Тринко обладал не меньшим опытом, чем Бручиани. Он отлично все понял. Поблагодарил "ребят" и, ничего не понявших, отпустил их домой (куда его мелкой шпане было тягаться с молодчиками "организации").
Прощупав себя - кости целы - и расспросив врача, решил, что легко отделался.
Однако встреча партнеров проходила в мрачной атмосфере. Что делать дальше? Из "организации" поступило обычное распоряжение (никаких изменений во взаимоотношениях с ней у Бручиани и Тринко не произошло, хотя все знали что к чему - и побитые, и побившие): "Рапид" должен на этот раз проиграть. Хотя встреча предстояла с прошлогодним олимпийским чемпионом страны "Лазурией", сильнейшей на сегодняшний день, и проиграть разрешалось с любым счетом - пари шли только на результат, - все же задание было непростое. Впервые надо было проигрывать.
Как этого добиться? Совещались всю ночь. Наутро начали действовать.
Бручиани, как обычно, взял на себя президента клуба. В час дня доктор Зан прибыл в "Сети" позавтракать, к счастью, один. Бручиани велел накрыть столик на двоих в дальнем углу террасы и, не дав Зану опомниться, приступил к разговору.
- А вы знаете, доктор, - сказал он, вперив в собеседника многозначительный взгляд, - на меня недавно совершили нападение.
- Да, да, - сочувствуя закивал Зан, - мне говорили. Что за времена, господи, что за времена...
Но Бручиани наметил "шоковую операцию" - хватит изящных разговоров, они не на дипломатическом рауте. Пусть этот любитель таскать каштаны из огня чужими руками все-таки спустится на землю и поймет, наконец, что задаром никто деньги не платит.
- Вы знаете, за что эти негодяи меня избили? - спросил он.
- Наверное, грабители...
- Да нет, - перебил Бручиани и зло рассмеялся. - Представьте, футбольные болельщики. Наверное, "Милано". Во всяком случае, они мне прямо сказали, что если б "Рапид" выиграл у их команды 2 : 1, еще куда ни шло, а вот 3 : 0 они простить не могут, - он сделал паузу и угрожающе закончил: - И что все, кто виновен в таком разгромном счете, должны понести наказание. Вот так!
- Безобразие, - пробормотал Зан, он слегка побледнел.
- Конечно, безобразие, - хрипло рассмеялся Бручиани, - я это чувствую всеми боками, а вы-то пока нет. - Он сделал ударение на слове "пока".- Но знаете, эти болельщики страшные люди. Сегодня они взялись за меня, зная мою любовь к "Рапиду", а завтра, глядишь, возьмутся и за самого президента. Они ведь такие...
- При чем тут президент? - вяло промямлил Зан. Он отложил вилку и нож - у него пропал аппетит.
- Они страшный народ, - повторил Бручиани, - их не всегда поймешь. Они не любят, когда их прогнозы не сбываются. Вот решили они, что в следующей встрече, я имею в виду с "Лазурией", "Рапид" проиграет, - и все тут! Не проиграет - они придут в неистовство и кто знает что могут натворить.
- "Рапид" должен проиграть? - испуганно спросил Зап. Он забыл о внешних формах. - Но это невозможно!
- Все возможно, - философски заметил Бручиани, - за большие деньги все возможно. А нам с вами (он опять подчеркнул эти слова) жаловаться не приходится. Вот если "Рапид" не проиграет, тогда уж нам крышка.
Зан сосредоточенно смотрел в окно. Он уже взял себя в руки. Черт знает что! Расслабился, потерял контроль над собой, да еще при ком, при этом мелком жулике.
- Ну что ж, - сказал он уже своим обычным спокойным голосом. - Конечно, и "Рапиду" случается проигрывать. Но тому, кто за это молится, надо не жалеть даров в церковную кассу. Чем тяжелей труд, тем достойней награда.
"Старый торгаш, - подумал Бручиани, - да он весь свой клуб со всеми потрохами в ломбард снесет, лишь бы хорошо заплатили".
Вслух сказал:
- Дорогой доктор, ничего нет приятней па свете, чем посидеть за хорошим обедом с умным человеком.
Впрочем, обед не удался. Ели без аппетита. Доктор Зан вспомнил, что в клубе ждут срочные дела, Бручиани его не удерживал.
Тринко проводил "переговоры" на своем уровне. Он долго гонялся за скрывавшимся от него тренером Корунья. Наконец отчаявшись, поздно вечером поехал в тренировочный центр и постучал в номер, где, как он заранее узнал, жил тренер.
- Вы? - жмурясь на яркий свет, спросил толком не проснувшийся Корунья.
- Я, я, - раздраженно сказал Тринко и, оттолкнув тренера, прошел в комнату. Не снимая плаща сел в кресло, дождался, пока Корунья накинет халат. Заговорил резким тоном.
- Слушайте, так дело не пойдет. Вы будете класть деньги в карман, а морду будут бить мне. Был бы я тренером, я б уж нашел управу на ваших сосунков. Но тренер вы, а не я. Разбирайтесь сами. Мое дело - тото. До сих пор я свои обязательства выполнял. Вы не можете меня ни в чем упрекнуть. Подвели вы! И чем это для меня и моего партнера кончилось, вы знаете. Мы приняли удар на себя. Но следующая очередь будет ваша. Учтите. Это не детективный фильм. Это жизнь. А уж поверьте мне, жизнь страшней любого фильма...
- Я тоже вас не подводил, - перебил Корунья, - один раз...
- Вот именно, - в свою очередь, не дал ему договорить Тринко, - один раз. И вы видели, чем это кончилось. Так постарайтесь, чтобы не было второго. Потому что третьего пе будет. Это я вам говорю.
- Да пожалуйста, - отбивался Корунья, - я же не возражаю, один раз это...
- Во встрече с "Лазурией" "Рапид" должен проиграть. С любым счетом, хоть 0 : 1, ради бога, с любым счетом, - объяснял Тринко, словно делал тренеру бесценный подарок. - И не думайте спорить.
- Проиграть? - вытаращил глаза Корунья. Остальное он пропустил мимо ушей. - Как проиграть?!
- В футбол проиграть! Ясно? В футбол! - заорал Тринко, он окончательно вышел из себя. - Слышали, есть такая игра? Футбол называется. Вот в эту игру команда "Рапид" должна проиграть "Лазурии". Ясно? Я вас спрашиваю, ясно?
Некоторое время оба молчали. Потом Тринко заговорил уже спокойно.
- Послушайте, Корунья, мы ведь взрослые люди и кое-что в жизни понимаем. Давайте без эмоций. Вы тренер, я хозяин бара, но прежде всего мы оба бизнесмены. Мы держим тотализатор. Да, да, - он остановил рукой протестующий жест Корунья, - да, да, оба. Просто я ведаю одной стороной этого бизнеса, вы - другой. Но деньги-то зашибаем оба. Так что давайте уж и работать оба. Проигрыш "Рапида" сулит жирный куш. "Лазурия" на сегодня лучшая команда страны, ей не стыдно проиграть. Тем более что практически положения "Рапида" в таблице розыгрыша это не меняет. Был вторым, вторым и остается.
- Да, по как объяснить ребятам, черт возьми?! - воскликнул Корунья. - Вы соображаете, что говорите? Одно дело выигрывать - ладно уж там со счетом, что-нибудь придумаю. Но давать установку на проигрыш...
- Это ваша забота, - отмахнулся Тринко. - Но учтите: не проиграет "Рапид" - скажу, по вашей вине.
- Кому скажете? - насторожился тренер.
- Кому надо, словом, теперь дело за вами.
Расстались холодно. Тринко, бормоча про себя ругательства, вел машину на предельной скорости и чуть не врезался в столб.
А Корунья всю ночь проворочался в постели и заснул лишь под утро.
Он все-таки нашел выход.
На матч с "Лазурией" "Рапид" вышел, к изумлению своих болельщиков, без лучших игроков. У Каспи врач команды, находившийся в рабской зависимости от президента клуба, обнаружил легкий, бестемпературный грипп, которого сам Каспи не замечал, зато заметил врач. Такую звезду надо беречь, так что ни-ни! Одну игру можно пропустить.
Не играл и Лонг. Президент доктор Зан вызвал его к себе на виллу представить очень важным гостям (в интересах клуба, а следовательно, и всей команды). Прием так затянулся, что Лонг уже не успевал па матч, и его пришлось заменить.
Какие-то болезни нашел врач и у вратаря Виктора, он дал ему лекарства. Но после их принятия Виктор почувствовал себя неважно - по-видимому, не принимал организм (такое бывает, объяснил врач, очень редко, но бывает), него заменили совсем молодым. Прежний основной вратарь, поскольку на эту игру не планировался, был срочно откомандирован на базу отдыха.
Произвел Корунья и некоторые другие "экспериментальные" перестановки...
Короче говоря, игра закончилась со счетом 2 : 0 в пользу "Лазурии". Болельщики "Рапида" возмущались, в газетах появились не очень лестные для Корунья комментарии.
Однако, прикидывая в конце недели свои подпольные заработки, и доктор Зан, и тренер Корунья подумали, что слава "Рапида", конечно, великое дело, по на одной славе дома не построить и бриллиантов не купить. А вот на деньги, которые, души их хоть самыми дорогими духами, как известно, все равно не пахнут, все это сделать можно. Так что вывод напрашивается сам собой...
Спортивная жизнь вошла в свою колею.
Однако странное поведение тренера вызвало в команде немало разговоров. Они дошли до Корунья, и он встревожился: в конце концов, небольшое пятно на его репутации - и клуб выгонит его в два счета. Послушных тренеров много, безупречных не очень.
Надо было как-то воздействовать на команду. Олафссон делал все, что полагалось, точно и безупречно, но "общественной атмосферы" создать не мог. Другие тем более.
Каспи был слишком большой фигурой, чтобы его куда-нибудь вовлечь, Виктор - слишком молод - его удавалось легко обмануть. Камнем преткновения оставался Лонг. Восходящая звезда, пользующийся любовью у товарищей и необыкновенной популярностью у болельщиков, Лонг обладал крайне независимым характером.
Насколько он скрупулезно выполнял все спортивные указания тренера, настолько же критически он относился к его указаниям административным. К тому же Лонг отличался сообразительностью.
Повторные указания тренера не забивать мяч, переходить к обороне, изменение состава, как в матче с "Лазурией", и некоторые другие детали вызывали в его голове смутные ассоциации, да и кое-какие слухи начали носиться в воздухе.
Однажды у него состоялись две беседы, абсолютно противоположные по духу и с очень разными людьми, но обе заставившие его задуматься.
Одна с капитаном команды Олафссоном. Само по себе понятие "разговор" применительно к Олафссону выглядело странным. Редко кто слышал от него фразу, содержащую больше двух-трех слов, и тираду, состоящую более чем из двух-трех фраз, но на этот раз он "разболтался".
В перерыве между тренировками они лежали на траве, устремив взгляд в высокое синее небо, по которому неторопливо и настойчиво тянулись куда-то белые облака.
Лонг горячо доказывал, что ничего пет на свете прекрасней, чище, величественней спорта, что спортсмен - счастливый человек, хотя и спортивная дорога не гладкое шоссе, что хватает и здесь своих трудностей, невзгод, даже опасностей...
- Именно, - перебил его в этом месте Олафссон.
Такое было столь необычно, что Лонг поперхнулся на половине слова. Помолчав, он продолжал развивать свою пе очень ясную мысль о том, как это здорово - спорт.
- А потом? - спросил Олафссон.
- Что потом? Потом, когда кончил заниматься, стал стар или еще почему, живи как хочешь, - несколько неуверенно ответил Лонг.
Глубоким знанием жизни он не отличался.
- На что? - спросил Олафссон усмехнувшись.
- Ну как. - Лонг не знал, что ответить, - неужели первоклассный футболист не найдет себе работы? Тренером, преподавателем физкультуры, руководителем в спортивной организации, наконец. А потом кое-что мы все же скапливаем...
- Ты-то много скопил? - Олафссон смотрел с нескрываемой насмешкой.
- Ну я не очень, так еще есть время, мне не завтра из спорта уходить, - ехидно ответил Лонг.
Олафссон пожал плечами.
- Такие, как ты, конечно, не накопят.
- Почему? - спросил Лонг. - Я знаю кто...
- Потому что игрой не заработаешь.
- А чем?
- Сам соображай.
- Что ж мне, на тотализаторе играть?
- Сообразил наконец, - опять усмехнулся Олафссон.
- Ты серьезно? - Лонг даже привстал. - Ты считаешь, что футболист может играть на тотализаторе? А почему бы тогда не на подпольном? Может, вообще ставить на свою команду, а потом подыграть сопернику?
- Сообразил наконец, - повторил Олафссон.
- Да ты понимаешь, что говоришь! - Лонг вскочил на ноги. - Сам-то, небось, так не поступаешь, а мне, значит, советуешь! Хорош!
- Откуда ты знаешь? - теперь Олафссон говорил зло. - Мне год остался, потом на свалку, что, нищим уходить?
Лонг стоял пораженный. Нет, он что-то не понял. Они говорят на разных языках.
- Чего уставился? - сказал Олафссон, поднимаясь в свою очередь. - Серьезный больно, шуток не понимаешь. - И не оборачиваясь пошел к тренировочному полю.
Лонг проводил его взглядом.
На следующее утро он лежал на пляже с Марией. Стоял яркий голубой и золотой воскресный день, какие бывают только на побережье. Море слепило серебристой чешуей, набегало, отбегало, словно играя, солнце грело вовсю. Даже чайки сменили свой обычно грустный призыв на радостный клич.
У "футбольных девушек" был "сеанс загорания", и они ушли на свой укромный пляж, чтобы загорать совершенно обнаженными. Мария тоже сняла с себя купальник и тоже выбрала укромный уголок, но соседствовали там с ней не ее подруги, а Лонг, которого она ничуть не стеснялась. Здесь был тонкий нюанс - она не развлекалась, не отдыхала с милым па пляже, она работала, то был "служебный" загар, и, раз, полагалось загорать обнаженной, она так и делала, независимо от того, лежит рядом с ней Лонг или нет.
Лонга это тоже не особенно смущало. В конце концов, в этом году на побережье большая часть женщин приходила на пляж в одних трусиках, да и те можно было разглядеть лишь в микроскоп.
Кроме того, его мысли были далеки от фривольностей. Он горячо пересказывал подруге свой разговор с Олафссоном.
- Ты представляешь, что мне сказал этот бирюк? Шуток я, видите ли, не понимаю! Ничего себе шуточки! Между прочим, я бы не удивился, если бы он действительно играл па тотализаторе.
- Я тоже, - заметила Мария, - так ведь многие делают.
- Ты имеешь в виду футболистов?
- Конечно, даже из юниорской команды. Я у них сама видела карточки.
- Невероятно, - сказал Лонг. - Я всегда считал, что для футболиста это неэтично.
- Почему? - удивилась на этот раз Мария, она отбросила с лица густые волны золотых волос и уставилась на Лонга. - Скажи, ты бы мог, например, играть на скачках?
- На скачках другое дело, но...
- А делать ставки в тото, скажем, на игры других команд, не твоей?
- Не знаю... - задумчиво протянул Лонг.
- А отсюда до ставок и на свою команду один шаг.
- Ну хорошо, - опять загорячился Лонг, - пусть официальный тотализатор, но подпольный! Это же черт знает что!
- Какая разница, - возразила Мария и повернулась на живот, подставив дневному светилу великолепную, и без того шоколадную, спину, - только в официальном тото львиная доля идет олимпийскому комитету, а в подпольном - самим играющим, ну и букмекерам, конечно.
Загнанный за последнюю линию обороны, Лонг прибег к помощи тяжелой артиллерии.
- Хорошо. Ставят на выигрыш "Рапида" у "Ювентуса" 3 : 2. А Виктор тайно поставит на "Ювентус" и пропустит парочку голов. Загребет кучу денег.
- Загребет, - согласилась Мария.
- Но это же предательство! Подлость. Он предает свое знамя, цвета родного клуба!
- Да, в общем-то, это, конечно, свинство, - Мария снова повернулась на спину и закрыла глаза. - Но, с другой стороны, не свинство выставлять за дверь Олафссона? Он же не виноват, что ему за тридцать, что он старик. Сколько лет он служил верой и правдой клубу, сколько на нем заработали! Или Каспи. Мало, что ли, "Рапид" уплатил за него "Арсеналу", а до этого "Арсенал" "Викингам"; перепродают, как вещь. Деньги огромные, а что сами-то вы, футболисты, от этого имеете? Ничего. Ты говоришь - знамя клуба, цвета. Слушай, если тебя завтра продадут в "Лазурию", ты чьи цвета будешь защищать в матче с "Рапидом"? А? Вот то-то и оно.
- Так что ж, ты считаешь, что Олафссон прав? - прибег к последнему аргументу Лонг.
- Да нет, конечно, - после долгой паузы ответила Мария, в голосе ее не было убежденности. - Не прав. Но понять его можно, - закончила она решительно.
Оба этих разговора Лонг еще долго пережевывал, осмысливал. Какой же он все-таки еще дурак. Мария, девчонка, и то лучше него разбирается в современном мире. А он все живет какими-то давно устаревшими понятиями: "знамя клуба", "долг", "честность". Болтовня все это. Но как могут люди идти на обман, на сделку с собственной совестью?.. А почему на сделку, если их совесть не протестует?
Лонг пребывал в растерянности, в сомнениях.
Как это иногда случается в жизни, конец сомнениям положило событие, задуманное с целью склонить Лонга к одному решению, а склонившее к прямо противоположному.
Однажды утром он обнаружил у себя в ящике официальное письмо. Так он решил, потому что письмо было напечатано на машинке. Но, едва начав читать, Лонг понял, что письмо частное и даже сугубо доверительное. Начиналось оно довольно интимно: "Слушай, щенок!"
Далее шло следующее:
"Не строй из себя. Если не хочешь зарабатывать честные деньги, то не валяй дурака и не мешай зарабатывать другим. Ты, конечно, звезда, и тебе платят побольше, но подумай о товарищах, они получают гроши. И если хотят немного подработать, не порть им игру. Не высовывайся. Играй так, как тебе велят. Кто велит? Сам поймешь. А не поймешь и будешь ребятам подножки делать, смотри, и сам без ног останешься, и у подруги твоей отрежем что у нее самое выдающееся и пришлем тебе вместо шоколадных пирожных. И учти: больше предупреждать не будем". Письмо было подписано так: "Умные люди".
Сначала Лонг испытал чувство страха, потом растерянности. И вдруг пришла ярость. "Ах, вы меня хотите запугать, господин Олафссон (он почему-то решил, что письмо написал капитан, - за это говорил тот их разговор)? Не выйдет! Как бы вам самому не испугаться! Ишь, нашел кого пугать! Подлец".
Лонг хотел показать письмо Марии, потом раздумал: оно могло напугать девушку. "Ишь ты, - не уставал он возмущаться, - играй как велят! Интересно, кто велит, уж не капитан ли Олафссон? Или тренер?" Он вдруг начал вспоминать какой-то забытый эпизод с тренером, о чем-то ему говорил тогда вратарь Виктор. Но так и не вспомнил.
Письмо надолго испортило ему настроение. Но, в конце концов, он перестал о нем думать. Только иногда в досаде размышлял - какие же все-таки есть подлецы на свете...
И все же теперь Лонг стал внимательней прислушиваться к указаниям тренера, капитана. Он словно анализировал игру в свете своего разговора с Олафссоном и полученного анонимного письма.
Почему Корунья не выпустил на игру Виктора? Почему заменил во втором тайме Каспи? Почему приказывает всем уйти в защиту, перестать опекать особо опасного нападающего соперника? Он не мог не признавать опыта и педагогического умения старшего тренера "Рапида". Бывали и непонятные на первый взгляд указания. Но впоследствии выяснялось, что тренер был прав и просто он, Лонг, по неопытности не понял далеко идущего тактического замысла.