Как вел себя мой любимый муж дальше? Вероятно, протер пистолет, чтобы не оставить отпечатков пальцев, приложил к нему руку Муракоси (наоборот, чтобы оставить отпечатки его пальцев и таким образом инсценировать самоубийство), положил пистолет рядом с трупом и про белое перо не забыл.
Далее, прихватив магнитофон, направился к окну, просунул сквозь почти невидимое отверстие медную проволоку, согнув ее на запоре, чтобы затем, снаружи уже, дернув проволоку, захлопнуть окно.
Все действия от выхода из дому до возвращения, включая слушание концерта, занимают, по моим подсчетам, минут сорок.
Мне удалось составить вот такую табличку (черновики сразу же сожгла).
= Вернулся домой = Ванна, ужин = В кабинете = Чай = Из дома
Истинное время = 17.00 = 17.00 - 19.45 = 19.45 - 20.15 = 20.15 = 20.20
Ложное время = 17.00 = 17.00 - 19.00 = 19.00 - 19.30 = 19.30 = 19.35
У Муракоси = Доп. время = Радио у М. = Домой от М. = Доп. время = Радио дома
20.35 = 5 мин. = 20.40 - 21.00 = 21.15 = 10 мин. = 21.25 - 21.45
19.50 = 5 мин. = 19.55 - 20.15 = 20.30 = 10 мин. = 20.40 - 21.00
Таким образом, моему мужу удалось "одновременно" в 21.00 убить человека и находиться в кругу домашних. Потрясающий трюк!
Но чтобы создать "параллельное" время, надо было "устранить" истинное. Иначе говоря, сделать что-то со всеми часами и радиоприемниками в доме.
К счастью для него, радио в нашем доме почти никто не слушает. Служанки только иногда включают его в японской гостиной. Но в этот день оно оказалось испорченным; мастер исправил приемник лишь утром следующего дня. Второй радиоприемник находился в европейской гостиной. Я практически к нему не прикасаюсь, другие тем более, и муж это хорошо знает. Он сам "включил" его, когда мы устроились слушать концерт.
Но прежде ему надо было поместить около радиоприемника магнитофон. Это трудности не представляло, поскольку места на полке было достаточно и альбомы загораживали его. Муж прекрасно ориентируется в гостиной, мог все сделать в темноте и бесшумно. А сделать надо было немного: выключить у приемника звук и приготовить к включению запись. Когда мы собрались в гостиной, Огавара выключил верхний свет, оставив включенным торшер, и это было естественно - в полумраке приятнее слушать музыку. Затем повернулся к нам спиной и спокойно включил магнитофон. Зеленая лампочка радиоприемника горела, звуки музыки лились, а на качество звучания, если оно и было чуть хуже должного, никто не обратил внимания.
Итак, небольшой концерт закончился, муж выключил радио (на самом деле и магнитофон тоже), и мы разошлись по комнатам. Оставалось только поставить магнитофон на обычное место, что он, видимо, сразу и сделал. Но тут допустил оплошность: сдвинул магнитофон на несколько сантиметров от прежнего, не тронутого пылью места.
Так получилось, думаю, из-за того, что все это он делал в темноте.
Так что по части радио все было решено просто. А как же он поступил с часами? Их в доме много. Что бы сделала я на его месте?
Задача состояла в том, чтобы "сдвинуть" время на сорок минут.
Прежде всего следует заметить, что звуковых сигналов извне, указывающих на время, в доме не слышно. Надо было, далее, свести к минимуму уходы-приходы домочадцев, чтобы не выявились "безобразия" со временем. Так уж повелось, что часам к пяти вечера, если нет особой необходимости, живущая отдельно обслуга возвращается домой; те, кто живет в особняке, не появляются в европейской части дома. Невзначай и я помогла мужу: отправила к брату с поручением шофера, кормилицу Томи и привратника Горо. Вероятно, муж позаботился и о том, чтобы в этот день не было гостей. (Без договоренности мы никого не принимаем.)
