В библиотеке пахло книжной пылью и графитной крошкой. Запах графита исходил от электрической точилки для карандашей. Ученики пользовались этой механической игрушкой ради забавы, гораздо чаще, чем требовалось. Пылью пахли ряды толстых томов, которыми были уставлены высокие шкафы, тянувшиеся вдоль всех стен. Между ними стояли столы для занятий. Чаз Квилтер присел, удивясь тому, с какой тупостью, почти равнодушием он принимает крушение своего мира. Все рушится, словно объятое огнем здание, проваливается пол, падают стены. В четвертом классе он заучил латинскую пословицу: Nam tua res agitur, paries proximus ardet. Теперь в пустой библиотеке Чаз шептал ее по-английски: "Когда горит соседская стена, пришла и твоя беда".
Как точна эта пословица, а он-то старался не думать об этом! Полтора года Чаз пытался сбежать от огня, но каждая тропинка все ближе подводила его к пожарищу, и вот уже языки пламени поднимаются со всех сторон!
Пожар начался в прошлом году, когда его брата исключили из школы. Чаз помнил те события так отчетливо, словно они разыгрались накануне: сначала родители были в ярости, услышав, что сына, никогда ни в чем не испытывавшего нужды, вдруг обвинили в воровстве. Престон горячо все отрицал и требовал расследования, сам Чаз страстно заступался за брата перед сочувствовавшими, но скептически настроенными друзьями; и вот час позора, час разоблачения, когда все подозрения подтвердились. Деньги, одежда, ручки и карандаши, лакомства, привезенные из дома, - Престон ничем не брезговал. Он воровал все, нужное и ненужное.
Узнав о болезни брата, а клептомания - психический недуг, и даже тогда Чаз понимал это, Чаз бросил Престона, повернулся спиной к его унижению, к его слабости, к его мольбе о поддержке. Только одна мысль волновала Чаза: как бы самому не замараться. Он нашел способ восстановить семейную честь, с головой погрузившись в занятия и избегая любых ситуаций, любых разговоров, которые могли бы напомнить о Престоне и его преступлениях. Он бросил Престона, предоставил ему гореть, но при этом он сам стал жертвой пожара, когда меньше всего этого ожидал.
Он верил: Сисси станет его спасением, с ней он мог быть искренним до конца, с ней он становился самим собой. После того как Престон вылетел из школы, Чаз и Сисси сблизились настолько, что она узнала все его изъяны и все его преимущества, она унимала его боль, она видела его растерянность, она поддерживала в Чазе решимость как-то компенсировать урон, нанесенный Престоном. Целый год, проведенный в младшем шестом классе, Сисси была рядом с ним, всегда спокойная, надежная. Однако, позволив себе опереться на Сисси, Чаз и не догадывался, что она - еще одна стена, которой тоже грозят пожар и разрушение.
А теперь огонь подступил вплотную. Огонь все время распространяется. Пора положить этому конец, но тогда придется положить конец и собственному существованию. Чаз не стал бы колебаться, если б речь шла только о его жизни. Он готов был открыть истину, и будь что будет. Но его жизнь переплетена с жизнями других людей. На нем лежит ответственность не только за тех, с кем он связан по Бредгар Чэмберс.
Каждый год отец отправляется в отпуск в Барселону и там щедро, безвозмездно предлагает свои профессиональные услуги тем, кто не может заплатить за пластическую операцию, он выправляет "волчью пасть", восстанавливает лицо жертвам автомобильных аварий, пересаживает кожу на обожженные места, устраняет уродство. А мать столь же самоотверженно всю свою жизнь посвящает мужу и сыновьям. Чазу представились их лица в то утро, год тому назад, когда они сложили пожитки Престона в свой "ровер" и уехали, постаравшись не выказать всю глубину постигшего их разочарования и унижения. Разве они заслужили подобный удар, удар, который нанес им Престон? Вот о чем думал тогда Чаз и решил положить все силы на то чтобы облегчить их страдания, предоставить им как некую компенсацию возможность гордиться младшим сыном. Он был уверен, что справится со своей задачей, ведь он же не Престон. Нет, он не Престон. Но сейчас в его ушах звучала не та данная самому себе клятва, а фраза из медицинского справочника, чудовищное заклинание, прочитанное им утром, в ожидании вызова к директору. Каждое слово отпечаталось в его мозгу. "Акробрахицефалия. Синдактилия. Коронарные швы". Он вновь слышал рыдания Сисси, он вновь, как ни противился этим чувствам, переживал вину и горе. Горящая стена, горящая стена преградила ему путь. Что толку твердить себе, будто это - чужая стена? Все попытки снять с себя ответственность разбиваются о твердое убеждение: это он, он сам навлек беду на своих близких.
