Дело было сделано. Последний взмах кисти по классическому полотну. Теперь вам оставалось лишь немного солгать мне и продемонстрировать ваш артистический дар - несложная задача для человека с вашим воображением и талантами. В сущности, в ту страшную ночь вы даже превзошли самого себя. Вы мастерски обвели меня вокруг пальца, - чего стоит одна ваша ложь о Салли, якобы ждавшей вас в вашей спальне! По вашим словам, она собиралась "сообщить вам нечто важное". То есть вы ясно дали понять, что Салли была намерена признаться вам в измене. С каким вдохновением вы тогда сыграли! Как легко убедили меня, что Салли ждала вас в вашей спальне. Да, это была просто гениальная находка.
И ведь я попался на вашу удочку, мистер Ван Хорн, - угрюмо заметил Эллери. - Я принял все десять доказательств. Для меня вы стали жертвой, и я, Эллери Квин, крохотный божок разума, обставил декорациями ваш завершающий удар. Мои "блистательные" дедуктивные выводы плюс неоспоримые свидетельства - волосы Салли в руках Говарда и кусочки ее кожи под его ногтями - не оставили никакой лазейки ни Говарду, ни мне.
Потому что, по правде говоря, - медленно произнес Эллери, - я обеспечил прикрытие вашего героического плана и позволил вам навязать Говарду эти десять преступлений. Без меня вы бы не провели операцию с таким совершенством. А значит, я помог вам убить Говарда. Я был вашим крохотным божком - соучастником - до, во время и после свершившихся событий.
Теперь массивная голова Дидриха приподнялась, его глаза открылись, а рука с обвисшей кожей нетерпеливо зашевелилась.
- Вы обвинили меня в чудовищном преступлении, - оживленно отозвался он. - И должен признаться, что в вашем изложении история звучит довольно правдоподобно. Но замечу, просто в интересах истины, - меня поразило, что из системы ваших аргументов выпал один факт, увы, способный ее разрушить.
- Неужели? - обратился к нему Эллери. - Мистер Ван Хорн, я чрезвычайно рад это слышать. Ведь я еще ни разу в жизни не анализировал дело, внушавшее мне подобную тревогу. Одна подробность, и все может затрещать по швам.
- Что же, мистер Квин, в таком случае расслабьтесь и передохните, - заявил Дидрих с почти прежней силой в голосе. На его иссохших щеках выступил легкий румянец, когда он подкатил в инвалидном кресле поближе к столу. - Вы утверждаете, что Говард не убивал мою жену, хотя мальчик, конечно, это сделал, решив, будто убивает меня. Но если Говард был невиновен, то почему же он не отрицал своей вины, когда вы во всеуслышание назвали его убийцей? Ведь невиновный человек должен был так поступить! А как он отреагировал на вашу речь? Он лишил себя жизни! Разве вам не ясно? Нет, ваша версия не срабатывает. Разумеется, Говард был виноват. Бедный мальчик понял, что вы приперли его к стенке, и не мог ничего отрицать. И, покончив с собой, он тем самым признал свою вину.
Но Эллери покачал головой:
- Нет, ничего не получится, мистер Ван Хорн. Подобно многим обстоятельствам этого дела, факт, предложенный вами, верен, но лишь отчасти. Вы сказали полуправду или, точнее, опять замаскировали ложь под правду, что в прошлом году давало вам огромные преимущества.
Да, правильно, Говард не отрицал своей вины, но не потому, что он и впрямь был виноват. Он не отрицал своей вины оттого, что считал себя виноватым!
Говард не знал, что вы подсыпали ему наркотик, мистер Ван Хорн. Он подумал, как, впрочем, подумал и я, что у него начался очередной приступ амнезии. Когда он пришел ко мне в Нью-Йорке, его мучил страх и он не мог говорить ни о чем, кроме своей болезни. И когда он попросил меня приехать в Райтсвилл, то имел в виду главным образом эту причину: он хотел, чтобы я понаблюдал за ним, находился с ним рядом, если ему, не дай бог, вновь изменит память. Чтобы я выяснил, как он вел себя во время приступа. Тогда он признался мне, что превращается в доктора Джекила и мистера Хайда, поскольку, очнувшись, ровным счетом ничего не помнит о происшедшем.
