Я пообещал держать Эми в курсе дел, поэтому, свернув с парковой дороги имени Генри Хадсона на Девяносто шестую улицу, я пересек Центральный парк и покатил к гаражу на Второй авеню, в котором Эми Деново держала свою машину. Не спрашивайте меня как и почему, но я всегда стараюсь лишний разок побывать на том месте, которое связано с каким-либо интересующим нас событием. Вот и сейчас, идя пешком от гаража к дому Эми (а найти свободное место для моего "герона" на улице было так же невозможно, как попытаться втиснуть еще одно зернышко в спелый кукурузный початок), я выбрал тот маршрут, которым в последний раз в своей жизни воспользовалась Элинор Деново. Я пришел к выводу, что тому, кто захотел бы свести с ней счеты, выполнить затею было бы парой пустяков.
Наш разговор с Джарретом излагать Эми дословно я не стал. Мы редко удостаиваем клиентов подобной чести. Не стал я также посвящать Эми в наши дальнейшие планы. Когда я закончил разговаривать, Эми тут же спросила в лоб, верю ли я, что Джаррет и в самом деле ее отец, на что я честно ответил, что не знаю. Я признался, что хотя все указывает на то, что ее отец именно Джаррет, биться об заклад я бы не стал. Дальше я попытался выведать у Эми, что она сделает, когда факт отцовства будет твердо установлен, но меня постигла неудача; более того, у меня создалось впечатление, что Эми и сама еще не знает, чего хочет.
Когда я вернулся домой, до ужина оставалось всего десять минут, так что с дословным рапортом Вульфу мне пришлось повременить до тех пор, пока мы не расправились с телячьим рулетом под острым соусом, с салатом из петрушки и мускусной дыни и с черничным муссом и перешли пить кофе в кабинет.
Когда я закончил рассказывать, Вульф сказал, одновременно прихлебывая кофе:
– Я считаю вполне возможным, что Поль Ревер мог смастерить серебряные счеты. А вот как ты до этого додумался?
Я постучал себя по голове костяшками пальцев.
– Вы как-то изволили выразиться, что чем больше набивать мозг, тем больше в него влезает. Так вот, поскольку в данном случае мой мозг был чист как стеклышко, можно считать, что на меня снизошло озарение.
– Ерунда, все нужные слова в твоем мозгу были. Ты знал, кто такой Поль Ревер, и ты знаком со словами "серебряный" и "счеты". Другое дело, что ты не в состоянии объяснить, каким образом тебе удалось объединить их воедино, да еще в тот самый миг, когда это потребовалось. Хорошо, я снимаю свой вопрос. – Он отпил кофе. – Можешь ты утром позвонить мистеру Баллу или заехать к нему?
– Я лучше заеду. Показать ему фотографию по телефону – дело довольно заковыристое.
– Что, по-твоему, может предпринять мистер Джаррет?
– Трудно сказать. Сами понимаете: если тот наезд был предумышленным, а следовательно, было совершено убийство, то наш клиент сейчас в опасности. Если вы спросите, считаю ли я возможным, чтобы этот богатый, чванливый, респектабельный старикан угнал машину и сбил ею Элинор Деново, та я отвечу да. По-моему, этот индюк способен на все.
Вульф кивнул.
– Да, это, конечно, маловероятно, но все-таки… Ты предупредил ее?
– Нет. Пока ему известно лишь одно: что мы знаем про чеки. Поэтому, если Элинор владела какими-то тайнами или угрожала ему чем-то, из-за чего с ней пришлось расправиться, у Джаррета нет оснований думать, что она рассказала об этом Эми. С другой стороны, я позвоню ей и предупрежу, чтобы она была поосмотрительнее, когда переходит улицу. Только как бы ей не пришло в голову, что я больше забочусь о ней самой, чем о ее деле.
– Очень хорошо.
Его плечи приподнялись, а потом опустились на одну восьмую дюйма. Я уже упоминал про его идиотские представления насчет моего отношения к женщинам. Вульф снял с каких-то бумаг пресс-папье – увесистый кусок нефрита, которым одна дамочка несколько лет назад ухлопала своего мужа, и сказал:
– Если ты не занят вечером, то я бы продиктовал три или четыре письма.
