Здоровенный парень чуть не расплакался. Ведь теперь уважать себя перестанет, раз заделался стукачом.
А капитан, словно угадав его мысли, тихонько назуживает на ушко:
– Это ничего, Витя. С этим жить можно. А вот это, – показал он медицинское заключение подтверждающее, что половой акт был, – удавка для тебя. Вот о чем думать надо. Как тюрьмы избежать. А ее избежать можно, если ты поможешь органам. То есть, мне. Понимаешь?
– Леха Вялый вашего мента мачканул. Леха, – озираясь на дверь, проговорил Верзила, немного заикаясь от волнения, и точно расплылся по жесткому стулу, отшлифованному до блеска задницами таких же бедолаг как он.
Этот стул опера прозвали "лобным местом." Сами на него никогда не садились. Он всегда стоял в сторонке, крепко сколоченный, с небольшими подлокотниками, нетерпеливо дожидаясь очередного своего седока. И только когда тот появлялся в кабинете, стул выставляли на середину, предоставляя эксклюзивное право некоторое время посидеть на нем.
Если бы не спинка на стуле и не подлокотники, Верзила бы упал. А теперь запрокинул голову и несколько минут сидел в томительном молчании, ожидая, что скажет капитан.
Туманов положил перед ним чистый лист бумаги и авторучку.
– Пиши. Заявление. От тебя на мое имя. С этого дня ты становишься моим помощником, – Федор никогда не старался унижать людей, даже таких как Верзила, и потому не сказал – агентом. Помощник, более подходящее слово и не так коробит душу.
Верзила подвинулся вместе со стулом ближе к столу, взял дрожащей рукой авторучку.
– Может, не надо писать, гражданин начальник? Я слышал, у вас стучат на словах?
– Стучат по всякому. Но это первая твоя помощь мне. И я хочу, чтобы она осталась запечатленной на бумаге. Для истории, – шутливо проговорил Федор и добавил: – Не сомневайся, о твоей писанине никто не узнает. Даже мой начальник не будет знать о тебе. Мы же с тобой не заключаем контракта. И встречаться будем так, чтобы никто не знал. Понял меня?
– Понял, – опустошенным голосом ответил Верзила, старательно выводя на листе каракули. Упаси бог, если об этой бумаге будет известно самому Лехе Вялому. Не жить тогда Верзиле. Вора сдал.
– Пиши во всех деталях. Откуда у тебя такие сведения. Был ли кто еще из братков при этом. И куда Леха спрятал оружие? Если, конечно, знаешь, – подсказывал Федор. Понял, Верзила знает все про Вялого.
Верзила написал. Поставил дату и подписался. Последний раз взглянул на исписанный лист и молча подвинул его капитану.
Странно, но на душе у него стало легче. Будто все это время он ждал исполнения приговора. И вот его исполнили. В самую душу. Очистив ее от всякой скверны. И теперь в ней осталось все только светлое и хорошее. Даже подумал: "А может прав капитан Туманов? Кем я раньше был? Мать, вон, до инфаркта довел." Расчувствовавшись за свою непутевую жизнь, спросил осторожно:
– Меня теперь куда?
Федор внимательно читал его писанину. Ну и подчерк, ни черта путем не разберешь. Но подпись стоит разборчивая, а это самое главное. Услышав вопрос Верзилы, оторвал взгляд от бумаги, глянул на него с удивлением.
– Как куда? Домой пойдешь. Мать уже беспокоится. Звонила дежурному.
Верзила обрадовался. Не ошибся он в капитане Туманове. Стоящий он мужик и справедливый. Не то, что другие менты, с кем ему доводилось встречаться.
– Машина твоя на автостоянке. Заберешь. С ней проблем не будет. И живи себе, как жил. Ходи к своим браткам, смотри и слушай. Но ничего не записывай. Надейся на память. Встречаться будем нечасто. Мне не звони. Я сам иногда буду тебе позванивать на сотовый. И держи язык за зубами. Если не хочешь башку потерять, – предупредил капитан, возвращая Верзиле трубку мобильника.
– Я все понял, гражданин начальник, – улыбнувшись, проговорил Верзила. Радость так и распирала его. Все утряслось, и ему не придется идти на зону по позорной статье.
– Я постараюсь, гражданин начальник, – пообещал он.
Федор укоризненно покачал головой.
– Да прекрати ты ко мне так обращаться. Вот заладил. Называй просто: по имени, отчеству. Федор Николаевич. Если будешь звать просто по отчеству, я не обижусь. Меня многие так называют.
– Я не возражаю. Николаич, звучит даже лучше, чем гражданин начальник, – но для первого раза решил Туманова назвать по имени и отчеству, сказал: – Федор Николаевич, ну так я пойду?
– Иди. Я тебя не держу, Виктор, – ответил Туманов, назвав Верзилу по имени, отчего у того сделалось теплее на душе.
Уже у двери Верзила остановился и виновато сказал:
– Федор Николаевич, ты меня извини. Ну, что я ножом в тебя …
Казалось, Туманов об этом уже забыл. Сейчас его больше заботило то, что написал Верзила про Леху Вялого.
– Перестань, Виктор, – сказал он и тут же добавил: – Будем считать это маленьким недоразумением. Идет?
– Идет, Николаич, – осмелился Верзила назвать Туманова просто по отчеству и чтобы окончательно успокоиться, решил спросить про малолетку, на которой его словили менты.
– А что с девчонкой? – спросил он и заметил недоуменный взгляд капитана.
– Да с ней все в порядке. Она в форме. Наверное, опять клиента подыскивает. Жить-то надо. Кстати, ты ей понравился. Не уронил честь молодецкую. Хвалила она тебя.
Верзилу удивило, с какой легкостью говорил об этом капитан.
– Так значит с ней у меня проблем не будет?
– Какие проблемы, Витя? Если она тебе приглянулась, могу дать телефон ее. Работает по высшему классу, – подмигнул Туманов.
Такой расклад удивил Верзилу еще больше. Ну и дела. Малолетку сватает ему капитан!
– Но она же несовершеннолетняя …
– Кто тебе сказал? – Туманов старался спрятать улыбку.
– Ты и сказал. Паспорт показал… – без уверенности в голосе произнес Верзила растерянно.
Федор усмехнулся. Ловко одурачил недотепу Верзилу. Вот уж действительно верна поговорка: большой под небо, а дурной как пень.
– Да все нормально. Ей уже – двадцать четыре. Это она выглядит так молодо. Кстати, она тоже работает на меня.
Чтобы устоять на ногах, Верзила прислонился спиной к двери и мучительно застонал. Дверь открылась, и он очутился в коридоре. И произошло это в то самое время, когда Верзила собирался обласкать хитрого капитана самыми последними словами и плюнуть в его ментовскую рожу. Тогда бы уж точно никакой дружбы у них не получилось.
Но, постояв немного в коридоре, Верзила отошел от злости и поплелся к выходу, рассуждая в оправдание Туманову: "На то он и опер, чтобы быть умнее и хитрее преступника."
В этот вечер он никуда из дома не пошел. Напился до чертиков.
Глава 20
Прокололся Верзила, как это часто бывает случайно. Хотя в случайности и никогда не верил, относя их на счет предрассудков.
Обычно дань за "крышу" пацаны забирали из кафе "Весна" днем. Контакт был только с самой директрисой и, причем, с глазу на глаз. Без посторонних.
Но тут днем не получилось. И Сашка Шнырь, которого директриса хорошо знала, позвонил ей и сообщил, что приедет вечером. Хотя для того, кто платит, не было большой разницы, когда это произойдет. Главное, что с деньгами расстаться все равно придется.
Директриса завернула положенную сумму в бумагу и оставила барменше. Сама этих мздоимцев ждать не стала. Других забот полно.
Туманов с Верзилой сидели за столиком потягивали пивко и разговаривали. Кое-что надо было обсудить. Вот Федор и вызвал Верзилу.
Барменша видела их вместе не часто. Верзила ей доверия не внушал. Да и вел себя грубо, частенько отпускал девушке хамские шуточки. А вот его знакомый, судя по всему, был человеком неплохим.
В тот вечер они не знали, что со стороны завода к дверям кафе подъехала серая "девятка" и из нее вышел парень лет двадцати с небольшим. Среди братвы он был обыкновенной "шестеркой", которого использовали для сбора денег. Но с теми, кого Шнырь обирал, вел он себя круто, чтоб лучше уважали.
Шнырь зашел в небольшой коридор, но прежде чем войти, глянул в зал кафе через стеклянные двери. Для предосторожности. И тут же забыл, зачем вообще приехал сюда. "Вот это да!" – изумился он.
Он увидел Верзилу. Тот сидел за столом с капитаном оперативником. Туманова он видел один раз, когда Шныря задержали как свидетеля во время убийства таганского авторитета Саши Костина.
Но Шнырь время зря у ментов не терял, топтался в коридоре, а сам всматривался в лица входящих и выходящих из кабинетов людей. Отличить их от посетителей было несложно. Все, кто здесь работал, вели себя по-хозяйски. И Федора он видел, когда тот входил в свой кабинет. Высокий, уверенный в себе. Такого просто нельзя не запомнить. Шнырь еще тогда, подумал, что он, наверное, главный здесь. К нему в кабинет то и дело заходили другие сотрудники. Но за толстой дверью было не слышно, о чем они говорили. Жаль, не удалось подслушать.
И вот тот самый мент сидит и разговаривает с Витьком Верзилой.
Шнырь постарался, чтобы Верзила его не заметил. Даже за деньгами заходить не стал. Не до них сейчас. Надо срочно Ленчику Пузатому рассказать. Верзила с ментом снюхался. Эта новость поважнее денег.
Едва ли не бегом он преодолел расстояние от дверей кафе до оставленной машины и, вскочив за руль, дал по газам.
В тот же вечер Пузо побазарил с барменшей кафе. Девушку прямо возле кафе усадили в машину и привезли на квартиру, которую Пузо использовал для любовных утех. Теперь совместил пытку с сексом.
После нескольких вопросов касающихся встреч их братка с ментом, опознанного Шнырем, Пузо почувствовал, как в нем взыграла похоть. Просто так отпускать барменшу он не собирался. Она должна стать своей, а для этого необходимо пройти крещение постелью. Так объяснили симпатули. Уж слишком хороша девчонка. Стройные ножки, фигурка и буфера что надо. Да и мордашка ничего. Как не попользоваться такой.
Отказ не принимался, сколько не просила девушка.
А утром ее отвезли прямо к дому, к самому подъезду. Помогли выбраться из машины. Шестеро молодцов старались на ней всю ночь, доводя до безумия. С ума она не сошла, но походка изменилась сразу. На дрожащих ногах девушка добралась до квартиры и наскоро раздевшись бросилась в ванну, чтобы побыстрее смыть остатки грязи и мужского пота. Противно было. В групповухе поучаствовала.
В этот же день она приняла решение больше в кафе на работу не выходить. И чтобы не встречать этих ублюдков, уехала из города.
Глава 21
На душе у Верзилы было неспокойно.
Несколько дней назад у них во дворе появилась темно-зеленая "шестерка". Как раз напротив окон его квартиры. Стекла в машине тонированные, но Верзила видел, в ней кто-то есть, хотя и сидит там как неживой. Сначала хотел позвонить браткам, справиться по поводу этой "шахи", но тут же раздумал. Не стоит пороть горячку. Еще неправильно поймут его. Да и с какой стати они будут следить за ним.
И на ментов это не похоже. Нигде он не засвечивался, никуда не лез. Да и Туманов все бы дал знать. Непонятка какая-то, а на душе скверно, неспокойно.
Всякий раз на встречу с капитаном Тумановым Верзила добирался общественным транспортом, оставляя свою машину на стоянке. Так меньше подозрений.
Автобус. Метро. Если будет хвост, то проще его обнаружить. Но пока бог миловал от всех неприятностей с братвой. Человек он общительный, и порой нужную информацию выпытывал через кого-то, предпочитая самому не влезать в гущу событий.
– Ладно. Поживем еще, – сказал себе Верзила, глянув в окно на подозрительную "шестеру" и выпил стакан водки.
Странно, но он не захмелел. Более того, состояние было такое, будто что-то тяжелое навалилось на него сверху и гнет, давит к полу.
