Приехав отдохнуть и пройти курс лечения в Виши, комиссар Мегрэ обращает внимание на одну даму. Несколько дней спустя даму находят задушенной в собственном доме. Мегрэ, конечно же, принимает участие в расследовании. Факты, вскрывшиеся в ходе расследования, покажут до какой степени может дойти женское коварство и циничность, с которой можно эксплуатировать наивное мужское существо, обладающее богатством и властью.
Содержание:
-
Глава 1 1
-
Глава 2 4
-
Глава 3 8
-
Глава 4 12
-
Глава 5 16
-
Глава 6 19
-
Глава 7 23
-
Глава 8 24
-
Примечания 25
Жорж Сименон
Мегрэ в Виши
Глава 1
- Ты их знаешь? - вполголоса спросила мадам Мегрэ, когда муж обернулся вслед только что повстречавшейся им парочке.
Мужчина тоже обернулся, и лицо его озарила улыбка. Казалось даже, он подумывает вернуться, чтобы пожать руку комиссару.
- Нет… Не думаю… Не знаю…
Человек был маленький, плотный, а его пухленькая жена ростом не выше мужа. Почему у Мегрэ сложилось впечатление, что она бельгийка? Быть может, это из-за ее светлого лица, волос почти желтого цвета, голубых навыкате глаз?
Это была их по крайней мере пятая встреча. В первый раз мужчина остановился с таким видом, словно его охватила внезапная радость. Он в нерешительности приоткрыл рот, в то время как комиссар, нахмурив брови, вел тщетные поиски в своей памяти.
Силуэт, лицо явно знакомы. Но кто бы это мог быть?
Где он встречал этого маленького веселого человечка и его жену, напоминавшую марципан?
- Право, я не знаю…
Впрочем, это не имело значения. Люди здесь держались совсем по-иному, чем обычно. С минуты на минуту зазвучит музыка. Сидящие в беседке с тонкими колоннами и вычурными украшениями музыканты, устремив взгляды на дирижера, были готовы поднести к губам медные инструменты. Был ли это оркестр муниципальных служащих или пожарных? Они имели столько же галунов и позолоты, столько же кроваво-красных эполет и белых портупей, сколько бывает у южноамериканских генералов.
Казалось, сотни, если не тысячи стульев, окрашенных в желтый цвет, обступали беседку расширяющимися кругами, и почти всюду сидели люди, мужчины и женщины, которые ожидали в торжественном молчании.
Через минуту-другую, в девять часов, под большими деревьями парка начнется концерт. После тяжелого, душного дня вечер был почти свежим, и ветерок заставлял листву слегка шуршать, в то время как ряды фонарей с молочного стекла колпаками образовывали в темной листве пятна более светлого зеленого цвета.
- Ты не хочешь сесть?
Несколько стульев оставались свободными, но Мегрэ никогда не садились. Они неторопливо ходили. Другие тоже гуляли, слоняясь, как и они, без цели, не особенно вслушиваясь в музыку. Среди пар встречалось немало одиноких мужчин и женщин, почти все они уже вступили во вторую половину своей жизни.
Все вокруг казалось слегка нереальным. Казино, белое и перегруженное лепниной по моде 1900 года, сияло огнями. И пока со стороны улицы Жоржа Клемансо не доносился очередной гудок автомобиля, создавалось впечатление, что время остановилось.
- Она здесь… - прошептала мадам Мегрэ и повела подбородком.
Это уже стало у них игрой. Она привыкла следить за взглядом своего мужа и сразу угадывала, когда он был чем-то удивлен или заинтересован.
Чем еще могли они заполнить свои дни? Прогуливались неспешным шагом, время от времени останавливаясь, но не потому, что задохнулись, а для того, чтобы посмотреть на дерево, на дом, полюбоваться игрой света или взглянуть на какое-нибудь лицо.
