Чем выше поднималась луна, освещая мельчайшие закоулки, тем пустыннее выглядел пейзаж. Бистро слева уже закрылось; у Фернана трое клиентов еще играли с хозяином в карты.
Они услышали шаги на тротуаре. Фернан поднял голову и сразу же узнал переступившего порог комиссара.
- Снова в наши края, да так поздно? Есть что-нибудь новенькое?
- Ничего.
- Хотите выпить?
- Благодарю, нет.
- Зря. Поболтали бы немного.
Мегрэ вошел и тут же почувствовал, что это не надо было делать. Игроки ждали, с картами в руках. Хозяин налил стопку себе, потом Мегрэ.
- Ваше здоровье!
- Ты играешь или нет?
- А как же! Вы позволите, господин комиссар?
Мегрэ остался стоять, всем нутром чуя какой-то подвох.
- Не хотите присесть? Бью козырем.
Мегрэ выглянул наружу, но увидел все те же контуры застывших в лунном свете декораций.
- Странная это история с Бебером, вы не находите?
- Играй! Трепаться будешь потом.
- Сколько с меня? - спросил Мегрэ.
- Нисколько. Всех угощаю я.
- Нет. Нет.
- Всенепременно. Минуточку, и я в вашем распоряжении. Игра! - Он бросил карты и направился к стойке. - Чего вам налить? Того же? А вам, ребята?
В атмосфере бара, поведении клиентов, в их голосах было что-то нарочитое, фальшивое, особенно у хозяина: тот прямо из кожи вон лез, чтобы разговор ни на минуту не смолкал.
- Знаете, Гассен-то так и не просыхает. Словно обет дал. Тебе большой стакан, Анри? А тебе?
На уснувшей набережной лишь одно это бистро оставалось открытым. Мегрэ, которому надо было разом следить за происходящим снаружи и внутри, шагнул к двери.
- Да, комиссар, чуть не забыл вам сказать…
- Что еще? - проворчал, повернувшись Мегрэ.
- Постойте-ка!.. Вот балда! Опять забыл!.. Чего вам налить?
Слова прозвучали так неестественно, что даже игроки смущенно переглянулись. Фернан и сам это почувствовал: у него разом покраснели скулы.
- Что тут, черт возьми, происходит? - вспылил Мегрэ.
- Что вы имеете в виду?
Комиссар придержал открытую дверь и оглядел суда, застывшие на воде канала.
- Почему ты стараешься задержать меня тут?
- Я? Клянусь…
Наконец в темной массе корпусов, мачт и кают комиссар углядел крошечную светящуюся точку. Не дав себе труда затворить за собой дверь, он пересек набережную и очутился прямо перед мостками, ведущими на "Золотое руно".
В двух шагах от себя он едва не проглядел человека.
- Что вы тут делаете?
- Жду клиента.
Мегрэ обернулся. Чуть поодаль стояло такси с потушенными фарами.
Под ногами комиссара глухо заскрипело дерево узких сходней. Стекло в двери слабо светилось. Ни минуты не раздумывая, он распахнул ее и шагнул вниз.
- Можно войти?
Каюту освещала керосиновая лампа. Постель была уже разобрана. На столе, покрытом клеенкой, стояла бутылка и два стакана.
А за столом молча, настороженно сидели друг против друга два человека: старик Гассен и Эмиль Дюкро. В маленьких глазках Гассена таилась угроза, Дюкро сидел, положив локти на стол, сдвинув на затылок фуражку.
- Входите, комиссар. Я так и думал, что вы тут появитесь.
Дюкро держался совершенно естественно, приход комиссара его не обеспокоил и не удивил. От пузатой керосиновой лампы волнами расходился теплый воздух. Стояла полная тишина, и могло показаться, что эти двое уже Бог знает сколько времени просидели тут, не произнося ни слова и не шелохнувшись. Дверь второй каюты была закрыта. Значит, Алина спит? А может быть, тихонько лежит в темноте, прислушиваясь к голосам в соседней каюте?
- Мое такси еще не уехало?
Дюкро попытался стряхнуть с себя напряжение.
