– Да. Но это не единственный аспект. Было бы разумно спросить: зачем столько полотенец? Их здесь пятнадцать, я сосчитал. Если нужно просто спрятать кочергу, зачем складывать их в кипу и затруднять себе движения? А вдруг придется бороться с жертвой? Но пятнадцать полотенец были предназначены не только для того, чтобы спрятать в них кочергу. Они должны были скрыть…
– Лицо! – выпалил Хэдли.
Доктор Фелл опять достал из кармана трубку и рассеянно уставился на нее.
– Вот именно – лицо! Сей факт приводит нас к вопросу: если убийца – служащий отеля, зачем ему прятать лицо? В коридоре он как бы на своем месте, вызывать подозрений не может, пока никто не видит, как он входит в комнату, неся такую груду полотенец, что может привлечь к нему внимание. Перед миссис Кент он один из персонала гостиницы, пришедший, понятное дело, сменить полотенца. Но если это кто-то из их компании – кто-то, кого она хорошо знает, – тогда он должен скрыть свое лицо. Преступник не может рисковать. Миссис Кент наверняка удивилась бы и даже испугалась, если бы, открыв дверь, увидела одного из друзей в странном костюме, таком же, как в ночь убийства ее мужа. А ему нужно было войти в комнату, пока у женщины не появилось подозрений. Если учесть показания рабочих у лифта, что с половины двенадцатого до пяти утра сюда не поднимался ни один служащий, вы начнете предполагать, мой мальчик, что отель "Королевский багрянец" принимает гостя, который питает странные вкусы в отношении одежды.
Все погрузились в молчание, и только Хэдли задумчиво барабанил пальцами по блокноту.
– Я и не предполагал, – прервал он паузу, – что миссис Кент убита совершенно незнакомым ей человеком. Но в таком случае – если только он не стащил униформу у одного из служащих – его одежда должна находиться в одном из номеров.
– Совершенно верно.
– Но зачем? Зачем таскать с собой этот наряд и надевать его только для совершения убийства?
Доктор Фелл прищелкнул языком:
– Тц-тц-тц, успокойтесь! Не спешите с выводами. Есть и еще кое-какие интересные детали. Помимо убийства, в комнате было сделано еще кое-что. Во-первых, кто-то взял пару разных туфель и выставил их в коридор. Маловероятно, что это миссис Кент. Мало того, что туфли непарные, это были замшевые туфли, которые не чистят ваксой. Значит, это сделал убийца. Но зачем?
– На первый взгляд, – осторожно заговорил Хэдли, – можно предположить, что убийца не хотел, чтобы его побеспокоили. Это можно понять. Перед ним были несколько пар туфель. Он схватил первые, какие, на взгляд мужчины, ничем друг от друга не отличались, и выставил их за дверь, чтобы подумали, будто миссис Кент уже легла спать. Вот почему он также… Стоп!
– Вот именно! – воскликнул доктор Фелл. – Вот почему, хотели вы сказать, он также повесил табличку на дверь. Но здесь мы натыкаемся на ужасную загадку. Убийца вынимает из ящика бюро табличку, достает спрятанную авторучку из сундука миссис Кент, на табличке крупными буквами пишет "Мертвая женщина" и вешает ее на ручке двери. Довольно странный способ обеспечить уверенность в том, что тебя не побеспокоят. Зачем ему понадобилось столько времени, чтобы предпринять все эти меры предосторожности?
– У вас есть версии?
– Я могу только заключить этот обзор указанием на то, что произошло сегодня утром. Мы исходим из предположения, – он указал кончиком трости на Кента, – что наш друг говорит правду. Хмрф! В восемь утра он поднимается сюда со швейцаром. Браслета в бюро уже нет. Американская леди, которая забыла его, уехала накануне. Тело миссис Кент лежит на боку, голова почти полностью засунута в сундук. Пока портье ждет снаружи, наш друг мистер Кент убегает. Вскоре портье опять открывает дверь. И теперь находит пропавший браслет в бюро, а тело – лежащим в нескольких футах от сундука. Леди и джентльмены, магическое представление закончено. Благодарю вас.
