– Я хочу сказать, – ответил профессор Риго, – что мне часто приходилось спорить с моими учеными-коллегами о значении слова "сверхъестественное". Вы можете оспаривать представленные мною факты?
– По всей видимости, нет.
– Минуточку! Давайте предположим – я говорю: предположим! – что вампиры действительно существуют. Согласны ли вы, что это объясняет поведение Фей Ситон во время всего ее пребывания в доме Бруков?
– Но послушайте!…
– Я говорю вам! – В маленьких глазках профессора Риго горел огонь безумия, но безумия, не лишенного определенной логики. – Я говорю вам: "Вот факты, будьте добры объяснить их". Факты, факты, факты! Вы отвечаете, что не способны объяснить их, но что я не должен – не должен, не должен! – говорить подобные фантастические глупости, поскольку мое предположение угрожает вашему привычному миропорядку и пугает вас. Возможно, вы правы, говоря это. Возможно, нет. Но в данном случае я веду себя как разумный человек, а вы – как человек, подверженный суевериям.
Он взглянул на доктора Фелла:
– А вы с этим согласны, дорогой доктор?
Доктор Фелл стоял напротив ряда низко расположенных, выкрашенных в белый цвет книжных полок, скрестив руки под длинным, ниспадавшим складками плащом и рассеянно глядя на тусклое пламя лампы. О присутствии доктора Майлсу напоминал лишь легкий присвист его дыхания – иногда он начинал пыхтеть громче, словно сбрасывал с себя сонное оцепенение, – и трепетание широкой черной ленточки, на которой держались очки. Его лицо с ярким румянцем излучало сердечность, заставляя вспомнить о старом короле Коле, и, когда доктор Фелл возвышался над вами, это, как правило, действовало ободряюще и успокаивающе. Майлс знал, что Гидеон Фелл – очень добрый, в высшей степени порядочный, страшно рассеянный и легкомысленный человек и своими самыми большими удачами наполовину обязан именно рассеянности. В этот момент на его лице с выпяченной нижней губой и повисшими усами начало появляться свирепое выражение.
– А вы с этим согласны, дорогой доктор? – упорствовал Риго.
– Сэр… – начал было доктор Фелл очень торжественно, в духе доктора Джонсона. Потом, видимо передумав, он умолк и поскреб нос.
– Мсье? – поощрил его Риго все тем же официальным тоном.
– Я не отрицаю, – сказал доктор Фелл и выбросил вперед руку, едва не смахнув бронзовую статуэтку на книжной полке, – я не отрицаю возможности существования в нашем мире сверхъестественных сил. На самом деле я уверен, что они действительно существуют.
– Вампиры! – воскликнул Майлс Хэммонд.
– Да, – абсолютно серьезно подтвердил доктор Фелл, и от этой серьезности у Майлса упало сердце. – Возможно, даже вампиры.
Палка доктора Фелла в форме костыля была прислонена к книжным полкам. Но сейчас его взгляд, уже совершенно отрешенный, был прикован к зажатой под мышкой у профессора Риго толстой желтой шпаге-трости. Тяжело дыша, доктор Фелл неуклюже наклонился и взял трость у Риго. Он повертел вещицу. Все с тем же рассеянным видом, держа ее в руке, он прошелся по комнате и весьма неловко плюхнулся в большое, обтянутое гобеленовой тканью кресло, стоявшее возле неразожженного камина. От этого комната на мгновение словно заходила ходуном, хотя дом был добротный, выстроенный на совесть.
– Но я, – продолжал доктор Фелл, – как любой честный исследователь, больше всего верю фактам.
– Мсье, – вскричал профессор Риго, – я же и предоставляю вам факты!
– Сэр, – ответил доктор Фелл, – в этом нет никакого сомнения.
Он сердито посмотрел на шпагу-трость. Затем медленно открутил ручку, вынул шпагу из ножен и начал изучать ее. Он поднес ножны к своим криво сидящим очкам и попытался в них заглянуть. Когда этот ученый муж поднялся и заговорил, то в его голосе были интонации, присущие скорее школьнику.
– Ну и ну! Есть ли у кого-нибудь лупа?
– Здесь в доме есть одна, – ответил Майлс, пытаясь переключиться. – Но я что-то не могу вспомнить, где видел ее последний раз. Вы хотите, чтобы я?…
– Откровенно говоря, – виновато признался доктор Фелл, – я не уверен, что она мне так уж нужна. Но человек с лупой производит потрясающее впечатление и сам проникается чудесным сознанием собственной значимости. – Он прочистил горло. Потом произнес уже другим тоном: – По-моему, кто-то сказал, что внутри этих ножен были пятна крови?
Профессор Риго чуть не подскочил.
– Внутри ножен действительно есть пятна крови! Я рассказал об этом прошлым вечером мисс Морелл и мистеру Хэммонду. Я повторил это вам сегодня утром. – В его голосе звучал вызов. – И что же?
– Да, – сказал доктор Фелл и медленно тряхнул своей львиной гривой, – остается еще один момент.
Он неловко извлек из внутреннего кармана жилета свернутую рукопись. Майлс без труда узнал ее. Это был отчет о деле Брука, написанный профессором Риго для архива "Клуба убийств", который Барбара Морелл похитила, а Майлс возвратил. Доктор Фелл держал листы в руке с таким видом, словно прикидывал, сколько они весят.
– Когда Риго сегодня принес мне эту рукопись, – сказал он, и в его голосе звучало настоящее благоговение, – я прочел ее взахлеб и не могу описать, насколько она очаровала меня. Боже мой! О Бахус! Эта история просто предназначена для нашего клуба! Но возникает очень существенный вопрос. – Он не сводил глаз с Майлса. – Кто такая Барбара Морелл и почему она сорвала обед "Клуба убийств"?
– А! – тихо произнес профессор Риго, быстро-быстро кивая головой и потирая руки. – Меня это тоже очень интересует! Кто такая Барбара Морелл?
– Черт возьми, не смотрите на меня так! Мне это неизвестно! – воскликнул Майлс.
Брови профессора Риго поползли вверх.
– Однако, как мне помнится, вы провожали ее домой.
– Только до станции метро.
– Следовательно, вы не обсуждали этот вопрос?
– Нет. Вот именно… нет.
Толстый коротышка профессор казался весьма обескураженным.
– Вчера вечером, – сказал профессор Риго доктору Феллу после того, как долго изучал лицо Майлса, – маленькая мисс Морелл несколько раз выглядела чрезвычайно расстроенной. Да! Нет никакого сомнения, что ее очень волнует все, связанное с Фей Ситон, и что она прекрасно знает Фей.
– Напротив, – сказал Майлс. – Мисс Ситон отрицает, что когда-либо встречалась с Барбарой Морелл или слышала о ней.
Эти слова прозвучали как удар гонга, призывающий к тишине. На лице профессора Риго отразилось чуть ли не злорадство.
– Она так сказала?
– Да.
– Когда?
– Сегодня вечером, в библиотеке… я задал ей несколько вопросов.
– Значит, вот оно что! – тихо сказал профессор Риго с новой вспышкой интереса. – Вы, в отличие от других ее жертв, – у Майлса было чувство, будто ему дали пощечину, – вы, в отличие от других ее жертв, по крайней мере обладаете мужеством! Вы заговорили с ней об этих событиях и задавали вопросы?
– Нет, дело обстояло не совсем так.
– Она информировала вас по собственной инициативе?
– Да, можно сказать, что так и было.
– Сэр, – сказал доктор Фелл, который, храня на лице весьма загадочное выражение, развалился в кресле, положив рукопись и шпагу-трость на колени. – Мне чрезвычайно помогло бы – черт возьми, как бы мне помогло! – если бы вы повторили все, что говорила вам эта леди. Если бы вы сделали это здесь, сейчас, причем (простите меня) постарались бы ничего не упустить и ничего не интерпретировать по-своему.
Майлс подумал, что уже, наверное, очень поздно. Стояла такая тишина, что был слышен бой часов в кухне. Должно быть, Марион крепко спала наверху, над библиотекой, а Фей Ситон – в своей комнате на нижнем этаже. Мертвенно-бледные лунные лучи набирали силу, затмевая тусклый свет лампы и рисуя на стене тени окон.
