– Это ваша забота, – разъярился Кремер, – меня же заботит нечто куда более серьезное: кто убил Кеннета Фабера. Пошли, Гудвин!
Глава 2
В двадцать минут двенадцатого дня в среду, стоя у обочины Леонард-стрит вместе с Натаниэлем Паркером, я произнес:
– Конечно, в известном смысле это комплимент. В последний раз залог равнялся жалким пяти сотням, а нынче они потребовали две тысячи. Прогресс.
Паркер кивнул:
– Это один путь смотреть на данное дело. Он вообще сначала запросил шесть тысяч, еще с трудом удалось снизить сумму до двух. Вы понимаете, что это значит. Арчи? Они фактически… Ага, вот и машина!
Возле нас остановилось такси.
Уже после того, как мы уселись и я сообщил водителю адрес, Паркер возобновил разговор, предусмотрительно понизив голос.
Просто ничего не скажешь! Вообще-то водители действительно умеют даже лучше прислушиваться к разговорам пассажиров, нежели болтать, а этот мог к тому же казаться осведомителем, подосланным нам сотрудниками окружной прокуратуры. Так что предосторожность Паркера не была излишней.
– Фактически они предполагают, что этого человека могли убить вы. Это очень серьезно, Арчи. Я сказал судье, что сумма залога, затребованного ими, может быть оправдана лишь в том случае, если они располагают достаточными уликами, чтобы предъявить вам обвинение в убийстве, а если так, то вас вообще нельзя освобождать под залог. Судья согласился. В качестве вашего поверенного я должен вам посоветовать быть готовым к такому обороту дела, они способны вас арестовать в любой момент. Мне не понравилась позиция, занятая Мандельбаумом.
Кстати Вульф распорядился отправить на этот раз счет вам, а не ему. Сказал, что это ваша афера, она его не касается… Не беспокойтесь, я многого не потребую.
Я поблагодарил его.
Я уже выяснил что помощник окружного прокурора Мандельбаум, а, возможно, и Кремер тоже, рассматривали меня как реального кандидата в виновники преступления.
Кремер отвез меня к себе в Южный Отдел по убийствам, там, промучившись со мной полчаса, передал лейтенанту Роуклиффу. Тот выдержал беседу со мной почти в течение часа, на этот раз мне не удалось за пятнадцать минут довести его до заикания, но все же он отправил меня в прокуратуру под стражей, где за меня принялся Мандельбаум, явно решивший посвятить этому занятию всю ночь.
Что он и привел в исполнение с помощью двух следователей из прокуратуры. Ему, разумеется, позвонили и Кремер, и Роуклифф, и с самого начала было ясно, что он убежден, что я не только утаиваю сведения, которые могли бы оказаться полезными, дабы избавить себя от лишних хлопот либо кого-то другого от крупных неприятностей. Нет этот тип видел во мне подозреваемого номер один!
Естественно, мне захотелось узнать, откуда такая уверенность, и я затеял с ним своеобразную игру. Я этого не стал делать с Кремером в присутствии Вульфа, потому что тот осрамил бы меня, ну а с Роуклиффом вообще всякие шутки плохи. Этот тугодум и грубиян верит только в силу собственных кулаков. Но с Мандельбаумом стоило попытаться.
Разумеется, вопросы задавал он или же его подручные, но я старался отвечать на них таким образом, чтобы следующий вопрос или ближайшие вопросы подсказали мне что-то полезное. Для этого требуется известная практика, но у меня ее было предостаточно. Нужно добавить, что, задача упрощается, если один человек нажимает на тебя в течение часов, затем его сменяет другой и повторяет все с самого начала, делая акцент на тех же вопросах.
