- В двадцать два пятьдесят в поезд сел и уехал отсюда не доктор Куно, а совсем другой человек. Как выяснилось, дежурный по станции ошибся. Порой случаются подобные недоразумения и расследование идет по ошибочному пути. - Киндаити принялся почесывать свою лохматую голову. - Однако если доктор Куно не уехал в тот вечер в двадцать два пятьдесят, то что получается? Это последний поезд, следующий отправляется только утром. А всю ночь на станции дежурит полиция. Так что теперь абсолютно точно установлено: никуда поездом он не уезжал. Тогда куда же скрылся доктор Куно?
Я непроизвольно нахмурился:
- Итак? Если он не уехал, то куда делся? Ведь уже десять дней его не видно…
- Я вот что думаю: не убежал ли он в горы? Ведь один преступник двадцать шесть лет назад именно так и поступил… И с тех пор пропал, никто о нем ничего не знает. Вот и в этот раз… - Тут Коскэ Киндаити, видимо, заметил, что я изменился в лице. - Что это с вами? Вы так побледнели! Прошу прощения. О тех событиях при вас не следовало вспоминать. Извините, оплошал…
Коскэ Киндаити ушел. Причем не похоже было, что он хоть сколько-нибудь расстроился. Я, как всегда, не понял, с какой целью он приходил.
Вечером Коумэ-сама и Котакэ-сама снова пригласили меня к себе на чай:
- Тацуя, тебе пришлось нелегко. Это благодаря твоим заботам Харуё наконец выздоровела. Так думаем не мы одни, так считают все в доме.
- Коумэ-сан абсолютно права. Без тебя мы и не знали бы, что делать. Но мы приносим тебе извинения, ты же тут барин, а не прислуга…
Старушки близнецы со сморщенными, как у мартышек, личиками и сложенными в бантики губками долго, перебивая друг друга, лопотали что-то. Мне оставалось только бесконечно склоняться в поклонах.
- Хо-хо-хо… Почему ты так напряжен? - смеялась Коумэ-сама. - Расслабься! А то, когда ты напрягаешься, напрягаюсь и я. Слушай, сегодня вечером мы хотим поблагодарить тебя. Котакэ-сама приготовит тебе чай.
Упоминание о чае вызвало у меня внутренний протест. Я внимательно посмотрел на обеих старух. Кроме глупости их лица ничего не выражали.
- Хо-хо-хо… Не хочется сидеть со старыми бабками? Только обуза? Но мы от всей души, от всего сердца… Не откажи нам, старухам…
Котакэ, будто вспомнив что-то, прошамкала:
- Кстати, Тацуя, а как ты думаешь, почему вдруг Харуё заболела так сильно?
- Вы спрашиваете, отчего она заболела?
- Да, скажи свое мнение! - Коумэ-сама придвинулась ко мне.
- Правда, она от рождения не отличалась крепким здоровьем. Всегда грустная, задумчивая, много лет уже толком спать не может… Но так сильно она никогда не болела, никогда у нее не было такой высокой температуры.
- Вот-вот… По словам доктора Араи, ее, возможно, что-то сильно встревожило, а может быть, даже потрясло. Я просто теряюсь в догадках. А ты, Тацуя? Как ты думаешь, могло что-нибудь такое произойти в последние дни?
- И у меня, собственно говоря, особых предположений нет… Хотя… Мне кажется, смерть брата Куя и хлопоты, связанные с ней, очень утомили ее и, по-видимому, стали причиной ее болезни.
- Да, все это, конечно, так, но, похоже, было еще что-то. Как ты считаешь, Котакэ-сан?
- Ты права, и вот что: странные вещи она говорила в бреду. Что-то о пещере, о доспехах каких-то, кричала: "Отец!" Тацуя, что ты думаешь об этом? - Котакэ-сама, готовившая чай, остановилась и очень пристально посмотрела на меня.
Коумэ-сама вглядывалась в меня не менее внимательно. Мне стало не по себе, даже в жар бросило.
Стало быть, Коумэ-сама и Котакэ-сама пригласили меня на чай, чтобы выпытать побольше информации о бредившей Харуё. Значит, они обе слышали ее бред, а смысл слышанного им, безусловно, ясен, вот они и разволновались. Сейчас же их интересовало, насколько много нам стало известно.
