Без права на покой [Рассказы о милиции] - Эдуард Кондратов 10 стр.

Лицом к лицу

Мелкий нудный дождь, моросивший почти две недели без роздыху, наконец-то прекратился. В то утро командиру роты, в которой служил Винокуров, стало известно, что через тайгу по направлению к государ­ственной границе пробираются двое бандитов. На их совести немало безвинно загубленных человеческих жизней. Оба понимали, что на снисхождение рассчитывать не приходится. Прощения не будет. И потому, точно бешеные волки, не щадили любого, кто вставал на их пути. Хитростью и коварством, выдав себя за лесников, им удалось пробиться через один из заслонов и при этом завладеть оружием. Теперь они были намного опаснее.

Но какой бы путь ни избрали преступники в тайге, возмездия им не избежать. Старший лейтенант Анатолий Захаров, бывший фронтовик, знал в этих, родных ему местах даже тропы, какими ходит зверь. Под его руковод­ством были блокированы все лесные дороги. В одну из групп включили и Винокурова. Обладавший большой физической силой, отличный стрелок, старательный и расторопный солдат, он в числе первых среди молодых своих сверстников добился права пойти в войсковой наряд.

Сегодня Александр Филимонович не скрывает, что сильно волновался в тот день. Каким-то шестым чувством угадывал он, что смертельной встречи не миновать. Двое его спутников, люди испытанные, сохраняли невозмутимое и даже в какой-то мере флегматичное отношение к про­исходящему. Деловито, привычно устраивали себе ночлег, прибыв на берег большого болота.

- А ты чего медлишь? - спросил его сержант.

- Мне что-то не хочется спать, - отвечал Александр.

- Чудак. Раньше полудня им сюда не добраться. Да и вряд ли они пойдут этой дорогой. Не дураки же. Во- первых, солидный крюк в сторону, во-вторых, болото. Тут не то что сапоги, голову можно потерять.

- Если доверите, - попросил Винокуров, - я постою на часах.

- Что ж, давай, ежели охота ломит. А мы пока прикорнем. Надоест стоять - разбудишь. Да не вздумай костер разжигать. Ночью огонь далеко виден.

Сержант и его напарник, выбрав местечко посуше, расстелили на траве плащ-палатки, в головах пристроили вещмешки и легли спинами друг к другу. Оружие каждый положил вдоль туловища - стволом на ладонь. Не прошло и пяти минут - заснули. Остался Александр один на один с погрузившейся в темень тайгой.

Говорят, что ночь на посту тянется долго. Он этого не заметил. Со всех сторон солдата, выросшего в степном Поволжье, обступила глухая и всеобъемлющая тишина: ни рычания зверя, ни крика птицы, ни всплеска воды, ни шороха. Затаившаяся тайга следовала своим извечным законам, о которых Винокуров знал пока немного. Даже неба, затянутого тучами, не видать. Не отнимая указатель­ного пальца от спускового крючка, он осторожно ходил по кругу, в центре которого отдыхали его товарищи.

О том, что наступил рассвет, Александр догадался по выступившим из непроглядного сумрака кустам шиповни­ка. Затем, чуть дальше, пробились силуэты деревьев, неясной линией обозначился край болота. От него потянуло холодной сыростью, гнилостным запахом. Реде­ла мгла, и вместе с нею таяла тишина. Легкий ветер сухо прошелестел зарослями осоки. Где-то далеко-далеко, должно быть на другом краю болота, возник непонятный, неясный звук. Солдат придержал дыхание - оно казалось ему слишком громким - и весь превратился в слух. Нет, все спокойно, почудилось, наверное. Хотя стоп! Снова... Тот же вкрадчивый размеренный звук.

Винокуров сделал несколько шагов вперед и, подойдя к урезу воды, присел на корточки, склонил голову набок. Через минуту-другую всякие сомнения у него отпали: по болоту шли люди. Александр отошел назад, встал за куст шиповника. Ждать пришлось недолго. Вот уже слышно, как чавкает грязь в такт чьим-то шагам. В полосе мо­лочного тумана обозначились смутные тени...

Винокуров снял автомат с предохранителя и осто­рожно взвел затвор. Хотел было разбудить товарищей, но тут же сообразил, что опоздал с этим. Неизвестные оказались неожиданно близко. В руках переднего, корена­стого, плотного, был шест, которым он ловко проверял надежность дороги. За спиной угадывалось ружье. Точно так же был вооружен и второй, помоложе и повыше ростом. Вдруг оба остановились, прислушались. Виноку­рову показалось, что они смотрят в его сторону, и он невольно присел, маскируясь. Что могло насторожить их? Возможно, дыхание спящих.

Лишь позднее станет известно, что часть пути бандиты преодолели на лошадях. Поэтому-то они оказались здесь, у Черного болота, раньше, чем предполагалось.

Винокуров выжидал. Как ни часто билось его сердце, он хотел действовать наверняка. Пусть подойдут ближе... Постояв минуты полторы, двое двинулись прямо на часового. Неожиданно слева, оттуда, где находился сержант со своим помощником, донеслись кряхтенье, кашель и чей-то - Винокуров не разобрал чей, да и не до этого было - голос произнес:

- Фу ты, дьявол, весь бок отлежал. Давай-ка перевернемся, браток.

Все остальное Винокуров воспринимал так, словно оно происходило в кино. Бандиты рванулись на человеческие голоса и, не пытаясь выяснить, кто перед ними, вскинули оружие. Но прежде чем успели открыть огонь, сбоку, из-за куста шиповника, ударила предупредительная очередь...

- А ты, Винокуров, - сказал ему по возвращении в подразделение сержант, - парень-кремень.

Погибнуть не имел права

Выйдя на опушку, старшина огляделся. Рядом овраг. За ним пахота. Пласты жирного чернозема с запечатанным в них, но кое-где пробивающимся жестким ворсом стерни, тянулись вдаль. И там, на увалах, густая чернота поля постепенно изменяла свой цвет на мягкую сиреневую дымку. Это дышала распаханная под озимые земля. Дыхание ее особенно хорошо видно с большого расстояния.

Вспомнилось. Вот так же уходило к горизонту вспаханное по весне поле. Правда, впереди лежал не овраг, а река шириною этак метров в полтораста. Да и сам он был лет на пятнадцать моложе.

На противоположном берегу Винокуров тогда заметил человека и, не доставая даже фотографии из кармана, сразу узнал его. Как не узнать! Тот с топором в руках гнался сейчас за женщиной. Вместе со своими друзьями, бывшими фронтовыми разведчиками Евгением Тузовым и Николаем Грачевым старшина разыскивал этого пре­ступника уже несколько дней... Винокуров поднял писто­лет и выстрелил в воздух. Человек на бегу обернулся и продолжал преследовать свою жертву. Понимал: прицельно бить не будут. В общем, сознавал свою неуязвимость. Ведь между ним и воинами внутренних войск лежала река, недавно сбросившая ледяной покров. И по ней, увлекаемые сильным течением, неслись бревна, много бревен. Шел молевой сплав леса. А лодок поблизо­сти не видать.

Злоумышленник мгновенно все прикинул. Кроме одно­го. Александр Винокуров уже летел к нему, пружинисто перемахивая с одного бревна на другое. Смелость города берет! Однако скоро везение кончилось.

Он поскользнулся на осклизлой поверхности намокшей сосны, взмахнул руками, рухнул в воду. Тяжелый холод перехватил дыхание. Винокуров боролся, дважды его голова показалась на поверхности реки, затем исчезла. Но руки еще скользили по бревнам. Потом не стало видно и рук.

Теперь никто не мог помешать рецидивисту. Но когда в пьяном раже уже заносил он руку для удара, задыхаю­щийся гневный голос у него за спиной скомандовал:

- От-тста-а-авить!.. Бросай... топор!

Бандит замер, оторопело вобрав разлохмаченную голову в широкие плечи. Выронил топор. Повернулся. Удивление, растерянность, страх отразились в его глазах. Не столько пистолет, направленный ему в грудь, сколько сам старшина, с которого в три ручья лилась вода, произвел на преступника сильнейшее парализующее воз­действие.

- Я же сам видел, сам... - бормотал он и крутил головой, точно пытаясь освободиться от наваждения.

- Иди вперед! - оборвал его Винокуров. - Не обо­рачиваться!

Да, в тот раз он пошел было на дно, оглушенный ударом бревна. Но самообладание не покинуло его. Винокуров не имел права погибнуть. Не о себе мысль: "Задержать! Задержать врага!.."

Счастье на стороне отважных. В этом месте река делала крутой поворот, и течением его понесло к берегу. Вынырнув, он сумел оседлать два плывущих парой бревна. Остальное известно.

Купание в весенней реке, а у Винокурова были и другие похожие случаи, к сожалению, не прошло бесследно. У него стали крепко побаливать ноги. Как ни жаль было расставаться с полюбившимся делом, со службой во внутренних войсках, к которым прикипел сердцем, но уйти пришлось. И вот уже десять лет прапорщик Винокуров исполняет обязанности старшины артиллерийского ди­визиона.

Года полтора он присматривался, что к чему, а потом, говоря его же словами, вошел во вкус. Как и раньше, коммунисту случается спасать людей. Только делается это теперь по-другому. Просто порой какого-то человека в чем-то нужно уберечь от самого себя, от нескладно сложившихся обстоятельств. Немало так называемых "трудных" парней, пройдя школу старшины Винокурова, школу воспитания характера, навсегда расстались с из­держками инфантильности, легкомысленными поступка­ми. В той или иной степени личность старшины, человека твердого, справедливого, порядочного, отразилась в каж­дом из них. Некоторые из его "крестников", уволившись в запас, поступают на службу в милицию. Вполне созна­тельно избирают они целью своей жизни дело, которому Александр Филимонович остается верен и по сей день.

По лезвию ножа

Взвод, где прежде служил и которым затем командовал Александр Винокуров, привлекался для выпо­лнения наиболее ответственных заданий. Означало это, что каждый из солдат и сержантов в любое время суток, в пургу и зной, в дождь и ясную погоду должен быть в готовности вступить в вооруженную борьбу. Через казарму, деревянный фундамент которой покоился на вбитых в болотистую почву лиственничных сваях, через сработанные из березовых досок строевой плац и спортив­ную площадку их военного городка проходила невидимая глазу, не обозначенная на картах граница советского закона, безнаказанно нарушить которую не дано было никому.

Не случайно ротой, в которую входил взвод, командо­вал старший лейтенант Анатолий Захаров. Большинство его подчиненных, как и он сам, прошли проверку огнем Великой Отечественной. Тот факт, что невозмутимый, крепко скроенный волжанин пришелся здесь ко двору, говорит о многом. В отличие от своих друзей Александру не пришлось воевать с гитлеровцами. Зато встречаться лицом к лицу с перелицевавшимися недобитками фашизма приходилось не раз. За шестнадцать лет службы он участвовал в задержании тридцати шести готовых на все бандитов. Половину из этого числа обезвредил лично.

За мужество и отвагу Александр Филимонович Вино­куров в мирное время награжден орденом Красной Звезды. Имя его Занесено в книгу Почета Министерства внутренних дел СССР.

...Легких схваток не бывает. Но самой тяжелой помнится ему та, в которой нельзя было раскрыть свое подлинное лицо и применить силу и оружие прежде, чем это попытается сделать противник.

В один из поздних весенних дней, когда яростная стихия таежных рек постепенно пошла на убыль, командир взвода старшина Винокуров появился в рабочем поселке, где располагалось управление леспромхоза. Стало изве­стно, что здесь под личиною честного труженика укрыва­ется бывший командир батальона бендеровцев. Руки его обагрены кровью многих советских людей.

Подозрение падало на вполне конкретного человека. Однако оно нуждалось в проверке и подтверждении, требовало осторожности и, образно говоря, умения ходить по лезвию ножа. Рискуя собой, надо было вызвать подозреваемого на такие действия, которые бы не оставля­ли сомнений в том, кто он есть на самом деле.

В кармане у старшины, одетого в соответствующее должности гражданское платье, лежали удостоверение и командировочное предписание на имя Тихона Василь­евича Мигунова, работника областной лесосплавной конторы. Из легенды, составленной на этот случай, Винокуров немало знал о Мигунове, его семье, начальни­ках, друзьях, привычках и слабостях. Теперь ему ни на секунду нельзя было забыть, что он, старшина Винокуров, и есть этот самый Мигунов. Артистом Винокуров никогда не был, даже в художественной самодеятельности не выступал, а тут пришлось временно, для пользы службы, переквалифицироваться. Успокаивало его то, что и враг принужден заниматься тем же. Значит, они на равных будут обманывать друг друга, хитрить и петлять, пока кто-нибудь не сорвется первым.

Директор леспромхоза Николай Юрьевич Ломанский, внушительного сложения, крупный и, судя по рукопожа­тию, физически очень сильный мужчина лет сорока двух, со спокойным радушием встретил гостя. Внимательно всматриваясь в лицо Мигунова глубоко посаженными, с волевым холодком глазами, сказал:

- А мы вас ждали еще вчера. Мне звонили из области.

- На переправе задержался, - коротко ответствовал приезжий. - Там паром сорвало. Пока наладили, то да се.

Паром действительно сорвало. Но уже после того, как Винокуров и его люди перебрались на правый берег. Время же ушло на то, чтобы вверх и вниз по течению реки расставить секреты на случай, если преступнику удастся выскользнуть из поселка.

Два дня инспектор сплавконторы и отложивший все свои дела директор разъезжали по реке на моторной лодке. Местами на песчаных косах, мелях и островках выброшенные водой плотно лежали бревна. Это был лес, который не дошел до потребителя.

- М-да, безрадостная картина, - подытожил впе­чатления Мигунов и тяжело вздохнул. - С тысячу кубов, однако, будет. Жаль, но тут, пожалуй, без следователя не обойтись.

И вновь ощутил на себе пытливый, с льдинкой в светло­серых глазах взгляд Ломанского. Похоже было, что тот исподтишка изучает своего спутника. Впрочем, это напо­минало и обычное любопытство к представителю вышесто­ящей организации.

- До следователя не дойдет... Впервые, что ли? Отрядим две-три бригады и за неделю ударно все ликвиди­руем!

Ломанский говорил уверенно, веско, даже весело, как человек, для которого преодолевать трудности вошло в привычку. Если он чем-то и был встревожен, то виду не подал. Достоинства не терял. Держался с уважением к начальству, но без подобострастия, естественно и непри­нужденно. Словом, владеть собой Николай Юрьевич умел.

На следующий день, встретившись в конторе с Мигуновым, он без долгого вступления предложил:

- Тихон Васильевич, работа работой, но ведь и отдох­нуть не мешает. Как вы смотрите на то, если мы организуем небольшую рыбалочку?.. Поесть ушицы на свежем воздухе - это ж красота!

Накануне Ломанский дозвонился в область и между делом установил, что инспектор Мигунов - страстный рыбак. Это было на руку директору. Одного только не знал Николай Юрьевич, что говорил он по телефону не с сотрудником лесосплавной конторы. Его звонка ждали. Такой "дипломатический" шаг со стороны Ломанского был предусмотрен планом операции. А второй его шаг стал закономерным продолжением первого. Для настоящей ухи нужен был таймень. Поймать его Николай Юрьевич упросил Николая Севастьяновича Шалдаева, известного в поселке "специалиста" по тайменю.

