Глава 9
Пожалуй, я утратил бдительность, но тем не менее выходка его была столь неожиданной, что полностью застала меня врасплох. Гибкие жилистые пальцы впились мне в шею, причем с такой силой, что я мигом смекнул – шутки в сторону. Я ухватил его за запястья, но тщетно – Филип впился в меня, как пиявка. Я резко пригнулся, дернулся и вырвался из захвата, однако не ожидавший такой прыти противник больно оцарапал мне щеку. Мне не по душе колотить таких слабаков, которые плохо представляют, как пускать в ход кулаки, но и я не люблю, когда меня царапают.
Словом, я оттолкнул его левой рукой, а для пущей убедительности залепил увесистую оплеуху правой. Незадачливый кузен Эми пошатнулся, но, натолкнувшись на стену, устоял на ногах.
– Прекрати! – приказал я. – Я не хочу…
Он козлом скакнул вперед и лягнул меня! Мало того, что мне было больно говорить – балбес сдавил мое горло, как клещами, – но горела ссадина на щеке, а теперь еще и это! Словом, я ударил его еще разок, сильнее, чем намеревался. Бедняга сложился пополам, словно подрубленный. Потом упал. И больше не шевелился.
Я склонился над останками, убедился, что Филип не притворяется, и решил пока осмотреть квартиру.
Единственная причина столь нелюбезного приема заключалась, по моему мнению, в том, что в квартире находился кто-то, кому быть здесь не следовало. Однако оказалось, что я ошибся. Ни в спальне, ни в кухне, ни в ванной не было ни души. Я заглянул под кровать, обследовал стенной шкаф и вернулся еще раз взглянуть на негостеприимного хозяина. Он по-прежнему был в отключке.
Учитывая его столь явное нежелание даже выслушать меня, я не надеялся, что мне удастся убедить его сопровождать меня к Вульфу, поэтому решил доставить его силой. Поскольку рост Филипа не позволял мне соорудить из него сверток в тесной, как спичечный коробок, прихожей, я отволок его в кухню. Стянул руки и ноги бельевой веревкой, обнаруженной в кухонном ящике, заклеил пасть пластырем из аптечки в ванной и с удовлетворением убедился, что, придя в себя, жертва сможет меня слушать, не будучи в состоянии ни укусить, ни лягнуть, ни поцарапать. Я накладывал третью полоску пластыря на его рот, когда раздался звонок.
Я так и подскочил. Звонок прозвучал снова.
Вот, значит, где собака зарыта. Филип ждал гостей.
Я отыскал на стене кнопку, открывавшую дверь в подъезд, несколько раз нажал на нее, еще раз критически оглядел свою работу, закрыл кухонную дверь, вышел в прихожую и открыл входную дверь.
На лестнице слышались звуки неуверенно приближающихся шагов. Еще прежде, чем увидел в проеме голову, я решил, что это женщина, и не ошибся. Выйдя на лестничную клетку, она нерешительно оглянулась и лишь потом заметила меня. Этого экземпляра в моей коллекции еще не было. Лет пятьдесят или больше, стройная, холеная, на плечах норковое манто.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался я.
Она спросила немного испуганно:
– Вы… Вы Филип Тингли?
Я кивнул.
– Не узнаете?
Похоже, я попал пальцем в небо.
– А как я могла вас узнать? – резко спросила она.
– Не знаю, – ухмыльнулся я. – Может, по моей статуе в Центральном парке. – Я попятился, пропуская ее. – Входите.
Чуть помявшись, незнакомка повела плечами, словно готовясь дать мне отпор, если понадобится, и вошла. Я кивком указал ей на спальню-гостиную и запер дверь. Я, конечно, не имел ни малейшего понятия, в чем дело, но отважился на выстрел в темноте.
– Позвольте вашу шубку, – вежливо предложил я. – Это, разумеется, не такое кресло, к каким вы привыкли, но других у меня нет.
Женщина брезгливо отшатнулась от меня и нервно обвела глазами комнату. Уселась она на самый краешек, потом устремила взор на меня. Я никогда не считал себя красавцем – мое главное обаяние заключается, скорее, в духовной сфере, – но, с другой стороны, я отнюдь не жаба, поэтому ее выражение меня оскорбило.
– Похоже, – рискнул я, – что-то в моей наружности вам не по вкусу.
Она презрительно фыркнула.
– Я же сказала вам по телефону – я никогда не была сентиментальна.
– Я тоже, – кивнул я.
– Еще бы. – Доносись ее голос с крыши, он висел бы в виде сосульки. – С вашей-то наследственностью. Ни ваш отец, ни я сентиментальностью не страдали.
Кстати, по словам моего брата, вы отъявленный мерзавец. Он также уверяет, что вы трус и обманщик, но в это, учитывая ваше происхождение, я не верю. Сказать по чести, я уверена, что брат ошибается. – Она говорила отрывисто, словно выплевывая слова. – Вот почему я пришла. Он думает, что вы согласитесь на его предложение, а я так не считаю. Я бы не согласилась, а в ваших жилах – наполовину моя кровь.
Глава 10
Я вертелся, как уж на сковороде, пытаясь придумать лучший план действий. Проще всего было, пожалуй, сыграть отъявленного мерзавца, к чему я и приступил, скорчив свирепую гримасу.
– Значит, он считает меня трусом? – Я выдавил недобрый смешок. – И надеется, что я приму его предложение? Нет уж, дудки! Не на такого напал!
– Сколько вы возьмете?
– Я уже говорил! Я не уступлю ни цента!
– Это глупо, – резко сказала она. – Вы тоже делаете ошибку. Глупо рассчитывать, что мой брат так легко расстанется с миллионом долларов.
– Выложит как миленький. В противном случае я ему не завидую.
– Нет. Он не согласится. – Женщина заерзала на кресле, и в какой-то миг мне даже показалось, что она сейчас упадет. – Все мужчины – глупцы, – с горечью произнесла она. – Я-то думала, что со своим трезвым умом сумею сама о себе позаботиться, но мужчины рассеяли мои надежды в пух и прах. Нет, я не отрицаю, что у вас есть определенное право, но требовать такую сумму… просто нелепо. Согласна: то, что предлагает мой брат, тоже смехотворно. Жаль, что у меня нет собственных средств. Но вы оба просто упрямые ослы. Он так и не научился соглашаться на компромиссы, да и вы, судя по всему, тоже. Но на сей раз вам придется пойти на взаимные уступки; вам деваться некуда.
Отъявленный мерзавец гаденько ухмыльнулся и процедил:
– Он дешевый упрямец и трепло. Для достижения компромисса нужно согласие обеих сторон. Как насчет него?
Она открыла было рот, но тут же снова сомкнула губы.
– Вот видите, – язвительно хмыкнул я. – Похоже, вы тоже сели в лужу. На что вы рассчитывали, заявившись ко мне с этой болтовней? Думали сбить цену, чтобы разницу положить в карман, да? Нет уж, фокус не удастся!
– Но мне бы удалось тогда уговорить…
– Нет! – Я встал. – Вы хотите уладить дельце полюбовно. Я тоже. И он, насколько мне известно. Что ж, давайте поедем к нему вместе. Вот там и скажете нам обоим насчет компромисса. Тогда и посмотрим, чья возьмет. Поехали.
– Как, прямо сейчас? – испуганно встрепенулась она.
– Да, прямо сейчас.
Она упиралась. Она возражала. Но я был непреклонен как скала. Козыри были у меня в руках, и я умело пользовался ими. Когда я облачился в пальто, она продолжала сидеть, кусая губы. Потом решительно встала и зашагала к двери.
Глава 11
Когда мы спустились по лестнице и вышли на улицу, перед подъездом стояла только моя машина; дамочка, должно быть, прикатила на такси. Я сомневался, чтобы у Филипа Тингли был собственный автомобиль, поэтому, дойдя до угла, остановил такси. Женщина забилась в самый угол; я, решив оставаться Филипом до конца, демонстративно уселся в противоположный угол, успев услышать адрес: Семидесятые улицы чуть восточнее Пятой авеню. Во время езды все молчали, словно воды в рот набрали.
Она позволила Филипу расплатиться с водителем, что, учитывая его стесненные обстоятельства, показалось мне верхом жмотства. Перед внушительной, разукрашенной орнаментами дверью она выжидательно остановилась, так что мне пришлось самому нажать на ручку и распахнуть дверь. Внутренняя дверь открылась уже сама, без моего вмешательства, и женщина прошла вперед. Я шел по пятам. Швейцар в ливрее закрыл дверь.
Дамочка увяла и съежилась буквально у меня на глазах. В лице – ни кровинки. Чувствовалось, что она страшно напугана. Она спросила слугу:
– Мистер Джадд наверху?
– Да, мисс Джадд.
Она провела меня в огромную комнату с камином, заставленную книгами и моими любимыми креслами. В одном из них сидел субъект, которого я терпеть не мог.
Когда мы вошли, он повернул голову.
– Гатри, – сдавленно начала мисс Джадд, – я подумала, что лучше…
Увидев, как сверкнули его глаза, она прикусила язык. Такой залп уложил бы и носорога.
Я шагнул вперед и спросил у Джадда:
– Эйкен здесь?
Джадд и ухом не повел. Он обратился к сестре, словно она была кучкой грязи:
– Откуда взялся этот тип?
– О, это долгая история, – вмешался я, – но я постараюсь не затягивать. Она зашла домой к Филипу Тингли, застала в квартире меня, и решила, что я это он. – Я небрежно махнул рукой. – Перепутала. С кем не бывает?
– Она решила… – Джадд, казалось, лишился дара речи. Уже ради одного этого стоило проделать весь этот путь. Его сестра смотрела на меня, выпучив глаза.
Джадд опомнился первым.
– Пошла вон! – завопил он, брызжа слюной от бешенства. – Дура стоеросовая!
Она понурилась и ушла как побитая собака, поджав хвост.
Дождавшись, пока за ней закроется дверь, я произнес:
– Мы с ней имели долгий разговор по душам. Занятное складывается положеньице. Теперь, пожалуй, я передам вам то приглашение, ради которого пришел к вам вчера, когда вы меня выставили. Мы с вами едем на Тридцать пятую улицу, чтобы вы могли побеседовать с Ниро Вульфом.
– Я хочу поговорить с вами, – процедил он. – Сядьте.
– Нет уж, увольте, я первый пригласил. К тому же вы мне не нравитесь. Если же станете вилять и упираться, то, клянусь честью, я отдам вас на съедение прессе и заложу самой бульварной газетенке. – Я указал на дверь. – Выход здесь…
Глава 12
Вульф сидел за столом. Я сел за собственный стол и открыл блокнот. Гатри Джадд расположился в красном кожаном кресле.
Вульф осушил стакан пива, смачно утер губы и откинулся на спинку кресла.
– Похоже, вы не понимаете, – заговорил он, – что уже не контролируете положение. От вас теперь зависит только одно: вы можете сэкономить нам немного времени, что, возможно, зачтется в вашу пользу. Никаких обещаний я давать не стану. Все, что нам нужно, мы вполне можем выяснить и без вас – мы или полиция. Полицейские, конечно, работают неуклюже и порой неосторожно, но, когда берут след, идут по нему до конца. Нам известно, что Филип Тингли – сын вашей сестры, и это самое главное. Именно это вы пытались утаить. Остальное нужно только, чтобы упростить дело. Кто, например, отец Филипа?
Джадд, насупившись и стиснув зубы, молча смотрел на него исподлобья.
– Кто отец Филипа? – терпеливо повторил Вульф.
Джадд молчал.
Вульф пожал плечами.
– Как хотите. – Он повернулся ко мне. – Вызови инспектора Кремера. Он ему быстро развяжет язык… Вы что-то сказали, сэр?
– Да! – рявкнул Джадд. – Черт бы вас побрал. Отец Филипа мертв. Его звали Томас Тингли. Он был отцом Артура.
– Понимаю. Следовательно, Артур приходился Филипу братом.
– Сводным. – Судя по физиономии Джадда, он предпочел бы, чтобы из его рта вылетали пули, а не слова. – Томас был женат, и у него было двое детей – сын и дочь. Сына звали Артур.
– А его жена была еще жива, когда…
– Да. Моя сестра поступила работать на фабрику Тингли в 1909 году. Мне тогда было двадцать пять, я еще делал первые шаги в жизни. Ей было девятнадцать. Артур был младше меня на год или два. Его отцу, Томасу, было под пятьдесят. В 1911 году сестра сказала, что ждет ребенка, и призналась мне, кто его отец. Я тогда уже начал неплохо зарабатывать и отослал ее в деревню. В сентябре того же года она родила мальчика. Сестра сразу возненавидела младенца. Она отказывалась даже смотреть на него. Мальчика поместили в детский дом, и мы оба о нем забыли. Я был тогда настолько занят своими делами, что, пожалуй, утратил всякую осторожность. Уже много лет спустя мне пришло в голову, что там могли остаться записи, которые лучше уничтожить, и я навел кое-какие справки.
– Когда это было?
– Только три года назад. Тогда я и узнал, что случилось. Томас Тингли умер в 1913 году, а его жена – год спустя. Его сын, Артур, в 1912 году женился, но его жена погибла в результате несчастного случая. А в 1915 году Артур законным образом усыновил четырехлетнего мальчика из того самого детского дома.
– А откуда вам известно, что это тот самый мальчик?
– Я беседовал с Артуром. Он знал, что мальчик доводится ему сводным братом. Его отец на смертном одре рассказал ему всю эту историю и завещал заботиться о мальчике… по секрету, ведь к тому времени еще была жива жена Томаса. Два года спустя, после того как погибла жена Артура, не оставив ему детей, он и решил усыновить Филипа.
– Вы сказали, что наводили справки. А у Артура имелись эти бумаги?
– Да, но он наотрез отказался расставаться с ними. Я пытался уговорить его. Предложил… баснословную сумму. Несусветную. Но он уперся рогом – ко мне он симпатий не питал, да и в мальчике, который рос неуправляемым разгильдяем, он разочаровался.
Вульф спросил:
– И вы решили добыть эти записи иными методами?
– Нет, ничего подобного. Уголок рта Джадда дернулся. – Не пытайтесь вывести меня из себя. У вас ничего не выйдет. И к убийству я тоже не причастен.
Я слишком хорошо знал Артура и не опасался с его стороны подвоха, тем более что он сам пошел мне навстречу. Он спрятал все бумаги в запертую коробку, которую поместил в свой сейф, завещав коробку со всем содержимым мне. Правда, он не сказал мне, где хранит эти бумаги. Я выяснил это позже.
– Когда?
– Два дня назад.
Брови Вульфа взметнулись.
– Два дня?
– Да. В понедельник утром Филип пришел ко мне на работу. Я не видел его с младенческого возраста, но он удостоверил свою личность и прихватил с собой копии всех документов. Он потребовал миллион долларов. – Голос Джадда дрогнул. – Миллион!
– А чем он угрожал – разоблачением в прессе?
– О нет. Он действовал куда тоньше. По его словам, он пришел ко мне только потому, что его приемный отец не давал ему никаких денег, кроме вспомоществования, – он так и сказал, "вспомоществование", – да еще и оставил его без наследства, специально подчеркнув это в завещании. Артур, конечно, свалял дурака, показав ему завещание, – только разбередил рану. К тому же, прочитав в завещании про запертую коробку, завещанную мне, Филип заподозрил, что дело нечисто. Он ухитрился выкрасть коробку из сейфа, вскрыл ее – и вот вам результат. Он пригрозил, что подаст на нас с сестрой в суд за моральный ущерб, за то, что мы бросили его в младенческом возрасте, – это то же самое, что и разоблачение в прессе, но поданное похитрее. К тому же – он это отлично знал – мы не могли рисковать и не допустили бы скандала.
– Тогда почему вы не заплатили ему? – спросил Вульф.
– Потому что это возмутительно. Не можете же вы так просто выложить миллион долларов.
– Я не могу, но вы – можете.
– Нет, денег я не дал. Мне нужна была гарантия, что шантаж прекратится. Я должен был удостовериться, что получил все бумаги, и, поскольку узнать об этом мог только у Артура, договорился встретиться с ним в понедельник. Филипа я попросил дать мне отсрочку на один день. На следующее утро, то есть вчера, Артур позвонил мне и сказал, что коробка пропала, но отказался приехать ко мне; вот так и случилось, что мне пришлось самому ехать к нему.
Я приподнял голову от блокнота и ухмыльнулся:
– Да, тогда-то я вас и встретил. А потом вытащил из кармана мел…
Грубиян продолжил, даже не чихнув в мою сторону:
– Я пришел к нему в контору и рассказал про требования и угрозы Филипа. Артур пришел в ярость. Он был уверен, что заставит Филипа вернуть коробку, я же знал, что у него ничего не выйдет. Тогда я предложил… Я ничего не смог с ним поделать. Артур решил поступить по-своему. Мы решили, что днем он переговорит с Филипом, а на следующее утро, в среду – то есть сегодня, – мы встретимся втроем у него в кабинете и обсудим, как быть дальше. Я был вынужден согласиться…
– Так не пойдет, – оборвал его Вульф. – Не смейте юлить.
– Я вовсе не пытаюсь юлить. Говорю вам…
– Вы врете, мистер Джадд. Так дело не пойдет. Ваша встреча была назначена на вечер во вторник, а вовсе не на сегодня. И вы отправились туда…
Остальное я пропустил. В дверь позвонили, и я отправился открывать, потому что Фрицу пока не разрешалось уставать. Сквозь полупрозрачное стекло на меня смотрела до боли знакомая физиономия, увидев которую, я поспешил накинуть цепочку и лишь тогда приоткрыл дверь на целых шесть дюймов – больше цепочка не позволяла.
– У нас все уже есть, – вызывающе выкрикнул я.
– Пошел к черту! – услышал я в ответ. – Мне нужен Гатри Джадд. Я знаю, что он здесь.
– Откуда?
– От его домочадцев. Сними эту чертову цепочку, пока я…
– А вдруг по пути сюда его сбила машина? Посидите на крыльце, пока я выясню.
Я вернулся в кабинет и доложил Вульфу:
– Инспектору Кремеру нужен Джадд. Узнал от домочадцев, что Джадд едет к нам.
Джадд, мигом смекнув, куда ветер дует, засуетился:
– Я должен заручиться вашим словом.
– Вы его не получите, – отрезал Вульф. – Приведи мистера Кремера.
Я просеменил в прихожую, снял цепочку, открыл дверь и впустил Кремера, который, не удостоив меня взглядом, прогромыхал в кабинет.
Буркнув что-то в знак приветствия, Кремер обратился к Джадду:
– Дело очень щекотливое. Весьма щекотливое. Если хотите, можете прийти…
Джадд покосился в сторону Вульфа. Вульф кашлянул.
Джадд произнес:
– Сядьте, инспектор. Можете говорить.
Но я вас предупреждаю, мистер Джадд, дело чрезвычайно конфиде…
– Он вам ответил, – перебил Вульф. – Пожалуйста, будьте лаконичны.
– Понимаю, – кивнул Кремер. – Так, значит, да? Ну что ж, пожалуйста. – Он уселся в кресло, поставил перед собой кожаный саквояж, повозился с застежками и открыл. Потом выпрямился и кинул взгляд на Джадда.
– Примерно час назад в полицейское управление был доставлен с нарочным сверток, адресованный лично мне. – Кремер снова нагнулся, вынул из саквояжа какой-то предмет и показал Джадду. – Вот он. Могу я спросить, видели ли вы это прежде?
– Нет, – ответил Джадд.
Кремер перевел взгляд на Вульфа.
– А вы, Вульф? Гудвин?
Вульф молча тряхнул головой. Я же бойко выкрикнул:
– Не виновен!
Кремер пожал плечами.
– Первое. Как видите, это металлическая коробка с замочком. На крышке чем-то острым, возможно, ножом, вырезаны буквы "ГД". Коробку с таким описанием и с буквами "ГД" упомянул в завещании Артур Тингли. Он завещал ее вам. Сегодня днем полицейский комиссар спросил у вас про нее, но вы ответили, что вам ничего не известно ни о коробке, ни о ее содержимом.
Это так, мистер Джадд?
– Да, – кивнул Джадд. – По словам Хомберта, коробка должна была находиться в сейфе, но когда его вскрыли, коробки внутри не оказалось.