Я ответил, что половина вечера уже прошла, и вынул блокнот.
Утром в четверг я совершил ошибку, которую совершал уже не впервые. Вместо того, чтобы позвонить Баллу и уговориться о встрече, я выехал без звонка и в результате проторчал целых два часа в приемной на тридцать четвертом этаже сорокаэтажной цитадели финансистов на Уолл-Стрит. Мистер Баллу проводил важное совещание. Это могло означать все что угодно – от того, что у мистера Баллу разыгрался острый приступ несварения желудка, до того, что он и впрямь председательствовал на совещании, где решалось будущее десятков тысяч людей. Впрочем, для меня важнее было то, что страдало, мое настоящее. В приемную постоянно заходили какие-то люди, стояли, переминаясь с ноги на ногу, сидели в ожидании вроде меня, но я был так раздосадован из-за своей промашки, что даже всегда столь интересующее меня мелькание новых лиц не могло меня развлечь. Лишь в пять минут первого молоденькая финансистка провела меня по коридорам в кабинет Баллу.
Прежде чем приблизиться к необъятному письменному столу, за которым обычно сидел Баллу (в данную минуту Баллу стоял у окна), я успел осмотреться по сторонам и насчитать шесть окон, пять зачехленных кожаных кресел, две боковые двери и еще несколько мелочей, но тут Баллу обернулся. Если он раскаивался из-за того, что заставил меня прождать два часа в приемной, то по его виду сказать этого было нельзя.
– Господи, что за утро, – вздохнул он. – Я могу уделить вам пять минут, Гудвин.
– Возможно, мне больше и не понадобится, – сказал я, запуская руку во внутренний карман. – Вы говорили, что деньги по чекам получала Элинор Деново. Вот ее фотографии, снятые двадцать лет назад. Вы ее узнаете?
Баллу внимательно рассмотрел обе фотографии, потратив на них добрую половину из обещанных мне пяти минут.
– Нет, я никогда ее не видел. Это и есть Элинор Деново?
– Да. Совершенно определенно.
– И она получала деньги по чекам. И вы хотите связать ее с Джарретом. Двадцать лет назад… Стало быть, речь идет о тысяча девятьсот сорок седьмом годе. К тому времени я еще плохо знал его, хотя и с тех пор мы не слишком сблизились. У нас с ним всегда были только деловые отношения. – Баллу протянул мне фотографии. – Но вам непременно нужно найти доказательства ее связи с Джарретом?
– Это совершенно необходимо.
Баллу подошел к своему неправдоподобно огромному столу, уселся, нажал на кнопку и произнес:
– Соедините меня с мистером Макгреем из "Сиборда".
Я мысленно порадовался, что наш особняк не оборудован таким устройством. Представляете мое состояние, если я, например, только-только залез под душ в своей комнате, и тут раздается громовой рык Вульфа: "Куда, черт побери, подевалось письмо от мистера Хьюитта?"
Баллу не пришлось долго ждать. Зажужжал телефон и он поднял трубку.
– Баллу… Доброе утро, Берт. У меня сейчас сидит Арчи Гудвин… Да, да, тот самый, я говорил тебе вчера… Он задал мне вопрос, на который я не могу ответить, а ты можешь. Ничего, если он подъедет к тебе? Это не займет много времени… Да, конечно… Нет, он выглядит вполне прилично, в пиджаке и при галстуке – в отличие от меня… Спасибо, а знал, что могу на тебя положиться.
Баллу положил трубку и повернулся ко мне.
– Бертрам Макгрей ждет вас к ленчу в "Бэнкерс-клубе". Бродвей, сто двадцать. Он будет там через десять минут. Скажете, что вы гость мистера Макгрея. Он вице-президент "Сиборда". Двадцать лет назад Джаррет взял его к себе секретарем, а потом помог ему сделать карьеру. Он один из немногих, кому доводилось часто бывать в доме Джаррета. У него на Джаррета зуб за то, что в пятидесятом году Джаррет не сделал его президентом компании – хотя, между нами, тут Джаррет был абсолютно прав, – в результате в пятьдесят третьем году он перешел к нам. Это он вчера предоставил мне эти сведения о чеках. Макгрей мечтает познакомиться с Ниро Вульфом, так что можете спрашивать его о чем угодно. Вы все поняли?
Я сказал, что да, а Баллу снова нажал на кнопку и сказал:
– Пусть заходит человек из Бостона.
Вот почему в час дня я сидел за угловым столиком в зале, уставленном еще примерно сотней таких же столиков. Поскольку в среднем за одним столиком сидели трое, я прикинул, что в зале присутствует миллиардов двадцать капитала, как личного, так и представительного. Я порадовался, что нацепил галстук.
У мистера Макгрея, сидящего напротив меня, уши были чуть оттопырены, нос чуть мелковат, а в углу правого глаза белел узкий шрам.
Макгрей был либо слишком учтив, либо совсем безвольный; когда я заказал палтуса в винном соусе, салат и лимонад, он попросил принести себе то же самое. Впрочем, я постарался не уступить ему по части учтивости: мы обсуждали проблему загрязнения воздуха, засухи в Неваде, учащения уличных демонстраций до тех пор, пока Макгрей не признался, что перерыв на ленч у него всего час, а Баллу сказал, что у меня какие-то вопросы. Я сказал, что, по словам Баллу, он, Макгрей, давно знает Сайруса М. Джаррета и может помочь мне опознать одну женщину, которой интересуется Ниро Вульф, и показал ему фотографию. Макгрей посмотрел на первую, удивленно посмотрел на меня, потом посмотрел на вторую и сказал:
– Это Лотти Воэн.
Я сделал вид, что мне это совершенно безразлично.
– Хорошо, – сказал я, – теперь мы хотя бы знаем ее имя. А кто такая Лотти Воэн? – Я тут же спохватился – ведь Баллу знает, в чем дело. Поэтому, не дожидаясь ответа, я продолжил: – Дело в том, что нам она известна под именем Элинор Деново. Эти фотографии сделаны двадцать лет назад.
– Не понимаю… – Макгрей нахмурился. – Я абсолютно уверен, что это Карлотта Воэн. Почему вы знаете ее как Элинор Деново?
Я забрал у него фотографии, подождал, пока официант, поставив перед нами чашечки с кофе, отошел, и ответил:
– Это долгая история, к тому же многие сведения получены от нашего клиента, следовательно, являются конфиденциальными. Если верить мистеру Баллу, то вы вряд ли заложите нас Джаррету. С другой стороны, вы банкир и прекрасно понимаете, что лучше лишний раз перестраховаться, чем проявить неосторожность. К тому же вам известно, что мистер Вульф собирается проучить Джаррета. Учитывая все это, я был бы весьма признателен, если бы вы рассказали мне про Карлотту Воэн. Она была знакома с Джарретом?
Макгрей кивнул.
– Я впервые увидел ее у него дома.
– Она была гостем?
– Нет. Она служила секретаршей у миссис Джаррет. Когда миссис Джаррет умерла, Джаррет оставил Карлотту. Я тогда был его личным секретарем – и дома и на службе, – и Карлотта стала моим помощником. Она была очень умна и исполнительна.
Лед в бокалах с лимонадом растаял, кофе остался почти нетронутым, а час, отпущенный мистеру Макгрею на ленч, существенно растянулся. Это был как раз тот случай, когда мне пригодилась моя недюжинная память, поскольку доставать прилюдно записную книжечку я не решился. Макгрею это вряд ли пришлось бы по нутру. Итак, факты согласно Бертрану Макгрею.
Он познакомился с Карлоттой Воэн в городском доме Джаррета в мае сорок второго года. В ноябре сорок третьего миссис Джаррет умерла от рака, и Карлотта продолжала работать теперь уже в качестве секретарши самого Джаррета. К тому времени Макгрей уже добрых две трети своего времени проводил в банке, так что скучать Карлотте не приходилось. В банке она появлялась редко, от силы раз в два месяца.
Насколько помнил Макгрей, Карлотта была родом из небольшого городка неподалеку от Милуоки, штат Висконсин. Больше он не знал про нее ничего – ни того, сколько времени она жила в Нью-Йорке, ни про то, где она училась или как поступила к Джарретам.
