Теперь эта женщина была мертва. Ее затолкали в машину как вещь - даже ноги пришлось подогнуть.
Никто не позаботился застегнуть на груди ее черное, траурное платье, и теперь из выреза торчала белоснежная сорочка.
"…будет совершено преступление…"
Да, но врач заверил, что она умерла от эмболии. Какой демиург мог предвидеть такое? И зачем ему понадобилось обращаться в полицию?
В замке поднялась беготня. Захлопали двери. В дверях парадного подъезда показался полуодетый дворецкий и застыл, словно не зная, что теперь делать. Позади него вырос всклокоченный мужчина в пижаме. Глаза у него были красные, усталые.
- Что случилось? - воскликнул он.
- Это и есть старухин котяра, - с нескрываемым цинизмом процедил Бушардон на ухо комиссару.
Кухарка молча приникла к низенькому окошку: как видно, ей уже сообщили о несчастье. Одно за другим распахивались расположенные под самой крышей окна - там жила прислуга.
- В чем дело? Чего вы дожидаетесь? Несите ее в спальню! - возмущенно загремел Мегрэ.
Вся эта бестолковая возня казалась ему кощунственной, более того - постыдной: как-никак он помнил, какой порядок царил здесь во времена его детства.
"…будет совершено преступление…"
Колокол вновь зазвонил к мессе. Наверное, прихожане спешили к церкви. Многие фермеры из тех, кто жил далеко, приезжали на двуколках, прихватив с собой цветы, чтобы украсить могилы близких.
Жан не решался подойти к машине. А дворецкий, распахнув дверцу машины, так и застыл, растерянный, потрясенный, не в силах стронуться с места.
- Госпожа графиня, госпожа графи… - лепетал он.
- Ну что, вы так и оставите ее здесь лежать?
Почему врач вдруг ухмыльнулся?
Мегрэ принялся распоряжаться.
- Ну-ка! Нужно двое мужчин. Вы и вы, - он указал на шофера и одного из слуг. - Несите ее в спальню.
Мужчины собрались было вытаскивать тело из машины, как вдруг из вестибюля послышался телефонный звонок.
- Телефон? Что за чудеса в такую рань? - буркнул Бушардон.
Жан не решался подойти к телефону. Казалось, он не осознавал, что происходит. Тогда Мегрэ кинулся в дом и схватил трубку.
- Алло!.. Да, замок слушает.
Голос в трубке звучал громко и отчетливо, словно говоривший находился совсем близко:
- Позовите, пожалуйста, матушку. Она должна была уже вернуться из церкви.
- Кто ее спрашивает?
- Граф де Сен-Фиакр. Но вас это не касается. Позовите матушку.
- Минуточку. Откуда вы звоните?
- Из Мулена. Но, черт подери, кому я говорю, позовите…
- Приезжайте. Так будет лучше, - отрезал Мегрэ и повесил трубку.
Ему пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить слуг, несших покойницу.
Глава 2
Молитвенник
- Вы тоже сюда? - спросил врач, едва покойницу уложили на кровать. - Не поможете ли? Одному мне ее не раздеть.
- Сейчас разыщем горничную, - отозвался Мегрэ.
И действительно, Жан поднялся наверх и вскоре привел женщину лет тридцати, которая, едва переступив порог спальни, принялась испуганно озираться.
- Убирайтесь! - рявкнул Мегрэ слугам, которые только того и ждали.
Внимательно оглядев Жана с головы до ног, он за рукав потянул его к амбразуре окна.
- Какие у вас отношения с сыном графини?
- Но… Я…
Юноша выглядел на редкость тщедушным, и полосатая пижама сомнительной свежести отнюдь не прибавляла ему импозантности. Он старательно отводил глаза.
При этом руки его ни секунды не оставались в покое: он то и дело хрустел суставами пальцев, нещадно выламывая и выкручивая их.
- Погодите, - перебил его комиссар. - Поговорим начистоту, незачем попусту терять время.
Тем временем за тяжелой дубовой дверью спальни раздевали покойницу - слышались шаги, скрип пружинного матраса, негромкие распоряжения Бушардона.
- Какое положение вы занимали в замке на самом деле? Как давно вы здесь живете?
- Уже четыре года.
- А до этого вы были знакомы с графиней де Сен-Фиакр?
- Я… То есть меня представили ей общие друзья. После банкротства небольшого лионского банка мои родители разорились. Вот я и поступил на службу к графине личным секретарем. Был кем-то вроде доверенного лица…
- Погодите, а чем вы занимались раньше?
- Путешествовал, писал статьи по искусству.
Мегрэ даже не улыбнулся: атмосфера этого дома совершенно не располагала не то что к веселью, но даже к иронии.
Громадное здание замка выглядело снаружи довольно внушительно, но стоило войти внутрь, и вы попадали в атмосферу запустения. Все было таким же жалким и замызганным, как пижама этого секретаришки. Уродливая, допотопная мебель, покрытая толстым слоем пыли; множество дурацких, никому не нужных безделушек. Обои, драпировки, обивка мебели - все выглядело выцветшим и полинялым.
Местами обои выгорели не так сильно: видно, раньше там стояли какие-то вещи, которых теперь не было и в помине. И, разумеется, исчезло все самое ценное.
- Вы сделались любовником графини.
- Каждый человек волен любить того, кого…
- Болван! - буркнул Мегрэ, повернувшись спиной к собеседнику.
И без того все было ясно. Достаточно было увидеть этого господина, на мгновение окунуться в атмосферу старого замка: взгляды слуг были красноречивей всяких слов!
- Известно ли вам, что сын графини сейчас приедет?
- Нет. Какое мне дело до этого?
Он по-прежнему отводил взгляд. И все так же выламывал себе пальцы.
- Мне нужно одеться. Здесь холодно. Но почему полиция вмешивается в эту историю?
- В самом деле, пойдите оденьтесь.
Мегрэ толкнул дверь в спальню графини, стараясь не смотреть в сторону кровати, где лежало нагое тело покойной.
Спальня была под стать замку - слишком большая и холодная, заставленная случайными старыми вещами.
Мегрэ хотел было облокотиться на мраморную доску камина, но заметил, что она разбита.
- Вы что-нибудь обнаружили? - обратился комиссар к Бушардону. - Погодите. Оставьте нас на минутку, мадемуазель.
Он закрыл дверь за горничной, подошел к окну и прижался лбом к стеклу, рассеянно глядя на засыпанный сухими листьями парк, утопавший в серой дымке.
- Ничего нового не могу вам сообщить. Смерть произошла от внезапной остановки сердца.
- А от чего это могло случиться?
Неопределенно махнув рукой, врач накинул на покойницу одеяло, подошел к Мегрэ и принялся раскуривать трубку.
- Возможно, от волнения. А может, она сильно озябла. В церкви было холодно?
- Напротив! Вы, разумеется, не обнаружили никаких следов ранения?
- Ни единого!
- И следов от инъекции нет?
- Мне тоже пришло это в голову. Но я ничего не нашел. Яд тоже следует исключить. Сами видите, трудно предположить, что…
Комиссар отличался редкой твердолобостью. Слева под деревьями он видел красную крышу дома управляющего: дома, где он родился.
- В двух словах… Что вы можете сказать о жизни в замке? - вполголоса спросил он.
- Вы уже знаете не меньше моего. Графиня была из тех женщин, которых лет до сорока - сорока пяти не в чем упрекнуть. Но муж умер, сын уехал учиться в Париж…
- А что происходило здесь?
- Стали появляться секретари. Одни исчезали быстро, другие задерживались на какое-то время. Последнего вы видели сами.
- Она была богата?
- Замок заложен. Из четырех ферм - три проданы.
Антиквары то и дело увозят последние ценные вещи.
- А что же сын?
- Я мало его знаю. Говорят, тот еще тип!
- Благодарю вас.
Мегрэ пошел к двери. Бушардон двинулся за ним.
- Между нами, я не прочь узнать, каким образом вы оказались в церкви как раз сегодня утром.
- В самом деле, это странно.
- По-моему, я где-то вас видел.
- Вполне возможно.
И Мегрэ торопливо зашагал по коридору. Он не выспался, и в голове у него слегка гудело. А может, его и в самом деле продуло в гостинице у Мари Татен. Тут он заметил, что по лестнице спускается Жан: юноша сменил пижаму на серый костюм, но на ногах у него по-прежнему красовались шлепанцы. Внезапно послышался рев автомобильного мотора без глушителя: к дому кто-то подъехал.
Это оказался небольшой зеленовато-желтый гоночный автомобиль, тесный и неудобный. Через несколько минут в вестибюле появился мужчина в кожаном пальто. Сняв гоночный шлем, он воскликнул:
- Эй, кто-нибудь! Спите вы все, что ли?
Тут он заметил Мегрэ и окинул его недоуменным взглядом.
- Что здесь такое…
- Тс-с! Мне нужно с вами поговорить.
Жан, бледный и встревоженный, стоял рядом с комиссаром. Проходя мимо него, граф де Сен-Фиакр легонько ткнул его кулаком в плечо и шутливо бросил:
- Ты все еще здесь, гаденыш!
Казалось, он не питает к Жану особой вражды: в голосе его звучало одно лишь глубокое презрение.
- Надеюсь, ничего страшного здесь не случилось?
- Сегодня утром в церкви скончалась ваша матушка.
Морису де Сен-Фиакру было тридцать лет - ровно столько же, сколько и Жану. Они были одного роста, но граф был крупнее, к тому же склонен к полноте. Все его существо излучало бодрость, радость, какое-то удальство.
Одежда, особенно кожаное пальто, лишь подчеркивала это впечатление. Светлые глаза его глядели весело и задорно.
Тем не менее слова Мегрэ заставили его нахмуриться.
- Что такое?
- Идите сюда.
- Ничего себе! Да я…
- Что "да я"?
- Ничего. Где она?
Теперь он выглядел ошеломленным, сбитым с толку.
Войдя в спальню, он чуть приподнял край одеяла и поглядел на бескровное лицо покойницы. Никаких проявлений скорби не последовало. Он не пролил ни слезинки, не позволил себе ни единого драматического жеста.
Лишь прошептал:
- Бедная старушенция.
Жан решил было, что ему тоже следует войти в спальню, но, едва завидев его, молодой граф вскричал:
- Эй, ты, вон отсюда!
Он занервничал. Забегал по спальне. Наткнулся на доктора.
- От чего она умерла, Бушардон?
- Сердце остановилось, господин Морис. Но, возможно, комиссар знает об этом побольше моего.
Граф живо обернулся к Мегрэ.
- Так вы из полиции? Что здесь такое…
- Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
Мне хотелось бы немного пройтись. Вы будете здесь, Доктор?
- Я как раз собирался на охоту и…
- Значит, вам придется поохотиться как-нибудь в Другой раз.
Морис де Сен-Фиакр шел за Мегрэ, задумчиво глядя себе под ноги. Когда они добрались до главной аллеи парка, как раз закончилась семичасовая месса, и прихожане, которых было теперь гораздо больше, чем на ранней мессе, выходили из церкви и собирались небольшими группками на паперти. Иные уже отправились на кладбище, и над кладбищенской оградой виднелись их головы.
По мере того, как светало, становилось все холоднее: студеный северо-восточный ветер кружил сухие листья над деревенской площадью, над прудом Богородицы.
Мегрэ принялся набивать трубку. Как знать, быть может, ради этого он и выманил молодого графа на улицу. Но ведь врач-то курил прямо в спальне покойной.
Да и сам Мегрэ привык курить где угодно.
Но только не в замке. Это было совершенно особое место, в юности олицетворявшее для него все самое недостижимое.
- Сегодня граф вызвал меня в библиотеку. Мы работали вместе, - бывало, с гордостью сообщал его отец.
В те времена совсем еще юный Жюль Мегрэ не раз почтительно провожал глазами детскую коляску, которую кормилица возила по парку. Тогдашний младенец и был нынешний граф Морис де Сен-Фиакр.
- Кому выгодна смерть вашей матушки?
- Не понимаю. Доктор ведь сказал…
Морис заволновался. Жесты его сделались резкими, порывистыми. Он поспешно схватил протянутую комиссаром бумагу, в которой сообщалось о готовящемся преступлении.
- Что это значит? Бушардон говорит, что у нее остановилось сердце и что…
- Но эту остановку сердца кто-то предвидел за две недели.
Издали на них с любопытством поглядывали крестьяне. Потихоньку, словно следуя за ходом своих мыслей, собеседники подошли к церкви.
- Что привело вас в замок сегодня утром?
- Об этом я и думаю, - с трудом выговорил Морис де Сен-Фиакр. - Вы спросили меня, кому выгодна… Так вот. Один человек, несомненно, заинтересован в смерти моей матери. Я сам.
Он вовсе не шутил и выглядел крайне озабоченным, что не помешало ему окликнуть по имени проезжавшего мимо велосипедиста и поздороваться с ним.
- Раз вы из полиции, значит, уже сообразили, что к чему. Да и каналья Бушардон уж конечно не преминул рассказать вам… Мать была несчастной старой женщиной. Отец умер. Я уехал. По-моему, она слегка свихнулась, когда осталась совсем одна. Сначала не вылезала из церкви. Потом…
- Молодые секретари?
- Мне кажется, это совсем не то, что вы думаете и на что намекал Бушардон. Ни в коей мере не порок.
Просто потребность в нежности. Потребность о ком-то заботиться. Чтобы эти молодые люди могли воспользоваться ее помощью и заботой, могли выйти в люди. Представьте, это не мешало ей оставаться крайне набожной. Наверняка у нее бывали тяжелейшие моменты раскаяния, когда она терзалась, разрываемая верой в Бога и этой… этим…
- Так вы говорите, вам выгодно…
- Знаете, от нашего семейного состояния мало что осталось. А у таких людей, как этот парень, руки загребущие, сами видели. Думаю, года через три-четыре и вовсе ничего не осталось бы.
Морис де Сен-Фиакр вышел из дому без шляпы.
Проведя рукой по волосам, он заглянул в глаза Мегрэ, чуть помолчал и добавил:
- Остается сказать, что я приехал, чтобы попросить У матери сорок тысяч франков. Я должен оплатить один чек, иначе он окажется без обеспечения. Видите, как все складывается.
Граф сорвал ветку с живой изгороди, вдоль которой они шли. Казалось, он изо всех сил старается овладеть собой.
- Мало того, я еще привез с собой Мари Васильефф.
- Мари Васильефф?
- Это моя любовница. Когда я выезжал из Мулена, она еще спала. С нее вполне станется нанять машину и явиться сюда прямо сейчас. Да, что и говорить - полный букет!
В гостинице у Мари Татен, где попивали ром несколько мужчин, уже потушили керосиновые лампы. Пофыркивал перед отправлением полупустой автобус на Мулен.
- Не заслужила она такого! - задумчиво произнес Морис.
- Кто?
- Мама.
В эту минуту, несмотря на весьма солидные габариты, он походил на обиженного ребенка. Кто знает, может быть, теперь он с трудом сдерживал слезы.
Меж тем собеседники кружили вокруг церкви, то сворачивая к пруду, то вновь возвращаясь к храму.
- Послушайте, комиссар. Но ведь это невозможно.
Не может быть, чтобы ее действительно убили. У меня просто в голове не укладывается.
Мегрэ и сам столь напряженно размышлял об этом, что временами забывал о своем спутнике. Он тщательно воскрешал в памяти малейшие детали заутрени.
Графиня сидела на своей фамильной скамье. Никто к ней не подходил. Она причастилась. Затем опустилась на колени, закрыв лицо руками. Потом открыла молитвенник. Чуть погодя вновь закрыла лицо руками…
- Погодите минутку.
Мегрэ по ступенькам поднялся на крыльцо и вошел в церковь, где ризничий уже готовил алтарь к обедне.
Звонарь, грубоватого вида крестьянин в тяжелых подбитых гвоздями башмаках, выравнивал ряды стульев.
Комиссар прошел прямо к скамьям для именитых прихожан и окликнул сторожа, который обернулся на его голос.
- Кто взял молитвенник?
- Какой молитвенник?
- Молитвенник графини. Он остался здесь.
- Вы уверены?
- Ну-ка, поди сюда! - велел Мегрэ звонарю. - Ты не видел, тут не было молитвенника?
- Я?
То ли он в самом деле был туп до идиотизма, то ли притворялся. Мегрэ нервничал. В глубине нефа он заметил Мориса де Сен-Фиакра.
- Кто подходил к этой скамье?
- Жена врача сидела во время второй мессы.
- Я думал, доктор не ходит в церковь.
- Он-то, может, и не ходит. А вот его жена…
- Ладно. Объявите всей деревне, что того, кто принесет мне этот молитвенник, ждет солидное вознаграждение.
- В замке?
- Нет. У Мари Татен.
Когда комиссар вышел на улицу, оказалось, что Морис де Сен-Фиакр дожидается его.
- Я ничего не понял в этой истории с молитвенником.
- У нее остановилось сердце, не так ли? Вполне вероятно, что причиной тому было сильное волнение. И произошло это сразу после причастия, то есть тогда, когда графиня раскрыла молитвенник. Представьте себе, а вдруг в молитвеннике…
Но молодой граф обескураженно покачал головой.
- Не представляю, чтобы какая-нибудь новость до такой степени потрясла мою мать. К тому же это было бы так… так омерзительно…
Тяжело вздохнув, он мрачно поглядел в сторону замка.
- Пойдемте чего-нибудь выпьем.
Но направились они не к замку, а в гостиницу, где их появление вызвало некоторое замешательство. Четверо крестьян, до этого спокойно попивавших себе вино, вдруг почувствовали себя явно не в своей тарелке. Они поздоровались с новыми гостями почтительно, даже слегка боязливо.
Из кухни, на ходу вытирая руки о фартук, примчалась Мари Татен и запричитала:
- Господин Морис, я никак не могу опомниться, такая горестная новость! Бедная наша графиня!
Кто-кто, а она плакала, не скрывая слез. Наверное, всякий раз, когда в деревне кто-нибудь умирал, она обливалась горючими слезами.
- Вы ведь тоже были у мессы, правда? - обратилась она к Мегрэ, словно призывая его в свидетели. - Подумать только - никто ничего не заметил! Мне рассказали, когда я уже вернулась сюда…
Человек всегда чувствует себя неловко, если в подобных ситуациях ведет себя более сдержанно, чем посторонние, которым вроде бы не с чего так уж убиваться.
Морис выслушивал соболезнования, стараясь сдержать раздражение, и, чтобы скрыть замешательство, направился к этажерке, взял оттуда бутылку рома и наполнил две стопки.
Плечи у него затряслись, он залпом выпил стопку и обратился к Мегрэ:
- По-моему, я простыл; видно, утром продуло в машине.
- В наших краях всегда все простужены, господин Морис… - отозвалась Мари Татен. И, обращаясь к Мегрэ, заметила: - Вам бы тоже не мешало поберечься: я слышала, как вы кашляли ночью.
Крестьяне собрались уходить. Печка раскалилась докрасна.
- И ведь в такой день! - причитала Мари Татен.
Из-за ее косоглазия было непонятно, к кому она обращается - к Мегрэ или к молодому графу.
- Не хотите ли перекусить? Надо же, я была так потрясена, когда мне сообщили о несчастье, что даже забыла переодеться.
Однако она ограничилась тем, что надела фартук поверх своего черного платья, которое надевала только в церковь. Шляпка ее осталась сиротливо лежать на столе.
После второй стопки рома Морис де Сен-Фиакр вопросительно поглядел на Мегрэ, словно ожидая его дальнейших распоряжений.
- Идемте, - сказал комиссар.
- Вы придете обедать? Я зарезала курочку и…