- От девочек в школе только лишние неприятности, инспектор. Это провокация, соблазн. В прошлом году двоих пришлось исключить за непристойное поведение. Одну из них застали с садовником - можете вы себе это представить? - а вторую родители поспешили забрать от греха подальше, якобы перевели в другую школу. -Он коротко фыркнул. - Я говорю только о "Галатее". Один Господь ведает, что творится в "Эйрене".
- Возможно, беда в том, что пансион возглавляет мужчина, а не женщина, - высказал свое мнение Линли. - Вам трудно следить за девочками, это задевает их чувства.
- Все было бы куда проще, если б Эмилия Бонд добросовестно относилась к своим обязанностям. Но я ни в чем не могу положиться на нее, приходится все делать самому.
- Как же вы это делаете?
- Меня семнадцатилетние соплюшки не волнуют! - прорвало наконец Питта. - Какое отношение все это имеет к гибели Мэттью Уотли? Я встречался с ним только на спортплощадке. Шли бы куда подальше и приставали бы с вопросами к тому, кто может рассказать вам поболе моего, инспектор! Вы зря тратите и мое, и ваше время. Я не слишком-то разбираюсь в процедуре дознания, но, на мой взгляд, вам бы следовало поискать человека, интересующегося мальчиками этого возраста. Честное слово, я вам ничем помочь не могу. Не знаю, кто у нас подходит под это описание. Одно могу лишь сказать… - Он вдруг умолк и сосредоточенно свел брови.
- Мистер Питт? - поторопил его Линли.
- Боннэми, - словно решение загадки произнес он.
- Я уже слышал это имя. Мэттью навещал отставного военного, это входило в его обязанности "добровольца Бредгара". Почему вы упомянули о нем?
- Я руковожу добровольцами. Я хорошо знаю полковника. Сколько ребят мы ни посылали к полковнику, ни один не получил приглашения явиться во второй раз, а Мэттью приглянулся ему с первого взгляда.
- И вы считаете, что полковник Боннэми проявляет нездоровый интерес к маленьким мальчикам?
Питт коротко покачал головой:
- Нет, но если кто-то здесь, в школе, преследовал Мэттью, он мог довериться полковнику.
Да, подумал Линли, такую возможность не стоит сбрасывать со счетов, но нужно отметить так-же, с какой ловкостью и настойчивостью Питтт пускает во время беседы одну дымовую завесу за другой: то разговор сворачивает на прошлое Алана Локвуда, то возникают какие-то намеки на Джилса Бирна, потом выясняется, что и у Эмилии Бонд рыльце в пушку, а теперь вот полицейские получили совет обратиться к полковнику Боннэми. Вновь и вновь люди, живущие в Бредгар Чэмберс, дают даже слишком много информации, будто пытаясь за видимой готовностью помочь скрыть несмываемое пятно вины и личной ответственности. Линли обернулся к Хейверс, упорно охранявшей вход.
- Впустите ребят, - скомандовал он. Барбара распахнула дверь. Четверо учеников, трое юношей и одна девушка, вошли разом, не глядя ни на своего преподавателя, ни на детективов, - они потихоньку, лукаво перемигиваясь, посматривали назад, в коридор. Вслед за ними хотела войти еще одна девушка, но тут за ее спиной возникла уродливая горбатая фигура в черном капюшоне с безобразно размалеванным лицом.
- Святилище! - проревел горбун, хватая девушку и перебрасывая ее через плечо. - Эсмеральда! Святилище! - Парень поднялся на пару ступенек, но под тяжестью своей ноши пошатнулся и рухнул на колени, не выпуская, однако, добычу из рук. Наклонившись над ней, он потерся лицом о шею девушки, смачно поцеловал ее, нахально вымазав помадой и гримом и кожу, и свитер жертвы.
Ребята захохотали.
- Отпусти! - вопила пленница.
- Достаточно, мистер Причард, - произнес Коуфри Питт. - Мы все потрясены вашим искусством. Спасибо хоть за то, что ваш фильм остался немым.
Клив Причард разжал руки. Девушка скатилась с его плеча на пол. Невысокая ростом, непривлекательная - лицо костлявое, с острыми чертами, все в веснушках. Линли припомнил, что уже видел ее в химической лаборатории на уроке Эмилии Бонд.
- Ах ты, мелкий!.. - Она судорожно ощупывала свой желтый свитер. - Что ты наделал?! Теперь его в чистку отдавать!
- Тебе понравилось, - возразил снисходительно Причард. - Так близко к мужчине ты еще не бывала.
- Я тебя! - Она уже вскочила на ноги.
- Довольно! - Питту даже не пришлось повысить голос. Ученики, видимо, давно были знакомы с этой интонацией. - Причард, идите и смойте с себя этот нелепый грим. Даю вам десять минут. К завтрашнему дню подготовите восемь страниц перевода в качестве штрафа за потрясающее развлечение, которое вы нам устроили. Дафна, вы тоже пойдите и приведите себя в порядок.
- И это все? - завопила Дафна, сжимая кулаки. Лицо ее сморщилось, глаза превратились в щелочки. - Восемь страниц перевода? И это - все наказание?! Можно подумать, он будет переводить. - Не дожидаясь ответа, разъяренная девица прошипела Кливу: - С дороги, ублюдок! - И прошествовала мимо него к выходу.
Линли быстро глянул в сторону Барбары, но, сержант не нуждалась даже в таком намеке. Она сразу же ухватилась за представившийся ей шанс и последовала по пятам за жертвой Квазимодо.
Обычно Барбара Хейверс без зазрения совести использовала миг эмоционального потрясения, чтобы выудить у человека полезную для расследования информацию, однако, идя за Дафной по коридору, а затем по невысокой лестнице к туалету, она чувствовала, как ей не хочется злоупотреблять состоянием этой девочки. Что ни говори, человек невольно испытывает сочувствие к товарищу по несчастью, а она (пусть Барбара и не желала признаться в этом даже самой себе) не могла не видеть некое свое подобие в этой девочке-коротышке с тусклыми волосами, сутулыми плечами и впалой грудью. Между ними не было ни физического сходства, ни классового (даже в приступе ярости воспитанница Бредгара сохраняла акцент, ясно говоривший о ее принадлежности к элите), однако обе они были неудачницами, одиночками, не приживающимися в своей социальной среде.
Стоя на пороге туалетной комнаты, Барбара наблюдала, как девушка наполняет раковину водой. В комнате пахло дезинфекцией, было очень холодно. На краю раковины лежал маленький скользкий брусок мыла. Дафна намылила руки и, морщась, принялась оттирать с шеи размазавшийся грим.
- Ублюдок, - шипела она сквозь стиснутые зубы, обращаясь к своему отражению в зеркале. - Маленький грязный ублюдок.
Подойдя к ней, Барбара протянула девушке аккуратно сложенный платочек.
- Вот, потрите, - предложила она.
Дафна коротко поблагодарила и принялась тереть кожу.
- Он что, всегда так себя ведет?
- Почти всегда. Жалкий тип. Готов на все, лишь бы привлечь к себе внимание.
- Чье?
Прополоскав платок, Дафна принялась за свой свитер.
- Чье угодно. Подонок. Ненавижу. - Она быстро, яростно моргала.
- Часто он так набрасывается на вас?
- Клив может наброситься на кого угодно. Мне достается больше других, потому что у меня нет… Грязный ублюдок. Мерзавец. Воображает себя героем-любовником.
- Знаю я такую породу.
- Он прикидывается, будто все это милые шутки. Дескать, я просто дура набитая, потому и не смеюсь вместе со всеми. А на самом деле, когда он повалил меня, он притиснул меня так, чтобы я… чтобы я почувствовала, какой большой у него… - Дафна с силой прикусила губу. - Вот что ему нужно. Ох, меня от него с души воротит. - Она снова согнулась над раковиной. Прямые жидкие волосы упали на лицо, почти полностью скрыв его.
Барбаре было достаточно услышанного. Причард, мучитель по натуре, выбрал Дафну себе в жертвы.
- Почему ты никому об этом не скажешь?
- А кому?
Это короткий вопрос был полон горечи, но для Барбары именно он был подходящим началом для важного разговора. Лишь бы только не обнаружить своего жадного интереса.
- Не знаю. Я никогда не училась в закрытой школе. Но если ты не хочешь поговорить с кем-нибудь из взрослых - это я вполне могу понять, это ведь так неприятно, - ты бы могла поделиться с кем-нибудь из учеников, префектов, кто пользуется влиянием.
- С Чазом Квилтером, нашим святым префектом, звездным мальчиком? Не смешите меня! Все они заодно. Всем им главное - соблюсти видимость. Каждый прикидывается, и Чаз ничем не лучше - он еще почище других.
- Неужели он хуже Клива Причарда? Не может быть!
- А вот и может. Еще как. По-моему, лицемерие гораздо страшнее обычного хамства. - Дафна резко откинула волосы со лба.
Барбара постаралась не обнаружить удивления.
- Лицемерие? - переспросила она. Ничего не вышло. Едва прозвучал этот вопрос, как девушка опомнилась и оборвала разговор. Даже в этой ситуации воспитанная традицией верность сотоварищам оказалась сильнее потребности отомстить. Сложив платок, она вернула его Барбаре:
- Спасибо. Свитер уже не отчистить, но хотя бы шею я оттерла.
Не было смысла продолжать игру в прятки. Хейверс решилась спрашивать напрямую - доверие девушки ей завоевать так и не удалось, так что терять нечего.
- Вы проходите курс химии в старшем шестом классе у мисс Бонд, верно?
- Да.
- А живете вы?..
- В "Галатее".
- Мисс Бонд -помощница заведующего "Галатеей". Вероятно, вы с ней хорошо знакомы.
- Не более, чем другие ученики.
- Вы имеете в виду Чаза? Или Брайана Бирна? Этот вопрос явно озадачил Дафну.
- Я ничего такого не имела в виду. Мисс Бонд хорошо относится ко всем нам.
- Вы ведь то и дело сталкиваетесь с ней в пансионе, так?
- Ну да, может быть. То есть нет. Не знаю, право. Встречаемся в коридоре. Я как-то не задумываюсь об этом.
- В прошлые выходные вы ее видели? Теперь девушка поняла, к чему дело клонится.
Она отвела взгляд от лица Барбары, с тоской посмотрела вдаль.
- Мистер Питт уже ждет меня. Спасибо большое за платок.
Барбара пропустила ее, позволила ей уйти, а сама призадумалась над полученной информацией. Только одна реплика Дафны по-настоящему заинтересовала ее: девушка упомянула о лицемерии Чаза. С той самой минуты, как детективы вошли в "Эреб-хаус" и обнаружили царивший там беспорядок, они поняли, что старший префект не справляется со своими обязанностями. И те слова, брошенные через плечо опаздывавшим на урок учеником - "пошел ты, Чаз", - тоже свидетельствовали о том, что авторитет префекта серьезно подорван, однако до сих пор они не понимали, какая язва разъедает отношения между учениками. Теперь болезнь была названа. Имеет ли она какое-то отношение к смерти Мэттью Уотли?
Полковник Эндрю Боннэми жил вместе с дочерью примерно в миле от деревушки Киссбери. Вдоль дорожки жались друг к другу пять коттеджей, жилище Боннэми отделяла от соседей давно нуждавшаяся в стрижке изгородь. Как и остальные коттеджи, домик Боннэми был невелик: деревянный фундамент, известковые стены, покрытые облупившейся белой краской. Все свидетельствовало о старости и упадке, на поверхности стен ветвились глубокие трещины. Дом осеняла тень высоких раскидистых каштанов. Ветки, отходившие под прямым углом от ствола, провисали и скребли черепицу крыши.
Подъехав по узкой дорожке к самому дому, Линли и Хейверс заметили женщину, спускавшуюся по невысокому холму к заднему двору и саду. Полинявшая, довольно тонкая юбка плохо сочеталась с ветровкой, застегнутой под самым подбородком, и тяжелыми рабочими ботинками. В одной руке она несла садовые ножницы и грабли, другой тащила за собой большой пакет для мусора. Женщина подошла поближе, и Барбара разглядела на ее лице следы засохшей грязи. По-видимому, она только что плакала, слезы оставили бороздки под глазами и на щеках. На вид ей было около сорока.