Немногим лучше дело обстояло с ее исчезновением. С момента поступления на службу Карлотта жила вместе с Джарретами – либо в городском, либо в загородном доме. Однако с марта сорок четвертого года она вдруг переехала жить в другое место, хотя продолжала выполнять какие-то поручении Джаррета, поскольку время от времени еще появлялась у него. В последний раз Макгрей видел ее в конторе в конце сентября или в начале октября сорок четвертого года – в библиотеке вместе с Джарретом.
Вот и все. Занавес.
Макгрей относился к Карлотте с симпатией и уважением. Ему даже казалось, что она к нему неравнодушна, но роман между ними так и не завязался, поскольку годом раньше в тридцатилетнем возрасте Макгрей женился и его сын уже появился на свет. Макгрею казалось, что, возможно, Юджин, сын Джаррета, которому в сорок четвертом году было двадцать, был одно время увлечен Карлоттой, но ничего конкретного он припомнить не смог. Не удалось Макгрею вспомнить и ни одного случая, который бы свидетельствовал о том, что отношения между Джарретом и Карлоттой несколько вышли за рамки чисто деловых.
Я проводил Макгрея до здания, в котором размещалась "Сиборд Бэнк энд Траст компани", поблагодарил за ленч и потратил десять минут на самое безнадежное в Нью-Йорке занятие – попытку поймать свободное такси. Наконец мне удалось опередить какого-то хромого и впрыгнуть в только что освободившуюся машину. Без двадцати три мы подкатили к нашему старому особняку. Не откладывая дела в долгий ящик, я сел за пишущую машинку и вскоре напечатал следующее:
СПРАВКА
Карлотта Воэн
Изложено со слой Бертрама Макгрея, 24 августа 1967 года.
До мая 1942 – Доподлинно неизвестно. Рассказала Макгрею, что жила где-то в Висконсине.
С мая 1942 по ноябрь 1943 – Секретарша миссис Джаррет. Жила у нее же.
С ноября 1943 по март 1944 – Секретарша мистера Джаррет. Жила в том же доме.
С марта 1944 по октябрь 1944 (включая дату зачатия Эми) – Скорее всего жила в Нью-Йорке или где-то поблизости, поскольку Макгрей три-четыре раза видел ее в доме Джаррета.
С октября 1944 по июль 1945 (включая 12 апреля 1945 – день рождения Эми) – Сведений нет.
2 июля 1945 – Поступила на службу к Реймонду Торну.
Глава 7
Без пяти шесть, когда я лихо притормозил перед парадным входом во дворе Джаррета, сумерки настолько сгустились, как будто было уже за полночь. Тучи заволокли все небо еще над Нью-Йорком и всю дорогу преследовали меня, то опережая, то чуть-чуть отставая, пока наконец не разразились проливным ливнем в ту самую минуту, когда я заглушил мотор "герона" и изготовился выйти наружу. Я вытащил ключ из замка зажигания, перегнулся назад, достал с заднего сиденья плащ, который всегда на всякий случай вожу с собой, набросил его на голову, вылез из машины и резво рванул под укрытие.
Встретили меня примерно так, как я и ждал. Дверь открыл Оскар после того, как я успел уже трижды надавить на кнопку звонка. Любой приличный человек в данных обстоятельствах должен был бы (даже обязан!) посочувствовать жертве разгулявшейся стихии, проквакав что-нибудь вроде: "Ну и дождина, да?" или "Вы не промокли?", или, в крайнем случае, "Уткам сегодня благодать!". Оскар же промолчал. Он лишь едва посторонился, чтобы я сумел протиснуться в коридор, не придавив его к стене.
Меня ожидали. Частенько случается, что, доложив Вульфу, я вступаю с ним в оживленную перепалку по поводу того, какой оборот могут принять дальнейшие события. Порой доходило даже до того, что я грозил уволиться (чаще), либо Вульф грозил уволить меня (реже), на сей же раз все было настолько очевидно, что спор продлился каких-то три минуты, не перехода в рукопашную. Я снял трубку, набрал нужный номер и вскоре услышал знакомый мужской голос. Я не мог сказать наверняка, принадлежал ли голос Оскару, поскольку Оскар в моем присутствии особым многословием не отличался.
– Это Арчи Гудвин, – представился я. – Я приходил к вам вчера. Пожалуйста, предупредите мистера Джаррета, что я хочу прийти снова. Буду у вас примерно через два часа.