Едва войдя в кабинет директора, Гарри Морант понял, что ему предстоит. Мистер Локвуд ждал его в компании двух детективов из Скотленд-Ярда. На столе вопросительным знаком скрючился носок, принадлежавший Мэттью Уотли. Носок кто-то вывернул наизнанку, и, даже стоя у двери, Морант различал маленькую белую метку с черной цифрой "4".
Он сам хотел, чтобы мисс Роли передала носок полиции, он с таким расчетом и доверил ей свою находку, но он не предвидел, что она посвятит в ситуацию также мистера Локвуда, не подумал, что ему не удастся уйти в тень, что детективы захотят еще о чем-то спросить его, когда получат носок. А ведь следовало бы предугадать это, он ведь любил смотреть детективы по телевизору и знал, как действуют полицейские. Однако, когда высокий светловолосый инспектор положил Гарри руку на плечо - теплую, но твердую руку - и подвел его к стулу, мальчик пожалел, что не оставил носок у себя или не избавился от него, не положил где-нибудь, чтобы его подобрали другие.
Поздно и глупо жалеть об этом. Гарри чувствовал, как по его телу пробегают то волна жара, то ознобная дрожь. Детектив уже отодвинул стул от стола и предлагает ему сесть.
- Он сел, сложил на коленях сжатые кулаки, уставился на них. Большой палец правой руки испачкан чернилами, пятно похоже на след молнии. Смахивает на татуировку.
- Я - инспектор Линли, а это - сержант Хейверс, - заговорил высокий блондин.
Сержант зашуршала страницами блокнота. Готовится записывать.
Господи, как же ему холодно! Ноги трясутся, Руки дрожат. Если он попытается что-то сказать, зубы начнут выбивать дробь и слова покажутся неразборчивыми из-за судорожных вздохов, которые скоро перейдут в рыдания.
- Экономка Роли сообщила нам, что ты принес ей этот носок, - говорит тем временем инспектор Линли. - Откуда он взялся, Гарри?
Где-то в комнате тикают часы. Как странно удивился Гарри, вроде бы он не слыхал этого звука, когда в прошлый раз был в кабинете мистера Локвуда.
- Ты нашел носок в одном из зданий школы или на улице?
Сильно пахнут цветы в вазе в центре стола. Миссис Локвуд сама ухаживает за цветами в парнике. Он видел, как она там возится, как-то даже заглянул внутрь и видел ряды растений, а между ними - длинные, выложенные кирпичом дорожки. Миссис Локвуд называет парник оранжереей. С одной стороны растут цветы, с другой - овощи. Горшки установлены на специальных подпорках, чтобы вода поступала равномерно. Земля там пахнет почти съедобно.
- Он все это время был у тебя, Гарри? Ведь это же носок Мэттью. Ты ведь знаешь это? Знаешь, да?
Мерзкий привкус во рту. И на языке, и в глубине глотки - словно подгнивших лимонов наелся. Мэттью попытался сглотнуть, но слюна щипала, разъедала горло.
- Ты слышишь, что спрашивает инспектор Линли? - вмешался директор. - Морант, ты слушаешь? Отвечай же, мальчик. Отвечай немедленно.
Гарри чувствовал лопатками твердую деревянную спинку стула. Спинка резная, в ней какие-выступы, одна шишечка остро, болезненно впилась в тело.
Мистер Локвуд продолжал говорить. В его голосе нарастал гнев.
- Морант, я не намерен…
Детектив нажал какую-то кнопку, послышался резкий щелчок, и комнату наполнил холодный, ненавистный голос: "Вздуть тебя, красавчик? Вздуть тебя? Вздуть?"