Вы знали об амнезии Говарда, мистер Ван Хорн, и его болезнь являлась краеугольным камнем возведенной вами поистине убийственной постройки. Говард был одержим страхом. Он опасался, что во время своих "провалов" он совершал какие-то преступления. Вам было известно и об этом, и вы поняли, что когда он придет в себя после - как показалось ему, да и не только ему, но и мне, в общем, всем, кроме вас, - очередного "провала", узнает о задушенной Салли и обнаружит у себя в руках ее волосы, а под ногтями кусочки кожи, то… сочтет себя виновным. Психологическая подоплека его амнезии приучила Говарда без каких-либо вопросов принимать на веру любое свидетельство его преступлений.
Из-за подобной тяги к саморазрушению Говард всегда был потенциальным самоубийцей, мистер Ван Хорн. У людей типа Говарда врожденное стремление к самоубийству, оно заложено в психологическом образце личности. Например, по его собственному свидетельству, когда он после приступа выбрался из "провала", случившегося с ним в Нью-Йорке, - из-за которого он, собственно, и обратился ко мне, - несколько минут размышлял, не выброситься ли ему из окна ночлежки. Тогда я прямо спросил его, возникало ли у него и раньше, по окончании приступов, желание покончить с собой, и он откровенно ответил, что три раза пытался свести счеты с жизнью.
Нет, я не увидел в самоубийстве Говарда ничего необычного или внутренне чуждого ему, после того как я продемонстрировал его "вину", мистер Ван Хорн. Он был твердо убежден в том, что убил Салли, осознал, что его жизнь тоже кончена, и выбрал путь, который всякий человек, знакомый с особенностями его характера, - и, в частности, вы, мистер Ван Хорн, вы ведь с ними хорошо знакомы? - мог бы легко предвидеть.
И уж поскольку речь зашла обо мне, - внезапно отвлекся Эллери, - то я, наконец, догадался, что все признаки, указывавшие на вас как на "бога из машины", были известны мне еще в прошлом году, когда я, ради вашего спасения, обрек Говарда на верную смерть.
Да, все козыри были у меня на руках, и даже ваш интерес к психологии - интерес, без которого, как я уже неоднократно заявлял, вы бы не смогли разработать план ваших преступлений. Вы сами хладнокровно вручили мне эти "ключи" при нашей первой встрече, во время беседы за столом. Вы тогда заговорили о книгах и их связи с повседневной жизнью. И включили в короткий список практически важных для вас книг "несколько исследований человеческого сознания". Что это за исследования, мистер Ван Хорн? Боюсь, что я не слишком тщательно осмотрел вашу библиотеку?
Дидрих по-прежнему чуть заметно улыбался, и Эллери впервые бросилось в глаза, что его улыбка похожа на ухмылку Уолферта. Раньше, когда лицо Дидриха было полнее, это сходство не обращало на себя внимания.
- По-моему, не стоит даже напоминать вам, мистер Квин, что я всегда являлся поклонником и ваших детективных романов, и вашей реальной деятельности, - начал Дидрих. - Однако я сразу сказал вам в прошлом году, когда вы сюда приехали, что, невзирая на мое восхищение, я считал и продолжаю считать ваш метод, столь прославленный "метод Квина", крайне слабым в одном отношении.
- Я опасаюсь, что не только в одном, а в целом ряде, - откликнулся Эллери. - Но что вы конкретно имеете в виду?
- Вещественные доказательства, - с удовольствием произнес Дидрих. - Те самые доказательства, которые полицейские, лишенные воображения, окружные прокуроры, привыкшие руководствоваться фактами, и судьи с их жесткими судебными правилами требуют, чтобы обвинить человека в преступлении. Логика, пусть даже блистательная, увы, не производит впечатления на служителей закона. Им нужны неоспоримые свидетельства, прежде чем они предъявят подозреваемому обвинения и он не сможет от них защититься.
- Хороший аргумент, - кивнул Эллери. - Я тоже не намерен защищаться и скажу лишь одно. Я всегда оставлял сбор доказательств на долю профессионалов. Тех, кто должен этим заниматься. У меня другая функция - выявлять преступников, а не наказывать их. И я вполне допускаю, что кто-нибудь, на кого я указал перстом логики, наймет за деньги сборщиков доказательств и сумеет оправдаться, если мне не хватит фактов. Однако, - продолжил Эллери уже более мрачным тоном, - я не думаю, что проделанная работа сможет им существенно помочь.
- Вы так не думаете? - переспросил Дидрих и улыбнулся. На этот раз его улыбка была точь-в-точь как у Уолферта.
- Нет. Вы действовали на редкость искусно и с размахом, но все же оставили кое-какие пробелы. И, удачно выступив в роли шантажиста, повторяю, сыграв ее изобретательно и смело, попались на свой собственный крючок. В прошлом году владельцы ломбардов в разных городах, где вы закладывали драгоценности Салли, описали вас не слишком четко и в самых общих чертах. Им не на кого было сослаться. Но теперь можно будет показать им вашу фотографию или даже устроить с вами очную ставку. И пока у вас еще есть время, я отнюдь не исключаю, что кто-то из этих владельцев ломбардов опознает в вас человека, заложившего драгоценности. А потом - номера в отелях "Холлис" и "Апем-Хаус", которые шантажист использовал, чтобы получить первые двадцать пять тысяч долларов. Тогда я не стал исследовать обстоятельства, ведь Салли и Говард просто умоляли меня соблюдать осторожность. И вы это, конечно, тоже учитывали. А сейчас имело бы смысл устроить тщательную проверку. Вы должны были расписаться в двух регистрационных книгах. Эксперты установят ваш почерк. А служащие отелей даже смогут подтвердить, что именно вы заказали оба номера.
Возможно, что вы блефовали с фотокопиями писем, но у вас был хороший шанс или, во всяком случае, единственный шанс доказать, что вы способны осуществить свою угрозу и пустить их в ход, не ограничившись уже отданными письмами. Если это правда, то фотокопии станут серьезной уликой против вас. Интересно, не пользовались ли вы типографским оборудованием газеты "Райтсвиллский архив"? Как-никак, в прошлом году она принадлежала вам.
И наконец, сами деньги. Говард взял пятьдесят пятисотдолларовых купюр из вашего сейфа, вручил их мне, а я, в свою очередь, передал их "шантажисту", а иными словами, вернул вам. - Эллери наклонился и любезно осведомился: - Вы уничтожили эти двадцать пять тысяч долларов, мистер Ван Хорн? Сомневаюсь. Основная слабость вашего плана состояла в том, что вы были твердо уверены: уж вас-то никогда не заподозрят. Вряд ли вам могло прийти в голову сжечь пятьдесят пятисотдолларовых купюр. Вы ведь знаете, как достаются деньги, и у вас был тернистый жизненный путь - от бедняка разнорабочего до крупного бизнесмена. Но я также сомневаюсь, что вы решились их использовать. Скорее всего, вы где-то спрятали эти купюры, мистер Ван Хорн. Уверяю, больше у вас не будет возможности их уничтожить. Да, кстати, я до сих пор сохранил ваш список с их серийными номерами. Это своего рода "память" о моем самом знаменательном "успехе".
Дидрих поджал губы и нахмурился.
- Не знаю, не могу сказать, что вы сделали со вторыми двадцатью пятью тысячами долларов. С деньгами Дж. П. Симпсона, которые я оставил для вас в камере хранения на станции Райтсвилла. Но возможно, в банке есть запись этого счета, и если вы положили их туда, где хранятся ваши прочие счета, то вбили еще один гвоздь в крышку вашего гроба.
- Поверьте мне, я стараюсь с уважением следить за ходом ваших рассуждений, мистер Квин, - отозвался Дидрих. - Возразите мне, если я ошибаюсь. Допустим, что все это правда, однако она способна лишь связать меня с шантажистом, и не более того.
- И не более того, мистер Ван Хорн? - засмеялся Эллери. - Доказывать, что вы шантажист, будет следствие. Ему предстоит серьезная и важная работа. И тогда выяснится, что вы знали об интимных отношениях вашей жены с Говардом. А значит, будет разрушена единственная линия обороны, которая до поры до времени психологически оправдывала вашу роль в целом деле: презумпция вашего неведения о происходящих событиях. У вас появится мотив, мистер Ван Хорн, и дело обернется против вас.
Я могу вообразить себе, как прокурор повернет дело против вас, - продолжил Эллери. - И заранее ему сочувствую, поскольку он столкнется с трудностями. Но в итоге сможет доказать две вещи. Первое - вам было известно, что жена изменяла вам с вашим сыном. Второе - вы планировали наказать их обоих и убили жену своими руками, а сына подтолкнули к самоубийству.
Но сначала следствие докажет, что вы были шантажистом. А если вы были шантажистом, то, соответственно, знали об их любовном романе. И когда следствие сделает очередной шаг, то докажет, что вы решили расправиться с ними обоими. Оно продемонстрирует ваше скрытое участие во всей череде происшествий. Это приведет к новому доказательству, и станет ясно, что Говард нарушил десять заповедей по вашей воле. Или, иначе говоря, что вы навязали ему большую часть преступлений. Боюсь, что в процессе разбирательства мои прошлогодние аргументы не выдержат суровой проверки и разлетятся на мелкие куски. Вы солгали, сказав, что обращались в детективное агентство Конхейвена и просили разузнать о родителях Говарда. Я сумею опровергнуть вашу ложь, и меня поддержит Бермер (у которого, кстати, превосходная репутация в штате). Я разоблачу вашу выдумку о мифическом докторе Сауфбридже и открыто назову вас лжецом. А Уолферт всегда сможет подкрепить мои утверждения, и я буду с неподдельным интересом наблюдать за ним, мистер Ван Хорн. Ведь он выплеснет свою ненависть к вам, накопившуюся за долгие годы.
Полиции придется поработать и над рядом других торчащих из плана углов. Вот, например, наркотик, который вы дважды подмешивали Говарду в питье, чтобы он уснул. Быть может, возникнет даже необходимость в эксгумации трупа Говарда для определения состава этого наркотика в уцелевших тканях. И если полиция справится с таким делом, то ей не составит труда доказать, что наркотик приобрели именно вы. Ну и так далее.
Однако Дидрих опять слабо усмехнулся:
- Слишком много натяжек и юридических клаузул, мистер Квин. Но, даже если согласиться с вашей логикой, в ней обнаружится ряд упущений. Сколько подробностей, и ни слова о моей причастности к самому событию… к убийству.
- Да, - подтвердил Эллери, - тут вы правы. Возможно, это никому не удастся доказать. Но, мистер Ван Хорн, лишь немногих убийц судят на основании прямых улик. Отдельные факты сведут воедино, учтут обстоятельства дела и вас… обвинят в убийстве… Да, - сказал Эллери после короткой паузы. - По-моему, это важно, мистер Ван Хорн. Вам предъявят обвинение, вы предстанете перед судом, обо всей истории снова заговорят, и великий Дидрих Ван Хорн, до сих пор вызывавший симпатии общества, обманутый муж и отец, раскроет свою суть. Окружающие поймут, что вы крайний эгоцентрик и совершили убийство из мести. Не спонтанное убийство, не эмоциональный взрыв от случайно обнаруженного предательства, а хладнокровное, обдуманное, спланированное, преднамеренное преступление.
Вы старый человек, мистер Ван Хорн, и я не могу себе представить, будто вас страшит смерть. Вы человек сильный, мужественный и вряд ли вообще чего-нибудь боитесь. Но мне кажется, перспектива быть выставленным на всеобщее обозрение вас испугает. Какая болезненная, мучительная гибель, какое ужасное наказание! От подобных наказаний человек страдает, даже когда лежит на дне могилы.