Я, ничего более не сказав, собирался уже было откланяться, и в этот момент раздался беззаботный хохоток Коумэ-сама:
- Н-да… Ну откуда Тацуя знает, что говорила в бреду Харуё? Я права, Тацуя? Эй, Котакэ-сан, налей мальчику чаю.
- Да-да, сейчас. Пожалуйста, Тацуя, пей. Не обещаю, что он из лучших сортов…
Я молча переводил взгляд с одной старухи на другую. Лица, я бы сказал, придурковатые. Сейчас же они глаз не отрывали от чашки с чаем в моих руках. В душу снова проник необъяснимый страх.
Я вспомнил рассказ Харуё. Может быть, тогда, двадцать шесть лет назад, эти бабушки с бессмысленными глазами таким же образом опаивали своим зельем отца, в конце концов доведя его до гибели? Во мне крепло ощущение, что передо мной не согбенные годами старушки, а злые духи.
- Ну что же ты, Тацуя? Котакэ-сан так старалась. Пей, пока совсем не остыл.
Я снова был, что называется, загнан в угол. Дрожащими руками взял чашку с чаем и поднес ее к губам, стараясь, чтобы не слышно было, как зубы стучат о край чашки, зажмурился и, в душе молясь богам, одним глотком выпил содержимое. Как и в прошлый раз, чай будто обжег мне язык…
- Вот и молодец, выпил! Еще раз спасибо тебе за труды, Тацуя. Теперь возвращайся в свою комнату и ложись отдыхать.
Бабушки, переглянувшись, заулыбались, что-то прошамкали мне на прощание, но я их уже не слышал. Нетвердо держась на ногах, я вышел из их комнаты.
Чудовище в пещере
После второго чаепития у бабушек я уже не испытывал такого страха. В этот раз цели и Коумэ-сама, и Котакэ-сама были мне достаточно ясны.
Их, несомненно, тревожило то, что говорила в бреду сестра Харуё.
Несмотря на солидный возраст, бабушкам нельзя было отказать в хитрости и ловкости. Поняв, что Харуё была в молельне, они сегодня ночью обязательно спустятся туда, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Я мог стать им помехой, если бы не заснул вовремя. Я не сомневался, что они напоили меня чаем со снотворным.
Что ж, пойду навстречу их желаниям и буду спать. Тем более что треволнения последних дней действительно измотали меня. Организм настойчиво требовал сна. Так что, пожалуйста, Коумэ-сама и Котакэ-сама, осматривайте потайной ход, молельню и прочее, сколько душе угодно.
Я пошел к себе, выключил свет и плюхнулся в приготовленную Осимой постель. Но видно, если на душе тревога, никакие снотворные не помогут. Я вроде бы ничего и не ждал - а вот поди ж ты! - лежал и думал: "Вот сейчас, вот сейчас появятся бабушки". Ни намека на сон!
Более часа я ворочался в постели и все-таки дождался. Со стороны длинного коридора послышались осторожные шаги, потом в комнату прокрались Коумэ и Котакэ с подсвечниками в руках. Я, конечно, сделал вид, будто крепко сплю.
Бабушки поднесли горящую свечу к моему лицу.
- Спит Тацуя. Крепко спит. Не о чем беспокоиться, Котакэ-сан.
- И в самом деле. Когда я уговаривала его выпить чаю, у него было такое лицо… Я даже испугалась, что он что-то заподозрил… Так, кажется, для него достаточно дозы, которую мы ему всыпали.
- Да, вполне. Вряд ли он проснется до нашего возвращения.
- Ну что, Коумэ-сан, самое время идти.
- Да-да.
Коумэ и Котакэ выскользнули из моей комнаты, на оконном стекле мелькнули их отражения, и прошли в кладовую. Вскоре послышался стук открывающегося и закрывающегося сундука, после чего все затихло.
Я, продолжая лежать, глубоко вздохнул, Как мне поступить? Так и ждать в постели возвращения старушек? А может быть, лучше последовать за ними? По некотором размышлении я решил, что лучше ждать их тут. Ведь и так понятно, куда они пошли и я там практически все знаю. И зачем пошли, знаю: удостовериться, что с их "Буддой" ничего не случилось. Нет смысла идти за ними.
Итак, я остался в постели дожидаться возвращения Коумэ и Котакэ. Но впоследствии пожалел, что не пошел вслед за бабками, потому что моя лень обернулась немалой бедой. Пойди я с ними, беды могло и не случиться.
Но… Чего толочь воду в ступе? Кто мог предположить, что бабушек подстерегала беда? Что случилось, то случилось, - на все воля богов, и я верил, что они простят мою леность.
Постепенно тревога рассеялась, снотворное начало действовать, я задремал, а вскоре сон совсем сморил меня. Поэтому мне трудно было судить, сколько времени прошло с момента, когда старухи спустились в подземный ход.
Неожиданно я услышал крик одной из старух и почувствовал, как она трясет меня, пытаясь разбудить. Я и на сей раз не понял, была ли то Коумэ или Котакэ. Встревоженный вид старухи окончательно прогнал сон.
- Бабушка, что-нибудь случилось? - Я резко привстал на постели, глядя на искаженное ужасом лицо бабки.
Забыл сказать, что, войдя в комнату, она, видимо, включила свет, потому что, когда я раскрыл глаза, было светло.
Старушка с обезьяньей мордочкой пыталась что-то сказать, но язык не повиновался ей, она не могла выдавить из себя ни слова. Я обратил внимание на то, что к одежде прилипли куски грязи, а местами висят вырванные клоки.
Неспроста все это… Я почувствовал свинцовую тяжесть внизу живота.
- Бабушка! Бабушка! Что же все-таки случилось? А вторая бабушка где? Что с ней?
- О-о… о-о… Коумэ-сама… Коумэ-сама…
- Так что же? Что с ней?
- Кто-то… утащил… ее… Ой, Тацуя! Тацуя! Божество ожило… Как это страшно! Божество ожило и задвигалось. Тацуя, дорогой! Пойдем скорее!.. Спаси Коумэ-сан! А не то ее утащат куда-нибудь и, возможно, убьют. Иди скорее! Поторопись!! Спаси Коумэ-сама! - И старуха зарыдала как ребенок.
Я сжал ее плечо:
- Бабушка! Бабушка! Бабушка Котакэ! Расскажите толком, что происходит? Я почти ничего не понял из вашего рассказа. Успокойтесь и расскажите все по порядку!
Но куда там! Она зарыдала еще громче. Я не знал, как к ней подступиться, как успокоить ее. Глубокие старухи в подобном состоянии хуже малых детей. Я в растерянности смотрел на рыдающую Котакэ. Неожиданно рыдания прекратились, и она заговорила, но так быстро и невнятно, что я с трудом понимал ее. В конце концов мне все же удалось составить представление о случившемся.
Бабушки-близняшки, пройдя потайным ходом, вышли к месту, которое называется "Обезьянье кресло", и собрались осматривать труп. Вот тогда-то и произошло нечто страшное. "Самурай в доспехах" неожиданно начал двигаться, более того, направился в их сторону.
Конечно, я понимал, что труп ожить не может и все, что говорит Котакэ, - плод воспаленного воображения. Скорее всего, кто-то проник в пещеру, оказался в районе "Обезьяньего кресла", потом появление старух заставило его спрятаться позади "самурая в доспехах". А при тусклом свете свечи его движения старушки приняли за движения самого "Будды".
Пока ничего сверхъестественного в этом не было. Я по собственному опыту знал, что иногда в подземелье заходят люди. Но то, что кто-то вместе с покойником двинулся навстречу бабкам, конечно, более чем странно. А уж то, что этот человек силой поволок куда-то Коумэ, вообще никакому логичному объяснению не поддается.
Я стал спешно собираться.
- Бабушка! Все именно так и было? Действительно кто-то уволок Коумэ-сама?
- Конечно! Кто станет лгать в такой момент? У меня и сейчас в ушах крик бедной Коумэ: "Помогите!" Тацуя! Вопрос жизни и смерти! Скорее иди спасать Коумэ!
- Бабушка! А как примерно выглядел этот человек?