Гарри поспешно поднял глаза и увидел на столе перед инспектором магнитофон. Он коротко вскрикнул и зажал уши руками, пытаясь укрыться от этого звука. Не помогло, голос продолжал литься. Кошмар превращался в реальность. Гарри заткнул уши пальцами, но голос проникал в его слух, издевался, сочился презрением, злобой.
"Что за маленькая штучка у нас в штанах… ну-ка, посмотрим… как орешки… а если их сдавить… сдавить…"
Ему показалось, что все вернулось, все началось сызнова. Раздавленный ужасом, Гарри затрясся в беззвучных рыданиях. Запись остановилась. Ласковые, но строгие руки отвели пальцы от его ушей.
- Кто проделывал это с тобой, Гарри? - спросил инспектор Линли.
Гарри снова приподнял голову, от слез все распевалось перед глазами. Лицо инспектора выглядело замкнутым, сдержанным, но темные глаза сулили сочувствие и требовали ответа. Этим глазам можно довериться, им не надо лгать. Но назвать имя… нет, этого он сделать не сможет. Никогда. Только не это. Но что-то ведь надо сказать. Он должен что-то сказать. Все этого ждут. - Пойдемте, - позвал он.
Вслед за Гарри Линли и Хейверс вышли из главного школьного вестибюля, пересекли площадку для автомобилей перед восточным флигелем школы и направились по тропинке в "Калхас-хаус". Все ученики сидели на уроках, во дворе детективы никого не встретили.
Гарри шагал впереди. Он всю дорогу молчал, то и дело потирая рукой раскрасневшееся лицо, словно пытаясь уничтожить следы слез. Линли уговорил директора остаться в кабинете, надеясь, что в его отсутствие мальчик решится поведать им больше, чем при Локвуде, однако после короткого то ли вскрика, то ли всхлипа - "пойдемте" - он так ничего и не произнес.
Гарри, по-видимому, собирался до конца упорствовать в молчании. Он далее переходил порой на трусцу, лишь бы держаться подальше от полицейских. Сгорбившись, он воровато поглядывал по сторонам. Когда до "Калхаса" оставалось двадцать ярдов, Гарри сорвался на бег. Он скрылся за дверью пансиона прежде, чем Линли и Хейверс успели к ней подойти.
Мальчик поджидал их в вестибюле пансиона. Маленькая тень, прижавшаяся в самом темном уголке возле телефона. Линли отметил, что план этого здания полностью соответствует плану "Эреба", где жил Мэттью Уотли. И точно так же, как "Эреб", "Каллхас" нуждался в ремонте.
Когда детективы захлопнули за собой дверь, Гарри проскользнул мимо них и устремился к лестнице. Он одним махом одолел два этажа. Линли и Хейверс следовали за ним по пятам, но мальчик ни разу не оглянулся, чтобы удостовериться в этом. Он словно надеялся сбежать от них, и это едва не произошло на верхнем этаже, когда Гарри внезапно свернул в коридор, ведший в юго-восточный угол здания.
Здесь он остановился у двери - сутулый, съежившийся, прижавшись спиной к стене, словно готовясь отразить нападение. .
- Там, внутри, - односложно пояснил он.
- Там ты нашел носок Мэттью? - уточнил Линли.
- На полу, - пробормотал Гарри, прижимая руки к животу.
Линли внимательно посмотрел на мальчика, опасаясь, что тот может обратиться в бегство. Распахнув дверь, он заглянул в вонючее, сильно натопленное помещение.
- Сушильня, - пояснила сержант Хейверс. - В каждом общежитии есть такая. Господи, вонища-то!
- Вы проверяли эти комнаты, сержант?
- Все до одной. Они все одинаковые. И пахнет в них одинаково.
Линли оглянулся на Гарри. Мальчик тупо смотрел в одну точку, темные волосы упали ему на лоб, лицо лихорадочно раскраснелось.
- Побудьте с ним, - попросил он Хейверс и вошел в комнату, оставив дверь открытой.
Все помещение можно было охватить одним взглядом: горячие трубы, на которых развешана одежда, покрытый линолеумом пол, одинокая лампочка под потолком, в потолке - дверца люка. Поднявшись по привинченной к стене металлической лестнице, Линли почувствовал, как волосы касаются чего-то липкого: люк был украшен надписью, выложенной из комков жевательной резинки. Дотянувшись до подвесного замка, Линли резко дернул его, и тот, легко оторвавшись от петель, которые должен был скреплять, остался у инспектора в руке. Хейверс, осматривая комнату, не догадалась проверить люк. Но Линли понял: кто-то поработал ножовкой и подпилил петли, чтобы безо всяких помех проникать в помещение над сушильней. Линли распахнул дверцу.
Над его головой открылся узкий темный проход, стены его были покрыты цветным пластиком. В конце прохода виднелась покоробившаяся щелястая дверь, в отверстия которой проникали лучи света - похоже, с улицы. Линли поднялся на верхнюю ступеньку лестницы, подтянувшись, залез в проход и закашлялся от густой пыли, поднимавшейся с каждым его движением.
Он не взял с собой фонаря, но света, доходившего снизу, из сушильни, в сочетании с лучами, брезжившими сквозь дверь в конце прохода, оказалось достаточно, чтобы заметить множество отпечатков ног на пыльном полу. Присмотревшись к следам, Линли не обнаружил особых примет: они были оставлены спортивной обувью, скорее всего,
Судя по размеру, принадлежавшей юноше. Выделив несколько наиболее отчетливых отпечатков и осторожно обойдя их, Линли направился к двери в конце прохода.
Эта дверь была, в отличие от всего помещения, чистой, петли недавно смазывали маслом. Стоило легонько толкнуть ее, и она бесшумно отворилась, открыв доступ в помещение, какие частенько встречаются в постройках пятнадцатого века, в пустое пространство под гребнем крыши, совершенно неиспользуемое и давно забытое школьной администрацией, однако отнюдь не забытое и, по-видимому, весьма активно используемое кем-то другим.
Из трех бойницеобразных окон в западной стене сквозь заросшие за много лет грязью стекла сочился тусклый свет. Запущены были не только окна, но и вся эта комнатенка: стены в пятнах - от сырости, от пролитого на них в опьянении или гневе спиртного. Виднелись и ржавые, коричневатые пятна, похожие на кровь. Помимо пятен стену украшали непристойные картинки, мужские и женские фигуры сплетались во всевозможных позах. На грязном полу кучами громоздился мусор - окурки, фантики от конфет и жевательной резинки, банки из-под пива, одноразовые стаканы и старая кружка; перед очагом лежало рваное, мятое оранжевое одеяло. Камин также был забит мусором вперемешку с золой, слежавшийся пепел добавлял свой аромат ко всепроникающей вони мочи, экскрементов. На каменной каминной доске стояли четыре свечи - подсвечников не было, их прилепили к камину, накапав понемногу воска. Свечи догорели почти до основания; судя по натекам воска, эту комнату частенько посещали по ночам втайне от персонала школы.
Линли внимательно осматривал помещение. Слишком много следов, команде экспертов потребуются недели работы, чтобы вычленить улики, подтверждающие: именно здесь Мэттью Уотли держали пленником, прежде чем умертвить. Линли ни на миг не сомневался, что подобные доказательства найдутся - достаточно одного волоса с его головы, капельки крови, крошечной частицы кожи, но мысль о Пэтси Уотли, постепенно теряющей рассудок от горя и неизвестности, заставляла его торопиться. Ради родителей мальчика нужно как можно скорее завершить дело. Неужели они станут тянуть с арестом убийцы, ожидая, пока эксперты выполнят свою сложную и долгую работу?! Подумав об этом, Линли вернулся к люку и окликнул сержанта Хейверс. Он твердо решил любой ценой заставить Гарри говорить.
- Я хочу, чтобы Гарри увидел это, сержант, - распорядился Линли, когда Хейверс подошла поближе. - Помогите ему подняться по лестнице.
