- Я ничего не утверждаю, но есть одна странность. Не было ни одного сообщения о находке скелета или останков снежного человека. И еще. Все встречи людей с бигфутом, йети или снежным человеком происходили именно в тех местах, где обитают медведи. И ни разу эти существа не были замечены в Европе, в Африке, в Южной Америке, в Австралии или в Евразии. Встречали его в Южной Сибири, на Тянь-Шане, в отрогах Гималаев, на Алтае и на Кавказе. Ну, пожалуй, еще на Урале. Кроме того, остается Северная Америка, но и там снежного человека видели в разных местах, за исключением Аляски. Обрати внимание, везде, где обитает бурый медведь или его сородичи - гималайский и гризли, - встречали снежного человека.
- А причины мутаций? Что-то ведь послужило толчком к подобным изменениям?
- А ты не привязывала места встреч к карте? Так вот, я посмотрел в свое время: везде, где люди видели йети, был повышенный природный фон радиоактивности либо выходили на поверхность урановые руды. Это может говорить только об одном: причины мутаций в радиации.
- Но откуда здесь взялись медведи? - Эльза зябко огляделась по сторонам. - Я никогда не думала, что так близко от Киева есть места, где обитают эти звери.
- А ты помнишь, что сказал Тарас? Он сам встречал мишек еще в восемьдесят третьем, а, насколько я помню, появились они в этом районе раньше, впервые их зафиксировали неподалеку отсюда в восемьдесят первом.
- Слушай, Казимир, откуда ты все это знаешь?
Он по-детски усмехнулся:
- Просто интересовался всякой ерундой. Ты ведь тоже помнишь множество различных сведений, которые неизвестно когда могут пригодиться.
- А как ты собираешься использовать камеру?
- Закреплю на карабине, постараюсь совместить оптическую ось с линией прицела и буду наблюдать происходящее на мониторе.
- У меня остался всего один комплект батарей, его просто не хватит на ночь.
- А мне не нужно на целую ночь, я уверен, что почую Тварь. Включу камеру всего на три, максимум на пять минут.
- Ты будешь это снимать?
- Тебе это нужно? То есть, я хочу спросить, ты хочешь, чтобы я это снял?
- Если только это будет возможно.
- Хорошо, я сделаю все, что ты хочешь. Эльза задумалась:
- Но ведь ты будешь рисковать жизнью, Казимир!
- Не больше, чем ты. Если Тварь меня одолеет, ни тебе, ни Янке не выбраться отсюда.
- Я помню об этом. - Она тихо вздохнула. - Поэтому постарайся себя сберечь. Ты очень нам нужен.
- Я не забываю этого. Иди ложись спать, Эльза.
- А ты?
- Лягу здесь. Мне нужно хорошо отдохнуть. Завтра трудный день. Надо будет завершить все за сутки. Ты ведь спешишь?
- В общем-то да, сроки поджимают. Нам ведь выбираться отсюда в общей сложности дня три?
- Если возвращаться обратно, то конечно, но до Киева отсюда ближе. Можно уложиться в два дня. У тебя связи в городе остались?
- Естественно, там и мои родители, - улыбнулась Эльза. - Я, правда, их не видела больше трех лет.
- А кто они, твои родители?
- Тебе такая фамилия не попадалась - Вильченко?
- Уж не Борис ли Николаевич?
- Именно!
- Ничего себе! - удивленно ахнул Казимир.
- А то!
- Так что ты богатая наследница, сбежавшая из дворца?
- Ну да. Такая-сякая, оставила отца!
- Все, иди ложись спать, светает, - резко оборвал Л окис.
- Ты точно ничего не хочешь? - потупив глаза, спросила Эльза.
- Знаешь что, моя дорогая Лизонька, может быть, мы вернемся к этому разговору, но только тогда, когда эта история закончится. Мне нужно будет очень многое тебе сказать. Тогда ты все поймешь и решишь, как нам быть.
- У тебя есть женщина?
- Лиза, я не хочу сейчас об этом говорить, - резко прервал разговор Локис.
Ваня совершенно не представлял, где находится. Обширный, местами поросший кустами луг спускался к реке. Он напился и двинулся вверх по течению. Преодолел болотистую низину, вошел в светлую дубраву. После хмурых еловых лесов, в которых его постоянно преследовал запах болотного газа, дышалось удивительно легко. Пронизанная солнечными лучами дубрава просматривалась далеко, никакой опасности Ваня пока не видел, потому и шел свободно, без опаски. После пережитого ужаса ему больше всего хотелось оказаться подальше от страшного места, где он обнаружил Серого, вернее, не всего Серого, а его половину. Как только Ваня вспомнил о том, что увидел в малиннике, тошнота подступила к горлу. Опять его долго и мучительно рвало речной водой. Ваня совершенно ослабел, привалился спиной к толстому шершавому стволу могучего дуба и закрыл глаза. Ночь, проведенная без сна, трудный переход по холодной воде лесной речки, ужасная находка и бегство окончательно сломили Ваню. Не хотелось никуда идти, не осталось сил для борьбы за жизнь, полная апатия овладела им. Но ночной холод погнал дальше. Светила луна. Ваня брел через какие-то луга, запущенные поля, пока не наткнулся на высокий крепкий забор. Перебраться через него не удалось. Добравшись до ворот, Ваня свернулся возле них и уснул.
- Ты живой или как? - раздался близко незнакомый голос, и легкий пинок в бок привел в чувство Ваню.
- Живой! - прохрипел он в ответ и посмотрел на крепкого мужика средних лет, который стоял над ним, держа в опущенной руке двустволку.
- Тебе чего тут нужно, божий человек? - спросил мужик.
- Попить не дадите? - дрожащим голосом попросил Ваня.
- Ну да, а то так есть хочется, что переночевать негде! Так, что ли? - усмехнулся мужик. У него было простое загорелое лицо, испещренное сеткой ранних морщин.
- По правде говоря, именно так, - смущенно кивнул Ваня.
- Чем вообще занимаешься?
- По свету брожу. Уже давно.
- А кормишься чем? Воруешь?
- Когда как, бывает, что и ворую, а когда и работаю. По-разному.
- Разбойничаешь?
- Нет. Не люблю оружие, не умею убивать. Хотя и с вольными людьми почти три года прожил.
- Молодец, что не врешь. Ел давно?
- Дня два назад или три, не помню.
- Сюда-то как попал? Шпионить явился?
- Нет, бежал. От своих отбился. Вожака нашего кто-то сожрал. Страшно сожрал, по самую грудь оторвал тело зверь. Испугался я очень, долго бежал. Сил больше нет.
- Вставай, заморыш, накормлю, если отработаешь.
- С радостью, хозяин, возьми меня, за хлеб работать буду! - затрясся от радости Иван.
- На одном хлебе много не наработаешь. Пошли.
Пошатываясь, Ваня прошел вслед за мужиком во двор. Большой крепкий дом, справа, в просторном хлеву, повизгивают свиньи, пестрые куры купаются в пыли. На крыльце - довольно молодая крупная женщина, тоже с ружьем в руках. Из окошка выглядывают две светловолосые детские головки.
- Наденька, принеси-ка этому бедолаге чего-нибудь поесть, - негромко сказал мужик жене и, обратившись к Ване, добавил: - Садись вон туда, за стол, сейчас тебя Надя покормит, а затем расскажешь про свое житье-бытье.
Ваня послушно прошагал за широкий стол под навесом и робко присел на краешек скамьи. Женщина поставила перед ним миску с отварной картошкой и глазуньей из трех яиц, отошла в сторону и опустилась на завалинку возле дома. Мужик сел напротив Вани, поставил возле себя ружье, сложил на столе тяжелые натруженные руки, молча смотрел, как Ваня с жадностью уминает стоящую перед ним еду. Как только Ваня доел последние крошки, мужик, крякнув, спросил:
- Тебя как зовут, божий человек?
- Ваней кличут.
- Погоняло или по паспорту?
- Так родители назвали. Стало быть, и по документам так было.
- А они у тебя есть, документы-то?
- Нет, уже давно. Как в рабство попал в Крыму, так и бегаю без них.
- Как это - в рабство? Вроде уже нету такого!
- Есть, еще как. Я в Крым направился, никогда там не бывал, вот решил посмотреть. Деньги кончились, а тут предложили на виноградниках поработать. Деньги обещали, кормежку, жилье. Согласился сдуру. Завезли куда-то в степь. Охрана на лошадях, паспорт отняли. Работали весь день, о деньгах и слыхом не слыхивали. Вкалывали за баланду и нары в бараке. Год или чуть больше я там был, потом сбежал. Добрался до Киева. Перезимовал - и сюда пришел. Здесь уже четыре года. Вот и все.
- С этим понятно, а раньше?
- А что раньше, на севере жил, работал, оленей гонял. Говори, хозяин, чем отработать харч?
Хозяин посмотрел в усталые глаза гостя:
- Знаешь что, Ваня, меня, кстати, тоже Иваном зовут, оставайся у меня до осени. Денег я, понятное дело, тебе не дам, но кормить буду. Жить будешь пока на сеновале, ну и работать. У меня жена собирается рожать, так что работник она никакой, а помощь нужна: и за скотиной ходить, и в поле. Коли согласишься, не пожалеешь. Думать будешь?
- Да что тут думать, Иван, - разулыбался обрадованный бродяга. - Согласен, конечно, до осени работать буду на совесть, обещаю, а потом могу и уйти, не привык я подолгу на одном месте оставаться.
- Дело твое. Стало быть, по рукам?
- По рукам, хозяин.
Клоп увидел это первым. Подбежавший Хруст, заметив замершего, смертельно бледного Клопа, остановился в отдалении и некоторое время наблюдал за происходящим. Убедился, что особой опасности нет, осторожно приблизился. Огромный рой мух взвился над изуродованным телом Серого и тут же упал вниз, спеша отложить личинки на уже разлагающемся мясе.
- Интересно, кто же его так? - обращаясь скорее к самому себе, спросил Хруст.
- Бежать отсюда надо! - выдохнул Клоп.
- Куда бежать? Придурок! - рявкнул Хруст. - Ни оружия, ни жрачки! Беги! Тебя никто не держит!
- Хруст, давай уйдем! - взмолился Клоп.
Хруст, не говоря ни слова, повернулся и быстрым шагом направился в лес. Клоп бросился за ним. Они шли, ускоряя шаг, голодные, злые, почти бежали, стараясь как можно дальше уйти от жуткого места. Клоп уже тысячу раз пожалел, что когда-то давно, кажется сто лет назад, пришел в Зону.
Клопу было пятнадцать, когда, разругавшись с отчимом, он сбежал из дома. Прибился к группе мародеров, попал сюда. Да только вскоре их компания распалась, и Клопу пришлось примерить на себя маску лесного разбойника.
Вместе с шайкой таких же, как сам, молодых волчат на собственной шкуре постигал основы разбойной жизни. Многие мерли от голода и холода, но другого занятия у них не было. За десять лет жизни в Зоне Клоп, наверное, остался одним из немногих уцелевших. Он давно забыл, какая она - обычная жизнь. Когда к ним попал Хруст, многое изменилось. Добыча стала побогаче. Жратвы появилось вдоволь, да, к сожалению, не надолго. В лесах стало попросту тесно. Их выбили с насиженного места, пришлось искать другое. Оружия оказалось маловато. Долго рыскали, как стая голодных хищников, пока не нарвались на банду Серого. Озлобленные, они не послушались тогда Хруста и ломанули силой. Полегли все. В живых остались только Клоп и Хруст, старый и осторожный. Хруст никогда не лез на рожон, старался обстряпывать дела тихо и незаметно. Сумел он втереться и в доверие к Серому. Нельзя сказать, что тот принял Хруста как брата, но в банду взял, а вот Клопа хотел прикончить. Повезло, что Хруст тогда за него поручился. В понимании Клопа Серый был натуральным зверем, жизнь человеческую ни во что не ставил. Но одно время под его началом существовали нормально. Пока хата не сгорела. Тогда пришлось переселиться в землянку. В этом деле выручил всех Ваня. Практически в одиночку копал, строил, лепил печку. Когда Серый решил осесть на хозяйство, Клоп не очень-то обрадовался, но Хруст ему объяснил все выгоды такого дела. В особенности если удастся замочить самого Серого. Теперь Серого нет, да вот только и дома нет, и жратвы.
Клоп смертельно устал, бежать за Хрустом становилось все тяжелее, но сама мысль о том, что придется остаться одному в лесу, где неведомая Тварь разрывает человека на части, подгоняла его. Пот заливал глаза. Ветки то и дело стегали по лицу. Но Клоп изо всех сил старался не отстать. Временами он удивлялся, откуда у немолодого уже Хруста столько силы. Внезапно нога ушла куда-то в пустоту. Клоп даже не успел среагировать, как усыпанная прошлогодней прелой листвой земля устремилась навстречу и резкая боль рванула ногу. Что-то хрустнуло, и Клоп покатился по земле с диким воем, схватившись за сломанную лодыжку.
Упав на бок, глянул на ногу и обомлел: из разорванной штанины торчала его собственная белая кость, быстро окрашивающаяся красным. Сломанная нога горела, словно ее до колена засунули в костер. Клоп хотел позвать Хруста, но тот уже стоял рядом и невозмутимо глядел на перелом.
- Хруст, помоги мне! - попросил Клоп.
- Хреново, очень хреново, - словно не слыша, пробормотал Хруст. - Как же тебя угораздило?! А воняет как! Ты что, уже?
Не слушая, что ответит ему Клоп, Хруст вернулся на то место, где провалилась нога напарника, и присвистнул: в заваленной валежником яме лежал полуобглоданный разлагающийся труп.
- Так. Еще один, - негромко сказал Хруст и, вернувшись к Клопу, присел на корточки. - А ножка у тебя, парень, тю-тю. Не жилец ты теперь, никакая "скорая" тебе не поможет.
- Не бросай меня, Хруст! Что хочешь для тебя сделаю, только не бросай! - умолял Клоп, уже понимая всю бессмысленность просьб.
- Ладно, - подумав, сказал Хруст. - Полежи пока. Я посмотрю, куда тебя пристроить.
Насвистывая что-то, Хруст перешагнул через Клопа и скрылся в чаще.
Оставшись один, Клоп заплакал. Слезы прочерчивали грязные дорожки по давно не мытому лицу. Он уже понял, что смерть стоит рядом. Умирать было страшно. Только теперь он понял то, что столько раз видел в глазах умирающих людей. Боль заполняла сознание, нестерпимо хотелось пить. Смерть была близко, но она еще не приняла окончательного решения. Смерть медлила, словно раздумывая, дать Клопу пострадать или нет.
Целая вечность, наполненная болью и одиночеством, прошла прежде, чем вернулся Хруст. Он появился бесшумно, остановился в двух шагах от лежащего на земле Клопа и, немного помедлив, сказал:
- Тут недалеко, метров триста, халупа есть. Туда доберемся. Ты полежишь, а я жратвы добуду.
Кое-как затянув рану, Хруст взвалил на плечо пусть и сильно исхудавшего, но все же нелегкого Клопа и понес его через лес в халупу. Каждый шаг причинял Клопу боль, но он сцепил зубы и старался сдержать стоны. Понимал: если начнет надоедать Хрусту, тот попросту сбросит его на землю и оставит умирать в лесу одного. А так у него появлялся зыбкий шанс выжить. Почти час с остановками добирались до избушки. Старая, но крепкая, она стояла на краю небольшой полянки. Дверь валялась в стороне, но в крошечных оконцах сохранились стекла. Воняло в избушке какой-то мерзостью, но выбирать не приходилось. Уложив Клопа на уцелевшие нары, Хруст спустился к речке, принес воды в закопченном солдатском котелке, найденном здесь же. Разжег корявую, сложенную из речного камня печурку, поставил кипятиться отвар из собранных неподалеку трав. Закурил самокрутку, присел на невесть как попавший сюда дощатый ящик. Решение он уже принял и не собирался его менять. Будь на месте Клопа кто-то другой, Хруст, пожалуй, и пальцем бы не пошевелил, но теперь он считал свой долг выполненным. Дотащив приятеля до более-менее надежного жилья, он решил уходить. Помочь Клопу Хруст не мог, а оставаться рядом с ним до той поры, пока начнется гангрена, не хотел. Когда отвар немного остыл, он часть выпил сам, остальное поставил рядом с Клопом.
- Ну вот и все, Клоп. Пойду я. Тебе я ничем не помогу. Выживешь, значит, повезло, а на нет и суда нет. Прощай.
- Хруст, мне не выжить одному! - взмолился Клоп.
- Твоя проблема, что мог, я сделал. Счастливо оставаться. - Хруст вышел из избушки. Травяной отвар противно булькал в животе, не создавая ощущения сытости, но это было лучше, чем ничего. Хруст последний раз взглянул на избушку и решительно углубился в лес.
На закате Казимир отправился караулить Тварь. Все просьбы Эльзы взять ее с собой он пресек решительно и безоговорочно. Пробираясь к избушке, надеялся, что и сегодняшней ночью Тварь появится здесь. Было у него предчувствие, что именно там, у избушки, и случится развязка, в этой истории будет поставлена последняя точка, оборвется цепь ужасных смертей. Тогда уже завтра, рано утром, можно будет выводить из Зоны Эльзу. Вывести из Зоны и расстаться с ней навсегда. Безвозвратно потерять эту удивительную женщину, явившуюся будто из сна и в любую минуту готовую исчезнуть без следа. Он понимал, что с известной тележурналисткой, к тому же наследницей несметного состояния, его не сможет связать ничто, но тупая боль от мысли о скорой разлуке уже поселилась в сердце. Слишком сильно запала в душу Эльза. Казимир чувствовал, что расставание с ней будет переживать долго. Если бы существовал малейший шанс удержать ее, он бы использовал его не задумываясь, но именно этого шанса у Казимира не было. То, как она играла с ним, как однажды весьма откровенно предложила переспать, он воспринимал как шалости избалованной девицы. А открывать ей свои чувства не считал возможным. Страх быть отвергнутым, высмеянным останавливал его, хотя безумно хотелось сказать ей именно те самые главные слова, обнять, прижать к груди, узнать вкус ее губ, взъерошить короткий ежик волос на ее затылке, поцеловать милую ямочку у основания шеи. К сожалению, все это так и останется мечтой. Не будет объятий, поцелуев, безумных ночей, он не имеет права даже прикоснуться к ней, не то что сказать о своем чувстве.