- Но это беспорядочный набор эпизодов. И у нас нет никакой правовой основы для подобных "слушаний", если только речь идет о них. Я не знаю, что это такое, и во всяком случае интересы Ван Хорна должен отстаивать адвокат.
- Дело скорее относится к компетенции следователя, - заметил коронер Грапп. - Может быть, это уловка и попытка создать предпосылки для будущего утверждения о незаконности процесса или что-то еще, Шалански.
- Ну дайте же ему сказать, - снова вмешался Дейкин. - Он вам что-нибудь сообщит.
- Что же именно? - ухмыльнулся прокурор.
- Не знаю. Но он всегда так поступает.
- Спасибо, Дейкин, - поблагодарил его Эллери и немного подождал. Когда Шалански и Грапп недоуменно пожали плечами, он продолжил: - Я припарковал машину у обочины дороги и перебрал все эпизоды случившегося, один за другим. Я их все проанализировал, но на этот раз у меня появилась канва для ссылок.
- Какая "канва для ссылок"? - осведомился Шалански.
- Библия.
- Что?
- Библия, мистер Шалански.
- Я начинаю думать, - проговорил прокурор, с улыбкой осмотревшись по сторонам, - что вы куда больше нуждаетесь в услугах доктора Корнбранча, чем этот малый.
- Прошу вас, Шалански, позвольте ему продолжить, - одернул его невропатолог, ни на секунду не отводя глаз от Говарда.
- Мне очень скоро стало ясно, - сказал Эллери, - что Говард несет ответственность за шесть поступков, а эти шесть поступков в сумме составляют девять различных преступлений.
Шалански больше не улыбался, а следователь вытянул свои длинные ноги.
- Девять различных преступлений, - повторил Шалански. - Вам они известны, Грапп?
- Черт побери, нет!
- Дайте же ему договорить, - остановил их Дейкин. - Какие девять преступлений, Квин?
Но Эллери тут же пояснил:
- Девять преступлений не схожи между собой, но в высшем смысле они являются одним и тем же преступлением. Я имею в виду, что в них есть продолжительность, слитность - модель. Они были взаимосвязаны, они были частями единого целого.
Когда я распознал природу этой связи, - продолжил Эллери, - и когда вы, господа, тоже поймете ее, то увидите, как и я, что каждое следующее преступление нетрудно предвидеть. Оно должно произойти. И это неизбежный вывод. Девять преступлений, неминуемо ведущих к десятому. Как только вы осознаете суть данной модели, то сможете предсказать - что я и сделал в отношении Дидриха Ван Хорна, - каким станет десятое преступление, против кого оно будет направлено и кто его совершит. Еще никогда в жизни я не сталкивался со столь безупречным замыслом, а ведь у меня накопился немалый опыт. Не хочу показаться самонадеянным, но сомневаюсь, чтобы кто-то из вас имел дело с подобным планом. Я даже склонен утверждать, что никто и нигде с ним не столкнется.
Теперь в гостиной не было слышно ни звука, кроме дыхания множества мужчин, да за окнами кто-то из конной полиции гневно повысил голос.
- Единственным непредсказуемым фактором оставалось время. Я не знал, когда именно будет совершено десятое преступление, - взволнованно произнес Эллери. - Ведь оно могло произойти, когда я сидел в машине, почти в пятидесяти милях от Райтсвилла, и обдумывал случившееся. Я подъехал к ближайшему телефону-автомату и дал указание Ван Хорну незамедлительно принять меры предосторожности, а сам постарался скорее вернуться сюда. Я не подозревал, что миссис Ван Хорн сделает такой выбор и будет сегодня ночью спать в постели своего мужа и в его спальне. Руки Говарда искали в темноте горло его отца, но вместо этого лишили жизни женщину, которую он любил. Не находись он в тот момент в состоянии амнезии, ощущение, наверное, подсказало бы ему, что он ошибся. И он смог бы вовремя остановиться. Но тогда он был просто машиной для убийства, а, как известно, приведенная в действие машина выполняет свою работу слепо и до конца.
Вот вам и вся история, - заключил Эллери. - А сейчас рассмотрим шесть поступков Говарда. Шесть поступков, в сумме составляющих девять преступлений, о которых я упоминал. И раскроем стоящий за ними план, сделавший предсказуемым десятое преступление.
Первый поступок. - Эллери помедлил, а потом словно нырнул на самое дно. - Говард создавал скульптурные изображения древних богов.
Пока он молчал, никто не решился задать вопрос, непременно пришедший бы в голову всякому практически мыслящему человеку. Неужели столь необычное утверждение свидетельствует о психическом здоровье?
- Древних богов, - ошеломленно откликнулся прокурор. - А какого рода?
- Что вы хотите сказать, мистер Квин? - встревоженно спросил шеф Дейкин. - Разве это преступление?
- Да, Дейкин, - ответил Эллери. - И не одно. Тут целых два преступления.
Шалански изумленно раскрыл рот и откинулся на спинку стула.
- Второе. Говард, по сути, достиг цели, поставив на своих скульптурах или, вернее, набросках и первоначальных моделях любопытно многозначительную подпись - "Г.Г. Уайи".
Шалански покачал головой.
- Г.Г. Уайи. - Эту фамилию повторил следователь, выговорив ее без пренебрежения, а так, словно ему хотелось услышать ее звучание.
- И это тоже преступление? - осведомился прокурор с раздраженной ухмылкой.
- Да, мистер Шалански, - подтвердил Эллери. - И в высшей степени богохульное.
Третье. Говард украл двадцать пять тысяч долларов у Дидриха.
Все заметно расслабились, как будто посередине лекции на урду лектор вдруг вставил английское предложение.
- Что же, я согласен, это преступление! - засмеялся Шалански, снова осмотревшись по сторонам. Но никто не последовал его примеру.
- Вы согласитесь, мистер Шалански, когда сможете мысленно охватить модель в целом, ибо все поступки Говарда являются преступлениями, хотя некоторые из них и не относятся к разряду уголовно наказуемых.
Четвертое. Говард осквернил могилы Аарона и Мэтти Уайи.
- Вот тут почва гораздо тверже, - заявил следователь Грапп. - Теперь мы имеем дело с преступлением, Шалански - с вандализмом или чем-то в этом роде, не так ли? Не совсем точно. В законодательстве есть акт…
- Два преступления, которые совершил Говард, осквернив могилы своих родителей, нельзя найти в ваших законодательных актах, мистер Шалански. Я могу продолжить?
Пятое. Говард влюбился в Салли Ван Хорн. И здесь тоже целых два преступления.
И наконец, шестое. Оскорбительная ложь Говарда, когда он принялся отрицать, что отдал мне бриллиантовое ожерелье Салли для залога в ломбард.
Шесть поступков и девять преступлений, - подытожил Эллери. - Девять из десяти самых тяжких человеческих грехов, согласно авторитетному источнику, куда более древнему, чем ваши законодательные акты, мистер Шалански.
- И какой же это авторитетный источник?
- Авторитетный источник, имя которого начинается на букву "Б".
Шалански так и подскочил:
- Я только хотел…
- Бог.
- Что?
- Тот самый Бог, известный нам по Ветхому Завету, мистер Шалански. В которого, между прочим, до сих пор верят православные, католики и большинство протестантов, равно как верили и древние евреи, увековечившие Его в Писании. Да, мистер Шалански. Бог, или Яхве. Это имя - лишь транслитерация иудейского тетраграмматона и переводится как Иегова: в христианском толковании "невыразимое" или непередаваемое имя Высшего Бытия, мистер Шалански… Господь, мистер Шалански. Тот, кто воззвал к Моисею из середины облака на горе Синай и держал его там сорок дней и сорок ночей. А когда настал конец пребыванию Моисея на Синае, даровал ему две скрижали со священными заповедями. Две каменные скрижали, написанные пальцем Божиим.
И своими шестью поступками, - заключил Эллери, - Говард нарушил девять из десяти заповедей.
Теперь зашевелился невропатолог. Он неуверенно сдвинулся с места, словно только что пережил наваждение. Однако все остальные сидели спокойно, в том числе и Говард, который, казалось, находился вдалеке от происходящего вокруг, то есть в своем собственном мире. И на эту страшную территорию не ступал никто, даже Эллери.
- Изваяв скульптуры богов из римского пантеона, Говард нарушил две заповеди, - пояснил Эллери. - "Не сотвори себе кумир и никакого изображения, что на небе вверху, что на земле внизу и что в водах, ниже земли". И "да не будет у тебя других богов перед лицом Моим". Затем Эллери сказал:
- А поставив на скульптуре подпись "Г.Г. Уайи", Говард нарушил заповедь "не произноси имени Бога твоего всуе". Это крайне любопытный пример работы сознания Говарда во время его преступной болезни. Здесь он по-любительски подражал каббале и состязался с оккультистами-теософами Средневековья, считавшими, помимо всего прочего, будто каждая буква, слово, число и ударение в Писании содержат в себе скрытый смысл. Величайшая тайна Ветхого Завета - это имя Господа, имя, которое Он Сам открыл Моисею. Оно зашифровано в тетраграмматоне, о котором я упоминал, - четыре согласных звука обычно пишутся по-разному, пятью способами, начиная с "IHVH" до "YHWH", и из них, как предполагают, была воссоздана изначальная форма имени Бога. Обычно эти реконструкции принимали в современном мире форму слова - ЯХВЕ. И если вы присмотритесь к буквам, из которых состоят инициалы и фамилия Г.Г. Уайи, то обнаружите, что они образуют анаграмму - ЯХВЕ.
Шалански открыл рот.
- Да, совершенно сумасшедшая теория, мистер Шалански, - обратился к нему Эллери. Но продолжил свои разъяснения: - Похитив двадцать пять тысяч долларов у Дидриха Ван Хорна, Говард нарушил заповедь "не укради".
А осквернив могилы Аарона и Мэтти Уайи на кладбище Фиделити в предрассветные часы воскресного утра, Говард нарушил две другие заповеди: "помни день субботний, чтобы святить его" и "почитай отца твоего и матерь твою". - Он слабо усмехнулся. - Мне нужно было бы пригласить сюда преподобного Чичеринга из церкви Сент-Пол в Дингле, потому что по одному из этих пунктов требуется совет специалиста. Я имею в виду субботу. "Субботний день", согласно Четвертой заповеди, - это третий день для католиков, но, как я полагаю, четвертый для иудеев, греко-католиков и большинства протестантов, то есть это израильская суббота - день Шаббата. По-моему, первые христиане сохраняли приверженность субботнему обряду, отличая его от еженедельного празднования Воскресения, "Господнего дня", а иначе говоря, воскресенья. Теперь я, кажется, припоминаю, что этот двойной обряд оставался в силе на протяжении нескольких столетий после Воскресения Господнего. Хотя апостол Павел в самом начале строго изрек, что иудейская суббота никак не связана с христианством. Ладно, это несущественно. Для Говарда, как христианина, суббота означала воскресенье, и в ранние часы воскресного утра он обесчестил своего отца и свою мать.
Эллери проанализировал три оставшиеся заповеди, сопоставив их с поступками Говарда.
- Влюбившись в Салли и овладев ею в хижине Ван Хорнов на озере Фаризи, Говард нарушил еще две заповеди: "не желай жены ближнего твоего" и "не прелюбодействуй". - Он торопливо процитировал девятую заповедь: - "Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего", - и пояснил: - Солгав и продолжая отрицать, что он отдал мне ожерелье Салли для залога в ломбард, Говард нарушил и ее.
Чрезвычайно странная магия речи Эллери подействовала на всех собравшихся. Они ощутили ее власть и не сопротивлялись ей. Да и не смогли бы.
Эллери подвел итог:
- Пока я прошлой ночью сидел за рулем на дороге и складывал девять фрагментов в одно целое, у меня, естественно, возникли вопросы: "Может ли все это быть простым совпадением? Способен ли слепой случай заставить Говарда нарушить девять из десяти заповедей? Почему он совершил именно эти поступки, а не какие-либо иные?" И я ответил себе: "Нет, это невозможно. Многие, слишком многие признаки свидетельствуют о том, что Говард сознательно, по злому умыслу нарушил одну за другой заповеди декалога, который служил ему своего рода путеводителем".
Но если Говард нарушил девять из десяти заповедей, - воскликнул Эллери, - то он уже не мог остановиться! И не стал бы останавливаться. Десять - целая сумма, а девять - нет. Ему еще предстояло нарушить десятую заповедь, а она словно возвышается над остальными, и современный человек склонен считать ее наиболее значимой с социальной точки зрения, как, впрочем, и с позиций морали. Это - самая желанная заповедь для каждого из нас. "Не убий". Повторяю, десять - целая сумма, а девять - нет. И поскольку мораль десятой заповеди сводится к запрету убийства, то я понял: Говард задумал убийство как кульминацию своего масштабного бунта против мира.
Кого же планировал убить Говард? Ответ родился сам собой, когда я принялся размышлять о внешних проявлениях поведения Говарда и его подспудных психологических мотивировках. Чего хотел Говард или внушил себе, будто он этого хотел? Я говорю сейчас лишь о своей непрофессиональной теории, доктор Корнбранч. По-моему, Говард никогда не был влюблен в Салли, а только полагал, что любит ее. Он хотел - или внушил себе, что хотел, - овладеть женой Дидриха. А кто стоял у него на пути? Дидрих, один лишь Дидрих. И Говарду показалось, что если он убьет Дидриха, то Салли достанется ему. Он попытался убить Дидриха. Но по трагическому недоразумению его жертвой стала Салли. Я убежден в том, что это роковая ошибка и она не способна изменить ход моих рассуждений.
Да и чисто психологически нетрудно было предугадать, что Говард выберет Дидриха своей мишенью. С тех пор как я познакомился с Говардом в Париже десять лет назад, у меня не возникало ни малейших сомнений в сути его отношения к приемному отцу. Эдипов комплекс с раннего детства был главной движущей силой механизма его эмоций. Говард не скрывал своего преклонения перед Дидрихом Ван Хорном. Тут нельзя было ошибиться. В его парижской студии стояли скульптуры Зевса, Адама, Моисея, - он уже тогда не мог обойтись без Моисея, - но все это были, в сущности, "портреты" Дидриха. И когда десять лет спустя я увидел Дидриха во плоти и крови, то сразу догадался, кто послужил моделью этих фигур. Ведь Говард воспроизвел не только его внешний облик, но и особенности характера.
Удивляться здесь не приходится - биография Говарда сделала его поклонение отцу почти неизбежным. Безвестная мать отказалась от младенца, а огромный, могущественный, достойный восхищения, "образцовый" мужчина стал для него и отцом и матерью. Семена отцеубийства, как и у Эдипа, были посеяны в его душе еще в то время. И любовь превратилась в ненависть, когда этот "образцовый" мужчина отверг сына. Как решил Говард, он перенес свою любовь на женщину. На чужую, недавно появившуюся в их доме женщину. Тогда-то семена и дали всходы - женитьба Дидриха на Салли совпала с его первым приступом амнезии или, быть может, стимулировала его. А затем Говард "влюбился" в женщину, которую украл у своего отца!
Доктор Корнбранч, я готов выслушать ваши возражения, но по-прежнему склонен считать - это была вовсе не любовь, а странный, бессознательный вид ревности. Говарду нужно было решить две сложные психологические задачи - наказать пренебрегшего им отца и разрушить его связь с разлучившей их женщиной.
Обратите внимание на весьма характерный факт: задумав убийство предавшего его образцового отца, сын разрабатывает сложную технику подмены и уничтожает другой образ отца! - Доктор Корнбранч озадаченно поглядел на Эллери, который немного наклонился и обратился прямо к нему.
- В этой семье ощутимо сильное религиозное начало. В детстве Говарда, да и позднее его приемная бабушка, Христина Ван Хорн, была буквально одержима Словом Божьим. Брак с фанатиком-фундаменталистом, истово верившим в Иегову, сделал ее такой же фанатичкой. Мог ли Говард избежать воздействия идеи Божьего патернализма? И мы видим совершенство его замысла: восстав против десяти заповедей Бога Отца, Говард попытался сокрушить величайший в мире образ отца.
Эллери посмотрел на Говарда или, точнее, на груду костей и плоти с жалостью и отвращением, свойственным всем нормальным людям, имеющим дело с сумасшедшими, и подчеркнуто мягко произнес:
- Теперь вам известно, господа, отчего я отнял у вас столько времени. Подобный замысел мог родиться лишь у нездорового, абсолютно неуравновешенного человека.
Не знаю, как вы, доктор Корнбранч, определите состояние Говарда. Но даже мне, далекому от медицины, очевидно, что использовать десять заповедей в качестве образца для серии преступлений, завершившихся убийством, и следовать этому образцу - сознательно и бессознательно, хитро и настойчиво - способен только ненормальный. Полагаю, что диагноз Говарду должны поставить квалифицированные психиатры, а не судьи. И он нуждается в лечении, а не в наказании, применимом к психически здоровым правонарушителям.
С ним нельзя обращаться как с обычным убийцей. Он, если угодно, преступный безумец, и я охотно перескажу эту историю и вновь проанализирую Библию, где вы только сочтете нужным и в любое время. Лишь бы мои усилия не оказались напрасными и помогли поместить его в психиатрическую клинику, где он, по-моему, и должен находиться.
Эллери бросил взгляд на Дидриха Ван Хорна, но тут же отвел его, заметив, что Дидрих плакал.
Какое-то время в гостиной не было слышно ни звука, кроме плача Дидриха, но и он вскоре прекратился.
Прокурор Шалански посмотрел на доктора Корнбранча и откашлялся.
- Доктор, каково ваше мнение по поводу… по поводу всего этого?
- Я бы не стал сейчас вдаваться в медицинские подробности этого случая, Шалански, - ответил ему невропатолог. - Исследование займет немало дней, и тут не обойтись без целого ряда консультаций.
- Ладно! - Прокурор оперся локтями о колени. - С точки зрения прокурора, как бы ни противились его будущие адвокаты, перед нами случай, который лично я готов передать в суд, как только будет проведено следствие.
- В лабораториях Конхейвена? - оживился шеф Дейкин.
- Да. У меня уже есть предварительные результаты. Я выяснил их по телефону, до того как мы здесь собрались, Дейкин. Четыре волоса, зажатые между пальцами, научно идентифицированы. Это волосы миссис Ван Хорн. Кусочки кожи под его ногтями, как полагают в лаборатории, содраны с шеи миссис Ван Хорн. Да, практически в этом никто и не сомневается. Но я думаю, мы можем провести вполне законное следствие. Честно признаться, я до сих пор не слишком уверен в том, убил ли он ее преднамеренно или по ошибке, приняв в темноте за мистера Ван Хорна. Но как бы то ни было, мотив у нас есть. И он станет не первым любовником, убившим свою грешную партнершу. В сущности, - на губах прокурора заиграло какое-то подобие улыбки, - я сразу решил, что это куда более убедительный мотив для следствия, чем все выдумки о ненависти к образу отца. И по-моему, тут…
Шалански привстал.
- И вы хотите меня увести? - спросил Говард.
Если бы вылепленная из пластилина фигура Юпитера в его студии внезапно обрела дар речи, они удивились бы гораздо меньше.
Он поглядел не на прокурора и не на Эллери, а на шефа полиции Дейкина.
- Увести вас отсюда? Да, Говард, - жестко проговорил Дейкин. - Боюсь, что ареста вам не миновать.
- Я бы хотел кое-что сделать, прежде чем меня уведут.
- Вы собираетесь зайти в туалет?
- Самая старая уловка на свете, - засмеялся Шалански. - Но вас она не выручит, Ван Хорн. Или Уайи, если вам так нравится. Дом оцеплен снаружи и внутри.