При виде Линли и Хейверс женщина прислонила мешок с мусором к сложенным в штабель дровам и направилась к ним. Ножницы и грабли она по-прежнему сжимала в руках. Линли отметил, что она не надела перчатки для работы в саду, руки ее были в мозолях, под ногтями чернела въевшаяся грязь.
Линли предъявил ей свое удостоверение, назвал свое имя и имя сержанта Хейверс.
- Вы Джин Боннэми? - уточнил он. - Мы пришли поговорить с вами и вашим отцом насчет Мэттью Уотли.
Женщина кивнула. Горло ее судорожно сжималось, но она не сумела удержать жалобный стон.
- Я позвонила утром в школу, хотела предупредить, что сегодня заеду за ним попозже. Трубку взял мистер Локвуд. Он и сказал мне. По вторникам Мэтт всегда приходил к нам. К моему отцу. Наверное, и ко мне тоже, но до сегодняшнего дня я даже не понимала, как привязалась к нему. - Джин поглядела на инструменты, которые все еще держала в руках. Между зубцами грабель застряли комья земли и сломанные ветки. - Так внезапно. Словно гром с ясного неба. Как он мог умереть, такой молодой?
Линли догадался, в какой форме Локвуд сообщил Джин Боннэми о смерти мальчика.
- Мэттью Уотли был убит, - пояснил он.
Женщина резко вскинула голову. Она попыталась повторить за ним страшное слово, но не смогла и выговорила лишь:
- Когда?
- В пятницу или в субботу. Мы будем знать точно после вскрытия.
Джин пошатнулась, выпустила из рук грабли, уронила ножницы и в поисках опоры ухватилась рукой за ствол каштана.
- Мистер Локвуд ничего мне… - В голосе ее зазвучал гнев. - Почему он ничего мне не сказал?
На этот вопрос можно было подобрать с десяток вероятных ответов. Не стоило углубляться в это. Линли интересовало другое:
- Что именно он вам сказал?
- В сущности, ничего. Сказал, что Мэттью умер. Подробности пока неизвестны и руководству школы. И быстро закончил разговор, обещал позвонить мне, как только сможет "предоставить полный отчет". Сказал, он предупредит нас о дате похорон, чтобы мы с отцом могли проводить его. - Глаза ее набухли слезами, Джин с трудом сдерживала их. - Убит? Такой милый, такой нежный мальчик! - Рукавом ветровки она яростно вытерла влажное лицо, размазав грязь, испачкав свою одежду. Она почувствовала это, поднесла к глазам почти черные ладони и пробормотала: - Ну и видок у меня. Я работала в саду. Хотела чем-то заняться. Папа не говорит со мной. Он… Мне нужно было выбраться из дому, хоть ненадолго. Садом давно пора заняться. Нам обоим надо было побыть в одиночестве. Он еще не знает худшего. Как я скажу ему?
- Придется сказать. Он должен это знать. Нам надо расспросить его о мальчике. Мы не сможем этого сделать, не сказав полковнику все как есть.
- Это убьет его. Вы думаете, я преувеличиваю, драматизирую? Поймите, инспектор, мой отец - тяжело больной человек. Вас в школе не предупредили об этом?
- Я знаю только, что визиты зачитывались Мэттью как работа в "Добровольцах Бредгара".
- Десять лет назад, когда он был со своим полком в Гонконге, у отца случился инсульт. Он вышел в отставку. Мама к тому времени уже умерла, поэтому он приехал ко мне. С тех пор у него было еще три удара, инспектор. Каждый раз врачи боялись за его жизнь, но он выкарабкался. А я… Мы уже так давно живем вместе. Я не могу даже думать о том, что когда-нибудь… - Она с трудом сглотнула.
- Но ведь он уже знает, что мальчик умер, что же может быть хуже? - со свойственной ей прямотой произнесла Барбара Хейверс.
Джин вынуждена была согласиться с ней. Подумав, она кивнула головой и попросила Линли:
- Только позвольте мне самой. Вы подождете минутку?
Линли не возражал. Женщина повернулась, прошла по деревянным мосткам вдоль стены дома и скрылась за дверью.
- Неужели Локвуд рассчитывал еще долго скрывать правду? - возмутилась Хейверс, обернувшись к Линли.
- Видимо, он пытается, насколько это возможно, оттянуть скандал.
- Но это же нелепо! Газетчики вот-вот обо всем разнюхают, если еще не узнали. Тринадцатилетний мальчик убит, его пытали, бросили совершенно раздетым на кладбище в десятках миль от школы. Извращение, гомосексуализм, садизм, похищение, бог знает, что еще тут замешано. До каких пор Локвуд мог держать все это в секрете?
- Полагаю, его совершенно не беспокоит, станет ли эта история достоянием публики, лишь бы она не затронула Бредгар Чэмберс. Он бы с готовностью поделился этой информацией с прессой, если б ему гарантировали, что не укажут название школы, но поскольку на это и надеяться нечего, он пытается утаить правду хотя бы от тех, кто не связан непосредственно с делом.
- И все ради репутации своей драгоценной школы? - презрительно осведомилась Барбара.
- Ради себя самого. Локвуд не так глуп, Барбара. Все его будущее зависит от того, удастся ли ему сохранить свое доброе имя, свою репутацию, а и то, и другое полностью зависит от состояния дел в Бредгар Чэмберс.
- Так что если выяснится, что в убийстве виновен человек, которого сам Локвуд облек полномочиями…
- Ему будет нелегко объяснить свою ошибку совету попечителей.
- Его могут уволить? Впервые в истории Бредгар Чэмберс директор уходит в отставку, а не умирает на своем боевом посту?
- Можно и так сказать, - скупо улыбнулся Линли.
Джин Боннэми окликнула их с порога:
- Мы ждем вас, инспектор.
Если б наружный вид коттеджа не выдавал его возраст, его разоблачила бы кухня, с низким потолком, под которым, как в пятнадцатом веке, пересекались дубовые балки. Это помещение имело неправильную форму, окна без занавесок были утоплены в стены толщиной не менее двенадцати дюймов. Войдя в эту комнату, следователи словно отступили назад в прошлое, когда жизнь была отнюдь не столь комфортабельной и хорошо устроенной. Однако Линли показалось, что примитивный быт вполне устраивает Джин Боннэми. На очаге стоял большой котел, судя по запаху, с супом из свежих овощей. Хозяйка приостановилась, помешала свое варево почерневшей от долгой службы деревянной поварешкой и по узкому коридору с низким потолком провела полицейских в гостиную.
Эта комната находилась в полном распоряжении отца. В центре комнаты стоял огромный старинный портшез, его тяжелые парчовые занавески давно выцвели. На полках хранились воспоминания о службе в Гонконге: фотографии кораблей в гавани на закате, внушительная коллекция резного нефрита и еще одно собрание - резьба по слоновой кости. Даже большой камин был преображен в китайском стиле - на нем горделиво стоял дракон с картонной головой и телом из красного шелка. Такие твари возглавляют шествие при праздновании китайского Нового года.
В музейной атмосфере тем не менее ощущался тяжелый собачий дух. Виновник этой вони, черный седеющий ретривер со слезящимися от старости глазами развалился на одеяле поближе к электрическому теплу. Он лениво приподнял голову при виде Линли и Хейверс и со вздохом уронил ее на подстилку.
Полковник Боннэми сидел рядом с собакой в инвалидном кресле спиной к двери. Перед ним на журнальном столике стояли шахматные фигурки. Партия осталась недоигранной, второго игрока не было.
- Пришли следователи, папа, - окликнула его Джин.
- Черт бы их побрал, - отвечал полковник Боннэми. Речь его после всех инсультов оставалась внятной.
Дочь подошла к инвалидному креслу и решительно ухватила его за рукоятки.
- Конечно, папа, - ласково отозвалась она, разворачивая отца лицом к комнате и стараясь при этом не задеть шахматный столик.