Например, место преступления, аллея и разгрузочная платформа с тыльной стороны ресторана. Поскольку Вульф был "попечителем" в этом ресторане, там не было ничего такого, о чем бы не было известно мне. С боковой улицы до платформы было не более пятнадцати ярдов по узкой аллее, которая через несколько футов упиралась в стену соседнего здания. Ни легковая машина, ни, тем более, грузовая не могли там развернутся, когда привозили в ресторан продукты, и вынуждены были выбираться оттуда, пятясь назад. Зная, как знал об этом я, что где-то после пяти Кеннет Фабер приедет туда с кукурузой, человек мог пристукнуть его без особого риска быть замеченным. К тому же мне было известно, что из кухонного окна ничего не видно, стекла изнутри были окрашены, чтобы парни и девицы не забирались бы на платформу наблюдать за тем, как Лео, раскладывая уток по порциям, подбавлял костей к наиболее мягким частям, а Феликс подмешивал гусиный жир в филе из перепелов.
Помогая допрашивающим зафиксировать в протоколе, что обо всем этом мне было хорошо известно, я уяснил только то, что они не нашли ни одного человека, видевшего хотя бы издали убийцу, когда тот пробирался в аллею или удирал из нее; что Фабер был мертв уже минут пять или десять, когда кто-то вышел из кухни во двор и нашел тело у платформы; что орудием убийства послужил кусок 2-х дюймовой трубки длиной в 16,58 дюйма, с наружной резьбой у одного конца и внутренней у другого, старой и проржавленной. Такую легко скрыть под верхней одеждой. Откуда она взялась, мог выяснить один человек в течение десяти часов или же тысяча человек за десять лет.
Выяснение этих деталей ничего мне не давало, потому что все это непременно будет опубликовано в утренних газетах, но мне все же удалось выудить кое-какие намеки в отношении того, какова точка зрения полиции на меня. Этого в газетах не прочитаешь. К сожалению, всего лишь намеки, не подтвержденные фактами, поэтому я ограничусь описанием того, как обстояли дела, когда утром явился ко мне Паркер.
Мне не разрешили ознакомиться с заявлением Сью, но, очевидно, именно в нем была зарыта собака. Или же девушка что-то наболтала, или же кто-то другой, тот же Карл Хийдт, Питер Джей или Макс Маслов… Мог что-то сказал Дункан Мак-Леод, отец Сью. Последнее не казалось вероятным, но я все же включил его, потому что увидел его. Когда мы с Паркером вышли в приемную, выходя из здания прокуратуры, Мак-Леод сидел там на стуле возле стены, одетый для города, даже с шейным платком. Его сильно загоревшее лицо блестело от пота. Я подошел к нему и пожелал доброго утра, он мрачно ответил, что утро отнюдь не доброе, а очень плохое, день потерян, на ферме никого не осталось.
Конечно, это было неподходящим местом для разговоров с десятками людей, сидевших в ожидании на стульях вдоль стен, но я мог бы хотя бы спросить о том, кто собирал для нас початки последний раз, если бы Мак-Леода не вызвали в кабинет.
Так что когда я вышел на углу из такси и поблагодарил Паркера за то, что он меня подбросил почти до места, пообещал ему позвонить в случае необходимости, затем прошел пешком полквартала по Тридцать пятой улице до нашего особняка, я был даже хуже "оснащен", нежели когда выходил накануне из дому, поскольку мне не удалось ничего путного выяснить, а то, что Паркер окрестил "умеренным" счетом в сочетании с двумя тысячами залога, не было пустяком. Я не мог надеяться отнести расходы на счет Вульфа, поскольку тот никогда не видел ни Кеннета Фабера, ни Сью Мак-Леод, так что, поднимаясь по семи ступенькам нашего крыльца и отпирая двери своим ключом, я решил, что и не стану пытаться.
Ключа оказалось недостаточным: дверь приоткрылась на пару дюймов и все, оказалось, что она заперта на цепочку. Я нажал на кнопку, пришел Фриц и впустил меня в дом.
Еще до того, как он успел раскрыть рот, я понял по выражению его лица, что он не в своей тарелке. Если ты не разбираешься в лицах окружающих тебя близких людей, как ты можешь рассчитывать заметить что-то у посторонних? Переступив через порог, я спросил:
– Доброе утро. Скажи, что случилось?
Фриц запер дверь и воскликнул:
– Ох, Арчи, у тебя кошмарный вид!
– Чувствую я себя еще хуже… Так что…
– Сюда пришла женщина повидаться с тобой. Мисс Сьюзен Мак-Леод. Когда она привозила нам…
– Да-а, знаю. Где она?
– В кабинете.
– А он?
– На кухне.
– С ней говорил?
– Нет.
– Она давно пришла?
– Полчаса назад.
– Извини меня за неучтивость. Я провел веселенькую ночь.
Я прошел в конец прихожей, где находится дверь в кухню, распахнул ее и вошел. Вульф сидел за центральным столом со стаканом пива в руке. Он хмыкнул:
– Та-ак… Ты спал?
– Нет.
– Ел?
Я достал из буфета чистый стакан и налил в него молока из холодильника, выпил до половины и только тогда ответил.
– Если бы вы только взглянули на то, что они принесли мне, содрав за это два доллара, не говоря уже о вкусе этой отравы, вы перестали бы быть самим собой. Вы бы стали смертельно бояться, как бы вам не вздумали содержать в качестве важного свидетеля, и утратили бы выдержку. Они думают, что, возможно, Фабера убил я. К вашему сведению, я его не убивал.
Я осушил стакан.
– Это поддержит меня до ленча. Как я понял, ко мне пришла посетительница. Как вы сказали Паркеру это мое личное дело, которое вас совершенно не касается. Могу ли провести ее в переднюю комнату? Я недостаточно близко с ней знаком, чтобы пригласить ее к себе в спальню.
– К черту! – заворчал Вульф. – Что из того, что ты тогда говорил Кремеру, было простым зубоскальством?
– Ничего. Все соответствовало истине. Но он выбрал меня в качестве искомого субъекта, так же как и окружной прокурор, и мне необходимо выяснить почему.
Вульф внимательно смотрел на меня:
– Ты примешь мисс Мак-Леод в кабинете.
– Сойдет и передняя комната. Наша беседа может продлиться час, а то и два.
– А если тебе понадобится телефон? Кабинет.
Если бы я находился в нормальном состоянии, я бы повнимательней отнесся к данному предложению, но у меня притупилась сообразительность. Поэтому я пошел в кабинет, прихватив с собой второй стакан молока. Дверь была закрыта, войдя внутрь, я ее снова прикрыл.
Сью не сидела в красном кожаном кресле, поскольку она явилась ко мне, а не к Ниро Вульфу, Фриц выдвинул для нее одно из менее почетных желтых кресел. Услышав, как скрипнула дверь, и увидев меня, девушка вскочила с места, подбежала ко мне, схватила меня за руки, голова у нее откинулась назад, чтобы заглянуть мне в глаза.
Если бы не молоко, я бы использовал свои руки для одной из их основных функций, поскольку это наиболее разумный способ начать откровенный дружеский разговор с любой девушкой. Однако обнять Сью я не мог и ограничился тем, что нагнулся к ней и поцеловал. Не чмокнул в щечку, а по-настоящему поцеловал. На этот раз она не отстранилась, сама подставила губы, еще сильнее сжала мне руки, и я со страхом подумал, как бы не облить ее молоком. Прерывать поцелуй первым мне было невежливо, я предоставил ей это сделать самой.
Наконец она отступила на шаг и недовольно заметила:
– Вы не побрились…
Я подошел к своему столу, отпил немного молока, поставил стакан и сказал:
– Я провел всю ночь в прокуратуре, поэтому я страшно усталый, грязный и злой. Но если желаете, я сумею за полчаса принять душ, побриться и переодеться.
– Вы олл-райт, Арчи.
Она плюхнулась в кресло.
– Посмотрите на меня!
– Внимательно смотрю.
Я тоже сел, но не так стремительно.
– Вы выглядите неплохо. Вполне подойдете для рекламы поразительных свойств витаминов. Вариант – "до приема". Вы-то хоть поели сегодня?
– Кажется… Не знаю, право.
Она приоткрыла рот и втянула в себя воздух. Не зевнула, нет, можете не сомневаться.
– Вообще-то меня куда-то возили. Это не могло быть тюрьмой, потому что на окнах не было занавесок, и я видела, что они без решеток. Мне там задавали вопросы почти до половины первого, потом один из них отвез меня домой. Да, я легла спать, но никак не могла заснуть. И все же, видимо, поспала, потому что проснулась. Ах, Арчи, я не знаю, что вы сделаете со мной…
– Я тоже не знаю.
Я отпил молока.
– Сначала объясните, почему вы так поступили со мной.
– Я не хотела причинить вам зла.
– Нет конечно, но все же?
– Так получилось совершенно случайно, само собой. Помните, однажды вечером вы мне это объяснили.
– Я говорил, что в нормальном состоянии человек, прежде чем что-то сказать, как бы пропускает слова через своеобразное контролирующее устройство, которое дает на них "добро". Но если он находится в состоянии аффекта, напуган или вне себя от ярости, данная схема нарушается, контроль отключается и слова самопроизвольно срываются с языка.
Сью нахмурилась.
– По-видимому, именно так все и получилось, когда у меня сорвались с языка слова о том, что я собиралась вчера там встретиться с вами.
– Где встретиться?
– На Сорок восьмой улице. У поворота в аллею, в которую я обычно заезжала, когда доставляла кукурузу в ресторан Рустермана. Я сказала, что мы, договорились с вами там встретиться в пять часов, чтобы вместе подождать, когда подъедет Кен, потому что нам надо было с ним поговорить. Но я опоздала на четверть часа, попала туда лишь в пять пятнадцать. Вас на месте не оказалось, и я сразу же ушла.
Я с трудом сдерживался.
– Кому вы об этом говорили?
– Нескольким полицейским. Самому первому, который приехал ко мне на квартиру, потом еще двоим-троим, а возможно, и четверым. Обо всем этом сказано в заявлении, которое они заставили меня подписать.
– Когда мы с вами договаривались о свидании? Разумеется, они вас об этом спросили?
– Ой, да они спрашивали решительно обо всем… Я сказала, что позвонила вам вчера утром, тогда мы и решили.
– Возможно, что вы просто дура… Разве вы не сообразили, что они явятся сразу же ко мне?
– Почему же? Они вас спросят, а вы станете все отрицать. Я даже подумала, как бы они не вообразили, что вам не хочется быть втянутым в эту историю, поэтому вы так ото всего отпираетесь, и сразу же заявила, что вы туда не приходили. Очевидно, вам не составит труда доказать, что это так, а мне нужно было объяснить, почему я туда приезжала и сразу же ушла, даже не заглянув в ресторан, чтобы справиться, где Кен.
Сью наклонилась вперед:
– Как вы не можете понять, Арчи? Не могла же я заявить в полиции, что я приезжала туда специально встретиться с Кеном, правда?
– Действительно, не могли… О'кей, я вижу, что вы совсем не дура.
Я скрестил ноги и откинулся на спинку стула:
– Значит, вы ездили туда, чтобы встретиться с Кеном?
– Да. Нужно было кое о чем поговорить.
– И вы явились туда в 5.15?
– Да.
– И ушли, даже не заглянув в ресторан, чтобы спросить, нет ли там Кена?
– Я не… да, ушла.
Я покачал головой.
– Послушайте, Сью. Может быть, вы не хотели втянуть меня в эту историю, но вы втянули, и я хочу все знать. Если вы приезжали туда на свидание с Кеном и явились на место в пять пятнадцать, вы его видели. Это точно, не так ли?
– Ну… живым я его не видела.
Ее очень красивые ручки, лежащие на коленях, сжались в кулаки.
– Я видела его уже мертвым. Я прошла по аллее и увидела, что он лежит на земле. Мне показалось, что он мертв, а если и нет, то с минуты на минуту кто-то выскочит из ресторана, обнаружит его и… окажет помощь. Сама я страшно испугалась. Испугалась потому, что всего два дня назад грозилась его убить. Я ни о чем не стала раздумывать, даже не задержалась на пару секунд во дворе, просто удрала. И лишь когда оказалась в нескольких кварталах оттуда, сообразила, как это было глупо.