– Нет, мистер Гудвин, я не могу. Мистер Джаррет особо распорядился, чтобы вас не впускали. Привратнику оставлены указания…
– Да, да. Извините, что перебиваю. Я этого ждал, поэтому и звоню. Пожалуйста, передайте мистеру Джаррету, что у меня для него новости по поводу Карлотты Воэн. Вы уяснили – Карлотта Воэн. – Я произнес имя и фамилию по буквам. – Он сообразит. Я подожду у телефона.
– Но, мистер Гудвин…
– Никаких "но". В объятия он вас не заключит, но принять меня согласится.
Непродолжительное молчание, потом:
– Хорошо, не вешайте трубку.
Ждать мне пришлось дольше, чем накануне. Вульф, одной рукой держа у уха трубку, второй поправлял свежесрезанный цветок Милтонии хеллеменсе в вазе на столе. Наконец в трубке послышалось:
– Мистер Гудвин?
– Я здесь.
– Вы сказали – через два часа?
– Да, примерно. Может, чуть позже.
– Хорошо. Вас впустят.
Когда я положил трубку, Вульф прорычал:
– Этот червяк настолько привык раболепствовать, что даже к тебе относится с почтением. Да, я бы не отказался поговорить по душам с мистером Джарретом. Я почти склоняюсь к тому, чтобы поехать вместе с тобой.
Совершенно пустой треп – просто уши вянут. Перед отъездом я отпечатал на машинке справку с биографическим сведениями о Карлотте Воэн, которую вы уже видели.
Итак, я оставил мокрый плащ на скамье и проследовал за Оскаром через вестибюль, а затем через вереницу комнат и коридоров. По дороге я заключил сам с собой пари, что на сей раз Джаррет среагирует.
Наше путешествие окончилось в комнате с пятнадцатифутовым потолком, устланной ковром, по сравнению с которым необъятный персидский ковер в гостиной Лили Роуэн показался бы половичком. Посередине комнаты стоял письменный стол – должно быть, работы первых переселенцев, – а стены были до самого потолка уставлены стеллажами с книгами. Книг было явно больше, чем у Вульфа. Ни в одном из кресел никто не сидел. Оскар щелкнул выключателем, пообещал, что мистер Джаррет скоро будет, и величественно удалился.
На сей раз "скоро" означало всего две минуты. В тот миг, как открылась дверь между стеллажами и в проеме появился Джаррет, за окном ослепительно сверкнула молния, а буквально в ту секунду, как Джаррет, подойдя к столу, остановился, комнату потряс раскат грома. Ловко сработано, невольно подумал я.
Устремив на меня леденящий душу взор, Джаррет проскрипел:
– Что вы хотите знать о Карлотте Воэн?
– Сначала я расскажу вам, что нам уже известно, – сказал я. – По меньшей мере, частично. Так вот, с мая тысяча девятьсот сорок второго года Карлотта Воэн служила секретаршей у вашей жены до тех пор, пока ваша жена не умерла. Жила она тогда здесь, а также в вашем городском доме. После смерти вашей жены Карлотта продолжала работать у вас. В марте сорок четвертого она съехала. Вот ее фотографии, сделанные в сорок шестом году, когда ее знали под именем Элинор Деново, а ее дочке Эми был уже год. Взгляните.
Я протянул Джаррету снимки, но он не взял их. Зато спросил:
– Кто вам платит, Гудвин? Макгрей? Но он у них может быть только мальчиком на побегушках. Правда, вам должно быть известно, кто его хозяева… Если бы я сумел доказать, что меня оклеветали, вы бы не отказались заработать десять тысяч долларов?
– Такие гроши! Да я на прошлой неделе забрал домой коробку, в которой было двести сорок четыре тысячи – некогда ваших, кстати. – Я упрятал фотографии с карман. – А чеки, которые вы посылали Элинор Деново…
– Хватит! – Надо же – среагировал. Правда, не глазами, а только голосом. Выстрелил в меня этим словом, как пулей. – Все это полная ерунда! Безмозглые недоумки! Вы собираетесь доказать, что девушка по имени Эми – моя дочь и что Карлотта Воэн, которая когда-то работала у меня и теперь значится под именем Элинор Деново – ее мать. Верно?