Кент подумал, что взгляд, который Хэдли устремил на него, был скорее оценивающим, чем зловещим.
– Если бы я смотрел на это со стороны, – признал Кент, – я бы сказал, что я лгу. Но я не лгу! Кроме того, как насчет браслета? Я не мог прийти сюда ночью, стащить неведомый мне браслет у неизвестной мне женщины, а потом вернуться сюда утром и подложить его в ящик бюро. Как быть с браслетом?
– Остается альтернатива, – Хэдли проигнорировал вопрос, – лжет портье?
– Необязательно, – пожал плечами доктор Фелл. – Если посмотрите…
В дверь постучали. Престон привел портье и горничную.
Горничная, светловолосая девушка в накрахмаленной бело-голубой форме, казалась скорее взволнованной, чем испуганной. У нее подергивалось веко, и она словно звенела, как связка ключей у ее передника. Мейерс, портье, выглядел рядом с ней особенно крупным и дородным. Хотя Кент опять обратил внимание на его остроконечные усы и лицо в рябинках оспы, самым подозрительным в глазах присутствующих была его одежда – сюртук с двумя рядами серебряных пуговиц. Бросив взгляд в сторону Кента, Мейерс сделал вид, что не замечает его присутствия. Во взгляде портье не было злости; лишь глубокий укор.
Хэдли обратился к горничной:
– Вам не о чем беспокоиться. Просто постарайтесь ответить на вопросы. Как вас зовут?
– Элеонор Петере. – Девушка не поднимала глаз. С ее приходом в комнате появился сильный запах мыла.
– Вы дежурили вчера до половины двенадцатого, не так ли?
– Да.
– Пожалуйста, смотрите на меня, не бойтесь. Вы видите эти полотенца? Вам известно, откуда они взялись?
Немного помолчав, девушка неохотно ответила:
– Из бельевой. Это в коридоре. Я так думаю. Сегодня утром я недосчиталась пятнадцати полотенец, и всю комнату словно перевернули.
– За бельевую вы отвечаете?
– Да. И вчера вечером я ее заперла. Но кто-то проник туда и перевернул все вверх тормашками.
– Что-нибудь еще пропало?
– Нет. То есть одно полотенце для лица. Ручаюсь, это как раз оно. – Девушка кивнула в сторону тела Дженни Кент, и Хэдли подвинулся, чтобы загородить его.
– У кого еще есть ключи от бельевой комнаты?
– Насколько мне известно, ни у кого.
– Во сколько вы сегодня заступили на дежурство?
– В четверть восьмого.
Хэдли подошел к двери, открыл и снял с ее ручки табличку с надписью "Просьба не беспокоить". Стоя в глубине комнаты, Кент через открытую дверь видел в коридоре наискосок дверь в комнату, которая на плане была обозначена как гостиная сэра Гайлса Гэя. И сейчас дверь немного отворилась и оттуда выглянуло встревоженное и заинтересованное лицо. Если бы это был сэр Гайлс Гэй, то Кент удивился бы. Он вспомнил замечание доктора Фелла о его интересе к именам, хотя не понимал его смысла. По имени хозяина "Четырех входов" Кент представлял себе героя старинных баллад, с размашистыми жестами и боевым духом. А из-за двери выглядывал, не скрывая любопытства, усохший человечек, похожий на какого-нибудь древнего философа. Дружески улыбнувшись Хэдли, обнажив при этом белоснежные искусственные зубы, как на портретах Вудроу Уилсона, усохший убрал голову и скрылся в комнате. Роспись на стене изображала дружескую попойку. Хэдли прикрыл дверь номера 707.
– Итак, сегодня вы пришли на работу в четверть восьмого, – обратился Хэдли к горничной. – Полагаю, вы проходили мимо этой двери?
– Да, сэр, конечно.
– Вы обратили внимание на эту табличку?
– Да, я ее видела, но не заметила, что на ней написано. Нет, не заметила, – возбужденно повторила Элеонор. Было ясно: она жалеет об этом.
– Между тем временем, когда вы пришли на дежурство, и тем моментом, когда сюда поднялись этот джентльмен и портье, вы видели еще кого-нибудь в этом крыле?
– Нет. То есть никого, кроме рассыльного. Он поднялся около половины восьмого, посмотрел на дверь номера 707, а потом ушел.
Мейерсу, портье, не терпелось вступить в разговор. Он прочистил горло кашлем, как нервничающий оратор перед аудиторией. Он и говорить начал соответственно. Но Хэдли его прервал:
– Минуточку. Относительно прошлой ночи. Вы были в этой части крыла гостиницы, когда мистер Рипер с друзьями вернулся в отель после театра?
– Это тот красавчик из 701-го? – не удержалась девушка и тут же замолчала, покраснев от смущения. – Да, была, – торопливо добавила она.
– Вы видели… – Хэдли отступил в сторону и указал на тело Дженни Кент.
– Да, видела. Я видела их всех, кроме мужчины с усами из 705-го.
– Во что была одета миссис Кент? Вы помните?
– На ней была та же одежда, что и сейчас. Только поверх еще накидка из норки. Да, и на ногах у нее были туфли, а не тапочки, – добавила Элеонор, еще раз внимательно посмотрев на убитую. – А другая, такая толстая дама ("Наверняка Мелитта Рипер", – подумал Кент), была в вечернем платье из золотистой ткани, с пелериной из белого меха. Но эта леди, – девушка кивнула на тело, – и такая надменная леди из 708-го были в обычных платьях.
Возмущенный Мейерс намеревался сделать замечание горничной за развязный тон, но ледяной взгляд Хэдли остановил его.
– Они о чем-нибудь разговаривали?
– Только пожелали друг другу спокойной ночи, насколько я помню.
– И сразу разошлись по комнатам?
– Да, сэр. Они остановились каждая перед своим номером, взялись за ручку двери, взглянули друг на друга, знаете, как будто ждали какого-то сигнала. А потом сразу одновременно повернули ручки и вошли к себе.
Хэдли заглянул в блокнот, затем обратился к Мейерсу:
– Теперь о браслете. Когда вы услышали о том, что его позабыли в этой комнате?
– Сегодня в восемь утра, сэр, когда явился на свою смену, – с готовностью отвечал тот. Он давал показания как на плацу и проявлял настоящую рьяность в этом деле. Ответы вылетали из него, как будто его трясли за плечи. – Видите ли, я дневной портье и заступаю на дежурство в восемь утра. Но Биллингс, ночной портье, сказал мне об этом, уходя с работы. Дама, которая занимала номер, миссис Джоупли-Данн, позвонила вчера и сказала про забытый браслет. Миссис Джоупли-Данн тогда оставалась на ночь у друзей в Винчестере. Она собиралась на следующий день сесть на "Директорию". Но она позвонила так поздно, что Биллингс не решился беспокоить миссис Кент.
– В котором часу это было? Вы знаете, когда был звонок?
– Да, сэр, все звонки регистрируются. Это было без десяти двенадцать вечера.
– В 11.50? – быстро переспросил шеф полиции. – Кого-нибудь послали наверх спросить о браслете?
– Нет, сэр, и даже не стали звонить в номер. Как я сказал, Биллингс не хотел беспокоить миссис Кент в столь поздний час.
– Кстати, а где были вы в это время?
– Я, сэр? Дома, в постели, – с достоинством отвечал Мейере, безмерно пораженный бестактным вопросом.
– Пожалуйста, расскажите, что происходило сегодня утром.
Мейерс пересказал уже знакомую всем историю:
– Так что, как видите, сэр, в половине восьмого Биллингс послал наверх рассыльного, и тот доложил, что на двери висит эта табличка. Когда я заступил на дежурство и Биллингс обо всем рассказал мне, Хаббард, младший портье, сказал, что, кажется, сейчас в столовой как раз заканчивает завтрак джентльмен из 707-го номера. Я взял на себя смелость попросить этого джентльмена, естественно подумав… вы понимаете.
Мы поднялись наверх. Я попросил горничную открыть дверь, и он туда вошел. Он попросил меня подождать в коридоре, это понятно. Когда через несколько минут он не вышел, я постучал в дверь. Я хотел сказать, что дело может подождать, раз он не нашел браслета. Но никто не ответил. Приблизительно через минуту я опять постучал. Мне это начало казаться странным. Потом я задел нечаянно табличку на двери. Надписи "Мертвая женщина" я не видел, потому что табличка была повернута этой стороной к двери. – Мейерс со свистом втянул в себя воздух. – Да, сэр, я понимал, что беру на себя ответственность, но я попросил горничную открыть номер. И вошел внутрь. Этого джентльмена там не оказалось.
– Где в тот момент лежало тело?
– Точно на том месте, где лежит сейчас.
– Что вы сделали, когда вошли?
– Я пошел поискать браслет.
– Браслет?
– Сэр, – с неожиданным высокомерием произнес Мейерс. – Мне приказали подняться и принести браслет. Я это сделал. И не понимаю, почему это кажется таким странным. Я прошел через комнату, вот так, выдвинул, вот так, правый ящик бюро. Браслет оказался в ящике под бумагой на дне. Я положил его в карман. Затем спустился к управляющему, сказал, что нашел браслет и что в номере 707 находится мертвая женщина. Я знаю, была допущена ошибка, и не говорю, что ее убил этот джентльмен, но я ничего ни о чем не слышал; вот все, что я могу сказать.
Хэдли обернулся к Кенту:
– Как по-вашему, сколько времени вы провели в комнате до того, как выскользнули в коридор через дверь за углом?
– Трудно сказать. Думаю, минуты три.
– А вы? – Начальник полиции снова обратился к Мейерсу. – Сколько времени прошло с того момента, как мистер Кент вошел в комнату, до момента, когда вы решили последовать за ним?
– Ну, скажем, минут пять, сэр.
– Когда вы ждали в коридоре перед дверью, назовем ее главной, с этой табличкой, полагаю, никто не появлялся там и не проходил мимо вас?
– Нет, сэр, мимо этой двери никто не проходил!
– Тогда, если вы оба говорите правду, дело происходило следующим образом. Мистер Кент входит в комнату. Через три минуты он выходит через боковую дверь. По истечении пяти минут в комнату входите вы. Следовательно, за две минуты кто-то входит через боковую дверь – именно через нее, потому что перед главной находитесь вы, – кладет в ящик браслет, меняет положение тела и тем же путем выходит. Повторяю, на это ушло две минуты, после того как мистер Кент покинул комнату и до вашего появления в ней. Это правда?
Мейерс выглядел оскорбленным.
– За этого джентльмена, сэр, я не могу говорить. Но за себя ручаюсь – я сказал правду.
– Еще одно. Пока вы стояли в коридоре, вы могли видеть все двери в этом отсеке коридора?
– Да, сэр, – ответил швейцар и осекся, очевидно застигнутый врасплох какой-то мыслью.
– За это время кто-нибудь из гостей выходил из своей комнаты? Вы бы их заметили?
– Должен был заметить, сэр. Но скажу вам, – с достоинством изрек портье, – никто не выходил. Могу подтвердить под присягой.
– А вы? – Хэдли обернулся к горничной.
– Минуточку! – Девушка задумалась. – Да, я согласна. Уверена, я должна была заметить. Но есть одна дверь, которую я не могла видеть. Эта дверь за углом. Боковая дверь номера 705, как раз напротив боковой двери этого номера.
Хэдли закрыл блокнот.
– Это все, благодарю вас. Вы можете идти, но ни с кем о нашем разговоре не говорите. – Когда служащие ушли, он с удовлетворением посмотрел на доктора Фелла. – Выглядит подозрительно удачно. Вы бы назвали это логической уверенностью. Или он лжет, – Хэдли указал на Кента, – во что я не верю, или лгут портье и горничная, чему я тоже не верю. Или – к этому мы пришли – человек, который заходил в эту комнату – Гарви Рейберн из номера 705.
Глава 7
Квадратный черный камень
Доктор Фелл вновь разыграл свой трюк. Он заключался в том, что доктор никогда не оказывался в том месте, где вы его ожидали. Хэдли оглядывал помещение, а доктор склонился над туалетным столиком в другом конце комнаты, так что были видны только его широченная спина и черная шляпа. Затем к Хэдли обернулось его красное лицо, словно всплывший над водой кит, и за стеклами очков моргнули хитрые глазки.
– О, вполне возможно, – раздраженно пропыхтел доктор. – Это тем более возможно, так как… – Он взмахнул сумочкой из змеиной кожи.
– Так как – что?
– Так как я не нашел в ней ключа. Ключа от этой комнаты. Я его везде искал. Помните, нам поведали очень интересную историю об автоматических замках, которыми снабжены все двери номеров на этом этаже. Что среди них нет ни одного одинакового. Но я бы сказал, за исключением случаев, когда комната, как этот номер, имеет две двери. Тогда один ключ отпирает обе двери. Но где же этот ключ? С другой стороны, мне в голову пришли некоторые любопытные предположения, особенно после более внимательного обследования сундука, и они не сходятся с версией о нашем друге Рейберне.
За приоткрытой главной дверью послышался какой-то спор, оборвавшийся на восклицании "Тьфу!". В комнату, полный самообладания, вошел сморщенный человечек с выражением беззастенчивого интереса на изрезанном морщинами лице. Это его Кент видел выглядывающим в коридор. Мужчина среднего роста, он выглядел намного ниже из-за худобы. Одет был тщательно, можно даже сказать, щегольски, в синий двубортный костюм с негнущимся накрахмаленным воротничком. Этот воротник, в дополнение к обнаженным в улыбке фальшивым зубам, придавал посетителю блеск, как полировка надгробному памятнику. Стараясь сохранять приличия, вместе с тем он умудрялся не скрывать чрезвычайную заинтересованность. Его тонкие волосы, старательно разделенные пробором, на висках поседели, а за ушами были тусклого серого цвета; гладкая прическа контрастировала с худым лицом, изборожденным глубокими морщинами. Он остановился у тела, словно отдавая дань почтения усопшей, покачал головой, потупив взгляд, а затем вскинул глаза на Хэдли:
– Доброе утро, господин полицейский.
– Доброе утро, сэр Гайлс.
– А это, полагаю, – важно произнес тот, – знаменитый доктор Фелл. А молодой человек?
Ему представили Кента. Он кивнул, а его пронзительные глазки в это время словно ощупывали остальных.
– Джентльмены, я к вам явился, и теперь вам от меня не отвертеться. Вы должны зайти ко мне в номер… и выпить по чашке китайского чая, – добавил он, когда каким-то загадочным гипнозом своих глаз выводил их из комнаты. – Не знаю почему, но я не могу говорить об этом здесь.
Несмотря на внешнее самообладание, он выглядел чересчур бледным. Доктор Фелл с заинтересованной улыбкой посматривал на него сверху вниз, как на любопытный феномен.
– Кхе-кхе-кхе, – только и смог произнести доктор. – Да! Я как раз очень хотел побеседовать с вами. У меня, так сказать, свежий взгляд на людей. Остальные могут об этом судить, не сомневаюсь, но они слишком близки друг к другу, чтобы быть беспристрастными.
– Вы мне льстите, – ответил Гэй, показывая краешек искусственной челюсти. – Я весь к вашим услугам.
В то время как Хэдли задержался, раздавая указания Беттсу и Престону, Гэй провел остальных в свою гостиную. Это была очень милая комната, как ни странно, обставленная в стиле восемнадцатого века, хотя за окнами бурлило шумное движение на Пикадилли-стрит энергичной современной эпохи. С этой высоты открывался вид на покрытые снегом крыши за строгими очертаниями собора Святого Джеймса и обнаженные деревья в парке Сент-Джеймс. Оживленный, щегольски одетый хозяин отлично смотрелся в необычной обстановке своего номера. На столике у окна кипел чайник, и, когда гости отказались от чая, хозяин налил себе чашку.