мертвым. Но как мог герцог уже иметь весть о самоубийстве Карфакса? Не мог. И дело совсем не в этом. А в том, что это его, герцога, выследил лорд Карфакс в Пакэне! Между отцом и сыном, безусловно, произошло бурное объяснение. После чего герцог поехал домой и покончил с собой. Потому что это "его светлость", герцог Шайрский, был Джеком Потрошителем.
– А лорд Карфакс, узнавший об этом, взял вину на себя, чтобы спасти репутацию отца!
– Теперь ты прав, – мягко сказал Эллери. – Вспомни также, о чем Карфакс просил Уотсона: сказать всем, что Джек Потрошитель – это он. Он хотел быть абсолютно уверенным в том, что вина падет на него, а не на его отца.
– Тогда Холмс поступил мудро, – прошептал инспектор Куин. – Он не захотел выдать секрет Карфакса, не захотел, чтобы его жертва оказалась напрасной.
– И вера Деборы в своего отца подтвердилась через три четверти столетия.
– Поразительно!
Эллери взял рукопись доктора Уотсона и снова раскрыл ее на заключительной записи.
– "Дело перуанского Синдбада", – пробормотал он. – Что-то о яйце мифической птицы Рух… – В глазах его блеснул озорной огонек. – Отец, ты не думаешь, что Холмс мог мистифицировать Уотсона и на этот раз?
Примечания
1
Уильям Шекспир. "Ричард II", акт II.
2
Эллери Куин сочинил "спунеризм" – своего рода шутку, или остроту, основанную на перестановке в словах букв, как правило, первых. От фамилии английского священника Спунера (1844 – 1930), который придумал эту шуточную игру слов.
3
См. рассказ Артура Конан Дойла "Случай с переводчиком".
4
Бобби – прозвище английских полицейских.