Меня очень беспокоит тот факт, что смерть Стивена оказалась для нее последней каплей. Я застала Джоанну сегодня утром в детской, она держала подушку над детской кроваткой. Я спросила, что она делает, и Джоанна сказала: "Ничего", но у меня нет ни капли сомнения – зайди я минутой позже, подушка оказалась бы на лице ребенка. Самое ужасное, что я увидела себя на том же месте, словно призрачное отражение в кривом зеркале. Шок ужасный. Подозревает ли Джоанна? Подозревает ли кто-нибудь, кроме Джейн?
От врожденного безумия нет лекарства. "Чудовищные поступки порождают чудовищные проблемы..."
ГЛАВА 13
Джейн Марриотт вошла в кабинет Сары на следующий день, сразу после того как ушел последний пациент, и уселась на стул.
– Вы выглядите очень рассерженной, – заметила Сара, подписывая какие-то бумаги.
– Потому что я рассержена.
– Чем?
– Вашим поведением. Сара перестала писать.
– А что я такого сделала?
– Вы утратили чувство сострадания. – Джейн строго постучала пальцем по циферблату наручных часов. – Знаю, раньше я сама устраивала вам нагоняи за то, какое количество времени вы тратите на своих пациентов. Однако я восхищалась вами и тем, как вы работали. Сейчас пациенты входят и выходят, словно поезда-экспрессы. Бедняжка миссис Хендерсон была почти в слезах. "Что я такого сделала, чтобы расстроить доктора? – спросила она меня. – Она мне и пары добрых слов не сказала". Нельзя допускать, чтобы дело Матильды так повлияло на вас. Это несправедливо по отношению к другим людям. – Она перевела дыхание. – И не говорите мне, что я всего лишь работаю в приемной, а вы врач. Доктора совершают такие же ошибки, как и другие люди.
Сара подвигала бумаги на столе кончиком карандаша.
– Вы знаете, каковы были первые слова миссис Хендерсон, после того как она вошла сюда? "Думаю, теперь можно к вам вернуться, доктор; похоже, это сделала зараза-дочка". И она соврала вам. Я ей и одного доброго слова не сказала. Зато я наконец-то сказала ей правду, заявив, что ее единственный недуг – сплин от вечного недовольства всем и вся, который пройдет в ту же минуту, когда она начнет замечать в людях хорошее. – Сара помахала карандашом перед носом Джейн. – Я прихожу к выводу, что Матильда была права. Эта деревня – самое отвратительное место на земле, населенное невежественными, злобными фанатиками, которым нечего больше делать, кроме как сидеть и сплетничать о каждом, кто не соответствует их заурядным, мелочным стереотипам. Я не сострадание утратила, а розовые очки.
Джейн забрала у Сары карандаш.
– Миссис Хендерсон – одинокая старая вдова, практически необразованная, и она пыталась в своей, пусть и неуклюжей, манере выразить сожаление, что вообще усомнилась в вас. И если у вас не хватило щедрости духа принять во внимание ее грубоватую дипломатию, тогда я в вас ошибалась. Да, и чтоб вы знали, теперь она считает, что страдает от ужасной болезни, называемой "сплин вечного недовольства", которую вы отказываетесь лечить. И списывает это на упадок финансирования здравоохранения и на то, что на ней, как на пожилой женщине, теперь будут экономить.
– Она не единственная. Они все в восторге, так как считают, что убийство совершила Джоанна, и меня возмущает, что мою приемную используют для досужих сплетен. – Сара поправила волосы. – То, что сегодня произошло, походило на детское тыканье пальцем в беззащитную жертву; если бы Джек не решил поиграть в негодяя, то им было бы не о чем посудачить.
– И не надейтесь, – ответила Джейн едко, – так или иначе, тему для этого они всегда найдут.
– Вот это да! И у вас еще хватает совести критиковать меня за цинизм...
