– Мой папочка любит прибедняться: ему, мол, в жизни ничего не надо, – подхватывает Ванда, кривя губки. – Ему и так хорошо. А сам, наверно, клянет себя, что в свое время не использовал возможности… У него еще с войны оставались хорошие связи… Захотел бы – мог устроиться. Но не сумел вовремя подсуетиться, напомнить о себе, о своих заслугах. Ждал, пока о нем вспомнят. Да вот не дождался. В жизни все надо самому добывать. – Но вдруг меняет тему. – Как вам у нас нравится?
– Красивый город. Быстро строится. Много дач. Юзеф Круляк согласно кивает головой:
– И то правда. И город строится, и люди отстраиваются. Теперь пошла такая мода на дачи. Один другого старается перещеголять, показать, как ему в жизни повезло и на что он способен. И все "везучие" в одну кучу сбиваются. Правда, и мы тоже друг дружки держимся. Хотя дети вот наши больше тянутся к тем, к "везучим", те им больше нравятся… Может, оно и верно…
– Конечно, – прерывает его дочь. – Каждому хочется в жизни получше устроиться. Ты вот возишь директора Голомбека. А все говорят, что он стал директором только благодаря своим связям. Сумел их найти, сумел использовать. Теперь и жену устроил директором торга. Чего лучше? Золотое дно! И полезных людей прикормить можно: одному ветчину, другому балычок. На любой вкус. Кто повлиятельнее – тому марочный коньячок, лимончики… Ну, а в ответ на такую любезность тоже, конечно, любезность. И сына после института сразу приняли на работу в воеводское управление. По субботам и воскресеньям он прикатывает сюда на собственной машине. Машину отец тоже устроил вне очереди. По знакомству. И сам машиной обзавелся. Теперь у них есть все: дача, два автомобиля. – В голосе у нее нотки зависти.
– Да, дача у них роскошная, – поддакивает ей Корч. – Я как-то прогуливался в районе этих дач.
Хотя у Голомбека она, кажется, еще не достроена. Там еще работают.
– Отделочные работы, – включается в разговор Круляк. – На первом этаже. Осталось положить паркет – и вселяйся. Первый этаж у них называется подвалом, на самом деле там прекрасные комнаты, и только пол на несколько сантиметров ниже уровня земли. Эти сантиметры и дают право не засчитывать этаж в общую жилую площадь. Теперь все стали так делать, чтобы не превышать установленный по норме метраж. А летом и эти так называемые подвалы, и весь второй этаж сдаются дачникам: местность красивая, лес, озеро…
– Вы были на нашем озере? – интересуется хозяйка.
– Да нет. Все как-то недосуг…
– Обязательно побывайте в воскресенье на пристани. Там у нас кафе, лодки. Можно съездить и на рыбалку.
– Рыбалку я люблю. Вы бы взяли меня как-нибудь в воскресенье с собой, – обращается Анджей к хозяину.
– Отчего же, охотно. Я знаю одно такое местечко, – начинает тот, но дочь его перебивает:
– И я бы тоже с вами поехала…
Круляк заговорщицки смотрит на Корча, прищуривает глаз:
– Ну ясно – новый молодой человек появился. Иначе попробуй разбуди тебя в четыре утра, как же, – обращается он к дочери. – Вы знаете, пан поручик, в воскресенье ее до обеда из кровати не вытащишь. Хотя, конечно, если на свидание, тогда другое дело. Ты мне только всю рыбу распугаешь, – улыбается он дочери. – Лучше уж сходи как-нибудь с нашим квартирантом в кафе, а на рыбалке мы и без тебя обойдемся.
Ванда кокетливо смотрит на Корча.
– Ну, это еще лучше. А потом можно сходить на озеро.
Корч несколько смущен:
– Да, конечно, если удастся выбрать свободную минуту. Приходится много работать, – отделывается он неопределенным обещанием.
– Было бы желание, а время найдется. Мой шеф тоже человек занятой, иногда работает до позднего вечера, но каждое воскресенье обязательно отдыхает. Жена у него умерла, детей нет. Правда, на нас, на местных, внимания он не обращает.
– А тебе-то что? Злишься, что на тебя внимания не обращает? Да он тебе в отцы годится, – хмурится Круляк.
– Ну и что? Зато выгодный муж. Хорошая должность, своя дача, модно одевается, умеет себя держать. Бука, правда, ни с кем не дружит… Конечно, молодой бы лучше, да кому я нужна? – Ванда бросает на Корча томный взгляд.
Анджей встает со стула:
– Большое вам спасибо за ужин и приятный вечер, но мне нужно еще поработать, – он прощается и уходит к себе.
– Не забывайте нас, – провожают его хозяева.
ГЛАВА VIII
Комнату, служащую для кладовщика кабинетом, не так легко отыскать. Она где-то на первом этаже, точнее – в громадном подвале. Корч блуждает по загроможденным материалами закоулкам. Путь ему то и дело преграждают то целая баррикада из оконных рам, то штабель аккуратно сложенных дверей. В одном из коридоров стоят ящики. Сквозь оторванные сбоку доски видно содержимое – плитки ПХВ.
Наконец какая-то свежевыкрашенная белой краской дверь. Свисающая на бечевке снятая пломба, будто указательный знак. "Это, видимо, здесь", – решает Корч и не ошибается.
Небольшая загроможденная ящиками и тюками каморка. У окна, едва пропускающего свет, заваленный бумагами стол. За ним спиной к двери сидит широкоплечий человек. Заслышав скрип двери, он, не поворачивая головы, раздраженно бросает:
– Опять ты неточно обсчитал последнюю партию паркета. Опять ошибка…
Корч останавливается за его спиной, смотрит через плечо. Разложенные на столе накладные датированы двадцать пятым июля. 36
– Кто же это напортачил? – спрашивает он громко. – Здравствуйте, пан Антос.
На звук незнакомого голоса человек резко оборачивается. На пухлой круглой физиономии недоумение.
– А вы кто? – спрашивает он раздраженно. -
Посторонним вход на склад запрещен.
Корч будто не слышит, садится на какой-то ящик и не торопясь достает удостоверение.
– Вы меня не узнаете? Я из городского отдела милиции, – вносит он ясность, – мне нужно с вами поговорить.
Кладовщик как ошпаренный вскакивает со стула.
– Простите. Простите великодушно, пан поручик, не узнал вас сразу. Голова идет кругом, – тон заискивающий. – Садитесь сюда, здесь вам будет удобнее, – придвигает он стул.
– Ничего, спасибо. Мне и здесь хорошо. Тесновато тут у вас.
Кладовщик огорченно разводит руками:
– Что поделаешь? Не нашлось для меня лучшего помещения. Погорельцам не приходится выбирать. Вы опять по делу о пожаре?
– Да. К сожалению, сразу всего не выяснишь. Возможно, мне не раз еще придется вас беспокоить, а пока я хотел бы установить ассортимент стройматериалов, поступивших к вам во втором квартале, и как они были распределены.
Антос театральным жестом вздымает вверх руки.
– Я же говорю, голова у меня идет кругом. Сначала пожар, теперь вот такие условия работы! Разве мне сейчас все вспомнить! За это время столько прошло товара! Оба склада были забиты снизу доверху.
– А кое-кто утверждает, что склады перед пожаром были полупустыми…
Антос хмуро сводит брови.
– И чего только люди не придумают, – пожимает он плечами. – Готовы утопить человека в ложке воды. Один от зависти, другие – из мести. Я тут кое-кого поймал с поличным… Вывел на чистую воду… Ясно – затаили злобу. Вот хотя бы тот же Дузь, директорский любимчик!
– Дузь! – в голосе Корча притворное удивление. – Кто такой?
– Да есть тут один. Украл со склада мешок цемента. Ума не приложу, как это ему удалось. Хотя за всеми, конечно, не уследишь, а тут вечно полно народу толчется. Мой помощник тогда болел, я был один, вот этот Дузь и воспользовался моментом. Цемент отвез директору магазина строительных материалов Борковскому и хотел ему продать. Но Борковский человек кристальной чистоты, махинациями заниматься не станет. Он Дузя задержал и сообщил мне. Я пришел, увидел – точно: цемент с нашего склада. Тогда мы с Борковским сразу же подали заявление в милицию. Возбудили уголовное дело. Дузя судили, но директор Якубяк не уволил его с работы. Взял да и перевел на другой объект. Пустил козла в огород. Вот вам и порядки, вот и борьба за сохранность государственной собственности!
– А у вас какие отношения с директором?
Антос опускает глаза.
– Я вам кое-что скажу, но только между нами. Якубяк хотел выжить меня, но у него из этого ничего не вышло. За плечами у меня многолетняя безупречная служба – честные люди в обиду не дали, защитили.
– Пришлось даже защищать?
– Пришлось. После ухода прежнего директора Якубяк сразу стал ко мне придираться. То я вроде бы выдал без накладной какие-то материалы, то, мол, на складе не ведутся книги текущего учета, то не обеспечивается противопожарная безопасность. Оно все вроде бы и верно. Случалось, выдавал я и материалы без накладной, но всегда только по распоряжению бывшего директора. А вы думаете, при новом что-нибудь изменилось? Якубяк строил себе дачу и тоже давал указания отпускать со склада материалы. Без всякого оформления. По устному распоряжению. Я подумал, как бы это опять не обернулось против меня, и даже ходил к начальнику милиции…
– А какие недостатки отмечались у вас в текущем учете материальных ценностей?
Антос бьет себя пухлой рукой в грудь:
– Как бога кохам, не было никаких недостатков! Один только раз поступление материалов не успели вовремя записать. Можете проверить по акту ревизии. Я зашивался тогда с работой и не успел: то завоз, то сразу отпускай на стройки, а у человека, известно, одна голова… помощник мой вообще спит на ходу…
– Однако вы тоже, кажется, построили себе дом… – фраза звучит как утверждение.
Антос не смущается.
– Построил небольшой домишко, – подтверждает он. – На деньги, доставшиеся по наследству. От дяди. Это легко проверить. Строительные материалы покупал за наличный расчет в магазине. Все документы у меня в порядке.
– Директор Якубяк тоже построился в вашем поселке?
– Не-е-т. Он поставил дом на другом берегу озера, у леса. Подальше от людей. Не хотел, наверно, чтобы другие видели. Я-то, к примеру, чужих глаз не боюсь…
– Скажите, – меняет тему Корч, – почему на складе у вас не было противопожарных средств?
Лицо у кладовщика светлеет, словно озаренное вдруг лучами солнца.
– Это не моя вина, пан поручик. Не моя. Старая, изношенная электропроводка. То и дело короткие замыкания. Сколько я с ней намучился! Просил поменять, предупреждал, писал докладные одну за другой. Все они так и остались у директора. Не только проводку не поменяли, но даже огнетушителей не купили. Вроде бы в целях экономии. А из-за этой экономии миллионы вылетели в трубу! Сколько товара сгорело!
– Кстати, на какую сумму было завезено материалов в последний раз? Я имею в виду в день пожара.
– Не помню. Как бога кохам, не помню! У меня голова идет кругом от всех этих забот! А цифры вы можете получить у нашего главбуха Янохи.
– А какие у вас взаимоотношения с бухгалтером?
Вопрос вызывает неожиданный результат: Антос бледнеет.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Войдя к вам в комнату, я слышал, как вы упомянули о какой-то ошибке в счетах. Вероятно, вы приняли меня за бухгалтера?
– Ну и что? Каждый может ошибиться. Это не человек, а золото. Зато его сотрудницы, это молодые девчонки, вертихвостки… У них только гулянки в голове!
– Яноха давно работает в управлении?
– Двадцать лет. Его привез с собой бывший директор. Они земляки, из Жешува.
– Яноха тоже пришелся не ко двору новому директору?
– Тоже.
– Почему?
– Пан поручик, разве у нас кто-нибудь знает, почему приходится не ко двору? Стали говорить, будто он плохой работник, не имеет высшего образования и потому не соответствует должности. Интересно получается! Сколько лет соответствовал, его хвалили, награждали, а тут сразу на тебе: не соответствует! Институтов он, правда, не кончал и образования у него нет, зато практика! Это поважнее всякого образования. А все дело в том, что Якубяк хотел посадить на его место своего человека. Он сразу стал окружать себя своими людьми.
– Кого вы имеете в виду? Ведь не мог же он на место Янохи посадить Дузя?
– Не о Дузе речь, хотя и таких он жалует. Нет, он тащил молодых, с образованием. Вербовал себе сторонников. Сменил сразу двух начальников строек. Один-то пока еще держится. Сидит на ремонтных работах, а второй прошлый год потонул по пьяному делу.
– Их фамилии? – Корч слушает с интересом.
– Один – Роберт Лопальский, а второй – Ежи Врубль. Этот Лопальский сорвал все сроки строительства, и его пришлось-таки перевести потом на другую работу. А Врубль того хуже – напился пьяным, полез купаться и потонул. Так что из директорских выдвиженцев получился один конфуз. А вы бы посмотрели, как они оба фордыбачились. Все им не так: и стиль работы, и методы, и снабжение, а перво-наперво, конечно, мы, старые работники, пришлись им не по нутру. Что им наш опыт?! Сами, мол, с усами. Вот тебе и допрыгались!
– Ну, если человек утонул, хорошо ли говорить "допрыгались"? – замечает Корч. – Или вы думаете, в это дело кто-нибудь замешан?
Крохотные глазки Антоса вспыхивают.
– Да кому он нужен?! Наоборот, говорили, будто на стройке дела у него плохи: погорел. Ревизия вскрыла вроде бы крупную недостачу стройматериалов. Но тут он утонул, на том дело и кончилось…
Корч прощается. Антос долго еще сидит без движения: "Что он все-таки хотел у меня выведать?" – точит его беспокойная мысль.
Корч возвращается к себе в отдел.
"Интересно, как это удалось Борковскому при виде мешка с цементом, принесенного Дузем, сразу определить, что он украден именно со склада? С равным успехом мешок мог быть украден с любой стройки?"
"Борковский, Антос, – записывает он в блокнот, – выяснить, что их связывает".
ГЛАВА IX
Станислав Дузь – высокий, кряжистый рабочий – едва умещается с противоположной стороны стола, опирается на него всем телом и, явно не зная, куда девать руки, растерянно смотрит на следователя.
– Профессия?
Дузь разводит руками.
– Какая у меня профессия? Работаю разнорабочим на стройке в микрорайоне Заборувек.
– Судим? – Корч отрывает взгляд от исписанного листа.
Дузь сжимает зубы, морщина на лбу проступает резче.
– Да. – ответ звучит коротко и глухо.
– За что?
На губах Дузя появляется ироническая усмешка, в голосе тоже ирония:
– Будто сами не знаете, за что… Вор я. Пойман с поличным. Украл мешок цемента. Получил год условно.
Эта явная ирония Корча настораживает.
– Да, действительно, я что-то слышал об этом… – говорит он медленно.
– Теперь меня опять в чем-нибудь обвиняют?! – в голосе явный вызов. – Опять донос?
– Я хотел бы знать, где вы были пятнадцатого июля.
Дузь пожимает плечами.
– А кто ж его знает? Тут забудешь, что вчера делал, а две недели назад…
– Постарайтесь вспомнить, – многозначительно говорит Корч.
Дузь задумывается.
– Пятнадцатое, пятнадцатое… – повторяет он. – А… так это тот день, когда пожар был?
– Вот именно.
– Ага, я так и знал: кто-то опять хочет впутать меня в историю! На этот раз не выйдет. Пятнадцатого моя жена рожала в воеводском роддоме. С утра мне сообщили, я отпросился с работы и двухчасовым автобусом уехал. А потому как родился сын, пошел в город и с радости напился. Потом меня подобрала "раковая шейка". Всю ночь проспал в вытрезвиловке. Выпустили на следующий день в девять утра. Да еще деньги содрали. А когда я вернулся в Заборув, тут от склада только головешки дымились.
– Хорошо. Посидите тут. – Корч выходит.
– Проверь-ка, да побыстрее, содержался ли Станислав Дузь в воеводском вытрезвителе в ночь с 15 на 16 июля, – поручает он дежурному.
– Как вы были одеты, когда ездили к жене? – спрашивает Корч, возвращаясь.
Дузь снова задумывается.
– Вроде бы я ездил в светлом костюме. Точно После работы переоделся.
– А верхняя одежда: пальто, куртка?
– Нет, в плаще я был, – машинально отвечает Дузь. – А почему вы об этом спрашиваете?
– У вас есть куртка? – перебивает его Корч.
– Есть.
– На работе вы были в ней?
– В ней. Но потом стало жарко, я ее снял и оставил в раздевалке, на вешалке. А недавно забрал домой.
– Кто может входить в раздевалку?
Дузь пожимает плечами.
– Да все могут. После работы раздевалку запирают. У меня ничего не пропало, – он поворачивает голову к двери, в которой появляется дежурный.
Корч встает, подходит к милиционеру, берет у него записку и быстро пробегает ее глазами. Из текста следует, что пятнадцатого июля в восемнадцать часов Дузь был задержан воеводской милицией за нарушение общественного порядка в нетрезвом состоянии и ночь с пятнадцатого на шестнадцатое провел в медвытрезвителе. Освобожден был в девять часов утра шестнадцатого июля после взыскания с него установленной платы.
Корч прячет записку в стол и продолжает допрос.
– Вы сказали, что из куртки у вас ничего не пропало. А вы хорошо ее осмотрели?
– Да что ее смотреть, – недоумевает Дузь, – в карманах у меня ничего не было, нечего и проверять…
– Вы можете принести мне куртку и оставить ее на несколько дней?
– А почему нет? – Дузь старается не выдать своего удивления. – Вижу, все-таки хотят меня впутать… – бормочет он чуть слышно.
– Почему вы так думаете! Надо понимать, что в историю с хищением мешка цемента вас тоже впутали? Но вы же действительно взяли этот мешок? И сами признали это на суде.
– И взял, и не взял. Антос попросил меня выручить его и отнести этот мешок директору магазина стройматериалов. Обещал за это бутылку. Я согласился, жалко, что ли? Он выдал мне цемент, я погрузил его на тачку и отвез Борковскому. А тут как назло у него какие-то милиционеры. Я их увидел, хотел завернуть оглобли, да поздно – меня заметили. Стали спрашивать, что да как, откуда цемент, зачем я его сюда привез? Пришлось выкручиваться – не хотелось подводить Антоса и Борковского. А потом они же оба меня и продали. Антос написал, что я взял мешок без него, а Борковский показал, что я и раньше вроде бы предлагал ему ворованное, а он, мол, каждый раз отказывался. Им поверили. Еще бы! Борковский – двоюродный брат жены Голомбека, а кладовщик – родня председателю Янишевокому. А я – что? Если бы не наш директор Якубяк, мне бы тут вообще житья не стало. Только он и поддержал.
– Почему вы думаете, что против вас опять подали заявление? У вас есть враги?
Дузь мрачнеет. Молчит.
– Да тут такая история… – наконец выдавливает он из себя, низко опуская голову, – сунул я нос не в свое дело…
– В какое дело? Что вы имеете в виду?
Дузь пристально смотрит на Корча.
– А правду говорят, будто это вы спасли на пожаре Яську Врубля?
Корч откровенно озадачен!
– При чем тут это?
– Да я просто так спросил. В городе говорят…
– Что же в этом особенного? – Корч пожимает плечами. – Для того мы там и были. Но вы не ответили на мой вопрос: в какую историю вы впутались? – возвращается он к интересующей его теме.
– Вы человек здесь новый, чужой. Поживете побольше, сами поймете, что к чему… – Дузь говорит медленно и неохотно.
"Кажется, ничего больше я пока от него не добьюсь, – мысленно решает Корч. – Может быть, позже, если удастся завоевать его доверие?"