Больше года прожил Ваня в том бараке. Сбежал по осени, когда уже убрали виноград. Дорога у него была одна, на север. В Джанкое подсел на товарняк. На одной из крупных станций сняли с поезда, долго били. Едва живого бросили на какой-то свалке за городом. Оклемался. Местные бродяги приняли Ваню настороженно. Но затем сдружились. Зима выдалась тяжелой. Еды мало, только теплой одежды навалом. Много бомжей умерло в ту зиму. Хоронили тут же, на свалке, в кучах отбросов. Весной, как только пригрело солнышко, нашел Ваня такого, как сам, вечного скитальца - и двинул на север.
Хотели добраться до Кольского полуострова. К оленеводам. Но забрели в Зону, а выйти уже не смогли. Напарника Вани подстрелили, когда они воровали картошку. Раны от картечи быстро загнили. Спустя две недели Ваня похоронил Богдана на островке посреди бескрайнего болота.
Целую неделю Ваня питался корой и листьями, пока не повстречал Серого. Рядом с ним он ожил. Из-за приличной жратвы и человеческого отношения Ваня был предан ему как собака.
Проснулся Ваня от холода. Прислушался. Встал. Короткими перебежками подкрался к дому. Было тихо. Осторожно, стараясь не шуметь, подобрался к сараю, в котором были заперты его товарищи. Там слышалась возня. Потихоньку открыл дверь, шепотом позвал Хруста. Тот заматерился в ответ. В кромешной темноте, на ощупь, Ваня добрался до связанного Хруста и начал перегрызать веревки. Крепкие, нейлоновые, они почти не поддавались, зубы болели, десны начали кровоточить. Ваня периодически сплевывал кровь, все же развязал Хрусту руки, с ногами тот справился сам. Вдвоем освободили Клопа. Малой только стонал в забытьи. Его решили не трогать - все равно не жилец. Светало, когда Хруст увел остатки банды в лес.
Ночью пробираться через густой лес почти невозможно. Но жажда жизни гнала Серого вперед, и до поры до времени ему везло. Чудом уворачиваясь от низко нависающих ветвей, выскочил на небольшую полянку. Впереди темнело какое-то строение. Проверив оставшиеся в кармане патроны, Серый осторожно подполз к избушке. Пусто. Двери нет. Внутри темно. Стараясь двигаться бесшумно, вошел внутрь. Ощупью нашел заваленные тряпьем нары, завалившись на них, уснул. Проспав часа два, проснулся от непонятного страха: что-то или кто-то приближался к избушке. Ничего подобного Серый не испытывал в жизни. Уже не страх, а настоящий ужас заполнял все его естество, каждая клеточка вопила, взывая к спасению. Неизвестное было где-то рядом. Совсем близко. Дрожащими руками далеко не с первой попытки снял с предохранителя обрез. Серый прямоугольник дверного проема плясал перед глазами. Вскинул обрез, но понял, что в таком состоянии просто не сможет попасть даже в этот проем. Отползал все дальше по нарам к стене и трясся сильнее и сильнее. Холод сковывал тело. Зубы стучали.
Казалось, в голове работает камнедробилка. Во рту появился вкус крови. Удерживая трясущейся правой рукой обрез, Серый нашарил левой в кармане патроны, последние пять штук. Достал. Зажал в кулаке. Согнул в локте левую руку, положил пляшущий обрез на сгиб. Застыл в ожидании развязки.