Оставалось заняться часами, которые имелись в доме: настенными, настольными и наручными.
Настольных часов было несколько: в европейской гостиной, в кабинете маркиза, в моей спальне и в комнате Горо. Все часы механические, без подзаводки ходят восемь дней. За всеми, кроме тех, что находятся в спальне, следит Горо. Часы в спальне заводит муж или я. Однако мы часто забываем это делать, и они нередко стоят.
В японской гостиной и столовой есть настольные часы, да еще настенные висят на кухне. Служанки смотрят за всеми этими часами. Но неаккуратно, и потому одни всегда спешат, другие отстают. На месте мужа я бы с утра перевела стрелки этих часов - одни на 15, другие на 20 минут назад.
Внимательнее всех за временем следит Горо, поэтому на его часах в течение дня надо было бы понемногу переводить стрелки назад.
Далее, часы наручные: мужа (естественно, нет проблем), мои и Такэхико Сёдзи.
Свои часы я всегда оставляла на столе, с ними можно делать все, что угодно. Труднее всего справиться с часами Такэхико. И что удивительно (?), они с утра вообще не ходили. Потом я узнала, что Сёдзи весь день этому удивлялся и на следующий день сдал их в ремонт. Думаю, мук "потрудился" над ними, когда Сёдзи принимал ванну.
Обратные манипуляции с часами можно было проделать перед сном.
Таким образом, на несколько часов создать в доме "параллельное" время оказалось для мужа делом пустяковым.
Ну вот. Два убийства - Химэды и Муракоси - перестали для меня быть загадкой. Теперь надо разобраться со смертью художника Сануки.
Собственно говоря, ничего загадочного тут нет. Вероятно, потому, что у преступника не было времени подготовить красивый трюк.
Можно выдвинуть две версии. По одной - Сануки сбросил с моста Сэндзю шантажируемый мужем Муракоси. Мне, однако, она кажется сомнительной. Более склоняюсь ко второй: это сделал сам маркиз. От Муракоси он наверняка слышал достаточно много о его земляке-художнике, не исключено, что встречался с ним лично. Он либо заранее уговорил Сануки прийти к мосту Сэндзю, либо знал, что Сануки обязательно будет там вечером. А как же алиби?
Я вспоминаю, что шофер в тот день жаловался на боли в желудке и муж с утра сел за руль сам. Вообще он хорошо водит машину и любит ездить.
12 декабря вечером он присутствовал на банкете в Янагибаси, вернулся домой в полночь. Изучая карту, я убедилась, что расстояние между Янагибаси и Сэндзю совсем небольшое, его можно преодолеть на машине за 15 - 20 минут. Часа вполне достаточно, чтобы заехать в Сэндзю, ликвидировать ставшего ненужным соучастника преступлений.
… Вот и все, что я могу доверить своему дневнику.
Очень устала. Начала писать наутро после визита к нам Акэти, то есть 17-го утром, с небольшими перерывами писала до сих пор, а сейчас 9 часов вечера 18 декабря. За два дня исписала страницы, рассчитанные на пятьдесят дней! Повезло, что в эти дни мужа почти не было дома, никто не мешал.
… Страшное у меня ощущение: будто писала не я, а моей рукой водило Провидение, Великий Дух-разоблачитель…
Нет, откладывать ручку в сторону еще рано. Во многом хочу разобраться.
Почему я, разоблачив чудовищные преступления мужа, не испытываю к нему ни страха, ни ненависти? Наоборот, восхищаюсь его дерзким умом, железной волей и даже детским стремлением к красивости? Убит человек, которого я любила (и сейчас люблю), а я не горю гневом. Отчего так?
Да, я нисколько не злюсь, не страдаю от этой потери. Может быть, мне неведомо то, что в мире именуют настоящей любовью? Может быть, я отличаюсь от других способностью одновременно любить многих? Нет, пожалуй, по-настоящему, высшей любовью, я сегодня люблю только мужа; а в молодых любила только их тела.
Вернусь, однако, к преступлениям маркиза.
Не считаю нужным сообщать о них кому бы то ни было. Останусь на стороне мужа до конца. Максимум усилий приложу, чтобы утаить правду. Почему? Опять же потому, что мужа, который к своим зловещим целям шел так целеустремленно, настойчиво и красиво, люблю, пожалуй, еще сильнее.
Странный настрой души? Да, очень. Сама поражена этой безумной странностью.
Хорошо осознаю, несколько опасно доверять свои мысли даже дневнику, пусть и закрывающемуся на ключ. Не допущу, чтобы кто-нибудь попытался раскрыть его; сожгу до того.
Хочется писать еще и еще, но не могу. На пальце образовалась мозоль, больно держать ручку. Все на сегодня.
На пустыре
Глухое отчаяние испытывал Такэхико, пока читал эти страшные записи. Какое-то время сидел не шелохнувшись, в тупой прострации. И только одна мысль с вялой назойливостью мучила его: что же делать? Что же делать?
Более всего его страшила встреча с Юмико. Но это неизбежно состоится сегодня вечером, за ужином. И с Юмико, и с Ёсиаки Огаварой придется сидеть за одним столом, придется обмениваться какими-то репликами…
Такэхико очень хотел избежать этого. Сказал привратнику Горо, что у него есть личные дела, и, завернув дневник в несколько газет, вышел с ним на улицу. Бесцельно долго бродил вокруг дома. Смеркалось. Ноги сами понесли его к парку Дзингу, и там по извилистым дорожкам он бродил час или два. Печально бледные шары редких фонарей, зловещие тени деревьев, пугающее безмолвие вызывали у него ощущение призрачности, ирреальности этого мира. Мысли, большей частью нелепые, теснились в голове, и не было ни одной разумной. С одной стороны, ради самой Юмико, из уважения к своей любви, пусть, может быть, и прошедшей, следовало постараться все забыть. Но с другой стороны, существуют законы, мораль, правила человеческого общежития, и нельзя их игнорировать.
В конце концов Такэхико решил с кем-нибудь посоветоваться. На ум пришло имя Когоро Акэти. Знаменитый детектив по складу характера и образу деятельности уважал закон, но не был его рабом. Такэхико надеялся, что ум и душевные качества этого человека позволят найти оптимальный компромиссный вариант. Его сдерживало только то, что придется невольно приоткрыть перед детективом тайники своей души.
Поймав такси, Такэхико поехал к Акэти. Было уже 7.30 вечера.
К счастью, Акэти оказался дома и сразу принял гостя.
- Это дневник госпожи Огавары, - сказал Такэхико, протягивая сверток. - В нем есть записи чрезвычайной важности. Прочитайте, пожалуйста, вот отсюда до конца. - Он открыл дневник на странице "5 мая".
- Это займет время. Чтоб не скучать, полистайте пока те книги.
Такэхико пребывал в таком состоянии, что просматривать книги не мог; он внимательно следил за выражением лица Акэти, пока тот читал.
Между тем Акэти не отрывал глаз от дневника. Запустил правую руку в копну волос, что свидетельствовало о его возбужденном состоянии, - Такэхико где-то читал об этом. Мягкое, улыбчивое лицо Акэти совершенно преобразилось: стало жестким, в глазах читались то удивление, то гнев, то ирония.
На чтение ушло полчаса, после чего кое-какие места Акэти переписал в свой блокнот. Захлопнув дневник, он повернулся к Такэхико, Лицо стало, как всегда, приветливым:
- Я вижу, замок сломан. Ты открывал его без ключа. И уж конечно, выкрал.
- Да, - покраснел Такэхико.
- Значит, так. Дневник надо положить на место. Откровенно говоря, не было необходимости выкрадывать его.
Такэхико болезненно воспринял это замечание, но не время было вдаваться в объяснения. Испорченный замок беспокоил его больше.
И, как бы читая его мысли, Акэти сказал:
- Замок покорежен, но все на месте, привести его в полный порядок можно. Посмотри, как я это сделаю.
Акэти вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с небольшим ящичком, в котором находились пилки, молоточек, наковальня, сверла, кусачки и прочие инструменты, необходимые ювелиру.
Тонкие пальцы детектива двигались удивительно ловко. Постучал молоточком по пластинке - и она стала идеально гладкой. Так же быстро устранил и другие следы насилия над замочком.
- Конечно, если внимательно приглядеться, кое-что можно заметить. Но сработано не так уж плохо. - Акэти протянул Сёдзи дневник. - Аккуратно положи его на место.
- Понял. Вернуть… А дальше? - Вид у Такэхико был очень растерянный.
- А дальше постарайся забыть, что ты его читал. Тебе это будет непросто, но надо постараться. В остальном положись на меня. В полицию сообщать не буду, сам займусь этим делом. Обличения Юмико, конечно, очень интересны, но в них содержатся всего лишь предположения. А нужны явные доказательства, улики. У нас их нет. Придется добывать. Чувствую, меня ждут острые ощущения, коих я давненько не испытывал…
"Что он имеет в виду? Явно затевает какую-то авантюрную операцию", - подумал Такэхико.
- Значит, дневник возвращаю и делаю вид, будто ничего не знаю?
- Именно так. Постарайся хорошо сыграть. И продолжай как ни в чем не бывало встречаться с Юмико.
Такэхико снова покраснел.
* * *
Он вернулся домой в половине десятого. Дождался, когда супруги ушли отдыхать, и, прокравшись в комнату Юмико, положил дневник в ящик письменного стола.
* * *
Двадцатое декабря прошло спокойно.
Двадцать первого декабря Юмико заглянула в комнату Сёдзи, что само по себе было почти невероятно. Но у нее, видимо, не было другого выхода, учитывая, что Такэхико избегал даже случайной встречи.
Осторожно притворив дверь, она подошла к сидевшему за столом Такэхико и устремила на него пристальный взгляд.
"Нет, не могу устоять перед ее чарами. Она поразительно красива. Ее взгляд в буквальном смысле завораживает", - думал Такэхико, пока шел этот немой диалог.
Молчание нарушила Юмико:
- Маркиз сегодня вернется поздно. А мне хочется хоть раз встретиться с тобой в другом месте. - Ее голос звучал очень нежно.
Кроме нестерпимого желания любить ее, Такэхико испытывал сейчас острый приступ ревности.
"В другом месте - значит, в гостинице. А там она встречалась с. другими…" Такэхико все еще был под впечатлением прочитанного дневника.
- В пять часов вечера у станции Ичигая. Заеду за тобой на такси. Договорились?
Как тут не договориться!
* * *
Без пяти минут Такэхико стоял у входа на станцию и смотрел на проезжавшие машины.
Темнело, загорались огни.
Ровно в пять перед ним остановилась машина, дверца открылась, оттуда выглянула Юмико и жестом позвала юношу.
В машине радостный Такэхико оглядел любимую и мысленно отметил, что она в обычном своем платье, прическу и лицо тоже не изменила.
Он крепко сжал ее руку и спросил:
- Куда едем?
- Скоро узнаешь. Там замечательно.
Проехали немного, и машина остановилась в пустынном безлюдном месте. Вышли из нее. Юмико отпустила такси. С одной стороны дороги тянулась живая изгородь большой усадьбы, с другой было огромное, заросшее сорной травой поле. В середине его Такэхико разглядел остатки кирпичного строения.
- Иди за мной, - сказала Юмико и ступила на траву.
Уже совсем стемнело. Ходить по жухлой траве в темноте было не очень приятно.
"Куда она ведет меня?" - не без тревоги подумал Такэхико.
- Видишь те кирпичи? Рядом с ними блиндаж. Недавно бродила здесь и обнаружила его.
"Откуда в таком милом существе столько авантюризма? Она что, постоянно бродит по Токио в поисках самых невероятных мест для свиданий?" - удивлялся Такэхико.
В середине поля перед ними неожиданно открылась большая черная дыра.
- Ну вот, пришли. Что, темно? Не волнуйся, я захватила с собой карманный фонарь. Ты никак боишься чего-то?
- Нет, не боюсь, но… неприятно здесь…
"Мерзкое место. Зато рядом самая прелестная женщина".
- Сейчас спустимся, и я включу фонарь. А то нас издалека могут заметить.
Они взялись за руки и очень осторожно стали спускаться по скользким от глины, заросшим травой ступенькам. На последней Такэхико все же поскользнулся. Юмико не смогла удержать его и тоже упала.
Так и не поднимаясь, они обнялись. Нежные руки Юмико с неистовством обнимали юношу. Такэхико прижал ее к груди, жадно приник к ее влекущим губам. Благоухание ее волос сводило с ума, он торопливыми поцелуями осыпал плечи, шею…
Блиндаж представлял собой помещение примерно в пять квадратных метров, с бетонным полом, стенами и потолком. Здесь было неожиданно сухо и тепло.
Такэхико мысленно благодарил судьбу за дарованное ею блаженство в этом каменном мешке, куда извне не проникал ни малейший звук, ни лучик света. Реальный мир будто не существовал вовсе. Здесь можно было стать самими собой. Они ощущали себя первобытными людьми, занимающимися любовью в темноте первобытной пещеры…
Прошло только полчаса, но Такэхико в сладком изнеможении грезилось, что он провел здесь вечность, что здесь он появился на свет и умереть должен здесь же.
Глаза постепенно привыкли к темноте, Такэхико любовался красотой обнаженной Юмико. В отяжелевшей голове мелькнуло странное сравнение - белое гибкое тело Юмико вдруг показалось ему большой змеей; она испускала дурманящий аромат, извивалась, обволакивала, сжимала его с такой силой, что останавливалась кровь, немели конечности. Полубессознательно он отметил, что голова как будто налилась свинцом, что вот-вот он потеряет сознание. Чувствовал, что в кожу рук и ног впивается что-то гладкое и тонкое, но сопротивляться не было сил. В ватной голове пронеслось: "Это не веревка, это похоже на проволоку". Он не понимал, что происходит, осознавал только, что освободиться от пут невозможно: при малейшем движении они глубоко врезались в тело.
Прошло какое-то время. Стучало в висках, но сознание постепенно возвращалось. Он обнаружил, что Юмико нет рядом, и подумал: "Неужели она связала меня и оставила тут?" Эта мысль вяло мелькнула и тут же канула, не успев растревожить его. Несколько минут он напряженно вслушивался, ловил каждый шорох. Наконец донеслись вкрадчивые шаги, и он снова ощутил аромат и теплое тело. Мягкие руки сзади обхватили горло. Это было блаженное прикосновение. Только нестерпима была боль в связанных руках и ногах.
- Зачем ты связала меня?
- Так мне захотелось. Ты никогда не выберешься отсюда, если я тебя не развяжу. А я тебя не развяжу. Мне это доставляет наслаждение.
- Почему?
- Потому.
Пауза.
- Я устал. Хочу выйти отсюда.
- Не выйдешь. Никогда.
Такэхико все еще оставался в забытьи, но все же происходящее показалось ему странным.
- Никогда? - тихо переспросил он.
- Да, никогда.
- Почему?
- Чтобы ты всегда был моей собственностью.
- Не понял…
- Вот чего я хочу. - С неожиданной силой Юмико снова схватила его за горло.
Такэхико не мог дышать. В висках стучало, голова снова стала свинцово-тяжелой. Он захрипел, и она немного ослабила руки.
- Развяжи… Хочу выйти… - Такэхико говорил с большим трудом.
- Не выйдешь. Сам себя не развяжешь. Кстати, ты понял, что это за проволока? Медная. Такая же медная проволока.
Способность думать наконец вернулась, и Такэхико понял, о какой проволоке она говорит - о той, с помощью которой убийца выбирался из комнаты Муракоси. Почему она упомянула ту проволоку? Ему впервые стало страшно, хотя смысла сказанного он до конца понять не мог.