Ой, нет! Есть еще какая-то непонятная окружность и надпись: Хуай Хай Лу. Все ясно. Портье пометил эту улицу с весьма экзотическим для русского слуха названием потому, что его спрашивал о ней Алсуфьев. А этой окружностью он, очевидно, обозначил район так называемого Французского квартала.
Я подивилась четкой логике Алсуфьева. Как ловко ухватил он именно за ту ниточку, потянув за которую можно будет распутать весь клубок.
Название "Пикарди" имеет явно французские корни. Пикардия - так называется историческая область на севере Франции. Поэтому вполне вероятно, что здание, в котором некогда был отель "Пикарди", находится именно во Французском квартале.
А про торговую улицу Хуай Хай Лу частенько вспоминали наши мамы. И она, оказывается, тоже расположена в так называемом Французском квартале.
Что ж, если ход мысли Алсуфьева верен, то мы с ним не сегодня-завтра отыщем-таки отель своего детства.
Я повеселела и отправилась в ванную, ополоснуться с дороги. В Шанхае жарко. Вторая половина сентября, начало дня, а термометр на улице показывает тридцать пять градусов. К тому же влажность высокая.
Я встала под душ. Хорошо еще, что конференцию у Алсуфьева назначили на сентябрь, а не на август. Мама рассказывала, что август в Шанхае самый жаркий месяц. Бедная моя мамочка просто умирала от жары и спасалась только горячим душем. После горячей воды, знойный воздух казался уже не таким жгучим.
Я на такие подвиги не способна. Терпеть во имя будущего и шпариться горячей водой - это не для меня.
Я покрутила кран и сделала воду попрохладней.
"Лучше умереть от жары потом, но наслаждаться прохладой сейчас!" - размышляла я, нежась под струями чуть теплой летней водички.
Нет, это невозможно! Почему я должна по такой жаре таскаться по улицам? Почему я постоянно ставлю перед собой какие-то задачи? Вечно я кому-то чего-то должна!
Никто нас с Алсуфьевым не гонит на поиски отеля прямо сию минуту, в самое пекло.
Хозяин - барин! Мы вполне можем сделать это сегодня вечером или же завтра утром.
Лучше, наверное, завтра, чем сегодня.
Я вышла из душа и, завернувшись в мягчайший махровый халат с логотипом отеля, устроилась в кресле у окна.
Да, лучше все-таки завтра. Я еще раз сверилась с картой. Он слишком большой этот бывший Французский квартал и находится чересчур далеко от нашей Пекин Роуд. Пешком по такой жаре не дойдешь. Да и заблудиться легко без знания языка и, не имея при себе нормальной карты. По-любому выходит, придется брать такси. А я на сегодня весь лимит своего терпения, необходимого для общения с таксистами, исчерпала.
Разве что Сережа возьмет на себя переговоры с водителем…
Но Алсуфьев целиком и полностью согласился с моим предложением отложить поиски на завтра.
- Ты как всегда абсолютно права, Наташечка, - обрадовался он, когда я позвонила ему в номер. - Я тоже собирался тебе это предложить. Ты говоришь, мы рядышком с рекой Хуанпу? Чудесно! Нельзя побывать в Шанхае и не пройтись по набережной Бунд. Это же центр деловой и светской жизни колониального Шанхая. Предлагаю, отправиться туда прямо сейчас.
- А как же обед? Сережа?! Я тебя умоляю, мы ведь сегодня еще не завтракали. И не ужинали толком вчера. Между прочим, по твоей милости. Я поражаюсь…
- Э-э-э… Наташечка…
- Кошмар какой-то! Ты, наверное, святым духом питаешься? Тебе жениться пора!
- Вот чего мне точно делать в этой жизни не следует, так это жениться. Что же касается обеда, то я хотел предложить тебе пообедать в каком-нибудь ресторанчике на набережной. Думаю, их там должно быть много.
- Какая набережная, Сережа?! Где эта набережная и где мы? Ты карту видел? Я не доживу до набережной! Я голодная как волк. Ни о чем другом думать не могу, только о еде. Я, Сережечка, женщина семейная. У меня режим!
- Хорошо, Наташечка, как скажешь. Твои предложения?