Вся его жизнь в одно мгновение промелькнула перед ним. Старики родители, копошащиеся в жалком огородике. Цветущая яблоня под окном. Запах топленного в печке молока. Присяга. Волнующая тяжесть автомата в руках. Первый наряд вне очереди за расстегнутую пуговицу. Жестокая драка с дембелями, в которой ему выбили два зуба. Кровь на ребристой, покрашенной отвратительной зеленой краской батарее. Зажатый словно тисками затылок. Собственный дембель. Дикая пьянка в поезде. Молоденькая, пьяная в стельку проводница. Тесный вонючий туалет в вагоне. Задранная на спину форменная железнодорожная юбка. Тощие с синевой женские ягодицы. Странное тянущее ощущение. Хрипловатый пьяный смех. Его рука, влепившая хлесткую пощечину. Брызги крови на зеркале. Подколы приятелей - дембелей. Школа милиции. Первые лычки. Гордость. Неприязненные взгляды девушек. Комната в общаге. Стена с фотографиями обнаженных красоток. Обезьянник в отделении. Пьяная до потери сознания девица. Нары, разорванные кружевные трусики. Смущение и горький стыд после. Погоны с маленькими звездочками. Валерка. Надвигающаяся на него совершенно голая Аллочка. Продавленная постель в общаге. Ее мягкое, такое желанное тело. Сводящий с ума язык. Фонтанчик темной, почти черной крови из аккуратной дырочки во лбу Валерки. Наручники. Одиночка. Пристегнутая к стене шконка. Приговор. Зона. Удары прикладом в спину. Лай собак. Режущий уши визг циркулярной пилы. Двухъярусные нары. Освобождение. Нестерпимо яркое синее небо над головой. Бомжи в привокзальном скверике. Закончившаяся водка. Пустые карманы. Мужик, сдуру засветивший лопатник. Удары резиновой дубинкой по почкам, по голове. Общая камера. Суд. Зона. Шестерки. Паханы. Постоянная готовность либо умереть, либо убить. И снова вой циркулярки. Долгожданная свобода. Старенький дедок в заброшенной деревне. Чужая кровь на руках. Булькнувший в колодец вслед за телом дедка кухонный нож. Одиночество. Первый осознанный выстрел в человека. Вкус свежей крови во рту. Сырое мясо только что убитого барана. Распростертое на дощатом полу голое тело молодой женщины. Запрокинутая голова, струйка крови из прикушенной губы. Ненавидящий взгляд. Нож, с тихим хрустом входящий в ее грудь. Пустота на душе, пустота в сердце. Глаза убитых им мужчин, замученных женщин. Кровь на руках.
Серый прямоугольник дрожал перед глазами. Запах зверя, острый и душный, явственно чувствовался в избушке. На миг стало темно. Серый ударил из двух стволов, переломил обрез, затолкал еще два патрона и снова выстрелил дуплетом.
Он не успел отвести скобу - что-то огромное, невыносимо тяжелое навалилось ему на ноги. В ноздри ударил удушающий запах падали, разложившихся внутренностей, гниющей крови. Боль стеганула в мозг. Теряя сознание, Серый услышал хруст ломающихся в огромных челюстях собственных костей.
Яна просидела у тела Тараса всю ночь. Она уже не плакала, только вздыхала со всхлипами. Эльза, как могла, старалась ее утешить. Казимир осматривал дом, запасы оружия, патронов. То, что не договорил Тарас, было понятно и так. Тварь необходимо остановить - хотя бы ради памяти старика. Как же до обидного глупо он подставился под пулю юнца!
Эльза ненадолго уснула под утро. Казимир прикорнул на лавке в большой комнате.
Едва рассвело, отправился побеседовать с пленниками. Подходя к сараю, почувствовал тревогу. Дверь оказалась незапертой. Внутри - только остывающее тело Вовчика. Все ясно, сбежавшие освободили пленников. Озлобленные, они вполне могут начать охоту на него и на женщин. Выход оставался один: уходить, и чем быстрее, тем лучше. То, что он захватил в ночном бою два обреза, было само по себе неплохо, но у бандитов, скорее всего, на руках оставалось еще два. Одного вооруженного парня он видел точно, но был еще один, тот прятался возле леса. Получалось, что пришли они сюда впятером. Четверо ушли, а это против него одного да еще с двумя женщинами - явно многовато. В одиночку Казимир вполне мог позволить себе поиграть с ними в Рембо. Но где спрятать женщин? Да еще Тварь… с ней необходимо кончать. Вернулся в дом, чтобы привести Яну в чувство, попросил ее соорудить плотный завтрак. Сам, прихватив лопату, отправился копать могилу для Тараса. Ухоженную могилку Марии нашел быстро. На высоком берегу реки, в излучине, посреди небольшой полянки высился аккуратный холмик, рядом - добротная скамейка. Перед тем как начать печальную работу, Казимир присел на скамью и закурил. Вид отсюда открывался замечательный. На другом, более низком берегу зеленел большой луг, местами поросший кустарником. Речушка что-то шептала на камнях. Проснувшиеся птицы щебетали бездумно и беззаботно. Ветерок доносил свежий аромат разнотравья. Поплевав на ладони, Казимир споро разметил прямоугольник могилы, поднял дерн и принялся отбрасывать в сторону легкую песчаную почву.