Супруги Мегрэ готовы были поклясться, что находятся в Виши целую вечность, тогда как на самом деле доживали там всего пятый день. Они составили некое расписание и строго соблюдали его, словно это имело значение, а их дни были отмечены определенным числом ритуалов, к которым оба относились с самой большой серьезностью.
Был ли Мегрэ действительно серьезным? Его жена спрашивала себя об этом, украдкой бросая на него взгляды. Он был не тот, что в Париже. Его походка стала раскованнее, черты лица - мягче. Большую часть времени его едва уловимая улыбка выражала удовлетворение, но была в ней также и мрачная ирония.
- На ней белая шаль…
Прогуливаясь каждый день в одни и те же часы по аллеям парка и по берегу Аллье, по засаженным платанами бульварам, по улицам, заполненным людьми или же пустынным, они замечали лица и силуэты, которые уже стали частью их мира.
Разве каждый здесь не выполнял одни и те же действия в одни и те же часы дня, и не только тогда, когда толпился вокруг источников ради самого святого - стакана целебной воды?
Взгляд Мегрэ уловил кого-то в толпе и стал более острым. Жена посмотрела в том же направлении.
- Ты думаешь, это вдова?
Они могли бы называть ее дамой в сиреневом, или скорее дамой в лиловом, ибо в ее туалете всегда было что-нибудь лиловое. В этот вечер она, должно быть, пришла позже и нашла себе стул лишь в одном из последних рядов.
Накануне она являла собой зрелище неожиданное, и в то же время трогательное. Мегрэ проходили мимо беседки в восемь часов вечера, за час до начала концерта.
Маленькие желтые стулья образовывали столь правильные круги, что казалось, их вычертили циркулем.
Все стулья были не заняты, кроме одного, в первом ряду, на котором сидела дама в лиловом. Она не читала при свете ближайшего фонаря. Она не вязала. Она ничего не делала и при этом не проявляла ни малейшего нетерпения. Держась прямо, положив руки на колени, оставалась неподвижной и смотрела прямо перед собой, как хорошо воспитанная особа.
Женщина эта точно сошла со страниц иллюстрированной книги. Она носила белую шляпу, в то время как большинство представительниц прекрасного пола здесь оставляли голову непокрытой. Шаль, наброшенная на ее плечи, тоже была белой, воздушной, а под ней - платье лилового цвета, который дама так любила.
Ее лицо было длинным и узким, губы - тонкими.
- Она, должно быть, старая дева, тебе не кажется?
Мегрэ избегал высказываний на эту тему. Он не вел расследования, не шел ни по какому следу. Ничто не заставляло его наблюдать за людьми и пытаться открыть их истину.
И все-таки он делал это то здесь, то там, помимо воли, по привычке. Случалось, он интересовался, безо всякой на то причины, каким-нибудь прогуливающимся господином, пытаясь угадать его профессию, семейное положение, образ жизни, который тот ведет всякий час, когда не лечится.
Впрочем, делать это комиссару удавалось с трудом, ибо каждый, через несколько дней или несколько часов, включался в маленький круг. В большинстве взглядов читалось какое-то пустое спокойствие, которого не было лишь у тяжелобольных, узнаваемых по увечьям, по неровной походке, но особенно - по смеси тревоги и надежды в глазах.
Дама в лиловом стала персонажем так называемого кружка близких Мегрэ - тех, кого он заприметил с самого начала, тех, кто интриговал его.
Трудно было определить ее возраст. Ей могло быть сорок пять лет, равно как и пятьдесят пять - годы прошли, не оставив заметных следов.
В ней угадывалась привычка к молчанию, свойственная монахиням, привычка, а может быть, даже пристрастие к одиночеству. Когда дама шла куда-нибудь или сидела, как сейчас, она не обращала внимания ни на прохожих, ни на соседей, и, несомненно, была бы очень удивлена, узнав, что комиссар Мегрэ пытался, и вовсе не в силу профессиональных обязанностей, постичь ее индивидуальность.
- Не думаю, что она когда-либо жила с мужчиной… - произнес он в тот миг, когда в беседке зазвучала музыка.
Вряд ли и с детьми. Скорее с очень пожилой особой, требующей ее забот, - старой матерью, например.
В таком случае она, вероятно, была дурной сиделкой, ибо ей не хватало мягкости и дара общения. Если ее взгляд не останавливался на людях, а лишь невидяще скользил по ним, то это потому, что он был направлен внутрь.
В себя, в себя одну всматривалась она и, несомненно, получала от этого тайное удовлетворение.
- Сделаем еще круг?
Они пришли сюда не для того, чтобы слушать музыку. Просто у них стало ритуалом проходить в этот час мимо беседки, в которой играла музыка, - впрочем, не каждый день.
В иные вечера эта часть парка бывала почти пустынной. Они пересекали ее, потом поворачивали направо и шли по крытой аллее, которая вела к изобилующей ярко освещенными вывесками улице с отелями, ресторанами, магазинами, кинотеатрами. Они еще не ходили в кино - просмотр фильмов их распорядок дня не предусматривал.
Одни прохожие шли тем же маршрутом и почти тем же неторопливым шагом, что и супруги Мегрэ, другие направлялись в противоположную сторону. Некоторые срезали угол, чтобы побыстрее добраться до театра, куда попадут с опозданием; изредка встречались мужчины в смокингах, попалось несколько дам в вечерних платьях.
Эти люди вели разный образ жизни в парижских квартирах или в провинциальных французских городах, в Брюсселе, Амстердаме либо в Риме, а то и в Филадельфии.
Каждый из них принадлежал к определенной среде, имеющей свои правила, свои табу, свои пароли. Одни были богаты, другие бедны. Встречались здесь очень больные люди, чье лечение затягивалось надолго, но были и такие, кому здоровье позволяло не слишком следить за собой оставшуюся часть года.
Мегрэ привел сюда банальный случай, а началось все однажды вечером, когда они обедали у Пардонов. Мадам Пардон приготовила утку с кровью, которая прекрасно ей удалась. Комиссар очень любил это блюдо.
- Плохо прожарено? - забеспокоилась хозяйка, видя, что Мегрэ съел лишь несколько маленьких кусков.
Пардон вдруг посмотрел на своего гостя серьезно и внимательно:
- Вам плохо?
- Немного… Но это ничего…
Тем не менее врач заметил, что лицо друга побледнело, а на лбу проступили капельки пота, однако во время еды предпочел больше об этом не говорить.
Комиссар едва смочил губы в бокале вина. Когда же вместе с кофе ему подали старый арманьяк, он отказался:
- Не сегодня… Прошу меня извинить…
Только после этого Пардон прошептал:
- А не пройти ли нам на минутку в мой кабинет?
Мегрэ нехотя пошел за ним. С некоторых пор он предвидел, что в один прекрасный день будет вынужден обратиться к врачу, но откладывал и откладывал этот визит. Кабинет врача не был ни большим, ни роскошным. На столе стетоскоп соседствовал со склянками, тюбиками мазей и деловыми бумагами, а кушетка, на которую ложились больные, еще сохраняла глубокую вмятину, оставшуюся от последнего пациента.
Что вас беспокоит, Мегрэ?
- Не знаю. Возраст, наверное…
- Вам пятьдесят два?
- Пятьдесят три… В последнее время у меня было много работы, навалилось всякое… Никаких сенсационных расследований… Ничего увлекательного, напротив…
С одной стороны, ворох рутинной писанины, ибо как раз сейчас меняется структура уголовной полиции… С другой стороны, эта эпидемия нападений на одиноких девушек и женщин, с изнасилованием или без такового… Пресса подняла большой шум по этому поводу, но у меня не хватает сотрудников для того, чтобы организовать нужное число патрулей, не развалив работу своей службы…
- Вы плохо перевариваете пищу?
- В иные дни… Случается, как сегодня, у меня возникает боль в желудке, а скорее какое-то сжатие в груди и животе… Я чувствую себя отяжелевшим, усталым…
- Вы не будете возражать, если я послушаю вас?
Жена за стеной, должно быть, обо всем догадалась, мадам Пардон - тоже, и это смущало Мегрэ. Он терпеть не мог всего, что прямо или косвенно относилось к болезни.
Снимая галстук, пиджак, рубашку, майку, он вспомнил одну из идей своего отрочества.
"Я не хочу жить, - объявил он тогда, - с пилюлями, настойками, строгим режимом и ограничением деятельности. Лучше умереть молодым, чем войти в состояние болезни".
Он называл состоянием болезни тот период существования, во время которого люди прислушиваются к биению сердца, внимательны к желудку, печени и почкам и с более или менее регулярными интервалами выставляют голое тело на обозрение врача.
Он больше не желал умереть молодым, но всячески откладывал миг вхождения в состояние болезни.
- Брюки тоже снимать?
- Приспустите их немного…
Пардон измерил ему давление, выслушал сердце, прощупал живот, нажимая пальцами в некоторых местах.
- Я вам делаю больно?
- Нет… Может быть, немного чувствительно… Нет, пониже…
Вот он и стал похож на других - встревоженный, стыдящийся своих страхов и не осмеливающийся взглянуть другу в лицо. Он неуклюже оделся. Голос Пардона не изменился.
- Когда вы в последний раз были в отпуске?
- В прошлом году смог ускользнуть на недельку, потом меня отозвали в связи с тем, что…
- А в позапрошлом году?
- Я оставался в Париже…
- При такой жизни, которую вы ведете, ваши органы должны были бы износиться раз в пять или шесть сильнее, чем сейчас…
- А печень?
- Она героически справляется с той работой, которую вы ей навязываете… Конечно, слегка увеличена, но в пределах нормы и сохраняет упругость…
- Так что же вышло из строя?
- Ничего определенного… Все понемногу… Вы утомлены, это факт, и неделя отпуска не снимет с вас эту усталость… Как вы себя чувствуете при пробуждении?
- Тоскливо…
Пардон рассмеялся:
- А спите вы хорошо?
- Жена утверждает, что я сплю неспокойно, иногда разговариваю во сне…
- Почему вы не набиваете свою трубку?
- Стараюсь меньше курить…
- Почему?
- Не знаю… Я также стараюсь меньше пить…
- Садитесь…
Пардон тоже сел. За рабочим столом он больше походил на врача, чем в столовой или гостиной.
- Послушайте меня внимательно… Вы не больны и вообще обладаете исключительным здоровьем, учитывая ваш возраст и работу… Вбейте себе это в голову раз и навсегда. Перестаньте обращать внимание на всякую резь, возникающую то тут, то там, на смутные боли и не начинайте подниматься по лестнице с осторожностью…
- Как вы узнали?
- А как вы узнаете, когда допрашиваете подозреваемого?
И они оба улыбнулись.
- Сейчас конец июня. В Париже жарко. Вы возьмете отпуск и уедете, по возможности не оставив на службе адреса, или, во всяком случае, не станете ежедневно звонить на набережную Орфевр…
- Это можно устроить, - пробормотал Мегрэ. - Наш маленький домик в Мён-сюр-Луаре…
- У вас еще будет время воспользоваться им, когда выйдете на пенсию… На этот год у меня для вас есть другой план… Вы знаете Виши?
- Никогда там не бывал, хотя родился менее чем в пятидесяти километрах оттуда, около Мулена… В те времена далеко не у каждого был собственный автомобиль…
- Кстати, у вашей жены есть водительские права?
- Мы даже купили машину, "катр шво".
- Полагаю, лечение в Виши пойдет вам на пользу…
Прекрасная очистка организма…
Врач чуть было не расхохотался, увидев выражение, которое приняло лицо комиссара.
- Лечение?..
- Несколько стаканов воды в день… Я не думаю, что специалисты предпишут вам грязевые или газовые ванны, массаж и все такое прочее… Ваш случай не столь серьезен… Двадцать один день размеренной жизни без забот…
- Без пива, без вина, без хорошо приготовленных блюд, без…
- В течение скольких лет вы всем этим наслаждались?
- Я свое получил сполна… - признал комиссар.
- И получите еще, пусть даже в меньшем объеме… Решено?..
Мегрэ с удивлением услышал, как, поднимаясь, говорит, словно он всего лишь пациент Пардона:
- Решено.
- Когда?
- Через несколько дней, самое большее - через неделю, ибо мне понадобится время, чтобы привести дела в порядок…
- Я направлю вас к одному из моих коллег в Виши, который лучше разбирается в этом вопросе… Я знаком с полудюжиной из них… Так, посмотрим… Риан еще молод и держится просто… Я дам вам его адрес и номер телефона… Завтра же напишу в Виши, чтобы ввести его в курс дела…
- Спасибо, Пардон…
- Я не делал вам слишком больно?..
- Вы действовали очень мягко.
В гостиной он ободряюще улыбнулся жене, но у Пардонов они не говорили о болезни. И только когда шли рука об руку по улице Попинкур, Мегрэ пробормотал так, словно речь шла о деле, не имеющем большого значения:
- Мы проведем отпуск в Виши…
- Ты будешь проходить там курс лечения?
- Это я-то!.. - иронически воскликнул он. - Я не болен. Кажется даже, что я исключительно здоров… Потому меня посылают просто попить воды.
Это началось еще до визита к Пардону. С некоторых пор у него складывалось любопытное впечатление, что все вокруг гораздо моложе его, будь то префект, следователь или подозреваемые, которых он допрашивал, а теперь вот этот доктор Риан, светловолосый и любезный, не достигший еще и сорока лет. Словом, мальчишка, ну, во всяком случае, молодой человек, тем не менее важный и уверенный в себе, который должен был так или иначе решать судьбу Мегрэ.
Эта мысль раздражала и в то же время беспокоила его, ибо он не чувствовал себя ни пожилым, ни даже стареющим человеком.
Молодость не мешала доктору Риану жить в красивом особняке из розового кирпича на бульваре Соединенных Штатов, и если декор здания слегка напоминал стиль 1900 года, то само оно, с мраморными лестницами, с натертой до блеска мебелью, с горничной в чепчике, украшенном английской вышивкой, не выглядело от этого менее богатым.
- Полагаю, ваших родителей уже нет?.. От чего умер ваш отец?.. - Врач отмечал ответы на карточке, делая записи старательно, четким почерком штабного писаря. - А ваша мать?.. У вас есть братья?.. Сестры?.. Чем вы болели в детстве?.. Корью?.. Скарлатиной?..
Не скарлатиной, а корью, совсем молодым, когда еще была жива мать. Он даже сохранил очень теплое воспоминание о болезни, ибо мать ему в скором времени пришлось потерять.
- Каким спортом вы занимались?.. Несчастных случаев не было?.. Часто ли болели ангиной?.. Полагаю, вы заядлый курильщик?..
Молодой доктор лукаво улыбнулся, желая показать, что ему известна репутация Мегрэ.
- Нельзя сказать, что вы ведете сидячий образ жизни…
- Это зависит от обстоятельств. Случается, три недели, а то и месяц провожу в кабинете, а потом внезапно оказываюсь на улице и остаюсь там на несколько дней…
- Питание регулярное?..
- Нет…
- Вы не соблюдаете никакой диеты?..
Не был ли он обязан признать, что любит тушеные блюда, рагу и соусы, благоухающие всеми травами Сен-Жана?
- Вы не только гурман, но и большой любитель поесть?
- Да, большой…
- А вино? Пол-литра, литр в день?
- Да… Нет… Больше… За столом обычно я пью два или три бокала, не больше… На работе иногда позволяю себе кружку пива, заказанного в соседней пивной…
- Аперитив?
- Довольно часто, с тем или иным моим сотрудником…