Теперь Дидрих уже не улыбался. Больше он ни разу не улыбнулся. Он безмятежно сидел в инвалидном кресле, и Эллери его не беспокоил. Мистер Квин просто стоял поодаль и глядел на старика.
Но затем Дидрих поднял голову, осмотрелся по сторонам и с горечью спросил:
- Если я поставил своей целью убить суку и навязать преступление щенку, то почему не сделал это прямо, без всяких ухищрений? Для чего мне понадобился высокопарный, нелепый замысел с десятью заповедями?
Когда Эллери ответил, его тон не изменился, хотя лицо густо покраснело.
- У детектива может быть одно объяснение, а у психолога - другое, - сказал он. - Истина - в сочетании этих объяснений.
Вы сильный, крепкий человек и большую часть жизни занимались практическими делами, бизнесом. Но по сути вы весьма рассудочны, мистер Ван Хорн. И, подобно всем тиранам, привыкли размышлять. Вы никогда не поступали наобум, под влиянием импульса. Вам нужно было заранее обдумать и спланировать каждый шаг, как в сражении или в политическом перевороте. Вы "лепили" Говарда с его младенческих лет. Вы "планировали" Салли столь же сознательно, как Говард планировал свои статуи. Она полагала, будто вы внезапно полюбили ее, и ошибалась. Она не знала, что вы решили жениться на ней еще в тот день, когда увезли ее из Лоу-Виллидж, и постепенно начали превращать в женщину, готовую в будущем разделить с вами царство.
Идея десяти заповедей в ряде отношений стала вдохновенной кульминацией вашей интеллектуальной жизни. Она обладала размахом и мощью. Она была просто грандиозной. Достойной Дидриха Ван Хорна.
А зародилась она, как и все логические построения, с предпосылки. Ваша предпосылка оказалась двоякой: вы должны были наказать предавших вас близких и, наказав их, остаться вне подозрений. Или, если сформулировать еще жестче, должны были их убить и выйти сухим из воды. Вам причинили ущерб, и ваше эго не вынесло обиды. Неудивительно, вы ведь не только эгоист, но и человек с манией величия. Оскорбившим всесильного властителя предстояло испытать на себе его гнев и могущество. Он твердо решил возместить ущерб, нанесенный его эго, и покарать обидчиков, показав, что законы, которым подчиняются обычные люди, не для него, а его власть выше любого закона.
Но совершить убийство нелегко, еще сложнее навязать его невиновному, а самому остаться вне подозрений. Если бы вы убили Салли "прямо и без всяких ухищрений", то никто не смог бы заподозрить в этом Говарда. А вот вас смогли бы, и наверняка у кого-нибудь возникла подобная мысль. Ну а если бы вы навязали убийство Говарду "прямо и без всяких ухищрений", то не исключено, что Говард в панике проболтался бы о своих отношениях с Салли. И у вас появился бы сильный мотив. Почти исключительный мотив.
Итак, согласно вашему мудрому плану, проблема заключалась в том, чтобы Говард выглядел как единственный возможный подозреваемый. Но если у Говарда в данных обстоятельствах и был мотив для убийства, то лишь для вашего убийства, а уж никак не Салли. Поэтому вам нужно было создать такую атмосферу для преступления, в которой Салли оказалась бы убитой по ошибке, вместо вас. И, самое главное, добиться, чтобы Говард ни на секунду не усомнился в своем страшном деянии!
А это, как вы понимаете, мистер Ван Хорн, крайне затрудняло вашу задачу. План приобретал все более запутанные очертания - этого никак нельзя было избежать. По-моему, проект доставлял вам удовольствие. Наполеоновский склад ума оттачивается и крепнет, преодолевая преграды. Он даже стремится к ним, а порой и творит их.
Вы дали себе время подумать, вам надо было скрыть, что вы узнали о письмах, спрятанных в японской шкатулке Салли, и вы приняли нужные меры, создали иллюзию их кражи кем-то посторонним. Потом вы немного передохнули и продолжили разработку схемы. В летние месяцы - от июня до начала сентября - вы раздумывали, анализировали и уточняли, правильно ли вами понят характер будущих жертв. Вы строили предварительные планы, но не действовали.