Я предложила пообедать, не выходя из отеля.
Алсуфьев безропотно согласился, и мы на лифте поднялись в ресторан на двадцать пятом этаже "Бунд Риверсайд".
И, надо сказать, ни капельки об этом не пожалели. Один только вид на Шанхай с высоты птичьего полета чего стоит!
Мы сидели за столиком у окна и в буквальном смысле этого слова наслаждались и панорамой города, и шанхайской кухней.
Суп из акульих плавников, креветки, сваренные в гуанчжоуском чае, жареные баклажаны с чесноком и даже китайское белое сухое вино - все это было выше всяких похвал.
- Шанхай благоволит к нам, Наташечка, - умиленно сказал разомлевший от вкусной еды Алсуфьев.
- Да уж, - растроганно согласилась я.
В тот момент я не видела никаких причин для того, чтобы не согласиться с Сергеем.
Знать бы тогда, как глубоко мы оба заблуждались.
Глава 15
Высокое серое здание в стиле "ар деко" я заприметила издалека. Оно выделялось среди других небоскребов Нанкин Роуд своим старомодным классическим фасадом.
Я напряженно всматривалась в знакомые очертания. Элегантный, узкий, как у сталинских высоток, фасад в верхней своей части сужается еще больше.
Похоже на "Пикарди"?
Похоже. Очень похоже! До того похоже, что даже не верится.
Я замедлила шаг и принялась пересчитывать этажи подозрительно знакомого мне здания. Если их окажется двадцать, значит, это, действительно, он, наш отель.
Один, два, три, четыре…
Считать на ходу с такого дальнего расстояния было сложно. Глаза слезились от яркого солнца, нагретый воздух большого города дрожал от жары и выхлопных газов.
Один, два, три, четыре, пять…
Тьфу ты, черт!
Несколько раз я сбивалась со счета, несколько раз пересчитывала. Пересчитывала до тех пор, пока не получилось двадцать.
Двадцать? Двадцать. Двадцать!
Нет, это невозможно!
Неужели я нашла его? Нашла случайно?! В громадном, чужом, многомиллионном городе… Не зная адреса!
Вот так вот запросто шла, шла и нашла?! Это нереально! Это полный абсурд! Этого не может быть!
Я посмотрела на Алсуфьева. Видит ли он?
Он не видел. Тяжело загребая ногами, он шел, рассеянно скользя взглядом по зеркальным витринам магазинов, шел, погруженный в свои мысли, полностью отрешившись от мирской суеты многоголосой Нанкин Роуд.
"Устал", - виновато подумала я.
Еще бы ему не устать! Это я в Китае на отдыхе, порхаю, как беспечная птичка, не зная забот.
А он, бедный, все эти дни работает. Сплошные совещания-заседания, переговоры и деловые встречи.
К тому же переезд этот дурацкий на поезде. Одних только чемоданов сколько перетаскать пришлось!
И зачем я так много шмоток с собой всегда набираю? Уму непостижимо! Натолкаю вечно барахла… Дальше некуда! Чтобы закрыть чемодан, крышку коленом подпирать приходится.
Идиотка несчастная!
Вполне могла бы в этой поездке обойтись парой деловых костюмов да парой джинсов с футболками. Знала ведь, что еду не с мужем.
Это Славочка у нас любитель поднимать тяжести. И дома, и на даче по всем углам гири понаставлены.
Одним чемоданом меньше, одним чемоданом больше - моему благоверному без разницы. Он привык.
Алсуфьев же мало того что неспортивный, так он еще и холостой! Тяжело ему с дамскими чемоданами с непривычки приходится.
Нет, он, конечно, крепится, виду не подает. Но я-то не слепая, все вижу!
Видела ведь, что он уж часа два, как начал томиться. Как только свернули с респектабельной солидной набережной Бунд на шумную, пеструю Нанкин Роуд, так он и заскучал.
Правду сказать, я его понимаю. С непривычки от такого обилия магазинов любой заскучает.
Мне ведь тоже непросто. Вон сколько роскошных универсальных магазинов, и в каждый хочется зайти!
И не просто зайти посмотреть, пробежавшись по холодку из конца в конец, да проехаться на эскалаторе, а рассмотреть все товары внимательно, с чувством, с толком, с расстановкой. А потом из этого насмотренного что-то выбрать, из выбранного что-то примерить, из примеренного что-то купить.
А я терплю! Жалею Алсуфьева. Понимаю, что для него все эти магазины и магазинчики - клиническая смерть.
Я это понимаю. Поэтому взяла себя в руки и остановилась уже после захода в третий универмаг. Сказала себе: "Хватит, Наташечка, потерпи. Потерпи, моя дорогая, до завтра. Завтра утречком пойдешь одна, без Алсуфьева, и нашопишься всласть. Будем считать, что сегодня у тебя разведка боем!"
Я шла и не сводила глаз с серой громады заинтриговавшего меня здания.
Все-таки странно, что у нас дома нет ни одной фотографии "Пикарди"! Согласитесь, столько времени прожить в гостинице и не удосужиться ее сфотографировать, это противоестественно! Ведь в тот период своей жизни мои родители увлекались фотографированием.
У нас дома целый семейный альбом с фотографиями из Китая. Это мы на отдыхе в Циндао, это на званом обеде у директора завода, это на концерте, это Татуля кормит рыбок в Ханчжоу, это мама на шелковой фабрике в Сучжоу, здесь папа с учениками на ходовых испытаниях, папа там, мама сям, я повсюду….
И ни одной фотографии на фоне "Пикарди".
Я взяла Алсуфьева под руку. Не хотела пропустить момент, когда мы подойдем настолько близко, что можно будет прочитать название отеля. Я ни минуты не сомневалась в том, что это наш отель, и так и шла с открытым ртом, дожидаясь, когда смогу крикнуть Сергею:
- Смотри! Пикарди!!!
Сюрприза для Алсуфьева у меня не получилось. Сам виноват. Все испортил!
Оторвавшись от созерцания собственных ботинок, он неожиданно вскинул голову и, радостно всхлипнув, удивленно сказал:
- Наташечка!
- Да, вижу я. Вижу! Давно уже вижу! А ты только сейчас заметил?
- Э-э-э…
- Ну что? Что скажешь, Сережа? Ты тоже так думаешь? Это, правда, он?
- Посмотрим, - уклончиво сказал Алсуфьев и прибавил шагу.
Я припустила следом за ним. Серое здание притягивало нас как магнит. Мы спустились в подземный переход, чтобы перейти на другую сторону проспекта с оживленным автомобильным движением, затем пересекли небольшую площадь, усаженную деревьями, перешли еще одну оживленную улицу и остановились как вкопанные.
- Park Hotel, - потерянно прочитала я надпись над входом.
- Park Hotel, - эхом повторил Алсуфьев. - Мы ошиблись, Наташечка. Это не наш "Пикарди".
- Что значит ошиблись, Сережа? - Оптимистично возразила я. - Я не могла ошибиться. Я уверена, что уже видела это здание когда-то. Определенно видела.
- Конечно же, видела, Наташечка. Это же "Парк Отель", известнейший отель колониального Шанхая. Он назывался так с тридцатых годов прошлого века, с момента постройки. О нем столько написано! Взять те же мемуары Натальи Ильиной. Ты ведь читала!
- Ну и что, что читала? Может быть, его переименовывали. Временно. Знаешь, как это бывает? Когда в Шанхае жили русские белоэмигранты, мемуары которых мы читали, он назывался "Парк Отель", а когда жили мы с родителями - "Пикарди", а сейчас опять называется "Парк Отель". - Я вопросительно посмотрела на Алсуфьева.
Он неопределенно пожал плечами:
- Есть еще кое-что, - устало сказал он, - на что я сразу не обратил внимания. Посмотри! - Он развернул меня спиной к отелю. - Видишь? Дорога? А в "Пикарди" дороги не было. Там перед входом был сквер. Помнишь?
- Круглый? - Меня не так-то легко сбить с толку.
- Круглый.
- С чугунной оградой?
- С чугунной оградой.
- А это, по-твоему, что?! - Я торжествующе показала на небольшой полукруглый сквер на другой стороне улицы. - Смотри! Даже решетка чугунная сохранилась!
- Не думаю, что это та же самая решетка, Наташечка.
- Ну, почему ты такой скучный, Алсуфьев? Я тебя умоляю. Ведь столько лет прошло. Не могло же все остаться без изменений! Согласись, что в целом все очень похоже. Окна, например. В "Пикарди" были такие же окна, как здесь. Я помню, что любила сидеть на подоконнике и смотреть на улицу, на этот вот сквер.
- Разве я спорю, Наташечка? Это действительно очень похоже на нашу гостиницу. Вот только название…
- Зачем напрасно спорить, Сережа? Давай, зайдем внутрь и там все узнаем. Мне кажется, я помню, как выглядит холл. Мы сразу поймем, если это не наш отель. Вот увидишь!
- Наташечка…
- Подожди, подожди, не перебивай, я сама его опишу, а ты скажешь потом, так ли это на самом деле. Ты ведь постарше Сережа, я на твою память больше полагаюсь. Может, я это все себе напридумывала в своих детских фантазиях на тему из прошлого. Подожди!
Я зажмурилась (чтобы отрешиться от шума улицы и настроиться на нужную волну) и представила, как у входа в отель стоит маленькая девочка в легком синем пальтишке с пелеринкой и вязаном капоре.
Значит, я попала в зиму. Ни летом, ни весной, ни даже осенью в Шанхае в вязаной шапочке не походишь. Здесь ведь субтропики, пальмы растут, чего вы хотите?
Девочка постояла, задрав кверху голову в пушистой оранжевой шапочке, полюбовалась на плывущие по небу тучи, а потом шагнула вперед и потянула на себя тяжелую дубовую дверь…
Стоп! Вру! Этого я не помню. Я не помню, чтобы тянула дверь на себя. И вообще, я не помню, как открывались тогда двери в отель.
Я открыла глаза и внимательно посмотрела на блестящие вращающиеся двери "Парк Отеля".
Нет, тогда вход выглядел иначе. В этом я уверена.
Вполне возможно, двери были именно такими, какими я их только что себе представила - добротными и внушительными, как в сталинских высотках из старых советских кинофильмов.
Вот только открывала я их не сама. За меня это делал кто-то другой: либо мама, либо папа, либо мой непременный паж Алсуфьев.
Я с сомнением посмотрела на задумавшегося приятеля.
- Сережа, когда мы здесь жили, то дверь открывал швейцар?
- Что? - встрепенулся он.
- У входа раньше стоял швейцар? - Я ткнула пальцем в стоящий у входа вазон с цветами.
- Нет, прости, я задумался, швейцара в нашем отеле не было. Был сторож, охранник, его называли по-разному. Кому как вздумается. Он стоял у ворот и не пропускал на территорию посторонних. Здесь раньше ограда была, если помнишь. Сторож открывал нам ворота или калитку, а двери постояльцы открывали сами.
- Понятно.
Я снова крепко зажмурилась.
Моя девочка вошла в вестибюль. Высокие потолки, деревянные панели. Достаточно мрачно, внушительно, все в казенном стиле интерьера середины прошлого века. Это действительно вестибюль, никак не холл.
Девочка посмотрела налево и поздоровалась с портье, молодым человеком в синей хлопковой толстовке, стоящим за конторкой.
- Ни хао, Натаса, - улыбнулся он.
Девочка повернула направо и направилась к лифту.
- Тунчжи, маманди! - неожиданно для себя громко сказала я и вопросительно посмотрела на Алсуфьева. - Что я сейчас сказала? Так говорили лифтеру, чтобы он подождал и не отправлял лифт?
- Верно, Наташечка, - растроганно сказал он. - Лифтеру кричали: "Тунчжи, маманди!", что значит "Товарищ, момент!".
- Товарищ? "Тунчжи" это по-китайски "товарищ"?
- Абсолютно верно. Товарищ. Помнишь в пекинской опере китайца за соседним столиком? Он крикнул мне "тунчжи!".
- Помню, - скрепя сердце призналась я. - Только мне тогда показалось, что он крикнул вовсе не это. Мне послышалось слово "туше!". Вот почему я так сильно испугалась.
- Туше? Но это же на французском. Тебе показалось, что китаец крикнул мне по-французски?
