Преступление в Голландии - Жорж Сименон 7 стр.


Молодой человек, совсем худенький в офицерской форме, высморкался, сжал зубы, сдерживая рыдания, и наконец пробормотал:

- Я ничего не сделал…

Пока он успокаивался, все молча на него смотрели.

- Хватит, - отрубил Мегрэ. - Я не сказал, что вы что-то сделали.. Остинг уговорил вас, и теперь вы утверждаете, что видели иностранца недалеко от дома, и он же намекнул, что это единственное средство кого-то спасти. Кого?

- Клянусь памятью матери, он не называл имен. Я не знаю… Лучше умереть…

- Черт возьми! В восемнадцать лет всегда хочется умереть. У вас больше нет вопросов, господин Пейпекамп?

Тот пожал плечами, показывая, что ничего не понимает.

- Можете идти, приятель.

- Бетье здесь ни при чем, вы знаете.

- Вполне возможно. Вам пора присоединиться к товарищам по училищу.

И он подтолкнул его к дверям, ворча:

- Где другой? Остинг пришел? Жаль, что он не понимает по-французски.

Прозвенел звонок, и полицейский ввел Баса, который держал в руке новую фуражку и потухшую трубку.

Бас бросил на Мегрэ один-единственный, но полный упрека взгляд. Потом он подошел к столу инспектора, поздоровался с ним.

- Спросите его, где он был в то время, когда убили Попингу?

Инспектор перевел. Остинг разразился длинной речью.

Ничего не понимая, Мегрэ оборвал его на полуслове:

- Стоп! Остановите его! Короче, в двух словах.

Пейпекамп перевел. Снова укоризненный взгляд и быстрый ответ:

- Он был на борту своего судна.

- Неправда!

Мегрэ все время ходил, заложив руки за спину.

- Что он скажет на это?

- Пусть поклянется!

- Хорошо. В таком случае, кто украл у него фуражку?

Пейпекамп был удивительно послушен. Справедливости ради следует признать: Мегрэ производил сильное впечатление.

- И что же?

- Он был в каюте. Занимался бухгалтерией. Видел в иллюминатор чьи-то ноги на палубе, матросские брюки.

- Он преследовал мужчину?

Остинг помолчал, прикрыв глаза, пощелкал пальцами и наконец быстро заговорил.

- Что он сказал?

- Что говорит правду. Он хорошо понимает, как важно установить его невиновность. Когда он поднялся на палубу, матрос уже уходил. Он пошел за ним следом, на расстоянии. Они шли по Амстердипу почти до самого дома Попингов. Там матрос спрятался. Заинтригованный Остинг тоже спрятался и стал ждать.

- Он слышал выстрел два часа спустя?

- Да, но ему не удалось поймать убегавшего мужчину.

- Он видел, как этот человек вошел в дом?

- По крайней мере, в сад. Он предполагает, что тот поднялся на второй этаж по водосточной трубе.

Мегрэ улыбался странной блаженной улыбкой человека с хорошим пищеварением.

- Он узнал бы мужчину?

Перевод. Бас пожал плечами.

- Он не уверен.

- Он видел Баренса, следившего за Бетье и преподавателем?

- Да.

- Но из боязни, что его обвинят, а с другой стороны, из желания вывести полицию на правильный след, он поручил Корнелиусу говорить за него.

- Именно это он и утверждает. Ему нельзя верить, согласны? Он виновен.

Жан Дюкло проявлял признаки нетерпения. Остинг же был спокоен как человек, готовый ко всему. Он что-то сказал, и инспектор сразу перевел.

- Он говорит, хотите верьте, хотите нет, но Попинга был его другом и благодетелем.

- Что вы собираетесь с ним делать?

- Отдать в руки правосудия. Он сознался, что был там.

Под воздействием коньяка голос Пейпекампа звучал громче обычного, жесты были резкими и решения носили соответствующий характер. Он хотел проявить категоричность перед иностранным коллегой, пытаясь спасти как свою личную репутацию, так и репутацию своей страны.

Приняв серьезный вид, он снова нажал кнопку.

