– Начнете вы, Эд?
– Нет, уж лучше вы, – ответил ему окружной прокурор.
Скиннер повернулся ко мне:
– Я думаю, вы довольно хорошо осведомлены о настоящем положении дел, не хуже, чем я?
Я приподнял и снова опустил плечи:
– Не знаю, что думают остальные, но пока я на мели.
Он кивнул:
– Да, как и все мы, откровенно говоря. Большинство из нас отказались от уик-энда, но мы могли бы и не делать этого. В течение последних сорока часов расследованием этого дела занимались свыше сорока человек, намного больше, чем требуется на самом деле. Но и несмотря на это, я не вижу, чтобы мы продвинулись заметно вперед. Думаю, здесь все со мной согласны. Создалась чрезвычайно сложная ситуация, хуже быть не может, необходимо предпринимать какие-то более радикальные меры. Мы очень долго все это обсуждали, выдвигали различные предположения. Кое-что касается и лично вас.
Нам сейчас необходима ваша помощь.
– Я как могу стараюсь вам помочь.
– Мне известно об этом. С тех пор как в пятницу был прочитан ваш отчет, я подумал, что наш единственный шанс – это ключи, похищенные из сумочки Сары Джеффи. А ведь в это время в комнате находились двенадцать человек. Я не думаю, чтобы никто из присутствующих так ничего и не заметил. Ну хотя бы какого-нибудь выразительного взгляда, подозрительного движения или еще чего-нибудь необычайного.
Как вам известно, все подозреваемые допрашивались снова и снова. Единственный, кто вызывал особые подозрения, был Хаф, поскольку он в течение почти всего вечера сидел ближе всех остальных к миссис Джеффи. Но не исключена возможность, что все остальные тоже могли выбрать момент и незаметно похитить из сумочки ключи. Это вы совершенно ясно дали нам понять в своем отчете, и мы должны с этим согласиться.
Мы, конечно, не можем арестовать Хафа лишь потому, что у него для похищения ключей было больше возможностей, чем у других. Кроме того, мы не видим мотива, по которому он мог сделать это. И как тогда связать это убийство с двумя остальными? У вас есть какие-либо аргументы?
– Нет. У меня вообще не осталось никаких аргументов. Во всяком случае, таких, которые позволили бы нам схватить убийцу за руку.
– Мы должны общими усилиями досконально разобрать версию с ключами. Дальнейшие допросы здесь не помогут. Вот мы и решили собрать их всех снова в конторе Ниро Вульфа и тщательно, пункт за пунктом, разобрать все это, разумеется, при участии вас и Ниро Вульфа. Мы хотим, чтобы все было повторено так подробно, как только это будет возможно. Мы должны воспроизвести все их слова и поступки, но уже в присутствии трех-четырех наших сотрудников, записав весь разговор на магнитофонную ленту.
Я поднял брови.
– Самое главное, конечно, – сказал я, – попытаться определить, кто из них мог взять эти ключи. Но есть и еще одна неясная деталь. Если кто-то хотел убить миссис Джеффи, почему он так долго ждал этого момента? Почему он не убил ее раньше? Может, поводом послужило что-то, произошедшее у нас вечером?
– Это обстоятельство нам тоже необходимо проследить до конца. Мы не нашли ответа ни в отчетах, ни в показаниях подозреваемых, но, возможно, могли бы попытаться все выяснить при встрече в кабинете Вульфа. Главная трудность состоит в том, что мы не можем заставить его впустить нас в дом вместе с подозреваемыми. И тем более не можем заставить играть подобную роль. Вот мы и решили просить вас, чтобы вы позвонили Вульфу или, еще лучше, увиделись с ним, как вам это будет удобнее, и попытались его уговорить нам помочь.
– Я хочу сказать, Гудвин, – вмешался Боуэн, – что я рассматриваю этот вариант как чрезвычайно важный, и сделать это просто необходимо. Вы понимаете меня?
– Ну, господа, – сказал я несколько патетически, – у вас не нервы, а просто канаты какие-то. – Я обвел всех взглядом. – В прошлый вторник, шесть дней назад, я сидел на скамье в этом самом здании с наручниками на руках. Вы, может быть, помните и то, как Вульф был отконвоирован на Леонард-стрит, и знаете, как он к этому отнесся. Под влиянием происшедшего он объявил меня своим клиентом. И я за это ухватился. Ему пришлось решиться на какие-то действия, а я, желая помочь ему, вытащил Сару Джеффи на это совещание. И вот что из этого получилось.
Смерть Сары окончательно вывела меня из равновесия, и я допустил ошибку. Я попросился работать с вами. Думал, что, действуя таким образом, буду по крайней мере занят и, возможно, чего-нибудь добьюсь.
Ну, и каков результат?
Теперь Вульф огрызается, как щенок, и вам это хорошо известно. И все же вы решили обратиться к нему через меня с просьбой пойти вам навстречу. Но вам-то уж он, конечно, ответит "нет".
Как мне кажется, я тоже услышу от него это "нет", если даже очень попрошу его об этом. Выбирайте, что лучше, откажет он вам или мне.
– Но мы хотим, чтобы он сказал "да", – заявил Скиннер.
– Я тоже желал бы этого, но не думаю, что добьюсь успеха. Вы настаиваете, чтобы я все же попытался?
– Да.
– Когда?
– Как можно скорее. Мы можем собрать всех здесь уже через полчаса.
Я посмотрел на часы. Было без десяти девять. Я еще мог захватить Вульфа до того, как он поднимется в оранжерею.
– По какому телефону мне позвонить?
Скиннер указал на один из пяти стоявших у него на столе аппаратов. Я набрал номер и вскоре услышал голос Вульфа.
– Это Арчи. Ты уже позавтракал?
– Да.
Я отметил про себя, что его голос не звучал уже так раздраженно, а мне были прекрасно знакомы тысячи оттенков его голоса. Поэтому одно только короткое "да" уже вдохновило меня.
Вульф добавил:
– Фриц сказал мне, что ты заходил.
– Да. Мне необходимо было вымыться и переодеться. Но сейчас я звоню вам по поручению граждан штата Нью-Йорк.
– Вот как!
– Я выступаю как представитель внушительного сборища в лице комиссара полиции, окружного прокурора, набора различных инспекторов и заместителей инспекторов, не говоря уже о сержанте Стеббинсе. Я говорю из личного кабинета комиссара Скиннера. Вы его знаете, а в этом кабинете и сами были. Я провел здесь несколько дней и ночей и обрел некое чувство товарищества… Я верно произнес это слово?
– Почти.
– Хорошо. Так вот, теперь меня все высоко ценят в этом заведении, начиная от комиссара и кончая лейтенантом Роуклиффом, который старается держаться от меня на расстоянии. Итак, имея к вам просьбу, они оказали мне честь передать ее вам. Все они сейчас присутствуют здесь, и вам следовало бы видеть, как они смотрят на меня.
– Ты долго собираешься тянуть эту бодягу?
– Конечно. И вот в чем суть. Мы зашли в тупик и хотим попробовать что-нибудь более радикальное… Например, разыграть еще раз встречу в вашем кабинете, так же как в четверг вечером, и все это записать на магнитофон. Мы привезем с собой всех тех, кто присутствовал тогда, за исключением, конечно, Сары Джеффи.
Все, что требуется от вас, это пустить нас всех в ваш дом и снова сыграть свою роль. Но я сомневаюсь, что вы на это согласитесь, и заранее предупредил их, что вы можете послать нас к черту. Но поскольку ничто не дает нам большего удовлетворения, чем доказать, что я ошибся, то вам представляется такая возможность. Все, что вам нужно сделать…
– Арчи!
– Да, сэр?
– Когда ты хочешь организовать встречу?
– Чем скорее, тем лучше. Ну, хотя бы сегодня. Вы, конечно, не спуститесь из оранжереи до одиннадцати…
– Хорошо. – Он был краток, но не разгневан. – Как тебе известно, я в присутствии свидетелей заявил, что ты мой клиент, а я никогда не отказываю клиентам в их разумных просьбах. А эта кажется мне вполне разумной. Я согласен.
Это решение было неожиданным даже для меня. Реакция моего шефа на такую просьбу была крайне подозрительна. Высмеять своего клиента, то есть меня, – это еще куда ни шло, но им определенно двигало еще что-то.
Он продолжал:
– Но одиннадцать часов – слишком рано. В это время я буду еще занят. Скажем, лучше двенадцать.
Это подойдет?
– Да, сэр, конечно. Я скоро приеду и сам все приготовлю для встречи.
– Нет, – его голос вдруг зазвучал торжественно, – ты не станешь этого делать. Мы с Фрицем справимся сами. Твои коллеги по отделу нуждаются в тебе больше, чем я. Будь здесь в двенадцать вместе с ними. – Он повесил трубку.
Я повернулся к аудитории:
– Мистер Вульф сказал "да", и мы можем прибыть туда в полдень.
Однако я не осмелился добавить, что нам предстоит какое-то представление, предназначенное отнюдь не для нас.
Глава 16
Не знаю, кому могла прийти в голову мысль ехать к Вульфу в полном составе после того, как все собрались в десятом полицейском участке, но кавалькада получилась весьма внушительная: два лимузина Скиннера и Боуэна и четыре полицейских седана.
Я сидел в машине Скиннера. По моему совету он возглавлял процессию. Я подумал, что первым все же следует войти мне и, переступив порог, сразу же взять на себя обязанности хозяина. Но все оказалось спланировано совершенно по-другому.
Когда мы подъехали к дому, дверь нам открыл не Фриц, а Сол Пензер. Он приветствовал меня как одного из гостей, предложив принять шляпу. Он мог, конечно, и подшутить надо мной, что частенько делал, но не в присутствии же комиссара полиции и сопровождавших его людей. Вне всякого сомнения, это было выдумкой Вульфа. Поэтому я спокойно ответил:
– Спасибо, сынок, – и вручил ему шляпу.
– Не стоит благодарности, господин офицер, – галантно произнес Сол.
Вульф и Фриц, очевидно не без помощи Сола, справились со всеми приготовлениями вполне успешно.
Кресла стояли на тех же местах, что и в четверг, а портативный бар уже был готов к услугам. Правда, обстановка все же была несколько нарушена, когда Пэрли Стеббинс внес с одним из полицейских магнитофон и установил его. Поскольку меня принимали как гостя, я прошел к своему письменному столу и сел там, где сидел во время прошлой встречи.
Остальные также расположились на своих местах.
Ближе всех ко мне находилась Виола Дьюди, потом Оливер Питкин, Джей Брукер и Бернар Квест, а Перри Холмер устроился в красном кожаном кресле. Кушетка находилась справа от меня, за спиной, и не была занята, так как в четверг на ней сидела Сара Джеффи.
В кресле возле кушетки уселся Эрик Хаф, а за ним адвокаты Ирби и Паркер. Эндрю Фомоз оказался в одиночестве, у книжных полок.
Добавочные кресла были расставлены вдоль стены по другую сторону от подозреваемых, у стола Вульфа, и предназначались для публики.
Сол Пензер стоял лицом к гостям. В его наружности, как я уже заметил ранее, не было ничего примечательного. Он был невысок ростом, нос и уши явно велики, а плечи слишком покаты. Он первым взял слово:
– Я полагаю, что именно так и сидели все в четверг вечером, когда вошел мистер Вульф. Может быть, кто-нибудь меня поправит?
Все промолчали, и он продолжал:
– Я сяду на кушетку, где сидела миссис Джеффи. Меня здесь не было, но меня подробнейшим образом проинструктировали. Если же я сделаю что-нибудь не так, пусть меня поправят. Арчи, ты не позвонишь мистеру Вульфу, как это сделал в четверг?
Он прошел к кушетке, а я – к столу Вульфа; дал один длинный и два коротких звонка, после чего вернулся на свое место. Вошел Вульф. Теперь из-за расположившихся у стены зрителей он не мог идти тем же путем, и ему пришлось пробираться между подозреваемыми. Остановившись около своего кресла, он, несколько помедлив, оглядел собравшихся.
– Вам, кажется, не очень-то удобно, джентльмены, – пробурчал он.
Все заверили его, что не испытывают никаких неудобств, и он сел. Я прекрасно разбирался во всех его взглядах и понял, что патрон собирается подцепить кого-то на свой крючок или хотя бы попытаться это сделать.
Вульф обратился к районному прокурору:
– Я полагаю, мистер Боуэн, эти люди знают, зачем вы их сюда привели?
– Да, им подробно все объяснили, и они согласились нам помочь. Мистер Холмер, мистер Паркер и мистер Ирби сделали некоторые оговорки относительно использования магнитофона, подав об этом соответствующие заявления. Вы хотите их видеть?
– Нет, насколько мне известно, у мистера Паркера уже нет возражений. Мы можем приступить?
– Прошу вас.
Вульф повернулся:
– Мисс Дьюди и вы, джентльмены, понимаете, что цель этого собрания – воспроизвести события прошлого четверга. Как только я вошел в комнату, Гудвин представил мне мисс Дьюди и господ Брукера, Квеста и Питкина. Потом я сел. Затем мистер Холмер объявил, что у него имеется заявление, которое он захотел огласить. Я полагаю, что с этого и следует начать. Но раньше я хотел бы сделать несколько замечаний.
Кремер издал при этих словах какой-то неопределенный звук. Он знал Вульфа лучше, чем все остальные, не считая, конечно, меня.
Вульф откинулся на спинку кресла и устроился поудобнее.
– В четверг вечером, – сказал он, – я говорил вам, что меня интересует только убийство Присциллы Идз.
Это остается в силе и сейчас за исключением того, что теперь к нему прибавилось и расследование убийства Сары Джеффи. После того как все вы ушли в тот вечер, я сказал Гудвину, что знаю, кто убил мисс Идз и миссис Фомоз. Мои подозрения основывались на двух фактах: во-первых, на впечатлении, полученном в тот вечер от каждого из вас, во-вторых, на мотивах убийства миссис Фомоз.
Предположение, что нападение на миссис Фомоз было совершено единственно с целью похищения ключей от квартиры мисс Идз, было бы неправильным.
Если бы это было так, преступник мог просто выхватить из ее рук сумочку. В этом городе вырывают тысячи сумочек. Но убийство миссис Фомоз коренным образом отличается от убийства мисс Идз.
Если бы тело Присциллы было обнаружено раньше… а это могло произойти, будь посообразительнее тот детектив, кажется, Ауэрбах, мистер Кремер?
– Да, он самый. – Кремер посмотрел на Вульфа неодобрительно.
– Если бы он понял, почему исчезли ключи у миссис Фомоз, он проник бы в квартиру мисс Идз еще до ее возвращения и обнаружил бы сидевшего в засаде убийцу.
Преступник, конечно, понимал, что подобный вариант возможен, и не убил бы миссис Фомоз, если бы его не побудили к тому серьезные обстоятельства. Полиция, конечно, приняла к сведению эти соображения и, насколько я понимаю, объяснила их тем, что при попытке завладеть сумочкой преступник был опознан. Поэтому он и был вынужден убить миссис Фомоз.
Данная гипотеза допустима, но она предполагает, что убийца действовал на удивление умело, а вот в этом-то я сомневаюсь. Я предполагаю другое. Миссис Фомоз была убита не потому, что узнала нападавшего.
Как раз наоборот. Он был уверен, что она не сможет его узнать.
– Это что, эффектный прием? – спросил Скиннер. – Или вы действительно так считаете?
– Здесь нет никаких сомнений. Ведь я только что сказал вам, кто убийца.
Пэрли Стеббинс встал с пистолетом в руке, не сводя глаз с подозреваемых и не выпуская никого из них из вида.
– Продолжайте и попробуйте объяснить нам все это, – сказал Кремер.
– Преступнику, несомненно, нужны были ключи, но он не стал бы убивать миссис Фомоз, чтобы получить их. Она сама представляла для него большую опасность, такую же, как и мисс Идз. Убийство одной из них не принесло бы ему пользы. Такова была моя гипотеза во вторник вечером, но тогда у меня был слишком большой выбор кандидатов в убийцы и мне трудно было отдать кому-либо предпочтение. В среду Гудвин связался с миссис Джеффи и мистером Фомозом, а днем к нам пришел мистер Ирби и дал мне еще один повод для встречи с вами. В четверг утром, в результате блестящего маневра Гудвина, я встретился с миссис Джеффи. Теперь это собрание должно было состояться без всякого сомнения. Но если бы не Гудвин, миссис Джеффи никогда не пришла бы сюда и сейчас была бы жива.
Это, как мне кажется, и заставило его почувствовать себя ответственным за ее смерть. Очень жаль, что его эмоции влияют на умственные процессы и извращают тем самым результаты его расследования. Но я все равно симпатизирую ему.
– Неужели нам все это необходимо выслушивать? – поинтересовался Боуэн.
– Возможно, и не надо, но я разоблачаю убийцу и поэтому рассчитываю на ваше терпение. Вы должны приготовиться к тому, что проведете здесь не один час.
Вам что, уже скучно?
– Нет, продолжайте.
– Днем в четверг мистер Ирби вернулся со своим клиентом, Хафом, прилетевшим из Венесуэлы. Но я больше не испытывал нужды в такой приманке, как они, хотя все же пригласил их присоединиться к нашей встрече, поставив условием, что они будут всего лишь наблюдателями, а не участниками. Как вам известно, и Ирби и Хаф были здесь. В чем дело, Арчи?
– Все в порядке, – сказал я ему.
Я встал со стула и сделал несколько шагов. Я не могу сказать, что я сразу же понял суть дела, но уже видел, к чему клонит Вульф. Сознаюсь, я видел также, как Сол Пензер достал из кармана пистолет и зажал его в руке.
Я не стал хвастаться своим пистолетом. Я просто обошел кушетку и остановился на расстоянии вытянутой руки от правого плеча Эрика Хафа. Он не отрывал взгляда от лица Вульфа, но, конечно, почувствовал мое присутствие.
– О'кей, – сказал я Вульфу. – Я не настолько безумен, чтобы сворачивать ему шею. Продолжайте.
Удовлетворенный тем, что я не собираюсь принимать решительных мер, он повернулся к софтдаунскому клиенту:
– Когда вы уходили отсюда в четверг, у меня не было никаких улик против вас в связи с убийством мисс Идз. И, принимая во внимание мою гипотезу, серьезных мотивов, которые могли бы привести к убийству миссис Фомоз, у вас также не было.
Как я уже говорил, я сказал Гудвину, что, как мне кажется, я знаю, кто совершил убийство, но я также сказал ему, что тут возникает противоречие, которое следует разрешить. Для этой цели я попросил его пригласить сюда на одиннадцать часов следующего утра миссис Джеффи. – Он повернул голову влево: – Вы можете сказать, какое противоречие я имел в виду, мистер Кремер?
Инспектор покачал головой:
– Я ведь не все представляю себе так ясно, как вы.
Но я полагаю, что отправная точка такова. Эрик Хаф вовсе не то лицо, за которое он себя выдает, а попросту самозванец. Я сделал этот вывод, судя по вашему заключению об убийстве миссис Фомоз. Она ведь не могла узнать его. Но что потом?
– Я нашел это противоречие.
– Какое?
– Вот это вам следовало бы знать. Среди всего прочего, переданного мною лейтенанту Роуклиффу, была копия отчета, отпечатанная Гудвином о его разговоре с миссис Джеффи в среду, у нее на квартире. Вы конечно же читали отчет. Но вот выдержка оттуда: "Это было последнее письмо, полученное мною от Прис. Самое последнее. Может быть, оно все еще у меня… я помню, она вложила туда его фотографию".
– Так миссис Джеффи сказала Гудвину, – продолжал Вульф, – но это противоречило тому, что человек, назвавший себя Эриком Хафом, был самозванцем. Ведь миссис Джеффи видела его фотографию. Почему же она не разоблачила этого человека, когда он появился здесь? Мне необходимо было выяснить это, поэтому-то я и попросил Гудвина пригласить ее еще раз.
– Почему же вы не спросили ее тогда же, в четверг?