Хейверс кивнула, подвела Гарри к лестнице, и вскоре он уже стоял рядом с Линли в узком проходе. Положив руку ему на плечо, Линли провел мальчика в комнату и, втолкнув его внутрь, встал в дверях, отрезав путь к отступлению. Он обеими руками держал мальчика за плечи и чувствовал, как хрупко его тело - словно надломленный стебелек.
- Вот куда привели Мэттью, - пояснил Линда. - Кто-то привел его сюда, Гарри. Наверное, он сказал ему, что им надо поговорить, что настала пора все прояснить, помириться, а может быть, этот человек приволок его сюда в бессознательном состоянии, чтобы не утруждать себя, выдумывая какие бы то ни было предлоги; так или иначе, но Мэттью заперли здесь.
Линли рукой повернул голову мальчика, заставляя его взглянуть в угол, где пыль была притоптана.
- Его привязали в том углу. Видишь, сколько там валяется окурков? Его прижигали сигаретами, и в нос засовывали сигарету, и яички тоже прижигали. Ты ведь слышал про это? Ты можешь себе представить - каково это, какую боль он испытывал, как пахло паленым мясом?
Гарри задрожал и словно впал в оцепенение. Он пытался и никак не мог сделать вдох.
- Чувствуешь запах мочи? - беспощадно продолжал Линли. - Запах кала? Мэттью не мог сходить в туалет, он мочился под себя, он обделался. Он лежал здесь совершенно голый. Вот почему в комнате такой запах.
Гарри резко запрокинул голову, ударившись затылком о грудь Линли, и завизжал, как пойманный зверек.
Линли легонько коснулся его лба, влажного, горячего.
- Это все мои догадки, но я думаю, что не ошибся. Вот что проделали с Мэттью прежде, чем умертвить его. Но только ты можешь сказать нам, кто это сделал.
Гарри исступленно замотал головой.
- Он знал, что кто-то из старшеклассников преследует тебя. Мэттью был не такой, как другие мальчики, верно? Он не стал отводить глаза и радоваться, что не ему одному плохо приходится в этой школе. Он не мог смириться с насилием, к тому же он считал тебя своим другом. Он не желал отступить в сторону и позволить кому бы то ни было издеваться над его другом. Он придумал, как положить этому конец, он спрятал в твоей комнате подслушивающее устройство и сделал запись. Наверное, он сделал все это три недели назад, когда отпросился с вечернего матча, притворившись, будто заболел. У него было как раз достаточно времени, чтобы установить микрофон и опробовать его, и никто - кроме тебя, разумеется - не был посвящен в эту тайну. Он все подготовил, и вам осталось только дождаться очередного визита. Той же ночью, не правда ли? Ведь это всегда происходило по ночам.
Мальчик беззвучно заплакал, вздрагивая плечами.
- Мэттью сделал запись, и ночные визиты прекратились, так? Этот негодяй не мог больше продолжать свои игры. Если б он хоть пальцем тебя тронул, запись отправилась бы к директору и его исключили бы из школы. Однако Мэттью вовсе не хотел причинять этому старшекласснику неприятности, хотя тот и заслуживал исключения. Нет, он предоставил ему шанс исправиться. Он не понес пленку к директору, он передал ее кому-то другому. Он не знал, бедняга, что для некоторых людей насилие становится потребностью, маниакальной страстью. Но чтобы снова наслаждаться ночными визитами, твоему мучителю требовалось получить кассету, И не только саму кассету, но и копию. Он притащил Мэттью сюда, чтобы заставить его отдать все записи.
Из горла Гарри вырвался пронзительный крик. Он бессмысленно топтался на месте, будто пытаясь куда-то уйти.
- Нужно нарушить этот заговор молчания, - сказал Линли. - Мэттью Уотли сделал все, что мог, но это не сработало. Гарри, пора компромиссов прошла, теперь нам нужна вся правда. Ты же сам понимаешь, Мэттью попытался пойти на компромисс - и погиб. Я должен знать имя убийцы.
- Не могу! Нет! Не могу! - задыхался Гарри.
- Ты можешь. Ты должен. Говори. Назови его имя.
Гарри судорожно извивался в руках Линли, голова его упала на грудь детективу, вскинув руки, Гарри попытался оторвать пальцы Линли от своих плеч.