Тотчас вошел полицейский. Постукивая по столу разрезным ножом, Пейпекамп приказал:

- Уведите этого человека - он задержан. Я вызову его позже.

Сказано было по-голландски, но достаточно красноречивый тон позволял понять смысл.

Инспектор встал.

- Я закончу расследование дела и не забуду подчеркнуть вашу роль. Разумеется, ваш соотечественник свободен.

Он и не догадывался, что Мегрэ, наблюдая за его жестикуляцией, за его горящими глазами, думал: "Через несколько часов, старина, когда успокоишься, ты горько пожалеешь о содеянном!.."

Пейпекамп открыл дверь, но комиссар не уходил.

- Хотел бы просить вас еще об одной, последней любезности, - произнес он с необычной вежливостью.

- Слушаю вас, дорогой коллега.

- Сейчас нет и четырех часов. Сегодня мы могли бы воспроизвести события того трагического вечера со всеми действующими лицами, в той или иной степени причастными к делу. Не запишете ли фамилии? Госпожа Попинга, Ани, господин Дюкло, Баренс, Винанды, Бетье, Остинг и наконец господин Ливенс, отец Бетье.

- Вы хотите…

- Восстановить события с того самого момента, когда в зале гостиницы "Ван Хасселт" закончилась лекция.

Наступила тишина. Пейпекамп размышлял.

- Я позвоню в Гронинген, - ответил он, - посоветуюсь с начальством.

И наблюдая за реакцией присутствующих, он, не вполне уверенный в уместности своей шутки, добавил:

- Кое-кого, например, не хватает. Конрад Попинга не может…

- Его роль исполню я, - поставил точку Мегрэ.

И, сопровождаемый Жаном Дюкло, ушел, бросив напоследок:

- Спасибо за великолепный обед.

Глава 8
Мегрэ и девушки

Направляясь из полицейского участка в гостиницу "Ван Хасселт", комиссар пошел не через город, а в обход по набережной. Его сопровождал Жан Дюкло, чья походка, осанка и лицо выдавали плохое настроение.

- Вы ведете себя отвратительно, - наконец процедил он сквозь зубы, посматривая на работающий кран, крюк которого едва их не задел.

- Это почему?

Дюкло пожал плечами, помолчал.

- Вы не понимаете или не хотите понять. Вы такой же, как все французы.

- Мне казалось, мы одной национальности.

- Только я много путешествовал, и у меня универсальная культура. Я могу приспособиться к любой стране, где живу. А вы, приехав сюда, идете напролом, не думая об обстоятельствах.

- Не думая, например, желают или нет найти виновного.

Дюкло оживился.

- А зачем? Здесь не преступление с целью ограбления, и совершивший его не является ни профессиональным убийцей, ни вором. Это не тот, кого надо обязательно упрятать за решетку, чтобы оградить общество.

- Что же вы предлагаете?

По привычке Мегрэ курил трубку, держа руки за спиной.

- Посмотрите, - понизил голос Дюкло, показывая вокруг: опрятный городок, где царил идеальный порядок, как в шкафу у хорошей хозяйки, крошечный порт со своей напряженной жизнью, спокойные люди в желтых деревянных башмаках. - Все работают, - продолжал он. - Все по-своему счастливы. И главное, сдерживают инстинкты, потому что таковы правила, такова необходимость, когда живешь в обществе. Пейпекамп подтвердит вам, что кражи здесь редкость, а кто украдет хотя бы два фунта хлеба, рискует по меньшей мере несколькими неделями тюрьмы. Где вы видели беспорядок? Где бродяги? Где попрошайки? Везде организованность, чистота.

- А я только что сдвинул с места фарфоровую безделушку!

- Подождите! Дома слева, возле Амстердипа, это дома именитых людей, людей богатых, обладающих определенной властью. Их знают все. Мэр, пасторы, преподаватели, чиновники - те, кто заботится, чтобы в городе было спокойно, чтобы каждый был на своем месте, не мешал соседям. Эти люди, я вам уже говорил об этом, не признают за собой даже права посещать кафе из опасения показать дурной пример. Однако преступление совершено. И перед вами семейная драма.