- Любите голландскую водку?
Он сам пошел к буфету за стопкой, налил в нее прозрачной жидкости и уже потянулся за своей, как вдруг Гассен одним махом смел со стола все, что на нем было.
Бутылка, стопки - все покатилось по полу. Из бутылки, чудом не разбившейся, вылетела пробка, и в горлышке забулькало.
Дюкро даже не вздрогнул. Уж не ожидал ли он чего-нибудь подобного? А Гассен был уже совсем готов сорваться: он тяжело дышал и, сжав кулаки, подался вперед.
В соседней каюте послышалось чье-то шевеление.
Гассен еще секунду пребывал в нерешительности, потом обхватил руками голову и рухнул на стул, всхлипнув:
- Проклятая судьба!
Дюкро кивнул на люк, на ходу похлопал старика по плечу. И все. Они сошли по сходням и окунулись в чистый свежий воздух. Шофер поспешил к машине. Дюкро чуть помешкал, придержав Мегрэ за руку.
- Я сделал, что мог. Вам в Париж?
Они поднялись по каменной лестнице. Дверца автомобиля была открыта, мотор тихо урчал. За окнами бистро маячил силуэт: должно быть, Фернан разглядывал машину.
- Это вы дали распоряжение, чтобы вас там никто не беспокоил?
- Кому?
Мегрэ махнул рукой, и Дюкро его понял.
- Он что, пытался вас не пустить?
Дюкро усмехнулся, польщенный и недовольный одновременно.
- Экие идиоты! - буркнул он. - Садитесь. Прямо, в центр.
Он снял фуражку и пригладил рукой волосы.
- Я был вам нужен?
Мегрэ промолчал, да Дюкро и не ждал ответа.
- Вы подумали о моем давешнем предложении?
Но на благоприятный ответ Дюкро уже не надеялся.
Вероятно, был бы им даже разочарован.
- Жена вчера вечером уехала расставлять мебель в нашем доме.
- Где?
- Между Меном и Туром.
Набережные давно опустели. До самой улицы Сент-Антуан им встретились всего две машины. Шофер опустил стекло:
- Куда ехать?
И Дюкро, словно бросая кому-то вызов, отозвался:
- Высадите меня у "Максима".
Он на самом деле там сошел - грузный, упрямый, в плотном синем костюме с траурной креповой повязкой.
Рассыльный, похоже, его знал и прямо-таки слетел навстречу по ступенькам.
- Зайдете, комиссар?
- Нет, спасибо.
Дюкро уже входил в тамбур, и дверь повернулась так быстро, что они не успели ни пожать друг другу руки, ни вообще проститься.
Пробило половину второго.
- Такси? - спросил рассыльный.
- Да… Впрочем, не надо.
На бульваре Эдгар Кине пусто, большая кровать уже в деревне. Мегрэ отправился ночевать в гостиницу в конце улицы Сент-Оноре.
Глава 7
Из глубины кладбища еще доносилось неторопливое монотонное шарканье, а голова траурной процессии уже подошла к воротам. Под ногами плотной, то и дело останавливающейся толпы тяжело хрустел гравий.
Эмиль Дюкро, в черном костюме и белоснежной рубашке, стоял, прислонясь к воротам кладбища, скомканным платком утирая потное лицо и пожимая руки всем, кто с поклоном к нему подходил. Трудно сказать, о чем он думал. Во всяком случае, глаза у него были сухие, и он так и не перестал делать вид, будто эти похороны не имеют к нему никакого отношения. У его худощавого корректного зятя глаза покраснели. Лиц женщин под траурными вуалями видно не было.
Сотни речников, чисто вымытых, причесанных, в синей форме, с фуражками в руках, по одному отдавали поклон, неловко, запинаясь, бормотали слова соболезнования, потом отходили и небольшими группками отправлялись на поиски кафе. У всех по лицам тек пот, тела под плотными двубортными пиджаками совсем взмокли.
Мегрэ стоял на тротуаре возле лотка цветочницы, смотрел на провожающих и решал, уйти ему или еще подождать. Неподалеку остановилось такси, из него вылез один из его инспекторов, поискал начальника глазами.
- Сюда, Люкас.
- Сегодня утром в половине девятого старик Гассен купил револьвер - у оружейника на площади Бастилии.
Гассен был тут же, среди провожающих, метрах в пятидесяти от семейства Дюкро. Он продвигался вперед вместе с людским потоком, молча, терпеливо, мрачно глядя в пространство.
Гассен привлек внимание Мегрэ еще раньше: комиссар впервые видел старика при полном параде, с подстриженной бородой, в свежей рубашке и новом костюме. Уж не кончился ли срок его пьяного обета? Во всяком случае, он казался куда спокойнее, держался с достоинством, больше не цедил слова сквозь зубы, и это даже вызывало некоторую тревогу.
- Это точно?
- Совершенно точно. Он попросил в лавке объяснить, как с ним обращаться.
- Подожди, пока он отойдет подальше, а потом незаметно задержи и доставь ко мне - я буду в местном комиссариате.
Мегрэ быстро перешел на другую сторону и остановился метрах в трех от Дюкро, очень его этим удивив.
Мимо все еще шли провожавшие, Мегрэ поймал взгляд приближавшегося Гассена, но старик не выказал ни удивления, ни досады. Встал в хвост, потоптался позади других. Наконец, молча протянул, морщинистую руку и пожал руку хозяина.
И все. Он ушел. Мегрэ внимательно следил за его поведением, но так и не понял, пьян старик или нет: чрезмерное опьянение делает иногда человека неестественно хладнокровным.
Инспектор поджидал Гассена на первом же углу.
Мегрэ сделал ему знак, и оба они удалились - один впереди, другой сзади.
"Пройди до улицы Сантья, до того дома, что напротив почты, и купи метров сто шнура для занавесок…" - распорядилась утром по телефону г-жа Мегрэ.
Шарантон наводнили толпы принаряженных речников; они заполнили все бистро на набережной от канала до Отейя. Интересно, как повел себя старый Гассен, когда Люкас задержал его? Мегрэ в задумчивости шел по улице, как вдруг его окликнули:
- Комиссар!
В двух шагах от него стоял Дюкро. Выходит, он опять бросил погруженную в траур семью, поскорее отделался от соболезнующих и поспешил за Мегрэ.
- Что там еще за фокусы с Гассеном?
- То есть?
- Я своими глазами видел, как вы показали на него инспектору. Хотите его арестовать?
- Он уже арестован.
- Почему?
Мегрэ чуть задумался - стоит ли говорить.
- Утром он купил револьвер.
Судовладелец промолчал, только зрачки у него сузились, взгляд стал жестким.
- Это, по всей вероятности, для вас, - продолжал комиссар.
- Все может быть, - буркнул Дюкро и сунул руку в карман. Достал браунинг. С вызовом засмеялся: - Меня тоже арестуете?
- Не стоит труда. Вас пришлось бы тут же отпустить.
- А Гассена?
- Гассена тоже придется.
Они стояли в солнечном пятне на краю тротуара какой-то узкой улочки; вокруг сновали хозяйки - было время покупок; Мегрэ вдруг стало смешно: во всей этой возне с двумя типами, которые свободно разгуливали по Парижу с оружием в кармане, он как бы играет роль Господа Бога.
- Гассен никогда меня не убьет, - заверил его Дюкро.
- Почему?
- Потому!
И, переменив тон, добавил:
- Не хотите ли завтра пообедать у меня на даче в Самуа?
- Посмотрим. Во всяком случае, спасибо.
Дюкро ушел со своим пистолетом и пристежным воротничком, натиравшим ему шею. Мегрэ очень устал.
Вдруг он вспомнил, что обещал позвонить жене, приедет ли он на воскресенье, но все-таки сначала отправился в местный комиссариат - там, по крайней мере, прохладно. Комиссар ушел завтракать, но его помощник охотно сообщил Мегрэ новости.
- Ваш задержанный в камере. Вот все, что было у него в карманах.
Вещи лежали на развернутом листе газеты: дешевый револьвер, пенковая трубка, красный резиновый кисет с табаком, носовой платок с синей каемкой и затрепанный порыжевший бумажник. Мегрэ повертел его в руках.
Бумажник был почти пуст. В боковом отделении лежали документы на "Золотое руно" и путевой лист с подписями смотрителей шлюзов. В других - немного денег и две фотографии, женщины и мужчины.
Фото женщины было по меньшей мере двадцатилетней давности; в свое время снимок плохо закрепили, и он сильно поблек, но и сейчас на нем можно было различить худощавое молодое лицо. Женщина слегка улыбалась, и улыбка ее напоминала улыбку Алины.
Это была жена Гассена, которой хрупкое здоровье придавало болезненную томность, почему обитатели грубого мира речников, естественно, видели в ней существо деликатное. Спавший с ней Дюкро - тоже. Где они встречались? На борту "Золотого руна", пока Гассен надирался в кабаках? Или в низкопробных меблерашках?
На втором фото был Жан Дюкро, тот самый, кого только что похоронили. Обычный любительский снимок: парень в белых брюках на палубе баржи. На обороте его рукой написано: "Моему маленькому другу Алине, которая когда-нибудь сумеет это прочесть, от ее большого друга Жана".
И вот он мертв! Повесился!
- Такие, значит, дела, - заключил Мегрэ.
- Нашли что-нибудь?
Только мертвецов, - бросил Мегрэ и открыл дверь камеры.
- Ну как, папаша Гассен?
Сидевший на скамье старик встал; башмаки без шнурков чуть не свалились у него с ног, пристежной воротничок без галстука был расстегнут. Мегрэ хмуро посмотрел на него и позвал помощника.
- Кто это распорядился?
- Но вы же знаете, так обычно делается…
- Верните ему шнурки и галстук.
Несчастный старик чувствовал себя глубоко оскорбленным и униженным.
- Садитесь, Гассен. Вот все ваши вещи, кроме револьвера, разумеется. Исполнили свой обет? В голове прояснилось?
Комиссар сел напротив и уперся локтями в колени, а старик, согнувшись пополам, стал вдевать в ботинки шнурки.
- Заметьте, я вам ни в чем не мешал. Дал возможность ходить куда вздумается и пить мертвую. Ну, да ладно! Сейчас вы оденетесь. Вы меня слушаете?
Гассен поднял голову, и Мегрэ понял, что наклонился он, скорее всего, просто чтобы скрыть шутовскую ухмылку.
- Почему вы хотели убить Дюкро?
Ухмылка исчезла. Лицо старого речника, изрезанное морщинами, дышало безмятежным покоем.
- Я еще никого не убил.
Это были его первые слова, дошедшие до слуха Мегрэ: раньше в присутствии комиссара старик всегда молчал. Сейчас он говорил не спеша, глухо, по всей вероятности, своим обычным голосом.
- Знаю. Но ведь вы собираетесь его убить?
- Может, кого и порешу.
- Дюкро?
- Может, его, может, кого другого.
Было видно, что он не пьян, но выпить все же успел или еще сохранял в крови остатки недавних возлияний.
В последние дни он был неестественно озлоблен, сейчас слишком уж спокоен.
- Для чего вы купили оружие?
- А для чего вы торчите в Шарантоне?
- Не вижу, какая тут связь.
- А то!
Мегрэ на мгновение замолчал. Умопомрачительная краткость ответа произвела на него сильное впечатление; старик добавил:
- Да к тому же вас-то все это не касается. Старик подобрал второй шнурок, снова согнулся пополам и начал шнуровать другой башмак. Мегрэ приходилось напрягать слух, чтобы не пропустить ни одного слова из речи старика - звуки так и вязли в его спутанной бороде. Может, он просто морочил Мегрэ голову? А может, это был обычный монолог пьяницы?
- Лет десять назад в Шалоне владелец "Баклана" прибежал к одному доктору. Звали его Луи. Не доктора, а хозяина "Баклана". Он с ума сходил от радости и нетерпения: его жена должна была родить!
Стены камеры то и дело подрагивали - мимо проходили трамваи; в соседней лавке звонил колокольчик, хлопала дверь.
- Ребенка-то ждали, почитай, лет восемь. Луи отдал бы за него все, что успел скопить. И вот он, значит, нашел доктора, такого низенького, чернявого, очкастого - я его знавал. Луи сказал, что боится, как бы роды не начались где-нибудь в деревне, у черта на рогах, и потому решил ждать в Шалоне сколько будет нужно.
Гассен выпрямился - от сидения внаклонку кровь прилила у него к голове.
- Прошла неделя. Доктор приходил каждый вечер.
Наконец часов в пять дня у жены начались схватки. Луи места себе не находил. Слонялся то по палубе, то по набережной. Потом прямо-таки повис на дверном звонке доктора и чуть не силой привез того на баржу. Доктор клялся, что все идет нормально, лучше некуда, и что-де достаточно предупредить его в последнюю минуту.
Гассен говорил монотонно, словно читал молитву.
- Вы не знаете это место? У меня-то этот дом так и стоит перед глазами - большой, новый, окна огромные.
В тот вечер в окнах горел яркий свет - у доктора были гости. Сам-то он был красивый, усы подвитые, весь духами пропах! Два раза он пришел, только позвали: несло от него бургундским, потом ликерами. Пробубнил:
- Прекрасно, прекрасно… - и скорей домой.
Жена Луи заходилась криком, сам он совсем обезумел, рыдал до слез - до смерти перепугался. Старуха с соседней баржи божилась, что роды идут неладно.
В полночь Луи снова побежал к врачу. Там ему сказали, что, мол, доктор сейчас придет.
В половине первого опять туда. Дом аж дрожит от музыки.
А жена Луи кричит уже так, что прохожие на набережной останавливаются.
Наконец гости разошлись, и доктор явился - не то чтобы совсем пьяный, но и не больно в себе. Снял пиджак, засучил рукава. Посмотрел роженицу, взял щипцы.
Возился, возился… Потом говорит:
- Придется раздробить ребенку головку!
- Нет, нет, только не это! - кричит Луи.
- Хотите, чтоб я спас мать?
Доктор на глазах засыпал, ничего не мог с собой поделать, язык у него заплетался. Через час жена Луи больше не кричала и не двигалась.
Гассен посмотрел Мегрэ в глаза и закончил:
- Луи его убил.
- Врача?
- Всадил ему пулю в голову, потом еще одну в живот.
Потом убил себя. Судно через три месяца продали с торгов.
Старик замолчал, разглядывая угол топчана.
Почему он так усмехается? Уж лучше был бы мертвецки пьян и обозлен, как все эти дни.
- А что мне теперь будет? - равнодушно, без тени заинтересованности спросил Гассен.
- Обещаете не дурить?
- А что вы называете "дурить"?
- Дюкро всегда был вам другом, так ведь?
- Мы из одной деревни. Плавали вместе.
- Он к вам очень привязан.
Последняя фраза прозвучала неуклюже.
- Все может быть.
- Скажите, Гассен, на кого у вас зуб? Давайте говорить по-мужски.
- А у вас?
- Не понимаю.
- Я спрашиваю, кого вы выслеживаете? Вы что-то ищете? И что же вы нашли?
Вот так неожиданность! Там, где Мегрэ видел только пропойцу, оказался человек, который, напившись у себя в углу, проводил личное расследование! Ведь именно это хотел сказать Гассен.
- Я еще не нашел ничего определенного.
- Я тоже.
Но он-то вот-вот докопается до истины! Об этом ясно говорил его тяжелый, холодный взгляд. Все правильно.
Шнурки и галстук ему действительно надо было вернуть.
Ни этот убогий участок, ни вообще полиция больше не имели значения. Остались только два человека, сидящих друг против друга.
- Вы ведь не причастны к покушению на Дюкро?
- Никоим образом.
- И к самоубийству Жана Дюкро. Вам незачем было и вешать Бебера.
Речник со вздохом встал на ноги, и Мегрэ поразился, до чего же он маленький и старый.
- Расскажите мне все, что вы знаете, Гассен. Ваш шалонский приятель никого не оставил. А у вас есть дочь.