Майлс, у которого пересохло в горле, неторопливо, тщательно выбирая слова, передал им свой разговор с Фей Ситон. Доктор Фелл перебил его только один раз.
– Джим Морелл! – резко повторил доктор, заставив профессора Риго подскочить. – Закадычный друг Гарри Брука, которому Гарри писал каждую неделю. – Он повернул свою большую голову к Риго: – Вы знаете какого-нибудь Джеймса Морелла?
Риго, который присел на журнальный столик, приложив ладонь к уху, энергично замотал головой.
– Насколько я могу припомнить, дорогой доктор, это имя мне совершенно незнакомо.
– Гарри Брук никогда не упоминал его при вас?
– Никогда.
– И оно ни разу не упоминается, – доктор Фелл слегка постучал по рукописи, – в вашем замечательном отчете, в котором вы все так ясно изложили. Оно не фигурирует ни в показаниях, данных под присягой, ни в каких-либо других. Между тем Гарри Брук писал этому человеку письмо в тот самый день… – Доктор Фелл ненадолго замолчал. Объяснялось ли выражение, на мгновение появившееся на его лице, лишь игрою лунного света? – Не важно! – сказал наконец он. – Продолжайте!
Однако Майлс вновь увидел то же самое выражение у него на лице незадолго до окончания своего рассказа. Доктор Фелл выглядел ошеломленным, встревоженным: казалось, истина уже забрезжила перед ним, при этом повергнув в настоящий ужас. Это выбило Майлса из колеи. Он машинально продолжал свой рассказ, в то время как в мозгу у него рождались самые жуткие мысли.
Разумеется, доктор Фелл не мог верить в такую чушь, как вампиры. Возможно, профессор Риго искренне считал, что существуют злые духи, которые поселяются в теле человека; которые способны покинуть тело и материализоваться в воздухе, высоко над землей, так что их белые лица появляются за окнами…
Но только не доктор Фелл. В этом можно было не сомневаться! Майлсу хотелось лишь одного: чтобы тот сказал об этом вслух.
Майлсу хотелось дождаться слова, жеста, подмигивания, способных рассеять ядовитый туман, который Антуан Риго назвал бы туманом вампира. "Ладно, довольно! Довольно! Властители Афин!" – раздастся радостный рев. И он, как в прежние времена, возликует при виде трясущихся подбородков и ходящего ходуном жилета, а Гидеон Фелл развалится в кресле и застучит о пол металлическим наконечником трости.
Но Майлс так этого и не дождался.
Когда он окончил свой рассказ, доктор Фелл сидел откинувшись на спинку кресла, прикрыв глаза рукой, а шпага-трость с засохшими пятнами крови лежала у него на коленях.
– Это все? – спросил доктор Фелл.
– Да. Это все.
– Так-так. Вам же, друг мой, – доктор Фелл громко откашлялся, предваряя этим свое обращение к профессору Риго, – я хотел бы задать один чрезвычайно важный вопрос. – Он кивнул на рукопись: – Вы тщательно выбирали слова, когда писали этот отчет?
Профессор Риго с чопорным видом выпрямился.
– Есть ли необходимость говорить, что дело обстояло именно так?
– У вас нет желания что-нибудь изменить?
– Нет, уверяю вас! С какой стати?
– Позвольте мне зачитать две-три фразы из той части вашего повествования, в которой вы описываете, как оставили мистера Говарда Брука на крыше башни незадолго до той минуты, когда на него напали, – веско проговорил доктор Фелл.
– Слушаю вас.
Доктор Фелл послюнявил большой палец, поправил очки на черной ленточке и начал листать рукопись.
– "Мистер Брук, – прочел он, – стоял у парапета, решительно повернувшись к нам спиной. Рядом с ним…"
– Извините, что перебиваю вас, – сказал Майлс, – но то же самое, слово в слово, говорил нам профессор Риго вчера вечером.
– Вы совершенно правы, – с улыбкой подтвердил профессор Риго. – Моя речь лилась плавно, не правда ли? Вам запомнились эти фразы. Вы можете найти в рукописи все, что я говорил вчера. Продолжайте, продолжайте, продолжайте!
Доктор Фелл с любопытством смотрел на него.
– "Рядом с ним, – вы по-прежнему имеете в виду мистера Брука, – рядом с ним была прислонена к парапету его легкая деревянная трость желтого цвета, а с другой стороны, тоже у парапета, находился пухлый портфель. Этот полуразрушенный зубчатый бортик, по грудь человеку, опоясывает крышу башни и весь покрыт бледными иероглифами – инициалами тех, кто побывал здесь".
Доктор Фелл закрыл рукопись и снова слегка постучал по ней.
– Вы описали все, – требовательно спросил он, – именно так, как было на самом деле?
– Ну разумеется, в точности так, как было.
– Остается один маленький вопрос, – сказал доктор Фелл с просительными нотками в голосе. – Он касается шпаги-трости. Вы сообщаете в вашем прекрасно написанном отчете, что полицейские унесли на экспертизу обе ее половины. Полагаю, они не стали вставлять шпагу в ножны? Просто унесли обе части в том виде, в котором они находились?
– Естественно!
Майлс потерял терпение:
– Ради Бога, сэр, давайте поставим точки над "i"! Давайте решим, по крайней мере, что мы думаем обо всем этом и в каком положении очутились! – Он возвысил голос: – Вы ведь не верите в них, правда?
Доктор Фелл бросил на него взгляд:
– Не верю в кого?
– В вампиров!
– Нет, – мягко проговорил доктор Фелл. – Не верю. Разумеется, Майлс никогда в этом и не сомневался. Он все время твердил это себе, внутренне усмехаясь, мысленно расправляя плечи, и был готов рассмеяться вслух. И все же он с облегчением перевел дух и почувствовал, как его заливает горячая волна радости при мысли, что теперь можно не думать о каких-то ужасах.
– Было бы только справедливо заявить об этом, – серьезно продолжал доктор Фелл, – до нашего отъезда. Вернувшись в Лондон, два пожилых джентльмена будут раскаиваться, что предприняли эту безумную ночную поездку в Нью-Форест, повинуясь внезапному романтическому порыву Риго, – он прочистил горло, – и его желанию взглянуть на библиотеку вашего дяди. Но прежде чем мы уедем…
– Клянусь всеми силами зла, – выпалил Майлс с некоторой горячностью, – вы ведь не собираетесь сейчас отправиться в обратный путь?
– Не собираемся отправиться в обратный путь?
– Я размещу вас в доме, – сказал Майлс, – хотя комнат, пригодных для жилья, не так уж много. Я хочу увидеть вас обоих при дневном свете и почувствовать, что нахожусь в здравом уме. А моя сестра Марион! Когда она услышит всю историю до конца!…
– Ваша сестра уже что-нибудь об этом знает?
– Да, кое-что. Кстати, сегодня вечером я спросил ее, как бы она поступила, если бы ей явилось некое ужасное сверхъестественное существо, способное перемещаться по воздуху. А я ведь тогда еще и не слышал этой истории про вампира.
– Действительно! – пробормотал доктор Фелл. – И что же она вам ответила? Майлс рассмеялся:
– Она сказала, что, вероятно, выстрелила бы в него из револьвера. Я нахожу, что к подобным вещам разумнее всего относиться с юмором, как это делает Марион. – Он отвесил поклон профессору Риго. – Приношу вам, сэр, глубокую благодарность за то, что вы проделали весь этот путь и предостерегли меня относительно вампира с белым лицом и окровавленными губами. Но мне кажется, что у Фей Ситон было уже достаточно неприятностей. И я не думаю…
Он прервал свою речь.
Звук, который они все услышали, донесся с верхнего этажа. Он показался очень громким в ночной тишине. Его происхождение не вызывало сомнений, и нервы у всех напряглись. Профессор Риго застыл, сидя на краю журнального столика. Громада доктора Фелла содрогнулась, очки слетели с носа, а части шпаги-трости медленно соскользнули с колен. Все трое были не в состоянии даже пошевелить пальцем. Это был звук револьверного выстрела.
Глава 10
Профессор Риго, будучи не в силах дождаться реакции остальных, заговорил первым. Он согнал с лица появившееся было на нем саркастическое выражение и посмотрел на Майлса.
– Да, друг мой? – вежливо поощрил он его. – Прошу вас продолжить ваши интересные рассуждения. Ваша сестра отнеслась с юмором, с изрядной долей юмора к вопросу… – Но он не смог сохранить этот тон в такой напряженной атмосфере. Его хриплый голос задрожал, и он посмотрел на доктора Фелла: – Не возникла ли у вас, дорогой доктор, та же мысль, что и у меня?
– Нет! – Громоподобный голос доктора Фелла ослабил сковавшее всех напряжение. – Нет, нет, нет!
Профессор Риго пожал плечами:
– Что до меня, то я считаю: назвав невероятным событие, которое уже произошло, мы мало поможем делу. – Он взглянул на Майлса: – У вашей сестры есть револьвер?
– Да! Но…
Майлс вскочил со своего места.
Он говорил себе, что не должен делать из себя посмешище и со всех ног мчаться наверх, хотя белые пятна выступили на лице Риго, а доктор Фелл вцепился в подлокотники обтянутого гобеленовой тканью кресла. Майлс вышел из комнаты в большую темную гостиную. Из нее можно было подняться по лестнице в коридор второго этажа – и тут Майлс кинулся бежать.
– Марион! – закричал он.
Наверху он попал в очень длинный узкий коридор; на полу светилось желтое пятно от ночника, а множество дверей с обеих сторон казались наглухо запертыми.
– Марион! С тобой все в порядке?
Ответа не последовало.
Дверь спальни Марион была последней слева. По дороге Майлс задержался только затем, чтобы взять с отопительной батареи ночник, маленькую лампу с цилиндрическим стеклянным абажуром.
Майлс обнаружил, что руки у него дрожат. Он терпеливо возился с лампой, прибавляя огня. Повернув дверную ручку, он рывком распахнул дверь, высоко подняв лампу.
– Марион!
Марион была в комнате одна: она полулежала на постели, опершись головой и плечами о спинку кровати. При бешено пляшущем свете лампы Майлс все-таки умудрился это разглядеть.
В комнате было два ряда маленьких окон. Окна одного ряда, расположенные напротив стоявшего в дверном проеме Майлса, выходили на восток, и на них висели шторы. Окна второго ряда выходили на юг – южная стена являлась задним фасадом здания, – и в них лился бледный лунный свет. Лицо лежавшей Марион (нет, она скорее полусидела) было обращено к этим смотрящим на юг окнам, находившимся напротив нее.
– Марион!
Она оставалась неподвижной.
Майлс очень медленно двинулся вперед. Дрожащий свет его лампы выхватывал из темноты одну деталь за другой.
На Марион была светло-голубая пижама; на ее постели царил полный хаос. Ее лицо изменилось почти до неузнаваемости. Остекленевшие карие глаза были полуоткрыты, но она не прищурилась, когда на зрачки упал свет лампы. На лбу блестели капли пота. Рот приоткрылся для крика, которому так и не удалось вырваться из ее груди.
В правой руке Марион сжимала револьвер 32-го калибра. Взглянув направо, на те окна, к которым было обращено лицо Марион, Майлс увидел на стекле отверстие от пули.
Лишившись дара речи, с бешено колотящимся сердцем, Майлс стоял у ее кровати, когда позади раздался хриплый голос.
– Вы позволите? – спросил этот голос.
Жорж Антуан Риго, бледный, но бесстрастный, вошел в комнату своей косолапой походкой, подпрыгивая на ходу. В руке у него была лампа, которую он забрал из маленькой гостиной на первом этаже. Справа от Марион находился ночной столик с наполовину выдвинутым ящиком, из которого, по всей видимости, и был взят револьвер. На столике – Майлс с какой-то патологической отрешенностью отмечал все эти детали – стояли давно погашенная лампа Марион, бутылка с водой и крошечный флакончик французских духов с красно-золотой этикеткой. Майлс ощутил запах этих духов, и ему едва не стало дурно.
Профессор Риго поставил принесенную из гостиной лампу на столик.