Через два часа он вернулся в дом. На чердаке у запасливого старика оказался даже готовый гроб. Спустил его вниз, с помощью Яны обрядил и уложил тело Тараса в домовину. Потом втроем, на тележке, повезли Тараса в последний путь.
Вернувшись в дом, женщины начали собираться в дорогу. Казимир закопал тело Вовчика на заднем дворе. Помог со сборами. Потом, усадив всех за столом, объяснил, что предстоит сделать. Гоняться за уцелевшими бандитами по лесу Казимир считал неразумным, но и оставаться в доме тоже было рискованно, их могли из мести сжечь.
Но прежде чем уйти, следовало решить проблему с Тварью. Поскольку зверюга умела каким-то непостижимым образом отводить людям глаза, Казимир предлагал ее обмануть. Только одно обстоятельство тревожило его. Как быть с Яной? Но девушка на удивление быстро согласилась идти с ними. Оставаться в пустом доме она боялась, а вместе с Казимиром, по ее утверждению, опасаться ей было нечего. Услышав заявление девушки, Эльза как-то странно посмотрела на нее, но в глазах у Яны был такой отчаянный страх, что Эльза немного успокоилась. Загрузившись провизией и снаряжением, двинулись к избушке, в которой встреча с Тварью была наиболее вероятна.
Как и рассчитывал Казимир, вышли на поляну уже к вечеру. Легкий порыв ветра донес до них запах смерти. Локис оставил вооруженных ружьями Эльзу и Яну на безопасном расстоянии, ящерицей скользнул к избушке. Открывшееся зрелище было явно не для слабонервных. Везде была кровь: на заваленных тряпьем нарах, на стенах, на потолке. Куски человеческого мяса вместе с обрывками одежды валялись повсюду. Искореженный обрез лежал на полу. Но главное - запах. Тошнотворный запах смерти и зверя. Сегодняшней ночью, пока Казимир защищал дом и затем успокаивал Яну, здесь, в этой же самой избушке, Тварь сожрала еще одного человека, причем живого. Человек пытался защищаться. Вон на полу стреляная гильза. Казимир поднял гильзу - в нос ударил характерный запах сгоревшего пороха. Переломил обрез: так и есть, и там две стреляные гильзы. Значит, стрелял погибший четыре раза. Неужели промазал? Вон возле двери несколько отметин от картечи! Нет, остались клочки шерсти. Выходит, зацепил. Что ж, теперь раненая Тварь еще опаснее. Значит, в избушке им не укрыться. Женщины здесь находиться не смогут. Как их укрыть, чтобы обеспечить хотя бы относительную безопасность?
Пошатываясь от тошноты и легкого головокружения, Казимир медленно подошел к спутницам.
- Придется вернуться в дом. Здесь для нас слишком опасно, - сказал, садясь на траву и закуривая.
- Что? Опять? - спросила Эльза, глядя, как подрагивают пальцы всегда невозмутимого Казимира.
- Да, и кажется, это был один из нападавших. Там обрез остался, - тихо ответил Казимир. - Уходить нужно. Тварь скоро может явиться. Здесь ее охотничьи угодья. Это ее земля.
- А ты? Что будешь делать ты?
- Останусь, ее необходимо остановить. - Казимир упрямо поморщился. - Пойми, Эльза, это не лихие ребята из леса, с которыми в крайнем случае можно договориться. Тварь - людоед, причем крайне опасный. Она появляется в сумерках и ждет, когда жертва будет совершенно не готова к нападению. И только тогда атакует. Кроме того, зверюга умеет отводить глаза. Попасть в нее сложно, ее нужно уметь видеть. Всякий раз, когда я точно ее видел, улавливал движение боковым зрением. Она чувствует, когда на нее смотрят, - и обманывает. Значит, стрелять нужно, ориентируясь только на слух или запах.
- Или на изображение на мониторе, - задумчиво заключила Эльза.
- Что? На каком мониторе? - встрепенулся Казимир, уже догадываясь, о чем идет речь.
- Всякий раз, когда я снимала Тварь, я отчетливо видела ее через монитор. И ты, и покойный Тарас вечно спорили, где кто стоял, кто что видел, но ваши споры мне были непонятны до тех пор, пока ты не сказал про боковое зрение. Понимаешь, электронику не обманешь, у нее нет чувств, на которые можно воздействовать. Камера бесстрастно фиксирует реальное изображение, то, что есть на самом деле, а не ту картинку, которая непонятным образом искажается в человеческом мозгу.
- Эльза, мне нужна твоя камера! - крикнул обрадованный Казимир.
- Что ты задумал?
- Закреплю на карабине. Вместо прицела.
- Сейчас? - воскликнула Эльза. Казимир секунду подумал.
- Нет, в доме. Нужно отъюстировать камеру таким образом, чтобы оптическая ось достаточно точно совпала с линией прицеливания. Все, мы уходим. Стемнеет скоро.
Хруст уводил оставшихся с ним Клопа и Ваню вниз по реке. К полудню они оказались достаточно далеко от дома старика. Лишившиеся оружия, они все равно представляли собой значительную силу благодаря ставшим привычным умению выживать, а главное, той ярости, которая кипела в них сейчас. Даже Ваня, обычно тихий и миролюбивый, готов был разорвать в клочья любого, кто станет на пути. Поднявшись на обрывистый берег, все трое, сраженные усталостью, повалились на усыпанную опавшей хвоей землю. Животы давно подвело от голода. Добыть нормальную еду можно было только разбоем. А поселенцев в этой незнакомой местности еще нужно найти. О том, чтобы вернуться к дому старика, не было и речи. Клоп своими глазами видел: там живут не только старик с девчонкой, но еще и сильный, хорошо вооруженный мужик с молодой бабой. Без оружия дом не захватить. Необходимо искать добычу по зубам.
Отлежавшись немного, Ваня отправился искать что-нибудь поесть. Ни грибов, ни ягод еще не было. Вся надежда - найти гнездо с яйцами. В такой чащобе это было вполне возможно. Голодный до тошноты, Ваня нарезал круги по лесу, пока Хруст с Клопом приходили в себя. Была в Ване какая-то удивительная неутомимость, постоянное желание куда-то бежать, что-то смотреть. Вот и сейчас, не обращая внимания на гудящие от усталости ноги, он шнырял по завалам валежника, едва не роя носом землю в поисках съестного.
Хруст даже не поднялся. Знал, что Ваня, божий человек, не съест добычу втихомолку, а обязательно принесет все, что найдет, собратьям по несчастью. Клоп, пошатываясь на негнущихся ногах, спустился к реке в надежде наловить хотя бы лягушек. Хруст до сих пор брезговал земноводными и потому совершенно не реагировал на всплески и восторженные возгласы Клопа.
Ваня пробежал уже не один километр. Вдруг его привлек странный запах сырого мяса и свежей крови. Осторожно раздвинул густой малинник, увидел бледную руку в хорошо знакомой серо-зеленой грязной куртке. Именно эту куртку Ваня сам стянул на одном из подворий. Просто взять там больше было нечего. А у Серого куртка совсем прохудилась, вот Ваня и отдал ее вожаку.
- Серый! - тихонько позвал Ваня и дотронулся до непривычно бледной руки, уже не надеясь услышать ответ. Смертельно холодной оказалась рука вожака. Дрожа от ужаса, Ваня не решался прикоснуться к обнаженной коже мертвеца, ухватился за рукав и с силой потянул его на себя. Серый был мужиком представительным, даже крепко исхудав в последнее время, весил по-прежнему немало. Но тут Ваня явно не рассчитал - рухнул спиной в малинник и дико закричал. От Серого осталась только верхняя половина: голова, руки и грудь. Больше ничего не было. Ни ног, ни живота. Только обрывки кишок тянулись за оторванным торсом. Ваня, трясясь от ужаса, полз задом по малиннику и не переставал кричать. Потом уперся спиной в древесный ствол, перестал пятиться. Ваня уже не кричал, только скулил, как брошенный в февральскую стужу на улице месячный щенок. Перевернувшись, на четвереньках пополз прочь от ужасного места, где встретил смерть его надежный товарищ. Все перепуталось в голове Вани. Он не соображал, что делает, долго полз куда-то, затем вскочил на ноги и побежал. Ветки хлестали по лицу, толстые, торчащие из земли корни цепляли за ноги, а Ваня бежал и бежал, не обращая внимания ни на что. Пару раз ему попадались неглубокие речки, небольшие болотца. Наконец Ваня упал на землю на широкой лесной поляне. Здесь не было запаха крови, только одуряюще пахло цветами и медом. Пчелы с мерным жужжанием перелетали с цветка на цветок, пригревало солнышко, было совсем нестрашно.
…В ту минуту Хруст свернул самокрутку и принялся ее раскуривать. Отсыревший самосад тянулся плохо, у Хруста кружилась голова от усталости, голода и гипервентиляции. Вдруг он услышал отдаленный, приглушенный расстоянием крик. Кричал Ваня. Он готов был поклясться в этом. Хруст прислушался. Крик не умолкал. Он запомнил направление, свистнул Клопу, и вдвоем они бросились на выручку к приятелю.
Крик был непрерывный. Он то немного затихал, то вновь становился громче. Хруст и Клоп бежали сломя голову. Что-то произошло, но что - не было времени размышлять. Обгоняя друг друга, они мчались навстречу неизвестности.
В дом они возвращались ночью. Яна не совсем поняла, о чем говорили Эльза и Казимир, но решила, что ей лучше не вмешиваться. Предыдущая бессонная ночь давала о себе знать. На подходе к бывшему лесничеству Яна уже засыпала на ходу. Эльза поддерживала под руку смертельно уставшую девушку.
Пустынный дом принял их радушно. Оставленный навсегда, он еще не утратил человеческого тепла и был живым. В нем остро не хватало Тараса. Казалось, скрипнут под его шагами половицы, стукнет дверь, прозвучит его низкий, совсем еще не старческий голос.
Эльза уложила едва держащуюся на ногах Яну, вернулась к Казимиру. Тот сидел за столом и о чем-то напряженно думал. Присела напротив, накрыла его руку своей, всматриваясь в лицо, спросила:
- О чем думаешь, Казимир?
- Да так, о Твари, - как эхо отозвался он. - Мы столкнулись с очень серьезной мутацией. Помнишь, в середине восьмидесятых прошла шумная кампания, связанная с публикациями о снежном человеке?
- Нет, я тогда еще была ребенком.
- А, ну да, я совсем выпустил это из виду. Так вот, там проскальзывала информация, что снежный человек появляется неожиданно и так же неожиданно исчезает, словно отводит глаза наблюдателю. Наш случай напоминает то, что было описано. Конечно, тогда опубликовали много примитивных уток. Но проскальзывала и правдивая информация. Конечно, есть и отличия. Наша Тварь - людоед, но подобные патологии встречаются и среди обычных медведей. Медведь - зверь всеядный, основная его пища - ягоды, корешки, но при удобном случае он и лося завалить может. Он не уходит от туши, пока все не съест. Ты заметила, что Тварь постоянно возвращается к избушке? Скорее всего, именно потому, что впервые попробовала там живую плоть. Отсюда следует, что зверюга вернется в избушку снова - будет искать новую добычу.
- Ты думаешь, Тварь - в прошлом медведь?
- Вернее, его предки - медведи. Тварь - мутант.
- Но тогда, если следовать твоей логике, получается, что шумиха середины восьмидесятых тоже связана с мутантами?
Казимир пожал плечами: