- Вчера наши ребята начали расследование, - объяснил он. - У одной тётеньки оказалась хорошая зрительная память: описала лысого, как нарисовала. И у меня большое подозрение, что это Пашкевич.
Теперь наступила моя очередь волноваться. Значит, лысый бандит ходит тут, рядом, по львовским улицам, вчера, во всяком случае, ещё точно ходил, а я в это время лакомился шашлыками.
- И сколько же ковров они продали? - полюбопытствовал я.
- Тридцать два. Одиннадцать тысяч без малого. Представляешь, за час.
- Представляю, - мрачно ответил я, - ещё как представляю! Странно только: вроде должен бы был затаиться, убийство - не шутка, знает, что Коцко из Кривого Рога осталась жива и мы охотимся за ним.
- Э-э… - засмеялся Крушельницкий. - Знаешь, как говорят, сначала хочется конфетку с ликёром, а потом уж и ликёр с конфеткой. А тут касса подвернулась. Понимаешь, кассу они где-то достали. Такого шанса может больше не быть.
- Вот-вот, - подхватил я. - Этот Пашкевич - голова. Все рассчитал. Пройдёт афёра - хорошо, ещё десяток тысяч, не пройдёт - тоже рыдать не надо. Сколько там лет за это полагается? Ну, упекут его в тюрьму, ведь ему не привыкать, а следы удастся замести: кто его в тюрьме искать будет?
- А он не без фантазии.
- "Рафик"!.. Где он мог достать машину? И неужели никто не запомнил номера?
- Запомнили. Но…
- Фальшивый?
- Снят с частных "Жигулей". Машина разбита и стояла во дворе. Точный расчёт: никто на ней не поедет, значит, не поднимет шума по поводу исчезновения номеров.
- Где же они взяли кассу?
- Слишком многого хочешь от меня!
Наш разговор прервал парень в светлом кримпленовом костюме.
Крушельницкий познакомил нас. Обладателем умопомрачительного костюма оказался лейтенант Игорь Проц - вчера он начал расследование афёры с коврами и успел опросить всех потерпевших.
- Начнём? - лаконично спросил он.
Крушельницкий только кивнул.
Проц впустил в комнату понятых и высокую сухощавую женщину в очках на длинном, совсем не женском носу. Такие красные носы бывают, главным образом, у мужчин, любящих прикладываться к определённого вида посуде, но у этой категории человеческого рода глаза, как правило, мутные и невыразительные, а у женщины, которую Проц подвёл к столу, они блестели за стёклышками очков остро и пронизывающе, и я подумал, что действительно от этих глаз ничто не укроется.
Женщина, не раздумывая, ткнула пальцем с обломанным ногтем в фотографию Пашкевича и почти торжественно воскликнула:
- Он! Вот это он, ей-богу, он, и я утверждаю это вполне категорически!
Занеся в протокол её показания, Крушельницкий отпустил понятых и попросил женщину присесть. Она по-хозяйски расположилась у стола, положила на колени большую сумку и сразу же перешла в наступление:
- Куда вы смотрите! Простой народ обманывают, последние деньги отбирают, а милиция где? Где, я вас спрашиваю, и можно ли такое допускать?
- Удивляюсь я вам, Галина Григорьевна, - засмеялся Крушельницкий, - такая умная женщина, а обвели вас вокруг пальца, как ребёнка.
У него был незаурядный опыт, у этого Толи, и ему сразу удалось сбить наступательный пафос женщины. Галина Григорьевна как-то жалобно посмотрела на него и объяснила:
- Но ведь такие красивые ковры! И я давно хотела именно красный с цветами.
- За триста пятьдесят шесть?
- Узор… - вздохнула она. - И цвет… Как раз к нашей мебели.
- Ковры продают в магазине, а не на улице. Это вам не пирожки.
- Не пирожки, - согласилась она. - Черт попутал.
- Вот мы и выяснили, что и без вашей вины не обошлось.
- Очередь же была, и вроде все официально.
- "Вроде"! - ухватился за слово Толя. - Только вроде… И никто не догадался попросить у них документы, администратора позвать из магазина.
- Думали, что этот лысый…
- Ну, хорошо… А кассирша?.. Опишите её внешность. - Достал из папки лист бумаги. - Вот тут записано: брюнетка, брови густые, высокая причёска… Все говорят: красивая. А точнее? Красивые, они тоже разные.
- Конечно, - согласилась Галина Григорьевна. - А эта как кукла. Знаете, магазинная кукла. Ресницы длинные, наклеенные, и губки бантиком. По Академической такие по вечерам ходят.
- Лицо удлинённое или круглое?
- Скорее круглое. Нос вздёрнутый, и почему это таких красивыми называют?
Очевидно, Галина Григорьевна измеряла женскую красоту длиной собственного носа, и тут с ней трудно было согласиться. Но ведь и возражение могло вызвать её негативную реакцию - вероятно, поэтому Толя и не ответил на её вопрос. Вместо этого уточнил:
- Глаза чёрные?
- Не до глаз было: очередь и толкотня.
- Может, какие-нибудь особые приметы: родинка, бородавка, шрамик?
- Есть маленькая родинка. - Она коснулась левой щеки. - Вот тут. И губки бантиком. А больше вроде бы и ничего. Девка как девка.
- Вы говорите - брюнетка. Но ведь в комиссионных знаете сколько париков! У вас глаз женский, зоркий, случайно не обратили внимание?
Галина Григорьевна немного подумала.
- Сомнительно. Вы спросили, и теперь кажется, что была в парике, однако тогда я не подумала, смотрела и не подумала. Может, и не в парике.
- Благодарю! - Толя встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. Но Галина Григорьевна придерживалась другого мнения.
- А деньги? - спросила она. - Как быть с деньгами? Триста пятьдесят шесть рублей. Кто мне их вернёт?
- Поймаем преступников, и суд решит.
- Мне деньги сейчас нужны.
- Могу только посочувствовать.
- А если вы их полгода будете ловить? Или даже год?
- Постараемся раньше.
- Постарайтесь, пожалуйста. Такое жульничество! Весь город говорит.
Я подумал, что не без помощи самой Галины Григорьевны, которая успела уже рассказать о своём несчастье не одной кумушке.
Она ушла. Крушельницкий собрал со стола фотографии, оставив только Пашкевичеву.
- Какие впечатления? - спросил он. - И что будем делать?
Делиться с ним впечатлениями о Галине Григорьевне не было смысла, да и спросил он, кажется, так, ради приличия. Мне было ясно: надо начинать с поисков кассы. Это было понятно не только мне, потому что Толя сказал:
- Список магазинов, где установлены кассы, составляется. Разделим город на квадраты, подключим участковых. Как с "рафиком"? - обратился он к Процу.
- Автоинспекция ищет.
- Машин развелось… - вздохнул Толя, однако, по-моему, не совсем искренне, потому что имел прямое и непосредственное отношение к увеличению автопарка: кто возил меня вчера на собственных "Жигулях"?
- Брюнетка, вероятно, Мария, - высказал я догадку.
- А то как же, торговый кадр.
- Поэтому в продовольственных магазинах - прежде всего!
- Резонно.
- Есть две мастерских, где ремонтируют кассы, - сказал Проц. - Я уже послал туда. Кстати, - обратился он ко мне, - там вас двое участковых ждут.
- Зови их сюда, - оживился Крушельницкий.
Непейвода и Горлов сели у стены рядом, вид у них был не то что виноватый, но какой-то взволнованный: уже знали о вчерашнем событии и догадывались, каким образом это касается их.
Крушельницкий не стал убеждать участковых в противоположном.
- Пашкевич был или есть в ваших участках! - заявил он, по-моему, слишком категорично. - Ищите Марию, она с ним была вчера. Брюнетка, красивая и губки бантиком. Маленькая родинка на левой щеке. Красивая брюнетка с лысым мужчиной - это уже немало!
Непейвода заёрзал на стуле. Это можно было понять как неполное согласие с Толиной категоричностью: Крушельницкий сразу заметил это, потому что продолжал с нажимом:
- Идите и снова просейте через сито всех Марий.
Старшие лейтенанты встали синхронно. Горлов вопросительно посмотрел на меня - ведь договаривались вместе доводить дело до конца, - но мы должны были бросить сейчас все силы на поиски кассы.
Я лишь махнул Горлову рукой, и участковые вышли, думаю, не очень довольные: проклятый Пашкевич со своей Марией нарушили весь ритм их работы.
Список магазинов, доставшихся на мою долю, оказался немалым: двадцать девять. Но ребята, учитывая моё незнание города, уступили лучший квадрат. Не в центре, где сам черт запутается в бесконечных львовских улочках и переулках, а в новом массиве. Магазины расположены там дальше друг от друга, зато это окупается предельно простой, как говорится, квадратно-гнездовой планировкой улиц.
Гастроном, с которого я начал обследование кассовых аппаратов, занимал весь первый этаж пятиподъездного здания и считался одним из крупнейших в городе.
Директор встретил меня любезно, но без угодливости, совсем не так, как встречают в магазинах моих коллег из ОБХСС, это меня вполне устраивало - я должен был действовать быстро и чётко, не теряя времени на дипломатические тонкости.
Мы направились из подсобки прямо в зал, где каждая касса выбила мне чек.
Все эти чеки эксперты сегодня же вечером сравнят с чеками, выбитыми жуликами на ковры, и, таким образом, или установят их идентичность, или нет.
Я лично не сомневался в последнем: вчера магазин работал, все кассы стояли на месте, однако старательно пронумеровал чеки в соответствии с расположением касс в торговом зале и положил в конверт.
Потом мы с директором спустились в подвал, где осмотрели ещё два совсем новых кассовых аппарата. Они находились, так сказать, в резерве, на случай выхода из строя работающих. Несколько секунд хватило, чтобы убедиться: по крайней мере полгода никто не прикасался к ящикам, в которых хранились аппараты.
Мы поднялись в кабинет директора, и я просмотрел личные дела Марий, работавших в гастрономе. Тут были лишь две Марии, уборщица и продавщица, и у обеих было чистое алиби: в январе находились на работе и жили в этом же микрорайоне неподалёку от гастронома.
Пожав мне руку на прощание, директор все же не удержался от саркастической улыбки и сказал:
- У нас порядок, и я сам бы сигнализировал вам в случае чего. Думаете, не знаем, что к чему?
- Думаю, знаете. Но такая уж у меня работа: все надо собственноручно ощупать.
- Не завидую, людям надо верить.
У меня не было времени объяснять ему, что именно благодаря вере в людей и, выражаясь официальным языком, в тесном контакте с общественностью лишь за последнее время органы милиции раскрыли несколько тяжких преступлений.
Я помахал директору рукой и поспешил дальше.
Процедура осмотра касс в первом гастрономе и пеший переход в следующий заняли у меня полчаса. Если в среднем выйдет по получасу на магазин и если учесть, что в большинстве торговых точек рабочий день заканчивается в восемь вечера, сегодня я смогу осмотреть четырнадцать-пятнадцать гастрономов и промтоварных магазинов. Приблизительно половину запланированных. А надо ещё пообедать, впрочем, можно обойтись пирожками или кофе с бутербродами. Канительная работа, которая может окончиться полным пшиком.
Но ведь Пашкевич со своей красавицей Марусей все же должны были где-то достать кассу!
Возможно, украли, а после афёры с коврами выезжали за город и зарыли; возможно, незаметно вернули или сговорились со сторожем или завмагом: десятки вариантов, сотни магазинов, столовых, ресторанов, где установлены кассовые аппараты, - действительно канительная, нудная, но крайне необходимая работа.
И все время на ногах.
Когда-то один из старых, опытных работников угрозыска, уже не помню кто, учил меня, ещё зеленого лейтенанта, как надо относиться к своим ногам, как закалять и в то же время холить их, по крайней мере уважать: носить хорошие носки, удобную обувь, может, и не модную, но обязательно удобную и чтобы отвечала требованиям сезона. Честно говоря, тогда я как-то иронически воспринял эти советы и только потом понял, какими полезными они были. Сегодня на мне удобные, несколько растоптанные и совсем не импортные туфли, забыл точно - откуда, житомирские или белоцерковские, но я в них ходок и выдерживаю до вечера.
Следующий магазин оказался совсем маленьким, с одной кассой и без Марий. Я управился тут за десять минут и начал оптимистичнее представлять своё ближайшее будущее. Однако в гастрономе на параллельной улице не было ни директора, ни его заместителя, пришлось ограничиться заведующим секцией и председателем месткома. Тут я растерял фору, полученную в предыдущей симпатичной торговой точке. Провозился целых сорок минут - и безрезультатно.
Потом был небольшой универмаг, разделённый на бесчисленное количество секций с кассой в каждой; одна, запасная, стояла в подсобке, и где-то в кладовке после долгих поисков удалось найти ещё две испорченных.
