- За день до соревнований я купил красный "кабриолет". Красный спортивный "кабриолет" за 375 тысяч долларов. Я присмотрел его очень давно. В витрине салона. Я купил его потому, что давно о таком мечтал. Еще потому, что ждал этих соревнований очень долго. Честно сказать, всю свою жизнь. Ждал их, как только вышел на ринг. Эти соревнования были границей. В жизни каждого человека всегда существует определенный рубеж, за которым вершина всего, что ты хочешь достичь, начальная ступень того, к чему ты стремишься. Рубеж, барьер, который необходимо взять, чтобы доказать, в первую очередь себе, что ты - личность. Словно награда за труд, только немного по-другому. В жизни спортсмена такой рубеж - это соревнования. Соревнования, которые необходимо выиграть. Не только для того, чтобы возвести на положенный уровень свое мастерство. Еще потому, что такие соревнования - планка, граница. Ими заканчивается один этап, под которым подводится черта. Ты словно сдаешь экзамен. Заканчивается один этап и начинается совершенно другой. Который важен так же, только после него все будет иначе. Я ждал не только выхода на другой уровень. Я ждал награды за свой труд, награды, которая была заслуженной. Этой наградой для меня был сам бой. Бой, в котором я собирался показать всем свое мастерство, к которому я шел долгие годы. Я занимался боксом с 6 лет. Именно в таком возрасте меня отдали в спортивную школу, в секцию бокса. Надежд я не подавал никаких, так как был щуплым и застенчивым ребенком. Меня все время били, били постоянно, кому не лень. В детстве я не выиграл ни одного поединка и меня даже собирались выпихнуть из спортшколы. Все изменилось лет в 13. Наверное, я сам устал от того, что все привыкли меня бить. К 17 годам я вошел в юношескую сборную подающим надежды чемпионом. К моменту соревнований мне исполнилось 28 лет. Я был в расцвете сил, всевозможных надежд, и, как говорили многие, настоящего боксерского таланта. Да и слава моя тоже была в разгаре. Несколько лет назад меня приобрел один зарубежный клуб. Промоутеры постарались: я возвращал деньги, вложенные в усиленную раскрутку. Последние годы я постоянно жил зарубежом, в Штатах. И у меня было все, о чем можно только мечтать: слава, перспективы, деньги. Все было очень хорошо. Предстояло взять лишь главный рубеж. Эти соревнования были очень важны по двум причинам. Первая: я должен был наконец-то взять пояс чемпиона. Вторая: со мной собирались заключить крупный контракт представители самого известного и крутого боксерского клуба. Наверное, в каждой профессии есть свои вершины. В боксе тоже. При одном только упоминании этого клуба у каждого боксера просто захватывало дух! Это было вершиной, Олимпом! Такой контракт дал бы мне все. Каждый боксер мечтал о таком, но клуб выбирал лишь единиц. Туда попадали единицы из миллионов. Мне повезло. После боя я должен был заключить настоящий контракт, разговоры об этом велись уже давно с моими промоутерами. В профессиональном спорте это знакомое и нормальное явление, когда более богатый и крупный клуб перекупает лучших спортсменов у более мелких клубов. Итак, я ждал этого боя так, как в своей жизни не ждал еще ничего. Победы. Не просто звания, а настоящей победы. Моим соперником должен был стать довольно коварный и скользкий тип. Латиноамериканец, имеющий довольно большую известность. Он выступал от имени того клуба, который хотел меня купить. Клуб вкладывал в него большие деньги и несколько раз уже сделал чемпионом. Вообще, должен тебе сказать, профессиональный бокс - это бой только наполовину. Вторую половину (и большую) составляют деньги. В боксе крутятся огромные деньги, чаще всего теневые. Иногда даже спортсмены, выступающие за какой-то определенный клуб, не знают всех подводных камней и являются заложниками или пешками тех, кто за их спинами решает результаты боя за них. Иногда спортсмен превращается просто в вещь, от которой ничего не зависит. У моего соперника, как у всякого настоящего бойца, было много слабых и сильных сторон. Вместе с моим тренером мы сутками просматривали кассеты с записями его поединков. Мы изучили его технику, его методы и манеру вести бой, его скорость, комбинации ударов. Мы просчитали возможность любого нокаута (в том числе технического), мы создавали свою систему ведения боя, основываясь на стандартной технике используемых им приемов. За несколько недель мы знали о нем все. Я рвался в бой, я считал минуты, часы в предвкушении этого боя. Владение мастерством дарило покой. В моей душе появились холодная уравновешенность и жесткий контроль, которые в свойствах настоящего бойца служат источником победы. Я был настолько увлечен, что последние дни перед боем не спал, а грезил наяву. Уравновешенность постепенно перерастала в уверенность. Надо сказать, что в моей победе был уверен не только я. В моей победе были уверены абсолютно все, в том числе руководство и хозяева обоих клубов. Газеты, телевидение, светские тусовки, букмекеры - в исходе боя не сомневался никто. Из доверенных источников я узнал, что на меня делались самые большие ставки. А руководство того клуба, который собирался меня купить, сделало втайне два контракта. Один, разрывающий все договора с латиноамериканцем, датированный тем числом, когда должен был состояться бой. И другой, в отношении меня, о том, что я перехожу в клуб, датированный так же. Не хватало лишь моей подписи. Но я должен был поставить ее сразу после боя. Все было заранее оговорено и решено. В исходе боя никто не сомневался. Я продолжал тренироваться лишь по инерции.
За день до соревнований я поехал в автосалон. И уже через пару часов подкатил к тренировочному залу на сверкающей новой машине. Все, кто был в клубе, высыпали на меня посмотреть. В нашем клубе я был единственным спортсменом, способным выложить за новенькую машину 375 тысяч, не глядя. Мой тренер вышел тоже.
- ну и что ты сделал?
- Не видишь? Подойди к окну и посмотри! - в те дни я позволял себе со всеми разговаривать в грубо-покровительственном, пренебрежительном и попросту хамском тоне.
- Я видел твою машину. Не понимаю только, зачем ты ее купил.
- А по-твоему, чемпион должен ездить на занюханном хламе?
- Ты еще не чемпион.
- Но я им буду очень скоро! Завтра!
- ты отдал за эту машину большие деньги.
- Ничего. Завтра денег будет еще больше.
- А пока ты будешь на мели.
Я пожал плечами. Это было правдой. В те дни я жил на широкую ногу. Разбрасывал деньги направо и налево, ничего не откладывая на черный день. Тратил я много, но к следующему дню денег приходило в три раза больше. Дорогие рестораны, ночные клубы, машины, женщины… Я по царски одаривал каких-то случайных шлюх, а через неделю не мог вспомнить не только лицо, но и имя. Я менял подружек каждую неделю. Очередную подружку сохранял лишь на несколько ночей, потом сразу же без сожаления заменял новой. Делать так было легко - желающих было хоть отбавляй. На самом деле я никого не любил. Мне никто не был нужен. Да и меня, скорей всего, не любили тоже. Тренер прекрасно знал о моих финансовых тратах и этого не одобрял. Он считал, что я должен откладывать деньги, а не тратить сразу же полученные суммы. Но на его мнение мне всегда было наплевать, так же, как и на мнение всех окружающих.
- Тебе не кажется, что ты ускоряешь события, а это не хорошо? - говорил тренер, - Ты не знаешь сегодня о том, что может быть завтра. Такое глупое отношение к деньгами чревато проблемами в будущем….
Я наслушался таких разговоров достаточно, поэтому резко бросил:
- Заткнись!
Потом взбежал по лестнице, ведущей вверх, прямо к тренировочному залу.
Когда я вспоминаю, когда я заново перебираю в памяти все то, что произошло, меня устойчиво преследует бывшее первым, почти единственное воспоминание. Как ни странно, но именно это я запомнил четче всего, и это вызывает во мне страшную боль. Как выяснилось впоследствии, это было единственным и реальным, что я смог запомнить. Глаза. Глаза латиноамериканца. Я не помню свой выход. Я не помню его выход. Я выходил так же, как выходил всегда - сотни, тысячи раз… но в боксе есть один беглый момент… когда противники стоят друг напротив друга. Понимаешь, в тот момент я увидел его глаза, в них была насмешка. Не страх, не сосредоточенность, а насмешка! Он насмехался надо мной! Я был ему смешон, и он не воспринимал меня серьезно! Тогда я не понял причины… Но помню, как взбесило это меня в тот самый первый момент. Это бешенство и определило мое поведение на протяжении всего боя. Когда подали сигнал, и я ринулся вперед, я почувствовал невероятное, почти физическое облегчение! Словно мою душу отпустило какое-то чувство тревоги, сжимавшее все мое существо жутким железным обручем. Я был как вихрь! Я не чувствовал ударов, не чувствовал своего тела, своих мышц. Я не помнил даже своих мыслей (вообще не уверен, были ли у меня мысли в тот момент). Ни один бой не давался мне с такой легкостью, с таким искусством! Это был мой лучший бой. И, как потом говорили окружающие, ни один бой не поражал такой слаженной техникой и мастерством, таким владением приемов и стилей, таким чутьем своего соперника. В этом бое слилось для меня все: долгие часы тяжелых, изнурительных тренировок, долгие годы поражений без надежды на успех, постоянная физическая боль, ставшая как бы вторым моим существом, лишения. Вся та тяжесть, которую я с упорством преодолевал не один год, теперь вылилась в необыкновенную легкость! После первого же раунда было ясно, на чьей стороне преимущество. Я бил его, уничтожал, загонял в угол. Он оказался выносливым, но слабым соперником. Слабым с точки зрения техники. У него практически не было никакой защиты, никакой скорости, оборона от моих ударов напоминала хаотичное движение кулаков, а не системы защитных блоков. Выносливость же его заключалась в том, что он достаточно хорошо терпел удары. К пяти раундам его лицо покрылось маской из кровоподтеков, но мне все же не удавалось его уложить. Он оставался на ногах, несмотря на боль от полученных ран. Рассечения были не опасны, иначе судьи просто остановили бы бой. Он слабел, терял силы с каждой минутой, но все равно терпел и не сдавался. После восьмого раунда пошел жар. Он держался на ногах лишь благодаря сверхъестественному, почти убийственному автопилоту. И мне все-таки не удалось его нокаутировать. Он был хорошим профессионалом, и он умел держаться. Он падал и поднимался, и снова лез в бой, хотя не имел сл даже поднять руку для удара. Он продержался все 12 раундов. Хотя к концу 12 раунда он был в полусознании, с трудом стоял.
Когда раздался сигнал окончания поединка, его держали сразу несколько человек, чтобы он не распластался на ринге. Мое окружение бросилось меня обнимать, поздравлять… гул в зале стоял невообразимый… Вот, собственно, и всё.
Мой бродяга замолчал. Лишь налил очередной стакан виски.
- Как-это всё?! Что произошло? Ты выиграл бой?
Бродяга залпом выпил стакан.
- Нет. Бой я не выиграл. Мы ждали несколько минут положенного официально объявления результатов поединка. Потом судья вышел вперед. И поднял моему сопернику руку. Жюри присудило ему победу по очкам. Он подтвердил и сохранил на будущее пояс чемпиона. Ты бы видел, что творилось в зале! Люди орали… ломали стулья… А я… На меня никто даже не посмотрел. Вокруг стояла целая масса людей, а в мои глаза никто даже не посмотрел. Они избегали смотреть мне в глаза и только отворачивались… Отворачивались - все время. Когда вверх подняли его, а не мою руку.
- Но ведь это было несправедливо! Можно было пересмотреть решение жюри, обжаловать…
- Позже я узнал, что все было определено заранее. Места и исход этого поединка. Проводя информационную атаку о моей предполагаемой победе, клуб зарабатывал деньги, ведь самые большие ставки делались именно на меня. Все деньги поступали в клуб. Таким образом они решили заработать. А там, где речь идет о больших деньгах, с человеческими чувствами не считаются. Впрочем, устраивая это шоу, клуб шел на большой риск, могли быть неприятности. Но что же делать… На самом деле об исходе боя знали все, в том числе и мои промоутеры, и руководство моего клуба. Я сказал, что в мою сторону никто не посмотрел? Нет, это было не так. Один человек ко мне подошел. Это был один из промоутеров, твердо убеждавший меня в будущем контракте. Он сказал следующее: "клуб такой-то передумал заключать с тобой контракт. Ты проиграл". Я попытался возразить что-то о справедливости, о деньгах, но он перебил меня: "все это так. Но официально - ты всегда будешь проигравшим". Потом подошел тренер: "я же пытался тебя предупредить! Ты мужчина, умей проигрывать. Но из неофициальных источников я точно знаю, что они все-таки собираются заключать с тобой контракт. Года через два. После нескольких более мелких соревнований".
Бродяга снова замолчал. Он вытряхнул из бутылки последние капли виски и теперь любовался остатками на дне стакана. Молчание длилось долго. Он не пил, лишь молча смотрел в стакан. Я не выдержал:
- Что было дальше?
- дальше? Ты действительно хочешь это узнать?
- Да. Раз начал говорить - говори до конца.
- Как думаешь ты сам?
- Ну, ты, наверное, ушел из бокса… Что-то произошло…
- По твоему, это потом произошло?
- Нет. Я понял, но… Понятно, было что-то еще. Что?
- После боя я убил латиноамериканца.
Я охнул. Это было совсем не то, что я ожидал. Я предполагал, что он спился, сломался. Может, попытался уйти из клуба, но не ушел… Или хотел справедливости, но в мире ее нет… Этого я не ждал и был поражен. Он понял это по моему виду.
- Не ожидал? А тем не менее это так! Все произошло очень легко. Гораздо легче и проще, чем на ринге. Пока его крутое окружение договаривалось о предстоящей пресс-конференции, я оказался возле его раздевалки. Там не было охранников, думаю, их специально убрали. Я вошел и бил его головой о железный шкаф, пока его глаза не перестали смеяться. Ты хочешь узнать, что произошло потом? Меня никто не обвинил в его смерти. Объявили, что он скончался после боя от кровоизлияния в мозг и что это был несчастный случай. Оба клуба выложили немалую сумму за то, чтобы скрыть эту историю, то есть меня защитить. Таким образом, они меня выкупили. Я был вынужден принять подачку из рук тех, кого ненавидел и презирал. Официально меня дисквалифицировали и выгнали из спорта. Но неофициально я перешел в третий, теневой клуб, который занимался проведением незаконных боев. Я провел три боя и убил двух человек. А третьего искалечил на всю жизнь. Потом я от них сбежал. Теперь ищу смерти. Вот и все. Им влетело в копейку скрыть правду и избежать скандала. Я сделал глупость. Мне не стоило его убивать. Но я сломался…. Сломался очень глубоко. А сломанного не поправишь.
Бродяга отстранился от стойки, швырнул деньги бармену, неприязненно взглянул на меня.
- Что станешь делать теперь? Побежишь в полицию?
- Нет.
- Тогда станешь читать мораль? Или умничать? Или с важным видом плевать в мою душу?
- Нет.
- Но что-то ты мне скажешь?
- Ничего. Мне нечего тебе сказать.
- Спасибо. Хоть на этом - спасибо.
По спортивному каналу шел теперь американский футбол. Людей в баре стало намного меньше. Бродяга спрыгнул с табуретки, и, даже не посмотрев в мою сторону, пошел к выходу через весь зал. Он шел довольно твердой походкой.
Через два дня я сидел на рабочем месте и, не поднимая головы, потел. Сжавшись, сгорбившись, я делал то, что должен был сделать. Я не вставал с места, не шел на зов. Если кто-то меня спрашивал, коротко отвечал, не делая попытки вступить в долгие разговоры. К полудню к моему столу подошел Мел.
- Что ты делаешь?
- работаю.
- Над новым проектом?
Что я мог сказать? Только правду, все-таки Мел был моим начальством.
- Еще не знаю. Возможно. Но, скорей всего, ничего не получится.
- Почему?
- Слишком грустный проект!
- Что же ты делаешь?
Я убрал ладони со стола:
- Ты ничего не поймешь. Я рисую двух маленьких человечков, стоящих друг напротив друга. Я не знаю, как сделать лучше, поэтому рисую их в двух видах: на листке бумаги. И на листке картона.
КОНЕЦ.
Ирина Лобусова.