- Сережа, я, в отличие от тебя, не знаю французского языка, но я знаю, что в фехтовании "туше" это значит касание. Укол! А твой китаец радостно заорал "туше!" именно в тот момент, когда копье вонзилось в спинку твоего стула.
Я изо всех сил пыталась оправдать свое вчерашнее поведение. Какой дурой, должно быть, выглядела я в глазах Алсуфьева. Полной дурой и трусихой!
Всех переполошила. И в опере, и в отеле. Стыдно представить. Даже не верится, что это была я.
До конца жизни, наверное, буду съеживаться от неловкости при одной только мысли о пекинской опере. Вот уж действительно тот самый случай: как вспомнишь, так вздрогнешь. Хоть в оперу теперь не ходи!
Еще и разговор этот дурацкий затеяла вчера за завтраком. Поистине, у страха глаза велики!
Какие тайны? Господи ты боже мой! Кому мы нужны со своими замшелыми тайнами? Ведь столько лет прошло!
Битва с тенями прошлого!
Верочке спасибо надо сказать. Это с ее подачи я и папу своего, царство ему небесное, вспомнила, и Алексея Евгеньевича покойного сюда же приплела. Что было, чего не было и быть никогда не могло - все в одну кучу смешала. Понапридумывала себе, бог знает что.
Какое-то воспаленное воображение!
- У тебя живое воображение, Наташечка, - сказал Алсуфьев, словно прочитал мои мысли. - Живое воображение и феноменальная память. Я и представить себе не мог, что ты столько всего помнишь.
- Скажешь тоже, - я расплылась в улыбке, не сумев скрыть удовольствия, - феноменальная память! Скажи, пожалуйста… Я просто хочу себя лишний раз проверить… Сережа? Лифтер? Он ведь был в белой униформе?
Алсуфьев радостно закивал:
- Совершенно верно, Наташечка, совершенно верно. Лифтеры, в отличие от портье, носили не синюю, а белую форму. Лифтеры и уборщики были в белом, охрана и портье в синем.
Я удовлетворенно кивнула:
- Можем идти. Мне кажется, я все вспомнила.
Алсуфьев толкнул дверь, и мы вошли в сверкающий холл "Парк Отеля".
Я разочарованно крутила головой во все стороны. Ничего мало-мальски похожего на то, что я только что себе представляла.
Роскошь, мрамор, светлые тона. Абсолютно ничего общего с интерьером нашего старого доброго "Пикарди".
Разве что ресепшен тоже находится слева, а лифты - справа.
Алсуфьев между тем вступил в оживленную дискуссию об истории "Парк Отеля" с молодым китайцем за стойкой для портье.
Обе стороны показали хорошее знание предмета, но к консенсусу не пришли.
Портье твердо стоял на своем: ему ничего неизвестно о том, что "Парк Отель" был некогда временно переименован, он также ничего не может нам сказать о некоем шанхайском отеле с названием "Пикарди", так как никогда и ничего не слышал о таком.
Алсуфьев настаивал и засыпал собеседниками все новыми и новыми подробностями о мифическом отеле из нашего детства. Он добивался положительного ответа на свой отнюдь не тривиальный вопрос.
- Э-э-э, - возбужденно посверкивая очками, не унимался он, - возможно, на наш вопрос сможет ответить кто-то другой, тот, кто работает в вашем отеле уже долгие годы. Возможно, такой служащий лучше владеет этим вопросом. Не могли бы вы быть столь любезны и пригласить сюда этого человека, чтобы мы могли порасспросить у него самого.
- Нет, - молодой человек с сожалением развел руками. - В настоящий момент такого служащего в отеле, к сожалению, нет. Но вы можете пройти в наш музей. Он находится на втором этаже. Я надеюсь, что там вы найдете ответы на все вопросы, связанные с историей "Парк Отеля".
Алсуфьев рассыпался в благодарностях и направился к лифту.
Я поспешила юркнуть в сверкающую золотом и зеркалами кабину.
- Сережа, - жарко зашептала я, едва дождавшись, чтобы двери лифта закрылись, - он нас обманывает. Этот портье! Я уверена.
- Почему? - искренне удивился наивный до одурения маститый психолог.
- Потому! Ты не обратил внимания на китайца?
- На китайца?