"Что за хренотень? Надо на пару недель к морю сгонять. Здоровье поправить", – подумал он и опять глянув в окно, увидел серую "девятку" Шныря. Удивило появление того в их дворе. Раньше не приезжал.
"К кому, это он?" – заинтересовался Верзила, продолжая наблюдать.
А Шнырь вдруг остановился возле "шахи" и чуть опустив стекло, что-то сказал тому, кто сидел за рулем темно-зеленой легковушки. Потом круто развернувшись, уехал, оставив после себя небольшое облако пыли.
Верзила погрустнел. Значит, все-таки братки пасут его. А может эта "шестерка" здесь не по его душу? Сидит в ней такой же мальчик на побегушках, как Шнырь. Шныряет везде, где надо и не надо. Он пытался себя успокоить. Потом зашел в комнату, где на диване лежала больная мать, присел рядом на краешек, поправив ей подушку.
– Мама, сегодня я должен встретиться с одним человеком. В восемь вечера в кафе "Весна". Он из милиции. Федор Туманов. Но если что… – голос у Верзилы дрогнул. Он посмотрел на бледное, изнуренное болезнью лицо матери и отвернулся к окну. – Ну, в общем, если со мной что-то произойдет, позвони ему по этому телефону, – на бумажке он записал номер. – Разговаривай только с ним, – предупредил он, собираясь выйти из комнаты матери, чтобы та не расплакалась.
– Витечка, сынок, что ты такое говоришь? – испуганно спросила мать, но Верзила не ответил, вышел. Не хотел, чтобы мать расстроилась.
Ему всегда казалось, что жизнь у блатных не может быть долгой. Слишком уж они, разменные фигуры на шахматной доске жизни. И только о своей собственной предпочитал не думать. Но теперь предчувствие близкой смерти не покидало его. И от этого захотелось сделать что-то хорошее. Из тайника, под днищем гардероба, он достал коричневый потертый дипломат, в котором хранил все свои сбережения. Немного, конечно. Тысяч тридцать "зеленью". Сейчас ему захотелось взять все эти доллары и рассовать по карманам всем нищим, которые попадутся на пути. Пусть помнят его доброту.
Но он глянул на больную мать, вспомнил про сестру, ютящуюся с детьми в коммуналке, и поставил дипломат на видное место, чтобы матери было легко его обнаружить.
Звонок по мобильнику, заставил Верзилу вздрогнуть. Кто бы это мог быть? Ведь с Тумановым о встрече они уже договорились. Неужели, капитан решил дать отбой? А никто другой в последние несколько дней ему на мобильник не звонил.
Он узнал голос Ленчика Пузо. Вместо приветствия пузатый спросил:
– Слушай, Витек, ты сегодня вечером не занят?
Верзила глянул на часы. До встречи с Тумановым оставалось ровно два часа. Что сказать пузатому, чтоб тот отвязался побыстрей?
– Нет, не занят, – соврал Верзила и тут же решил выпытать, с чего это он понадобился пузатому: – А чего ты хотел?
– Потолковать надо. А ты, я смотрю, уже и не хочешь встретиться со старым корешем? – вкрадчиво спросил Пузо.
– Не то говоришь, Ленчик. Я корешам всегда рад. Особенно таким.
Верзила про себя обматерил пузатого Ленчика. Как ни ко времени он забивает стрелку. Но и отказать нельзя. Обидится, а он хоть и сволочь, но под известным вором ходит. И Верзила предложил:
– А может сейчас потолкуем? Мне как раз делать нечего. У меня мать приболела … Пока спит, могли бы встретиться, потолковать … Ты сам-то где сейчас?
Пузо молчал, но недолго. Как подумал Верзила, он с кем-то советуется, как лучше поступить. И вот, наконец, сказал уже повеселевшим голосом:
– Ну, если ты так хочешь … Только знаешь что, я светиться у тебя под окнами не хочу. Давай минут через пятнадцать подгребай за гаражи, где прошлый раз водку пили. Не забыл?
Место это было совсем не подходящее для серьезного разговора. Раньше там был пустырь со сточной канавой, из которой вечно перло канализацией. Потом часть пустыря заняли под металлические гаражи. А на оставшейся территории местные собаководы устроили выгул для своих питомцев. Но канава так и осталась и воняла на всю округу.
Недели две назад Пузо приезжал в эти гаражи к одному умельцу по иномаркам, и пока тот заглянул в мотор его "мерса" они с Верзилой осушили пару пузырей кристалловской.
– Лады. Через пятнадцать минут я буду за гаражами, – пообещал Верзила.
– Я сейчас выезжаю, – в свою очередь тоже пообещал пузатый Ленчик.
Верзила сидел на доске с набитыми на нее перекладинами, по которым местные Моськи карабкаются на сооружение похожее на детскую горку. Он нарочно пришел пораньше, осмотреться. И успел выкурить сигарету, прежде чем приехал Пузо. Его краснощекая морда едва умещалась в боковое окно, откуда он высунулся и сказал:
– Рад тебя видеть, Витек. – Потом вылез, подошел, обнял Верзилу.
Эту процедуру приветствия Верзила ненавидел больше всего. Никогда раньше уважающие себя братки не здоровались так. А теперь стали на манер заокеанских мафиози. Объятие и поцелуй. Тьфу, ты! Как бабы. Но соблюдать этот ритуал Верзиле приходилось. И на этот раз тоже. Обнял Ленчика.
– И я рад, – сказал Верзила, чувствуя в душе отвращение к толстому ублюдку. – Ты хотел перетереть. О чем базар?
Пузо хмыкнул. По своей натуре он был человеком медлительным. Спешки, особенно в делах, не терпел. Посмотрел на Верзилу с недовольством.
– Торопишься, Витек? Эх, Витек, Витек. Жизнь-то одна. Зачем укорачивать ее? Зачем торопиться? Все – есть пустая суета и больше ничего.
Эти слова скрывали какой-то намек. И Верзила сразу понял. Но решил поиграть в непонятку. Сказал:
– Да никуда я не тороплюсь. С чего ты взял? Просто, мать у меня болеет. Приглядывать за ней надо. Сердце у нее шалит. Вот я к чему.
– А сестра твоя? – Пузо навел свои неприятные глаза на Верзилу, ожидая, что тот ответит.
У Верзилы сердце защемило. Почему Пузо заговорил про сестру? Он увидел еще двоих приехавших с Ленчиком. Они сидели в "мерсе", словно дожидаясь какого-то особого знака от Пузо. Вот Ленчик обернулся, и эти двое не торопясь, вылезли из машины. Подошли, слегка кивнув Верзиле. Но на заднем сиденье остался еще кто-то.
"Может телка?" – Верзила не мог разглядеть. В боковом кармане пиджака лежал готовый к стрельбе "ТТ". Но это уж на крайний случай. Хотя вот так убить Пузо, значит, подписаться на смерть.
– А при чем здесь сестра? – с открытой неприязнью в голосе спросил Верзила, понимая, что разговор принимает неприятный оттенок. Но видно на это был настроен Пузо. Рассердить, разозлить Верзилу.
– Сестра живет от нас отдельно. У нее своя семья.
Пузо закурил, обдав Верзилу дымком дорогой сигары. Любил форс. И даже в куреве соблюдал его. Тянуло ко всему заокеанскому.
– Вот и я говорю, семья для хорошей бабы – это все. И потерять ее нелегко, – философски заметил Пузо, не отводя от Верзилы глаз.
А Верзила уже понял к чему весь этот гнилой базар, хотя по-прежнему прикидывался бестолковым. Вел свою игру.
– Это ты к чему, Пузо? Не конкретно выражаешься.
Теперь уже Пузо не скрывал, что был настроен на жесткий разговор. И сказал без всяких намеков:
– Ну, можно и конкретно. Если хошь. Верзила, корешок! У нас есть подозрения, что ты спутался с ментами и сдаешь наших пацанов.
Чего стоило Верзиле, чтобы ни один мускул не дрогнул на лице при этих словах авторитета, обвиняющего его в предательстве. И он сказал ледяным тоном:
– Ты знаешь, что за такое обвинение бывает? Напраслину гнешь.
Теперь Пузо заговорил на удивление спокойно, не допуская в голосе и малейшей грубости: