- Я и сам заметил это. С одним из этих артритиков-директоров мне сегодня посчастливилось столкнуться в раздевалке. Он предпринимал единственно доступный ему моцион от карточного стола до… ну сами понимаете куда. Так он даже не заговорил со мной.
- Мы их очень расстроили…
- Да, сэр. Я слышал, Равенсвуд собирается подать в отставку.
- И не рассчитывай на это, - заметил Джонатан. - Когда такое ничтожество облекается властью, он никогда не откажется от нее, если только ее не отобрать.
Он сложил и вернул лист бумаги.
- Действуй в том же духе…
Кейси убрал список в карман.
- Еще увидимся, - бросил он и исчез.
- Я надеюсь, что не слишком скоро, - тихо сказала Марта.
- Полностью с тобой согласна, - поддержала ее Маргарет. - В конце концов, Джонатан, здесь не время и не место проводить совещания.
- Извините, - смутился он. - Поэтому я даже не предложил ему выпить. Хотелось поскорее избавиться…
- Уж ты старался из всех сил, - заметила Маргарет, в ее голосе явно слышались нотки недовольства и раздражения.
Джонатан внимательно посмотрел на сестру, а потом повернулся к Марте.
- Почему бы вам с Полем немного не потанцевать?
Марта кивнула и в свою очередь поинтересовалась у меня:
- Как вы на это смотрите?
- С удовольствием, - откликнулся я.
Мне осталось только помочь ей встать со стула, и мы направились в соседний зал.
- Вы одноклассник Джонатана?
- Нет, я знакомый Маргарет.
- У-у, - почти простонала она.
- Я заметил, вы делали все, что могли…
- Благодарю вас.
Мы вошли в круг танцующих, зазвучала мелодия "Заглуши свои страдания мечтой". Тенор выводил припев, старательно подражая Мортону Дауни. Марту нельзя было назвать хорошей партнершей, как многие женщины-спортсменки она не умела расслабиться во время танца и была излишне напряженной. Но она была миловидной, приятной в обращении и со вкусом одетой.
- Вы превосходно танцуете, - похвалила она.
- Почти не танцевал долгое время, но когда-то я так же фанатично увлекался танцами, как Джонатан гольфом.
- А вы знаете, сколько времени Джонатан проводит на поле для гольфа?
- Ну, может быть, и не с таким упорством, но я много работал над собой.
- Заметно. Вы приняты у них в доме?
- Что-то вроде того. Мой отец в молодости был другом его отца.
- Здесь или в Вашингтоне?
- В Вашингтоне.
Пора было уже начать строить фундамент своей легенды…
- Вы сюда надолго?
- Думаю, навсегда…
Она подняла голову и улыбнулась, от танца и коктейлей ее щеки загорелись румянцем. Я заметил, что у нее очень красивая грудь.
- Хорошо. Тогда это не последняя наша встреча. Вы родились в Вашингтоне?
- В Мэриленде.
- Я знаю, это на юге.
- Проклятый акцент…
- Он очень мил.
- Вы и в самом деле так считаете?
- Да.
Сукин сын, это как раз для тебя. Веселые, приятные люди, дружески настроены и просто очаровательны, это как раз мой мир. Эдип умер. В качестве зятя Эзры Добсона я без всякой борьбы за право подняться выше уровня посредственности сразу приобрету и престиж, и положение в обществе. Ну и подумаешь, на Маргарет бросают любопытные взгляды. С этим можно справиться. Где же еще мое слабое место? В качестве ее мужа и зятя Эзры Добсона мои фото будут появляться в газетах, но отпущенные усы и железный тыл послужат надежным прикрытием. Вот это карьера! Еще никто в истории человечества не брал такую вершину одним скачком…
- Кажется, вы отвлеклись, - послышался голос Марты..
- Извините, эта мелодия напомнила мне…
- Она разбила ваше сердце?
- Никакой романтики. Просто она напомнила мне о Миссисипи.
- Миссисипи? Где это?
- Я знаю где и могу найти с завязанными глазами. Однажды провел там целое лето на строительстве…
Кто-то тронул меня за плечо. Джонатан. Мы с Мартой остановились.
- Мне показалось, я смогу удержать ее, - сказал он, - но лучше все-таки тебе поговорить с ней.
- Что-нибудь серьезное?
- Ей просто надоело, вот и все. Хочет уйти.
- Но мне казалось, она сама предложила пойти сюда.
- Да, это так, но теперь она изменила свое решение. Поговори с ней.
- Может быть, лучше сделать это мне самой? - предложила Марта.
- Нет, - возразил он, - пусть лучше Поль.
- Конечно…
Я вернулся к нашему столику. Маргарет даже не взглянула в мою сторону.
- Может, выпьем чего-нибудь?
Она повернулась ко мне.
- Не стоит обращаться со мной как с ребенком.
- У меня и в мыслях не было. Просто хочу предложить лекарство от скуки. Почему бы тебе не выпить?
- Нет желания.
- Тогда предлагаю немного потанцевать. Если ты расслабишься, все может показаться не таким уж унылым. Послушай…
Оркестр заиграл "Я сдаюсь, дорогая".
- Хорошая мелодия. Пойдем… - я слегка тронул спинку ее стула, как бы предлагая присоединиться ко мне. Наконец она встала, я взял ее за руку, и мы направились в соседний зал.
- Неужели ты не понимаешь, что мы и минуты не оставались наедине с тех пор, как уехали из дома?
- Ты не права, но к чему такая спешка? У нас еще будет впереди множество таких минут…
Она выжидающе посмотрела на меня.
- Именно об этом я и хотела поговорить. О чем вы беседовали с отцом?
- Не надо сейчас об этом. У нас еще хватит времени…
Я увлек ее за собой, и мы присоединились к танцующим парам. Тут меня ожидал сюрприз, который сразу же занял одно из первых мест в длинном списке приятных происшествий, случавшихся в моей жизни. Она оказалась великолепной партнершей, пожалуй, самой лучшей из всех, что у меня были. Маргарет двигалась в такт музыке, как бы пропуская ее сквозь себя и наполняя новым содержанием. Ее грациозность просто восхищала. Странно, она никогда не ассоциировалась у меня с танцами…
- Ты увлекалась хореографией?
- Немного…
- Заметно. Продолжаешь?
- Нет.
- Считай, что мы уже возобновили занятия.
Тут я замолчал, не желая говорить ей, как она великолепно танцует. Сейчас Маргарет могла и не поверить в мою искренность.
- Так что сказал тебе отец?
- Не здесь…
Она остановилась у открытой стеклянной двери.
- Ну, давай же потанцуем. Это было так прекрасно…
- Я хочу поговорить с тобой, - настаивала она.
- Ты прекрасно танцуешь. Без шуток, у тебя просто талант.
- Оркестр будет играть до утра, - не уступала Маргарет.
Я толкнул дверь, и мы оказались на открытой веранде. Вдали мерцали городские огоньки, и у меня промелькнула мысль о Холидей и тех других, которые ждали… Да, это дело мне по силам. Холидей и Джинкса придется убрать, а возможно, и Мейсона с его братцем тоже. Надо будет обезопасить себя от малейшей угрозы шантажа. С Мэндоном я управлюсь, а Вебера и Риса прижму так, что и пикнуть не посмеют. Ну, а если они начнут упорствовать в своих заблуждениях, у меня всегда под руками будет ацетиленовая горелка, которая оставит от них только жалкую кучку шлака. В моем новом доме места для них хватит…
Мы спустились по каменным ступеням и вышли на усыпанную гравием дорожку, обсаженную циниями. Несколько рабочих приводили в порядок тренировочное поле для гольфа, подстригали траву. Неподалеку, на самом краю поля, стояла скамья.
- Можем поговорить здесь, - предложил я.
- Мне знакомо местечко получше, - настояла она.
- Мы успеем до ужина?
- Это же ресторан. Еду здесь можно заказать в любой момент.
Дорожка спускалась по склону, позади осталось поле для гольфа, обсаженное по краю циниями, и теперь мы шли вдоль невысокого бетонного бортика, требовавшего капитального ремонта. Но местный распорядитель работ мало отличался от своих коллег и предпочитал торговать цементом, вместо того, чтобы пустить его в дело.
- И где же это место?
- Там внизу. У нас еще много времени…
- Я подумал…
Она обняла меня за талию, и мы пошли, все удаляясь в темноту от освещенного здания клуба. Потом через мостик высотой не больше фута перешли на другую дорожку, отделенную от первой мелкой поросшей травой канавкой. Темнота все плотнее обступала нас, и звуки музыки стали едва различимы в наступающей тишине.
А мы все шли… Где-то вдалеке слышалось мерное жужжание дождевальной установки, но в глубине сознания я почувствовал что-то неладное. Еще несколько шагов, и я понял, в чем дело.
Воздух вокруг должен быть наполнен влагой, а этого не было. Мне оставалось только убедить себя, что ничего подобного быть просто не может, а я нарочно нагнетаю страх, чтобы заставить себя вернуться назад. Но зачем? Какой же я после этого мужчина?
И все-таки воздух был сухой, без единого намека на водяную пыль. Я вовсе не старался напугать себя, черт побери, все именно так и было.
Мы остановились.
- Давай вернемся, - попросил я.
- Немного впереди есть озеро и раскидистый дуб на берегу.
- Давай не будем сегодня впадать в меланхолию, - предложил я.
- Ты чем-то напуган?
- Напуган? Нет, я ничего не боюсь.
- Тогда зачем ты носишь с собой оружие?
Ее рука оказалась в моем кармане.
- Это же мой пистолет.
- Зачем он тебе?
- Все вполне законно. У меня есть разрешение на ношение оружия.
- Так зачем?
- Самозащита.
- От кого?
- От угрозы ограбления, мне часто приходится носить с собой крупные суммы денег.
- Это не единственная причина, не так ли?
- Ты ошибаешься.
- Давно он у тебя?
- Дня два, не больше…
Это было ложью. Я таскал с собой оружие еще со школьной скамьи. И только теперь понял, зачем мне это было нужно. Это была частица моего прошлого и с этим надо было кончать.
Она посмотрела на меня, и я увидел ее глаза, ее губы, белизну ее лица, подчеркнутую чернотой волос, которую не замечал при ярком свете, но здесь, в темноте, не разглядеть этого было невозможно. Я снова почувствовал запах Huele de Noche и понял, что именно потому не чувствовал влажности воздуха. Дом готов был для новых посетителей…
До чего дойдет это бесконечное самокопание; и как глубоко ты раскопаешь, прежде чем сможешь остановиться? Что еще скрывается в глубине твоего подсознания?
Она взяла мою руку и увела меня в темноту, сомнамбулическую черноту молодых посадок бука. Моя рука дрожала, с каждым шагом во мне просыпались детские страхи, вот я миновал яблоню, коптильню, с крыши которой случайно упал и разбился насмерть мой младший брат (даже в том, что это была случайность, я не был уверен, мы играли на ее покатой крыше, играли…), покосившийся курятник и, наконец, оказался у сарая с распахнутыми воротами, мое сердце дрогнуло, как парус под порывом сильного ветра, и холодный воздух наполнил мои легкие, и все мое существо подсказывало, что этого не может быть в действительности. Это была галлюцинация, эмбриональный фрагмент моей памяти, сознание и подсознание шли параллельно, как дорожки, по которым мы пришли сюда, они не пересекались, но были нераздельно связаны друг с другом. Это был символ, полет фантазии, а я вытянул руку и потрогал его. Оказалось - дерево.
Именно там все и началось, у сарая. Мне было года полтора, а может быть два. Я шел с бабушкой, но тогда я считал ее своей матерью. Мне осталось неизвестным, что случилось с моими родителями. Бабушка всегда носила широкую черную юбку, волочившуюся по земле. Край ее всегда был испачкан грязью (эта юбка - одно из моих самых ранних воспоминаний). В тот вечер, пока я ждал ее у сарая, мне послышалась громкая возня в конюшне поблизости, мычание и рев, потом деревянные жерди загона рухнули, я упал и закричал от ужаса. В следующую минуту меня накрыли складки ее широкой юбки, которой она попыталась защитить меня… все это было довольно невинно, но потом превратилось в некое подобие игры. Когда дедушка хотел меня наказать за очередную шалость, я находил убежище в этих складках. Он никогда не догадывался, где я прячусь, и даже не пытался искать меня там…
Я рос и становился старше, меня стали занимать некоторые вещи, но мне удалось узнать об этом, только когда мне исполнилось шесть или семь лет. Я понял причину беспокойства животных. Тогда мне довелось увидеть, как моя бабушка с ветеринаром кастрировали барана…
И теперь передо мной предстали события того страшного дня, когда бабушка взяла меня с собой на пикник, посадив к себе на седло. Мы отдохнули на траве, а когда она встала и пошла к роднику, я закричал и, притворяясь страшно напуганным, побежал к ней на четвереньках и все время кричал, потом спрятался в складках ее юбки и стал щупать ее ноги. Тогда она отпрянула назад и сердито прокричала, что дедушка накажет меня за это, он побьет меня, он сделает со мной то же самое, что сделали с бараном. Я был смертельно напуган, а она продолжала выкрикивать свои угрозы. Тогда я оттолкнул ее, и она упала и продолжала угрожать. Мне на глаза попался большой камень, я поднял его и ударил ее по голове, просто чтобы она перестала кричать на меня, я не хотел убивать ее… Всю дорогу домой я бежал без оглядки. Она умерла, сказал я, умерла. Упала с лошади, когда та понесла, и умерла. Никто, кроме меня, так и не узнал правды.
Кругом стоял лес и это было там. Это было там, у сарая, и он продолжал стоять как сама неизбежность. Вот что скрывалось в темных закоулках моей памяти; эта девушка, это привидение, Алекто - неутомимая преследовательница, рожденная из одной капли крови Урана, упавшей на землю. Она снимала слой за слоем, скрывавшие мои воспоминания, пока они не стали явными, и не было преграды между моим взглядом и бездной ужаса, переполнявшей меня; я громко закричал от страха, все вокруг почернело, я упал и пополз к ней, стараясь укрыться под ее широким платьем…
- Не бойся, - услышал я ее голос.
Это было возле конюшни. Эти лошади, они еще дикие и сломали загон. Мне показалось, что они скачут на меня.
- Конюшня? Лошади? - послышался ее удивленный голос.
Тогда я увидел склонившуюся надо мной Маргарет. Я оглянулся в поисках сарая и увидел старую будку.
- Ты просто потерял сознание. Что-то напугало тебя.
- Да, - согласился я.
Она помогла мне подняться.
- Мне уже лучше, - сказал я. - Извини за всю эту суматоху.
- Суматоху?
- Ну, я же кричал. Прошу, извини.
- Ты не кричал. Ты просто подошел к будке и упал…
Она крепко держала меня за руку.
- Скамейка здесь рядом. Вон там, у озера, видишь?
- Да, - отозвался я. - Вижу.
- Ты можешь идти? С тобой все в порядке?
- Могу. Все нормально.
- Ты уверен?
- Как никогда.
- Тогда тебе это больше не понадобится…
Она размахнулась, и через секунду я услышал всплеск.
Это был мой пистолет. Нет, он мне больше не понадобится…
Я взглянул на нее.
- Я ухожу, - сказал я. - Я ухожу.
- Я иду С тобой.
- Нет…
- Да.
- Отпусти мою руку.
Она крепко сжала мои пальцы.
- Пожалуйста, дай мне попытаться помочь тебе.
- Я уже убил тебя однажды. Не заставляй меня убивать тебя снова…
Она выпустила мою руку, и я шагнул в темноту…
Часть 4
Глава 1
Я открыл дверь квартиры и вошел.
В гостиной никого не было. Дверь в спальню была закрыта. На полу валялись осколки разбитого "джеро-баума", в воздухе пахло шампанским.
На пороге спальни появилась Холидей.
- Ну… - протянула она. - Наконец-то вернулся…
- Я пришел забрать свои деньги. Я ухожу.
- В самом деле?
- Я не останусь здесь ни на минуту.
- Неужели?
- Да.
- С этой женщиной, в ее "кадиллаке"…
- Один. Я ухожу один…
Я прошел в спальню. Дверь в ванную была закрыта. Мне показалось, что оттуда доносился какой-то шорох. Кто там? Мэндон? Джинкс? Хайнес? Подойдя к комоду, я забрал свою долю. За мной следом появилась Холидей.
- И куда же мы собираемся?
- Какое это имеет значение?
Она бросила на кровать какой-то крошечный предмет. Это была стреляная пуля.
- Сувенир на память.
- Что это?
- Пуля.
- Пуля?
- Если посмотришь через лупу, то увидишь на ней засохшие мозги моего брата.
Я поднял глаза. У нее в руках был старый револьвер тридцать восьмого калибра, с которым я бежал с тюремной фермы.
- Ее извлекли из его головы. Обычная процедура, - процедила она.
- О чем ты?
- Вот о чем. Сравни их…
Она бросила мне еще одну. Моя рука потянулась за пистолетом. Но его не было… Моя нимфа бросила его в озеро.
- Кобетт! - позвала Холидей.
Из ванной вышел Кобетт в одном нижнем белье.
- Скажи ему.
- Эта пуля убила Токо. И она была выпущена из этого револьвера. Вчера прошла баллистическая экспертиза…
Так вот в чем дело…
- Это нелепая случайность…
Холидей медленно поднимала револьвер.
- Иди в ванную, Кобетт, - приказала она.
- У вас здесь подобралась теплая компания. Ты, Мэндон и Джинкс. Оставьте меня в покое.
- Большая шишка. Фи-Бета-Каппа. Хозяин, - бормотала Холидей.
- Не делай этого. Тебе же будет хуже. Мой брат - сенатор, он большой человек в Нью-Йорке. Стивен Си Эпперсон. У него хранится та запись. Если я не позвоню в ближайшее время, он пустит ее в ход. Дай мне уйти, и все будет нормально. Клянусь! Тут все вывернут наизнанку. Федеральные агенты поставят на ноги весь город. Ты понимаешь, что будет с тобой, Джинксом, Мэндоном и остальными…
В ответ она только ухмыльнулась.
Она - Тисифона. Алекто, Тисифона… Но где третья? И была ли третья?
В отчаянном броске я попытался выбить оружие у нее из рук, но не успел.
Пуля встретила меня еще на полпути.
Мне не было больно.
Из револьвера снова вырвалось пламя, но и на этот раз я ничего не почувствовал. Потом еще и еще…
Я уже ничего не видел и не слышал, и только медленно погружался во тьму бездонного чрева, из которого мне уже не выбраться… Последние проблески сознания говорили мне, что я подтянул колени к подбородку и свернулся калачиком. Теперь, во мраке, я стал неуязвимым.