Не впервой им собираться в компании возле костра на давно облюбованном местечке вблизи старой смолокурни. Ну а то, что Шалдаев по должности участковый милицио­нер, Ломанского вполне устраивало. Кто бы мог плохо подумать о представителе закона? Николай Севастьянович во всем, что не касалось его служебных обязанностей, отличался редкой покладистостью. С ним было легко и просто. Пил он не больше остальных, но и не держался белой вороной. А уж уху готовил - пальчики оближешь, язык проглотишь. Хотя знал множество всяких занимательных историй, из природного чувства такта со своим словом наперед других не спешил. О том, что и кем говорилось за ухой, на стороне не распространялся. В его присутствии на любой рыбалке, гулянке или свадьбе как- то незаметно устанавливалась атмосфера надежной доброжелательности. Никто не стремился проверить крепость своих кулаков на ближнем своем, не вспоминал старых обид, не затевал склок. Все знали, что он силен. Но на себе успели проверить это лишь явные дебоширы.

Так что дружба с Шалдаевым уже сама по себе была своеобразным отличительным знаком хороших людей. Выходило, что Ломанский тоже из их породы. И Мигунов имел полную возможность в том убедиться. Директор негромким, отлично поставленным голосом пел под собственный аккомпанемент на гитаре старинные раздум­чивые песни. К месту привел два-три остроумных анекдота.

- Как-то один работяга в субботний день, - нето­ропливо повествовал он, - заходит в пивную, а там дружки-приятели. Наугощался по самое горлышко... Пора идти домой. Выбрался наш герой на улицу, а тут, как на грех, афишная тумба, круглая такая, старого образца. Шатнуло мужика и, чтобы не упасть, он руками этак, - Ломанский показал как, - опору стал искать. Найти-то нашел, да оторваться от нее не может. А упасть на землю ему мужская честь не позволяет. Перебирает он по тумбе руками и потихоньку идет. Сделал круг, другой. Заду­мался. Головой качает. Мысль прокручивает. Направился в другую сторону. И снова так же, с помощью рук. Обогнул тумбу. Остановился. Да как закричит: "Заму-у-ро- ва-а-ли!"

Дружный смех был наградой рассказчику.

В общем, от новых знакомых у Мигунова было самое приятное впечатление. Подсев поближе к Шалдаеву, он стал расспрашивать его о повадках тайменя, секретах его ловли.

- Таймень - рыба, признаюсь вам, удивительная, - негромко, для одного Мигунова рассказывал Шалдаев. - Умный чертушка. По быстроте и силе равных ему нет в наших реках. Щуке и той далеко до него. Пудовый таймень очень даже запросто может протаранить сеть, порвать леску, стащить тебя с лодки. Так что тут знай не зевай.

Кормится он круглый год. Ест все, что попадется - червей, лягушек, мелкую рыбешку, утят и уток, даже белок, переплывающих реку, и гусей хватает. Хищник, но осторожен до крайности. Днем отлеживается где-нибудь в глубокой яме, на самом дне, под затонувшими корягами. У берега, а не достать. Ближе к закату выходит на охоту. Играет на перекатах и мелководье. Но и тогда не подходит ни к наживке, ни к блесне. Чует человека. Сподручнее всего ловить его в новолунье. Теряет, должно быть, он свою обычную осмотрительность об эту пору.

- Хочется самому испытать, что это такое, - с непод­дельным волнением и страстью сказал инспектор.

- Удачи не обещаю, - отвечал Шалдаев. - Время не очень подходящее. Луны нет. Но давайте попробуем.

Ломанский через невысокое пламя костра поглядывал на них, ерошил мускулистой рукой смолистый чуб, чему-то улыбался. А глаза... глаза его оставались такими, какими Мигунов запомнил их при первой встрече, - проницатель­ными, подернутыми ледком недоверия.

Еще сутки ушли у Тихона Васильевича на ознакомле­ние с леспромхозовской документацией. Она была в относительном порядке. Однако Мигунов не преминул отметить, что количество леса, оставшегося на отмелях, явно занижено.

- Учетчики напутали! - хладнокровно откликнулся на это сообщение Ломанский. - Ну, мы их поправим.

Тут же он вызвал к себе тех, кто допустил ошибку, приказал устранить ее до конца рабочего дня. Он не забыл затем проверить, как выполнено его указание. А Мигунову сказал: