– Ты не задал бы такой вопрос, если бы на самом деле знал мою мать. – От дыхания Джоанны запотело стекло в окне. – В ее жизни было столько секретов, что я быстро научилась никогда ни о чем не спрашивать. Мне даже пришлось придумать биографию, когда я пошла в школу, потому что я слишком мало знала о своем происхождении. – Она вытерла стекло нетерпеливым жестом и вновь повернулась лицом к Джеку: – Ты закончил? У меня еще много дел.
Джеку стало интересно, как долго он сможет удерживать Джоанну на этот раз, пока зависимость не заставит ее отправиться в ванную. Она всегда была гораздо интереснее под стрессом воздержания, чем под дозой.
– Ты училась в Саутклиффе? В той же школе, что и Рут?
Джоанна усмехнулась.
– Если бы. Моя мать еще не была так щедра в те дни. Меня отправили в дешевую школу, в которой даже не пытались учить, а лишь готовили скот для деревенской ярмарки. Мать мечтала выдать меня замуж за обладателя какого-нибудь титула. Возможно, – продолжала она цинично, – надеялась, что какой-нибудь худосочный недотепа сам окажется вырожденцем и не заметит моих странностей. На Рут тратили гораздо больше, чем на меня, уж поверь. И вовсе не потому, что мать любила ее больше. – Ее рот скривился. – Все делалось лишь для того, чтобы искоренить в Рут еврейскую породу после моего неосторожного брака со Стивеном.
– Ты его любила?
– Я никогда никого не любила.
– Ты любишь себя, – возразил Джек.
Но Джоанна уже ушла. Он слышал, как она лихорадочно перебирает содержимое шкафчика в ванной. "Интересно, что она ищет?" – подумал Джек. Транквилизаторы? Кокаин? Что бы то ни было, это не нужно колоть в вену. Кожа Джоанны была так же безупречна, как и лицо.
Сара Блейкни говорит, что ее муж – художник. Изображает характеры. Я подозревала нечто подобное. Я бы и сама выбрала живопись или литературу.
"Я тоже слышал о твоих картинах. Бог дал тебе одно лицо, а ты делаешь себе другое". Смешно, но это можно отнести и к Саре. Она выставляет себя честным и открытым человеком с сильными, определенными взглядами и без скрытых противоречий, однако часто оказывается беззащитной. Она определенно ненавидит всякого рода конфронтации, предпочитая согласие несогласию, и старается сгладить ситуацию, где это возможно. Я спросила ее, чего она боится, и она ответила: "Меня учили быть любезной, учили, что быть женщиной – наказание. Родители не хотят оставаться со старыми девами на шее, поэтому они учат девочек говорить "да" на все, кроме секса". Значит, времена не изменились...
ГЛАВА 8
Сара стояла возле входа в "Барклайз банк", когда подошел Кейт Смоллетт. Она подняла воротник пальто и выглядела бледной и измученной в свете серого ноябрьского дня. Кейт нежно поцеловал ее в холодную щеку.
– Ты не похожа на женщину, только что сорвавшую куш, – заметил он, внимательно рассматривая ее лицо. – Что случилось?
– Ничего, – ответила Сара коротко. – Просто думаю, в жизни есть еще многое помимо денег.
Худое лицо Кейта было раздражающе сочувственным.
– Мы, случайно, не о Джеке говорим?
– Нет, – отрезала она. – И почему все решили, что моя уравновешенность зависит от мелкого, двуличного подлеца, чья единственная цель в жизни – заделать ребенка каждой встреченной им женщине?
– А-а-а... – протянул Кейт.
– И что сие означает?
– Просто "а-а-а". Значит, дела так плохи? – Он взял ее за руку. – Где находится офис Даггана?
– Ниже по холму. И дела вовсе не плохи, а как раз наоборот. Я уже забыла, когда чувствовала себя настолько спокойной и уверенной в себе. – Унылое выражение ее лица никак не соответствовало словам. – И возможно, такой одинокой, – тихо прибавила она. – Джек – скотина.
Кейт засмеялся:
– Скажи мне что-нибудь новенькое.
– Он живет с дочерью Матильды Гиллеспи. – Кейт замедлил шаг и задумчиво посмотрел на Сару:
– Матильда Гиллеспи – это та самая старушка, которая оставила тебе свои сбережения?
Сара кивнула.
– И с чего это он захотел с ней жить?
– Разное говорят. По одной версии, он чувствует себя виноватым за то, что я, его жадная жена, лишила бедняжку Джоанну причитавшихся ей по праву денег. По другой версии, он защищает себя и ее от меня, злобной преступницы, размахивающей кухонным ножом. И никто не видит наиболее очевидную причину.
– Какую?
– Обычная похоть. Джоанна Лассель – очень красивая женщина. – Сара кивнула на дверь в десяти ярдах перед ними. – Вот и офис Даггана.
Кейт остановился и отвел Сару в сторону.
– Подожди, я что-то не пойму. Люди говорят, ты убила старушку ради ее денег?
– Это одна из теорий, витающих в воздухе, – ответила она сухо. – Пациенты уходят от меня толпами. – На ее ресницах показались слезы. – Если хочешь знать, это зашло еще дальше. Некоторые переходят на другую сторону улицы, лишь бы не встречаться со мной. – Она высморкалась. – Моих коллег тоже не назовешь довольными сложившейся ситуацией. Их приемные переполнены, в то время как моя пустует. Если так пойдет и дальше, я останусь без работы.
– Но это же полный бред, – сказал Кейт, разозлившись.
– Не более чем наследство, оставленное пожилой женщиной практически незнакомому человеку.
– Я разговаривал вчера с Дагганом по телефону. Он утверждает, что миссис Гиллеспи очень хорошо к тебе относилась.
– Я к тебе тоже очень хорошо отношусь, Кейт, и тем не менее не собираюсь оставлять тебе все свои деньги. – Она пожала плечами. – Я, наверное, не удивилась бы, завещай она мне сотню фунтов или даже "уздечку для сварливых", но отдавать мне все целиком... Я не сделала ничего, чтобы заслужить подобный подарок, только иногда смеялась над ее шутками и выписывала болеутоляющие таблетки. Кейт пожал плечами:
– Возможно, этого оказалось достаточно. Сара покачала головой:
– Люди не лишают наследства родных в пользу едва знакомого человека, приходящего раз в месяц на полчаса. Это сумасшествие. Старички, очарованные молоденькими девушками, да, они способны настолько свихнуться; но не такие тертые калачи, как Матильда. Если уж ей так хотелось лишить дочь и внучку денег, то почему не оставить все Джеку? Он знал ее настолько хорошо, что Матильда с удовольствием позировала ему в обнаженном виде.
Кейт был жутко зол, когда открывал дверь офиса Даггана и пропускал Сару вперед. Что-то очень непристойное было в Джеке Блейкни, раз он убедил пожилую женщину раздеться перед ним. И как только она пошла на такое? Нет, все это определенно не укладывалось в голове. Вообще привлекательность Джека, если она и существовала в природе, оставалась для Кейта загадкой. Он предпочитал более простых людей, которые рассказывали смешные анекдоты, сами покупали себе выпивку и не раскачивали лодку, говоря или действуя не к месту. Он успокоил себя мыслью, что эта история с раздеванием – выдумка. Хотя в глубине души юрист знал: это правда. Самым необъяснимым в Джеке Блейкни было то, что женщины действительно раздевались для него.
Беседа с адвокатами тянулась бесконечно медленно, увязая в деталях семейного законодательства 1975 года, согласно которому (Дагган утверждал, будто объяснил это Матильде) Джоанна вправе потребовать для себя солидное содержание.
– Миссис Гиллеспи не последовала моему совету, – сказал он, – и велела подготовить завещание, в котором все свое имущество она оставляет вам. Тем не менее в свете того, что миссис Гиллеспи полностью обеспечивала дочь, и того факта, что миссис Лассель не владеет лондонской квартирой, у миссис Лассель есть хороший шанс в суде вытребовать себе содержание. В таком случае выплата некоей суммы сейчас может оказаться хорошим выходом из сложившейся ситуации. Предлагаю проконсультироваться по этому вопросу с юридическим советом. Сара подняла голову:
– Вы несколько торопите события. Я еще не сказала, что согласна принять наследство.
Когда адвокат хотел, он мог быть довольно прямолинейным.
– А зачем вам отказываться?
– Из чувства самосохранения.
– Не понимаю.
– Наверное, потому, что у вашего порога не дежурила полицейская машина последние три недели. Матильда умерла при таинственных обстоятельствах, а я единственная, кто выиграл от ее смерти. Я бы сказала, что этот факт делает мое положение несколько уязвимым. Или я не права?
– Нет, если вы не знали о завещании.
– А как. мне это доказать, мистер Дагган? Он благожелательно улыбнулся:
– Давайте подойдем к делу с другой стороны, доктор Блейкни. Как ваш отказ от наследства докажет, что вы ее не убивали? Разве не начнут говорить, что вы просто испугались и что ваша попытка выдать смерть за самоубийство не сработала? – Он сделал паузу, но, когда Сара ничего не ответила, продолжил: – И никто не будет аплодировать вашему великодушию, потому что деньги все равно не вернутся к миссис Лассель или ее дочери, а отправятся к стаду ослов. По крайней мере, если вы примете наследство, эти женщины могут рассчитывать на некоторую компенсацию.
Сара смотрела мимо адвоката в окно.
– Почему она сделала это?
– Она говорила, вы ей нравитесь.
– Вы что, совсем ее не расспрашивали? Разве это нормальная ситуация, когда богатые пожилые женщины приходят ни с того ни с сего, чтобы составить новое, тайное, завещание, о котором их родственники ничего не должны знать? Разве вы не обязаны были отговорить ее? Ведь это могла быть сиюминутная прихоть, последствия которой мы теперь вынуждены расхлебывать. Люди говорят, что я чрезмерно влияла на пациентку.
Дагган повертел в руках карандаш.
– Сиюминутная прихоть?.. Первый раз она заговорила со мной об изменении завещания три месяца назад, и, если честно, я действительно пытался отговорить ее. Я тогда сказал, что, как правило, семейные деньги лучше оставлять внутри семьи, независимо от того, любит или нет владелец состояния своих детей. Я пытался доказать, хоть и безрезультатно, что она не должна считать деньги Кавендишей лично своими, а воспринимать их только как некий трастовый фонд, который необходимо передать следующим поколениям. – Он пожал плечами. – Миссис Гиллеспи и слушать ничего не хотела. Потом я посоветовал ей обсудить этот вопрос с вами. Тщетно. Она поставила жесткое условие: вы наследуете все, но не должны знать об этом заранее. Чтобы не возникло недоразумений, я убедился, что нежелательного влияния с вашей стороны быть не могло, о чем и сообщил полиции.
Сара была потрясена.
– Три месяца, – медленно повторила она. – Об этом вы тоже сказали полиции?
Адвокат кивнул:
– Они проверяли версию минутного каприза. Сара поднесла дрожащие пальцы к губам.
– Наверное, у меня был шанс доказать, что я не знала о завещании, если бы она написала его за два дня до смерти. А вот если она планировала этот шаг три месяца, то доказать мою неосведомленность – дело практически безнадежное.
Джон Хепгуд, сотрудник банка, откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание.
– Мне кажется, доктор Блейкни, что вы сосредоточились совсем не на том. Если мне не изменяет память, миссис Гиллеспи умерла вечером в субботу. Где вы были и что вы делали в это время? Давайте сначала выясним, есть ли необходимость доказывать ваше неведение о завещании.
– Я была дома, ждала вызовов.
– А вызовы были?
– Только один, около восьми часов вечера. Проблема оказалась несерьезной, хватило консультации по телефону.
– Ваш муж был с вами?
– Нет. В те выходные он уехал в Стратфорд. – Сара слабо улыбнулась. – Я не полная идиотка, мистер Хепгуд. Если бы у меня было алиби, я бы его уже давно представила.
– Тогда, я думаю, вам нужно больше доверять полиции, доктор Блейкни. Несмотря на то что пишут в газетах, там не одни идиоты.
Сара с изумлением посмотрела на него:
– Возможно, вы правы, мистер Хепгуд, хотя, если честно, я не верю в свою способность доказать, что я не убивала Матильду ради ее денег, и меня не покидает неприятное чувство, что и полиция знает об этом. – Она раскрыла ладонь и начала загибать пальцы. – У меня были мотив и возможность, а также я предоставила по крайней мере половину средств убийства. – Ее глаза блеснули. – На тот случай, если вы не знали, Матильда была отравлена выписанным мной снотворным, до того как ей вскрыли вены. Помимо всего прочего, я провела двенадцать месяцев в отделении патологии, так что прекрасно знала, как инсценировать самоубийство. А теперь подскажите хоть один довод в мою защиту, если полиция все-таки решит меня арестовать.
– Интересная проблема. – Белые брови Хепгуда строго изогнулись. – Что вы делали в субботу?
– Как обычно: работала в саду, убиралась в доме. Думаю, я провела большую часть субботы, подрезая розы.
– Вас кто-нибудь видел?
– Какая разница, видел меня кто-нибудь или нет? – Сара говорила с плохо скрываемым раздражением. – Матильду убили вечером или ночью, а я, разумеется, не садовничала в темноте.
– Что же вы делали? Проклинала Джека. Жалела себя.
– Красила стены в одной из спален.
– После того как целый день проработали в саду?
– Кто-то ведь должен этим заниматься, – отрезала Сара. Повисла короткая пауза.
– Очевидно, вы трудоголик, – заметил Хепгуд еле слышно. Эта женщина напоминала ему жену, тоже вечно неугомонную, никогда не останавливающуюся, чтобы обдумать, зачем она делает то или другое.
Сара улыбнулась:
– Большинство женщин трудоголики. Мы не в силах отречься от ответственности за порядок в доме лишь потому, что желаем сделать собственную карьеру. И нам достается с двух сторон, когда решаемся штурмовать мужские бастионы. – Она потерла усталые глаза. – Послушайте, все это не имеет никакого отношения к делу. С моей точки зрения, Матильда поставила меня в ужасное положение. Что бы я ни предприняла, я не избавлюсь от чувства вины перед ее дочерью и внучкой. Почему же не отойти в сторону и не предоставить им разбираться между собой?
– Ничто и никто не мешает вам отдать им наследство в виде подарка, – сказал Дагган, – после того как оно станет вашим. Хотя это страшно нерационально – налоги будут колоссальными. – Он виновато улыбнулся. – Кроме того, это противоречит желаниям миссис Гиллеспи. Так или иначе, она не хотела, чтобы миссис Лассель или мисс Лассель унаследовали ее состояние.
Кейт потянулся к своему портфелю.
– Существует ли какая-нибудь причина для столь спешного принятия решения, – спросил он резонно, – или я могу предложить не торопиться с этим делом неделю-другую, пока полиция не придет к каким-то выводам? Думаю, доктору Блейкни будет проще сделать выбор после того, как расследование будет завершено?
На том и порешили. Правда, для Сары это было лищь отсрочкой уже принятого решения.
Кейт и Сара пообедали в маленьком ресторане у подножия холма. Кейт наблюдал за приятельницей поверх своего бокала с вином.
– Ты на самом деле боишься, что тебя арестуют, или это была игра?
Сара пожала плечами:
– Какая разница?
Кейт отметил про себя, насколько же глубоко ее задел отъезд Джека. Раньше он никогда не видел столько горечи в глазах Сары.
– Большая, – ответил он резко. – Если ты на самом деле обеспокоена, я могу пойти с тобой в полицию и выяснить этот вопрос. Зачем терзаться от того, что может никогда не произойти?
Она слабо улыбнулась:
– Это была игра. Мне надоело, что мои дела обсуждают так, словно меня там нет. С тем же успехом я могла лежать сейчас рядом с Матильдой. Их интересуют только деньги.
"Это несправедливо, – подумал Кейт. – Оба юриста из кожи вон лезли, сочувственно вникая в тяжелую ситуацию, в которой оказалась Сара. Однако она во всех видела лишь врагов. И во мне тоже?" Он повернул бокал и посмотрел, как приглушенный свет настенных ламп пробивается сквозь красное вино.
– Ты хочешь, чтобы Джек вернулся? Поэтому ты так злишься? Или просто ревнуешь?
– Разве можно просто ревновать?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
Она вновь улыбнулась, но улыбка вышла горькой.
– Не знаю, Кейт. Я ревновала годы. Ревновала его к искусству, к женщинам, к таланту, ревновала к его способности ослеплять своим блеском каждого, кого он встречает. То, что я чувствую сейчас, не похоже на ту ревность. Может, она никуда не делась, но теперь к ней примешивается столько чувств, что ревность уже трудно определить. Кейт нахмурился:
– Что ты имеешь в виду: "способность ослеплять своим блеском каждого"? Я его терпеть не могу.
– Ты думаешь о нем. Большую часть времени с раздражением и злостью, но все-таки думаешь. Ты о многих мужчинах столько размышляешь? Полицейский, расследующий дело, очень хорошо сказал: "Он оставляет после своего ухода вакуум". – Сара выдержала взгляд Кейта. – Это одно из лучших описаний Джека и одновременно истинная правда. Сейчас я живу в вакууме; впервые в жизни я не знаю, что делать, и меня это пугает.
– Тогда обруби концы и оформи развод. Начни все сначала. Путает неопределенность. Определенность же – никогда.
Со вздохом Сара отодвинула тарелку в сторону.
– Ты говоришь, как моя мать. У нее тоже есть наставление на каждый случай. Попробуй сказать приговоренному человеку, что определенность не пугает. Вряд ли он с тобой согласится.
Кейт знаком попросил у официанта счет.
– Хотя я рискую вновь подмочить свою репутацию, но все же советую тебе погулять вдоль моря, чтобы выкинуть темные мысли из головы. Чувства мешают тебе размышлять разумно. В подобное время лучше помнить две вещи: первое – это ты попросила Джека уйти, а не наоборот; и второе – у тебя были на то веские причины. Не важно, насколько одинокой и покинутой ты себя чувствуешь сейчас, самое главное – вы с Джеком больше не можете жить как муж и жена. Мой совет – найди нормального мужа, который поддержит тебя в трудную минуту.
Сара неожиданно рассмеялась:
– Ну, на это мало надежды. Всех нормальных уже разобрали.
– И кто виноват? У тебя был шанс, но ты предпочла его упустить.
Кейт отдал официанту кредитную карточку и перевел взгляд на Сару:
– Думаю, ты так никогда и не узнаешь, как мне было больно. Правда, возможно, сейчас ты чувствуешь нечто подобное.
Сара ответила не сразу.
– И кто из нас теперь сентиментальничает? – сказала она наконец, однако Кейту показалось, будто глаза Сары снова увлажнились. – Ты забыл, что по-настоящему захотел обладать мной, только когда потерял. А было уже поздно.
"Самое ужасное, – подумал Кейт, – что она права".
В ответ на звонок Кейта входная дверь в "Кедровом доме" приоткрылась на несколько дюймов. Юрист дружелюбно улыбнулся.
– Миссис Лассель?
Небольшая складка перерезала ее лоб.
– Да.
– Я адвокат Джека Блейкни. Мне сказали, он живет здесь. Джоанна не ответила.
– Могу я войти и поговорить с ним? Я специально приехал из Лондона.
– Его сейчас нет.
– Вы знаете, где его можно найти? Это очень важно. Она неопределенно пожала плечами.
– Как вас зовут? Я передам Джеку, что вы заходили.
– Кейт Смоллетт. Джоанна закрыла дверь.
Вайолет Орлофф помахала Кейту из-за угла дома, когда он уже направился к своей машине.