- Откуда мне знать это? Как только Будда приподнялся и хлопнул в ладоши, мы от страха уронили свечи, и стало совсем темно.
Котакэ-сама снова стала вопить, будто дитя малое, совершенно не сдерживаясь. На шум прибежала Харуё. С первого взгляда поняв, что произошло нечто из ряда вон выходящее, она побледнела:
- Ой, бабуля, Тацуя-сан! Что случилось?
- О-о, Харуё, о-о, милая девочка!..
Взглянув на Харуё, Котакэ-сама разрыдалась с новой силой.
Я вкратце ввел сестру в курс дела. И добавил:
- Так что, Харуё-сан, схожу к этому "Обезьяньему креслу". Одолжи, пожалуйста, бумажный фонарь, если найдется.
- Тацуя-сан, и я с тобой.
- Нет, сестра, оставайся тут. Ты еще не совсем выздоровела, надо беречь себя.
- Но ведь…
- Нет-нет, никуда ты не пойдешь. Разве можно оставить Котакэ-сама в таком состоянии? Позаботься о ней, пожалуйста. И неси скорее фонарь.
Без лишних слов Харуё пошла к себе и вскоре вернулась с зажженным фонарем.
- Тацуя-сан, не страшно одному?
- Не волнуйся. Постараюсь быстро вернуться.
Оставив перепуганных Харуё и Котакэ, я взял фонарь, пошел в кладовую к сундуку, открыл его и привычными движениями спустился в темноту.
Подземный ход уже стал для меня, так сказать, своим, заблудиться в нем я не мог. Я пролез под хорошо знакомую арку в скале, добрался до развилки и взял влево, направляясь к "Обезьяньему креслу".
Вот это место, совсем близко. Но стоп! Там кто-то есть! Я остановился и спрятал фонарь за спиной. Со стороны "Обезьяньего кресла" исходил тусклый свет.
Пот катился у меня со лба, горло пересохло, язык, казалось, прилип к нёбу.
На тот случай, если понадобится зажечь фонарь, я приготовил спички, а пока поспешно погасил его.
К счастью, находившийся в тоннеле человек, кажется, ничего не заметил. Тусклый свет по-прежнему мигал, освещая поворот. Стараясь ступать бесшумно, я ощупью двигался в сторону поворота и прошмыгнул чуть дальше его.
Стоит повернуть за угол, и откроется вид на площадку с "Обезьяньим креслом"; там и притащился загадочный незнакомец. По всей видимости, этот человек освещает фонарем как раз "Обезьянье кресло".
Прислонясь спиной к стене, бочком, как краб, я пополз к молельне. Когда ползти оставалось совсем немного, я невольно вскрикнул от изумления:
- Нотт-тян!
- Ой!
Норико тут, в такое время! Она в растерянности повернулась в мою сторону и высоко подняла фонарь, чтобы осветить большее пространство тоннеля.
- Тацуя! Это ведь ты, Тацуя! Ты где?
Я подбежал к Норико и крепко сжал ее плечи. Необъяснимое теплое чувство захлестнуло меня.
- Нотт-тян! Ты… Зачем ты пришла сюда?
Норико ласково прильнула к моей груди:
- Я ждала тебя. Надеялась, что ты придешь сюда. Я приходила сюда и прошлой ночью, и позапрошлой. Мы ведь так давно не виделись!
О боги! Ради встречи со мной, вдохновляемая эфемерной надеждой, она не страшится ни тьмы, ни бездонных пещер, ни других опасностей! Какая же она трогательная! Меня затопила теплая волна.
- Действительно давно. Прости! Я был весь в заботах и не имел возможности выбраться сюда.
- Да что ты! Какие могут быть извинения! Харуё так тяжело болела, а тут еще я со своими приставаниями. Мне надо извиняться. Ах, я так счастлива, что удалось встретиться!
Я нежно обнял Норико, крепко прижал к себе. Она с нескрываемой радостью принимала мои ласки. Сердца наши забились в унисон; мы будто стали одним целым.
Я долго нежно гладил ее мягкие волосы, но наконец вспомнил, что не время сейчас предаваться ласкам, и тихонько убрал руки с ее плеч.
- Нотт-тян! - позвал я.
- Да, любимый!
- Ты когда пришла? За это время ничего необычного не произошло?
Мой вопрос застал Норико врасплох. Она робко взглянула на меня:
- Да… Да, Тацуя. Произошло… Когда я дошла до развилки, услышала жалобные крики. Испугалась и осталась стоять на месте. И тут кто-то быстро-быстро прополз мимо меня. Маленького росточка, вроде как обезьянка…
Наверняка то была Котакэ-сама. Затаив дыхание, я спросил:
- И что же ты сделала?
- Ничего. Так и стояла, не двигаясь. Опять где-то крикнули - раза два или три. Вроде бы звали на помощь. Я, хоть и была перепугана, пошла искать, откуда раздавались крики…
Я был потрясен мужеством Норико.
- Крики о помощи слышались и потом?
- Да. Я шла на крики, но они постоянно удалялись. А потом их и вовсе не стало слышно. Наверное, кричавшую женщину уволокли далеко в глубь пещеры.
Некто уволок плачущую, взывающую о помощи несчастную старушку в мрак бездонной пещеры… У меня от этой страшной картины кровь застыла в жилах, задрожали колени, язык прилип к нёбу.
Утрата золота
Я снова зажег фонарь, и вместе с Норико мы обошли и осмотрели место, именуемое "Обезьяньим креслом".
Так и есть. На влажной земле остались беспорядочные следы, по которым понятно было, что кого-то тащили по земле в темную глубину пещеры.
Коумэ в руках преступника - кто бы он ни был - подобна воробышку в клюве орла, зайчонку в зубах кровожадного зверя.
- И что, Нотт-тян, женщина совсем перестала взывать о помощи? Или крики издалека не доносились?
- Точно не могу сказать. Но крики эти до сих пор звучат в ушах… И наверное, долго не оставят меня…
От жутких воспоминаний Норико передернуло.
Я поднял фонарь и еще раз внимательно оглядел место, где мы находились, - это было довольно широкое пространство, можно даже назвать его площадкой. Видимо, далее лабиринт еще более запутан.
- Тацуя, давай пойдем туда дальше!
- А ты не боишься?
- Нет. Если ты рядом. - Норико сверкнула белозубой улыбкой.
Норико родилась недоношенной, на месяц раньше срока, и потому физически была слаба. Но сколько в этом хрупком теле мужества! Хотя, может быть, это не совсем так. Возможно, любовь и доверие ко мне порождали и необычайное мужество, и неиссякаемый оптимизм. Если рядом любимый человек, никакие опасности не страшны. К тому же, как я уже отмечал, Норико была сущим ребенком, чистым, простодушным.
- Да, пожалуй, пойдем дальше, только сначала получше осмотримся тут.
Слова Котакэ об ожившем и задвигавшемся "Будде" запали мне в душу. Надо выяснить, в чем тут дело. Я направил свет фонаря вверх. Да, так и есть. Жутковатый "самурай в доспехах" по-прежнему сидел на каменном ковчеге и из-под забрала шлема грозно взирал вниз восковыми глазами, но его расположение, если сравнить с прежним, хорошо запомнившимся мне, несколько изменилось. Следовательно, кто-то отодвигал труп в сторону, снимал крышку.
И тут я с ужасом вспомнил, что оставил внутри золотые монеты. Сохранились ли они там?
- Нотт-тян, подожди меня немного, я должен заглянуть в ковчег.
Я влез наверх, передвинул труп, снял с ковчега крышку и приступил к изучению его содержимого. И сразу же покрылся противным липким потом: внутри золотых монет не было.
Кто-то все-таки обнаружил золото и стащил его. Ужас! Я почувствовал не только отчаяние, но и злость на самого себя. Почему?! Почему я не унес монеты? Почему мне пришла в голову нелепая мысль оставить их на месте?
Одна монета весит около сорока трех моммэ, чистого золота в ней приблизительно восемьдесят процентов, то есть не менее тридцати моммэ.
Сейчас цена одного моммэ золота - две тысячи иен, иными словами, одна монета может стоить шестьдесят четыре тысячи иен. Следовательно, я потерял около двухсот тысяч иен. Целое состояние! Мне было так жаль потерянных денег, что я скрежетал зубами, не в силах сдержать себя.