Мегрэ слушал, глядя на пароходы, которые из-за прилива разноцветными стенами возвышались над набережной.

- Я не знаю позиции инспектора Пейпекампа, чья репутация весьма высока, но думаю, лучший выход для всех - объявить сегодня вечером, что убийца Попинги - матрос с иностранного судна и что поиски будут продолжены. Для всех! Для госпожи Попинга, ее семьи, ее отца, он, кстати, известный интеллектуал. Для Бетье и господина Ливенса. Но главное, для примера! Для обитателей всех маленьких домиков городка, которые смотрят, что происходит в больших домах на Амстердипе и готовы делать то же самое. Вам нужна истина ради истины, нужно ради мелкого тщеславия распутать трудное дело…

- Это вам сказал Пейпекамп сегодня утром. И заодно поинтересовался, как охладить мой пыл. На что вы ему ответили: мол, таких во Франции подкупают хорошим обедом или взяткой.

- Мы не употребляли столь сильных выражений.

- Знаете о чем я думаю, господин Дюкло?

Мегрэ остановился, наслаждаясь панорамой порта. Переоборудованное под лавку маленькое суденышко, громыхая и дымя бензиновым двигателем, ходило от парохода к пароходу, причаливало к баржам и парусникам, предлагая хлеб, пряности, табак, трубки, джин.

- Слушаю вас.

- Я думаю, вам повезло, что вы вышли из ванной с револьвером в руке.

- Что вы хотите этим сказать?

- Ничего! Только повторите, пожалуйста, что вы никого не видели в ванной.

- Я никого не видел.

- И ничего не слышали?

Дюкло отвернулся.

- Вроде бы нет. Мне, правда, показалось, будто что-то шевелится под крышкой ванны.

- Простите, меня ждут.

И размашистым шагом Мэгре направился к гостинице, где, поджидая его, прохаживалась по тротуару Бетье Ливенс.

Она пыталась улыбнуться, как раньше, но ее улыбке не хватало задора. Нервничая, она продолжала следить за улицей, словно опасалась нежелательной встречи.

- Я жду вас уже полчаса.

- Не зайдете?

- Только не в кафе, ладно?

В коридоре Мегрэ замешкался: он не мог пригласить ее в комнату. Тогда он открыл дверь огромного пустого танцевального зала, где голоса резонировали, как в храме.

При дневном свете декорация на сцене казалась тусклой, пыльной.

Рояль был раскрыт. В углу стоял огромный ящик, до потолка громоздились стулья. В ожидании праздника лежали в куче бумажные гирлянды.

У Бетье был все тот же цветущий вид. В голубом костюме, в белой шелковой блузке, под которой ее грудь казалась еще более соблазнительной, чем раньше.

- Вам удалось уйти из дому?

Она ответила не сразу. Сказать ей хотелось многое, но она не знала, с чего начать.

- Я удрала, - выпалила она наконец. - Не могла больше оставаться. Мне страшно! Служанка сказала, что отец в ярости и готов меня убить. Он запер меня в комнате без всяких объяснений. Он всегда молчит, когда сердится. В ту ночь мы возвратились, не сказав друг другу ни слова. Он закрыл дверь на ключ. И сегодня служанка разговаривала со мной через замочную скважину. В полдень, когда он вернулся, на нем лица не было. После обеда он долго ходил вокруг фермы, а потом ушел на могилу матери. Он всегда ходит туда, перед тем как принять важное решение. Я разбила стекло. Служанка просунула мне отвертку, и я отвинтила замок. Я не могу вернуться назад. Вы не знаете моего отца.

- Один вопрос, - прервал ее Мегрэ.

Он взглянул на изящную кожаную сумочку, которую она держала в руке.

- Сколько у вас с собой денег?

- Не знаю… Флоринов пятьсот.

- Кто был в вашей комнате?

Покраснев, она пробормотала:

- Тот, кто был в участке… Сначала я хотела пойти на вокзал, но увидела полицейского и подумала о вас.

Они стояли как в зале ожидания, где невозможно создать атмосферу интимности. Им даже в голову не пришло взять из кучи два стула и сесть.

Бетье нервничала, но не настолько, чтобы потерять самообладание. Возможно, потому, что Мегрэ смотрел на нее с некоторой неприязнью, особенно проявившейся в его голосе, когда он спросил:

- Вы уже предлагали кому-нибудь выкрасть вас?

Она растерялась, отвернулась:

- Не понимаю…

- Я спрашиваю, это был ваш первый любовник?

Она долго молчала, прежде чем ответить:

- Не думала, что вы будете так жестоки со мной. Я пришла…

- Так первый? Если посчитать, ваш роман продолжался больше года. А до этого?

- Я… Я флиртовала с преподавателем гимнастики в лицее, в Гронингене.

- Флиртовала?

- Он был… он…

- Ага! Следовательно, до Попинги у вас уже был любовник. Только один?

- Как вы смеете? - возмутилась она.

- Но ведь вы были и любовницей Баренса.

- Неправда! Клянусь…

- Однако вы встречались с ним.

- Потому что он влюбился в меня. Правда, едва решался поцеловать.

- А на последнем свидании, которому помешали я и ваш отец, вы предложили ему уехать вдвоем.

- Откуда вы знаете?

Мегрэ чуть не расхохотался. Святая наивность! Постепенно к ней возвращалось хладнокровие. Она говорила о подобных вещах с удивительным простодушием.

- Он не захотел?

- Испугался. Сказал, что у него нет денег.

- И вы предложили ему свои. Короче, с давних пор вас преследует мания побегов. Главная цель вашей жизни - покинуть Делфзейл с каким-нибудь мужчиной.

- Не с каким-нибудь, - поправила она обиженно. - Вы злой! Вы не хотите понять!

- Как раз напротив! Все очень просто: вы любите жизнь, любите мужчин. Вам нравятся те радости, которые можно получить.

Она опустила глаза, теребя в руках сумочку.

- Вам скучно на образцовой ферме отца. Вам хочется другого. Вы начали в лицее, в семнадцать лет, с преподавателем гимнастики. Уговорить его уехать не удалось. Вы перебрали всех мужчин Делфзейла и нашли одного, который показался вам решительнее других. Попинга много плавал.

Тоже любил жизнь. Его сковывали предрассудки. И вы бросились ему на шею.

- Зачем вы говорите…

- Может быть, я и преувеличиваю. Допустим, он ухаживал за вами: вы девушка красивая, чертовски аппетитная. Но ухаживал он робко, боясь осложнений, боясь своей жены, Ани, директора, воспитанников…

- Особенно Ани.

- Мы сейчас поговорим об этом. Он целовал вас в укромных уголках. Держу пари, у него даже и смелости-то не хватало помышлять о большем. Однако вы посчитали - пора! Вы стали подстерегать его. Вы приносили ему домой фрукты, вошли в семью. Вы вынуждали его провожать вас на велосипеде и останавливались за штабелем леса. Вы писали ему письма, предлагали уехать.

- Вы читали?

- Читал.

- А вы не думаете, что начал он?

Она вспылила.

- Сначала он говорил, что несчастен, что госпожа Попинга не понимает его и беспокоится только о том, что скажут люди, что жизнь бессмысленна, и все…

- Черт возьми!

- Вы прекрасно знаете, что…

- Шестьдесят женатых мужчин из ста говорят это первой же смазливой девчонке. Только бедняга напал на девушку, которая поймала его на слове.

- Вы злой, злой!

Она чуть не плакала и топала ножкой, подчеркивая слово "злой".

- Короче, он все время откладывал ваш злополучный отъезд, и вы прекрасно понимали, что эта затея неосуществима.

- Неправда!

- Да, да. И вот доказательство: вы в некотором роде подстраховали себя от случайностей, принимая ухаживания Баренса. Правда, осторожно, потому что он человек молодой, робкий, хорошо воспитанный, почтительный, которого можно и вспугнуть.

- Ужасно!

- Обычная житейская история.

- Вы презираете меня, да?

- Я? Вовсе нет.

- Вы меня презираете! Но я так несчастна. Я любила Конрада.

Она заплакала, затопала ногами.

- Я вам запрещаю…

- Говорить, что вы их не любили? Полноте. Вы их любили, пока они давали вам надежду на новую жизнь, отъезд, мысль о котором неотступно преследовала вас.

Не слушая больше, она простонала:

- Не надо мне было приходить! Я думала…

- Что я возьму вас под защиту? Но именно это я и делаю. Только я не считаю вас ни жертвой, ни героиней. Вы маленькая лакомка, глуповатая, немного эгоистичная - вот и все. Девчонка, каких множество.

Она взглянула на него заплаканными глазами, где уже светилась надежда.

- Меня все ненавидят, - посетовала она.

- Кто это все?

- Прежде всего, госпожа Попинга, потому что я не такая, как она. Ей бы только целый день шить одежду для аборигенов Океании или вязать для бедняков. Я знаю, что она советовала девушкам-белошвейкам из монастыря не брать с меня пример. Она даже заявила, что я плохо кончу, если быстро не выйду замуж. Мне все передали.

От этих слов повеяло затхлостью провинциального городка: монастырь, разговоры, девушки из добропорядочных семей вокруг дамы-патронессы, наставления, коварные излияния.

- Но особенно Ани…

- Ненавидит вас?

- Да! Почти всегда, когда я приходила, она покидала гостиную и поднималась к себе. Могу поспорить, она уже давно догадалась. Госпожа Попинга, несмотря ни на что, славная женщина. Она хотела лишь повлиять на мои манеры, изменить фасон моих платьев, а главное, научить меня читать не только романы. Она ничего не подозревала, иначе не просила бы Конрада провожать меня.

На лице Мегрэ играла загадочная улыбка.

- Ани - совсем другое. Вы видели ее? Какая она страшная! Кривые зубы! Ни один мужчина никогда не позарится на нее. Она это хорошо знает, как и то, что останется старой девой. Именно поэтому она и училась - хотела иметь профессию. Она делает вид, что презирает мужчин, и состоит в феминистских лигах.

Бетье снова оживилась. В ней вспыхнула скрытая ненависть.

- Вот она и слонялась по дому, сторожа Конрада: раз ей на роду написано быть целомудренной, пусть и другие тоже, понимаете? Я уверена, она догадалась и, без сомнения, задумала отвадить от меня Конрада и даже Корнелиуса. Она прекрасно видела, что все мужчины, включая Винанда, поглядывают на меня. У него, правда, никогда не хватало смелости заговорить со мной - он только краснел, когда я с ним танцевала. Его жена тоже ненавидит меня. Может быть, Ани ничего не сказала сестре, а может, сказала. Возможно, и письма нашла она.

- А кто убил? - резко спросил Мегрэ.

- Клянусь, не знаю, - растерялась Бетье. - Я этого не говорила… Но Ани - язва. И если она уродка, это не моя вина.

- Вы уверены, что она никогда не любила?

Улыбка, даже короткий смешок Бетье, инстинктивно триумфальный смех желанной женщины, уничтожающей дурнушку. Ну, прямо-таки девчонки из пансионата, ссорящиеся по пустякам.

- Во всяком случае не в Делфзейле.

- Своего зятя она тоже ненавидела?

- Не знаю. Здесь совсем другое: он - член семьи, а значит, хоть немного, но принадлежал и ей. Поэтому надо было следить за ним, сберечь его…

- Но не убивать!

- А что думаете вы? Вы всегда говорите так…

- Я ничего не думаю. Скажите, Остинг знал о ваших отношениях с Попингой?

- Вам и это сообщили!

- Вы вместе ходили на отмели Воркюма. Он оставлял вас одних?

- Да. Он вел судно, на мостике.

- Предоставляя вам каюту?

- Разумеется. Снаружи было прохладно.

- Вы его не видели с… со дня смерти Конрада?

- Да! Клянусь!

- Он никогда не ухаживал за вами?

Улыбка тронула ее губы.

- Остинг?

Назад Дальше