– Не подумайте, что я менее вас раздражена их глупостью. Просто я ничего другого и не ожидала, Они не изменились от того, что Матильда умерла. И потом, знаете, вряд ли стоит обвинять миссис Хендерсон в том, что она видит в людях только плохое, в то время как величайший образец такого же поведения только что оставил вам целое состояние. По сравнению с тем, как воспринимала людей Матильда, миссис Хендерсон выглядит святой. Вот у кого на самом деле был "сплин вечного недовольства".
– Хорошо. Ваша взяла. Я заскочу к миссис Хендерсон по пути домой.
– Надеюсь, вам хватит великодушия, чтобы извиниться. Возможно, я преувеличиваю, но она действительно выглядела очень расстроенной, а жестокость не в ваших правилах, Сара.
– Я чувствую себя жестокой!.. – воскликнула врач с досадой. – Да, ради интереса, с докторами-мужчинами вы так же разговариваете?
– Нет.
– Понятно.
Джейн возразила:
– Ничего вам не понятно. Вы мне нравитесь. Ваша мать сказала бы вам то же самое. Так что не позволяйте внешним неурядицам портить ваш характер, Сара. Оставьте эту слабость таким, как Матильда.
Сара почувствовала прилив нежности к этой пожилой женщине, чьи полные щеки порозовели от возмущения. Мать Сары, конечно же, не сказала бы ничего подобного, а поджала бы губы и заявила, что у Сары всегда было злое сердце. Нужно обладать духовной щедростью Джейн, дабы заметить, что другие люди могут быть не сильны в дипломатии или оказаться безвольными или недоверчивыми.
– Вы просите меня предать мои принципы.
– Нет, дорогая, я прошу вас не отступать от них.
– Почему я должна потворствовать тому, чтобы миссис Хендерсон называла Джоанну убийцей? Против дочери Матильды не больше доказательств, чем против меня, а если я извинюсь, то автоматически приму точку зрения миссис Хендерсон.
– Ерунда, – ответила Джейн твердо. – Вы всего лишь проявите вежливость по отношению к пожилой женщине. Ваши взаимоотношения с Джоанной – совершенно другое дело. Если вы не одобряете того, что говорят о ней в деревне, то должны продемонстрировать это публично, чтобы ни у кого не осталось сомнений по поводу ваших симпатий. Но, – глаза женщины смягчились, когда она посмотрела на Сару, – не вымещайте свое раздражение на бедняжке Долли Хендерсон. Нельзя ожидать от нее таких же взглядов, как у вас. Ей всегда претило наше либеральное образование.
– Я извинюсь.
– Спасибо.
Неожиданно Сара наклонилась и поцеловала пожилую женщину в щеку.
Джейн выглядела удивленной.
– А это еще за что?
– Не знаю, – ответила Сара. – За то, что попытались заменить мою мать. Иногда мне кажется, что такие замены даже лучше, чем реальные родители. Между прочим, Матильде тоже это удавалось. Она не всегда была поражена "сплином вечного недовольства". Она могла быть такой же милой, как и вы, когда хотела.
– Поэтому вы присматриваете за Рут? Что-то вроде услуги за услугу?
– Вы не одобряете? Джейн вздохнула:
– Дело не в том, одобряю я или нет. Просто я думаю, что в сложившихся обстоятельствах это несколько провокационно с вашей стороны. Какими бы ни были ваши причины, в деревне случившемуся дали наихудшее объяснение. Вы, наверное, не знаете, но сейчас судачат о том, что Джоанну вот-вот арестуют за убийство матери, потому-то Рут и убежала к вам.
– Я и не думала, что зайдет так далеко. – Сара нахмурилась. – Господи, и откуда они набираются такой дряни?
– Складывают два и два, а получают двадцать.
– Самое ужасное, – произнесла Сара медленно, – что я ничего не могу с этим поделать.
– Дорогая моя, нужно всего лишь объяснить, почему Рут живет у вас, – подсказала Джейн. – Тогда всем домыслам и будет положен конец.
Сара вздохнула:
– Объяснять должна Рут, а сейчас она не в состоянии этого сделать.
– Тогда придумайте что-нибудь, – твердо заявила Джейн. – Расскажите вашу версию миссис Хендерсон, когда пойдете к ней сегодня, и уже назавтра это будет знать вся деревня. Клин клином вышибают, Сара. Иначе – никак.
Миссис Хендерсон была очень тронута извинением доктора Блейкни за ее плохое настроение в приемной и согласилась, что после бессонной ночи у постели семнадцатилетней девушки, страдающей от воспаления гланд, вполне объяснимо раздражение, которое проявилось во время приема пациентов. Правда, миссис Хендерсон не совсем поняла, почему Рут нужно было оставаться с доктором Блейкни и ее мужем при данных обстоятельствах. Разве с матерью ей было бы не лучше? Конечно, лучше, не задумываясь, кивнула Сара, да и сама Рут предпочла бы остаться дома. Но, как, должно быть, известно миссис Хендерсон, воспаление гланд – чрезвычайно болезненная и подрывающая силы вирусная инфекция, кроме того, велик риск повторного воспаления, если за пациентом не установить должного ухода. Да еще у Рут экзамены на носу. В общем, приняв все это во внимание, Джоанна попросила Сару поселить Рут у себя и поставить ее на ноги как можно быстрее. При подобных обстоятельствах и учитывая завещание миссис Гиллеспи (Сара слегка смутилась), врач вряд ли может отказать в одолжении, не так ли?
– Вот именно. Тем более что вам достанутся все деньги, – последовал обдуманный ответ миссис Хендерсон, хотя в ее слезящихся глазах еще оставалось недоумение. – Значит, Рут вернется в Саутклифф, как только ей станет лучше?
– Куда же еще? – ответила Сара не краснея. – Как я сказала, ей предстоят выпускные экзамены.
– Подумать только! Столько вранья вокруг. Кто же тогда убил миссис Гиллеспи, если не вы и не ее дочка?
– Это одному Богу известно, миссис Хендерсон.
– А если он знает, так почему же держит информацию при себе? Столько волнений из-за этого!
– Возможно, она сама себя убила.
– Нет, – убежденно ответила пожилая женщина. – Никогда не поверю. Не скажу, что я любила миссис Гиллеспи, но трусихой она не была.
Сара знала, что Джоанна в "Кедровом доме", хотя на звонки доктора Блейкни в дверь отзывалась только упрямая тишина. Сара успела заметить застывшее бледное лицо в глубине столовой и молниеносную вспышку узнавания до того, как Джоанна исчезла в холле. То, что ее заметили и все равно отказались впустить, разозлило Сару не на шутку. Она пришла поговорить о Рут, а не о завещании Матильды и не об интригах Джека. Сара могла бы понять нежелание Джоанны открывать дверь полиции. Однако почему не поговорить с человеком, который приютил ее собственную дочь? Сара уныло поплелась по тропинке, огибающей дом. Какая женщина, удивлялась она, поставит свою личную неприязнь превыше благополучия дочери?
Мысленно Сара воспроизвела образ, над которым трудился Джек. Он поместил Джоанну внутри зеркальной призмы, как бы расколов личность преломленным светом. Получилось потрясающее изображение сбитого с толку человека, где одинокая сущность отражалась и множилась в огромном количестве зеркал, которые шли по краю картины. Сара спросила, что это значит.
– Джоанна, какой она хочет казаться. Красивая, обожаемая, перед которой преклоняются.
Сара показала на образы в призме:
– А вот это?
– Ее сущность, которую она подавляет при помощи наркотиков, – ответил Джек. – Безобразная, нелюбимая женщина, отвергнутая матерью, мужем и дочкой. Все в ее жизни – иллюзия, отсюда и зеркало.
– Грустно.
– Ох, не вздумай со мной сентиментальничать, Сара, да и с ней тоже. Джоанна – самая зацикленная на себе женщина из всех, кого я знаю. Наверное, таковы большинство наркоманов. Она говорит, что Рут отталкивает ее. Вздор. Наоборот, Джоанна отдалилась от дочери, потому что Рут плакала каждый раз, когда она брала ее на руки. Это был замкнутый круг. Чем больше малышка плакала, тем меньше Джоанна любила ее. Еще она утверждает, что Стивен отверг ее, так как ему претила беременность, и тут же признается, что с отвращением смотрела, как он возится с дочкой. Думаю, она первая отвергла мужа.
– Но почему? Должна же быть какая-то причина.
– Подозреваю, тут все просто. Единственный человек, кого Джоанна способна любить, – это она сама, а так как округлившийся живот сделал ее менее привлекательной в собственных глазах, то она и обиделась на двух повинных в том людей. То есть на мужа и на ребенка. Готов биться об заклад, что именно ей претила беременность.
– Так просто ничего не бывает, Джек. Наверняка все гораздо серьезнее. Недолеченная послеродовая депрессия. Глубокое расстройство личности на основе нарциссизма. Даже шизофрения. Может, Матильда была права, и Джоанна на самом деле психически неуравновешенная.
– Может, и так. Только в этом случае винить нужно саму Матильду. Подозреваю, она подыгрывала спектаклям Джоанны. – Он показал на картину. – Когда я сказал, что все в ее жизни иллюзия, я имел в виду фальшь и обман. Это фантазия, в которую она хочет, чтобы ты поверила. Однако я на девяносто девять процентов уверен, что Джоанна сама в нее не верит. – Джек ткнул пальцем в центральный треугольник призмы, в котором пока ничего не было. – Вот где будет реальная Джоанна, в единственном зеркале, которое не в состоянии отразить ее стилизованный образ самой себя.
"Умно, – подумала Сара. – Но правда ли это?"
– А какова реальная Джоанна? Джек посмотрел на портрет.
– Предполагаю, чрезвычайно жестокая, – медленно произнес он, – очень жестокая, особенно когда хочет добиться своего.
Дверь кухни была закрыта, но ключ, который Матильда прятала под третьим цветочным горшком справа, лежал на месте. Сара с триумфальным возгласом схватила его и вставила в замок. Только когда она открыла дверь и вынула ключ, чтобы положить его на кухонный стол, то задумалась: а сказал ли кто-нибудь полиции, что доступ в "Кедровый дом" очень прост, если знать о существовании ключа под цветочным горшком? Сама она точно никому не говорила; Сара совсем забыла о ключе, пока необходимость его использовать не пробудила память. До этого она брала ключ только однажды, несколько месяцев назад, когда артрит Матильды настолько обострился, что она не могла подняться с кресла, чтобы открыть дверь.
Сара осторожно положила ключ на стол и посмотрела на него. Интуиция подсказывала, что именно убийца последним использовал ключ, и не нужно быть Эйнштейном, чтобы догадаться: если на ключе и оставались отпечатки пальцев, она их только что уничтожила.
– Боже мой! – произнесла она с чувством.
– Как вы смеете входить в мой дом без спроса! – проговорила Джоанна требовательным тоном из коридора.
Но встретивший ее взгляд Сары был настолько свирепым, что Джоанна отступила на шаг назад.
– Может, хватит строить из себя гранд даму? – резко бросила Сара. – Мы тут по уши в дерьме, а вы только и делаете, что настаиваете на своем жалком достоинстве.
– Перестаньте нецензурно выражаться. Я не переношу грубиянов. Вы еще похлеще Рут, а у нее рот как помойка. Вы не леди. Не понимаю, как моя мать общалась с вами.
Сара глубоко вздохнула.
– В каком веке вы живете, Джоанна? И кто, по-вашему, леди? Некто вроде вас, тот, кто за всю жизнь палец о палец не ударил, но считает, что вправе давать оценку другим только потому, что не позволяет себе ругаться? – Она покачала головой. – По-моему, нет. Величайшая леди из всех, кого я знаю, – семидесятилетняя кокни, работающая с бродягами в Лондоне и ругающаяся как сапожник. Откройте глаза. Вклад, который вы приносите в общество, – вот что вызывает уважение, а не упрямая приверженность давно устаревшим принципам женской непорочности. Эти принципы умерли в тот день, когда женщины обнаружили, что они вовсе не приговорены к бесконечной беременности и воспитанию детей.
Губы Джоанны превратились в две тонкие ниточки.
– Как вы вошли?
Сара кивнула в сторону стола:
– Я воспользовалась ключом, который лежал под цветочным горшком.
Джоанна нахмурилась:
– Каким еще ключом?
– Вот этим, и вам лучше до него не дотрагиваться. Уверена, что убийца вашей матери, кто бы он ни был, тоже знал о ключе. Я могу воспользоваться телефоном? Нужно позвонить в полицию. – Она прошла мимо Джоанны в холл. – Кроме того, мне надо позвонить Джеку и предупредить, что я задержусь. Вы не против? Все равно за телефон будут платить из наследства вашей матери.
Джоанна последовала за доктором.
– Конечно же, я против. Вы не имеете права врываться сюда. Это мой дом, и я не хочу вас здесь видеть.
– Отнюдь, – бросила Сара, снимая трубку телефона. – По завещанию вашей матери "Кедровый дом" принадлежит мне. – Она полистала записную книжку в поисках телефона Купера. – И вы находитесь здесь только потому, что я не стала выселять вас. – Сара поднесла трубку к уху и набрала номер полиции Лирмута, наблюдая за Джоанной. – Однако я начинаю склоняться к обратному. Если честно, не вижу причин оказывать вам больше сочувствия, чем вы оказываете собственной дочери... Сержанта Купера, пожалуйста. Передайте, что звонит доктор Блейкни по срочному делу. Я в "Кедровом доме", в Фонтвилле. Да, подожду. – Она прикрыла рукой телефонную трубку. – Я хочу, чтобы вы пошли ко мне домой и поговорили с дочерью. Джек и я делаем все возможное, но мы не можем заменить вас. Рут нужна мать.
Уголок рта Джоанны еле заметно подрагивал от тика.
– Меня возмущает вмешательство в дела, которые вас не касаются. Рут вполне способна сама о себе позаботиться.
– Господи, вы и правда не в своем уме, – проговорила Сара с удивлением. – Неужели вам так глубоко наплевать?
– Вы нарочно, доктор Блейкни?
– Если речь о моих выражениях, то да, вы совершенно правы. Я хочу, чтобы вы были шокированы моим поведением не меньше, чем я вашим. Где твое чувство ответственности, ты, грязная сучка? Рут ведь не из воздуха появилась. Ты и твой муж неплохо провели время, пока ее делали, не забывай. – Внезапно она переключила внимание на телефон. – Здравствуйте, сержант, да, я в "Кедровом доме". Да, она тоже здесь. Нет, никаких проблем, просто, думаю, я догадалась, как убийца Матильды попал в дом. Вам кто-нибудь говорил, что она хранила ключ от кухонной двери под цветочным горшком возле заднего входа? Знаю, да только я совершенно забыла об этом. Нет, ключ уже не там, а на кухонном столе. Я воспользовалась им, чтобы войти. – Сара отодвинула трубку от уха. – Я сделала это не нарочно, – произнесла она ледяным тоном через минуту. – Вам бы следовало искать получше с самого начала, тогда бы этого не произошло. – Она с треском опустила трубку на телефон. – Мы должны оставаться здесь до прихода полиции.
Джоанна окончательно потеряла самообладание.
– Убирайтесь из моего дома! Никто не смеет говорить со мной таким тоном в моем доме! – Она взбежала вверх по лестнице. – Вам это так не пройдет. Я пожалуюсь в медицинский совет. Не отмоетесь. Я сообщу, что вы убили мистера Стургиса и мою мать.
Сара последовала за ней и увидела, как Джоанна забежала в ванную, захлопнув дверь. Тогда Сара села на пол возле двери, скрестив ноги.
– Приступы и конвульсии, возможно, срабатывали с Матильдой, но меня ими не испугаешь. Черт побери! – вдруг закричала она, приложив рот к дубовой двери. – Ты сорокалетняя женщина, глупая корова, пора вести себя соответственно возрасту.
– Не смей говорить со мной таким образом!
– Ты меня достала. Я презираю тех, кто может хоть как-то соображать только под дозой.
Джек рассказал Саре о том, что, возможно, Джоанна сидит на транквилизаторах. Ответа не последовало.