– Почему глупо?
– Потому что меня видели Феликс и привратник. Я подошла к ресторану со стороны парадного входа, они оба о чем-то судачили на боковой дорожке, мы перекинулись несколькими фразами. Поэтому я не могла заявить, что меня там вообще не было. Да, с моей стороны было непростительной глупостью сбегать оттуда, но я безумно испугалась. И только после того, как вернулась к себе домой, смогла все спокойно обдумать и решить, что придется говорить в полиции. Самое разумное было заявить, что я отправилась туда на свидание с вами, так что когда прибыл человек из полиции и принялся задавать вопросы, я ему сразу же все выложила, чтобы у него не возникло сомнений.
Она разжала кулаки и трогательным жестом прижала руки к груди:
– Честное слово, Арчи, я думала о вас… но была уверена, что вам это не повредит.
Все это не увязывалось с теорией отключившегося контролирующего устройства, но я посчитал бессмысленным заострять на этом внимание. Не до теоретических споров, когда приходится думать о спасении собственной шкуры!
– Вы ошиблись.
Я не жаловался, просто констатировал факт.
– Несомненно, они спросили, почему мы надумали встретиться с Кеном для разговора именно за рестораном, а не здесь, раз он все равно должен был приехать сюда. Так почему не здесь, а там?
– Потому что вы этому воспротивились, не захотели с ним объясниться в доме мистера Вульфа.
– Понятно. Вы и правда решительно все предусмотрели… И они также интересовались, о чем мы собирались говорить с Кеном. И это вы продумали?
– Зачем продумывать? Разговор должен был идти о том, что он сообщил вам, будто я думаю, что я от него забеременела.
Это уже было слишком!
Я вытаращил глаза, что не было в моих привычках:
– Кен сообщил мне такую вещь? И когда же, хотел бы я знать?
– Вы сами знаете когда. На той неделе. В прошлый вторник, когда он привозил вам кукурузу. Мне он рассказал об этом в субботу, хотя нет, в воскресенье. На ферме.
Я выпрямился:
– Возможно, я ослышался. Или же я куда менее сообразителен, чем предполагал. Кен Фабер сказал вам в воскресенье, что он во вторник сообщил мне о том, что вы предполагаете, что от него забеременели? Так?
– Да, то же самое он сказал и Карлу. Вы знаете, Карлу Хийдту. Правда, Кен мне этого не докладывал, а Карл – сразу же… Полагаю, он натрепал об этом и двум другим моим поклонникам, Питеру Джею и Максу Маслову. Сомневаюсь, что вы с ними знакомы. Именно тогда я и сказала Кену, что хотела бы его убить. Особенно меня разозлило то, что он наговорил вам.
– И вы объяснили полиции, что именно об этом хотели с ним поговорить?
– Да… Не понимаю, почему вы говорите, что я ошиблась, считая, что для вас это сущий пустяк, поскольку раз вас там на самом деле не было, чего же вам бояться? Неужели вы не сможете доказать, что находились в другом месте?
Я закрыл глаза, чтобы обдумать ситуацию, но чем больше я копался в услышанном, тем неразбериха казалась запутанней. Мандельбаум не шутил, когда назвал судье сумму залога в пять тысяч. Поразительно, что он вообще согласился выпустить меня из тюрьмы.
Я раскрыл глаза и часто-часто заморгал, чтобы Сью оказалась в фокусе, потому что у меня внезапно все куда-то поплыло вбок.
– Для ложного обвинения это почти идеально, но мне все же хочется верить, что вы все это натворили без злого умысла. Сомневаюсь, чтобы вы были достаточно хорошо осведомлены во всех этих тонкостях, да и потом, почему останавливать свой выбор на мне? Я ведь не без зубов, сам умею кусаться… Все равно, сделали ли вы это преднамеренно или нет, чего ради вы явились ко мне? Зачем было утруждать себя разговорами и объяснениями?
– Потому что я подумала… ну как вы сами не понимаете, Арчи?
– Я многое понимаю, но мне совершенно неясно, зачем вы сюда явились.