Короче, к восьми часам я обошёл не четырнадцать-пятнадцать магазинов, как планировал, а всего одиннадцать. Я с удовольствием сел в полупустой троллейбус и дал отдых натруженным ногам.
В управлении меня уже ждали Крушельницкий, Проц и ещё несколько незнакомых оперативных работников. Не надо было быть большим физиономистом, чтобы понять: их тоже постигла неудача.
Мы лениво и устало обменялись мнениями, сдали чеки на экспертизу и разъехались по домам, чтобы завтра с самого утра продолжить обход магазинов.
В гостиничном буфете я выпил две бутылки кефира с не очень аппетитными булочками, одним глазом посмотрел телевизор в холле и завалился спать.
Заснул сразу и спал без снов. В семь меня разбудил телефонный звонок Крушельницкого. Я провёл электробритвой по щекам, выпил припасённого с вечера кефира и еле влез в переполненный с утра троллейбус.
Примерно в одиннадцать, после пятого магазина, я позвонил дежурному по управлению: условились, что будем держать его в курсе дел. Но ничего радостного он не сообщил - прочесали уже больше половины торговых точек, и никаких следов.
Я представил, как ходят по магазинам и столовым, ругаясь и бормоча себе под нос проклятья, мои коллеги по розыску, а подлец Пашкевич наслаждается где-то с брюнеткой, целует губки бантиком, нах-хал проклятый…
Разозлился и чуть бодрее побежал в столовую, которая значилась в моем маршруте.
Ещё раз позвонил в управление в два, когда магазины закрывались на перерыв. Дежурный, узнав, кто звонит, радостно заорал в трубку:
- Товарищ капитан, майор Крушельницкий просил вас срочно приехать!
- Нашли?
- Кажется.
Я вышел из будки телефона-автомата, ощутив, как сразу у меня отяжелели ноги. Любопытно: ещё минуту назад готов был бегать до вечера, а тут захотелось сесть тотчас же, даже вон на ту урну для мусора или прямо на бровку тротуара, - сесть, вытянуть ноги и ни о чем не думать.
Слава богу, увидел зелёный огонёк такси. Невероятно, но таксист остановился, более того: он не возразил, когда я назвал адрес, а может, просто не захотел спорить с человеком, едущим в управление милиции: кто ж его знает, что это за птица!
Крушельницкий разговаривал с кем-то по телефону. Помахал мне рукой, приглашая сесть, и продолжал:
- Возьмите машину и привезите её сюда. Немедленно, очень прошу не задерживаться. Да, да, мы ждём.
Положил трубку, посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не сказал.
- Нашли кассу? - не выдержал я долгой паузы.
- Нет, не нашли. Но Проц нашёл столовую, откуда её увезли. Оказывается, ещё четыре дня назад. И официанткой там Мария Панасовна Щепанская. Два года назад освободилась из колонии. Перед этим работала продавщицей и получила срок за недостачу. В пятницу подала заявление и ушла с работы. Представляешь, в январе Щепанская была в отпуске и ездила в Кривой Рог, там у неё то ли родственники, то ли знакомые.
- Адрес?.. - я чуть не застонал от нетерпения.
Крушельницкий покачал головой.
- Такая штука, - объяснил он. - Щепанская прописана на Зеленой улице, однако там не живёт. Поругалась с хозяйкой и сняла где-то другую комнату. Сейчас Проц привезёт сюда её подругу, разыщет и привезёт - она знает, где живёт Щепанская.
Я заёрзал на стуле.
- И в какой же столовой работала Щепанская?
- Официанткой в вареничной. Неподалёку от завода автопогрузчиков. В прошлом году там поменяли кассу, а старую выбросили в сарай с разным барахлом. Замок гвоздём можно отпереть, сарай во дворе и никем не охраняется. Да и кому нужны старые кастрюли и списанная посуда? Ключ от сарая висит в подсобке. Щепанская могла захватить его с собой, вечером подъехали на машине, вынесли кассу, и конец. А в воскресенье бросили куда-нибудь в речку или озеро - сто лет ищи!
- А как портрет - сходится?
- Тютелька в тютельку: брюнетка, красивая и губы красит ярко.
- А фото?
- К сожалению, нет, она своё личное дело стащила. Перед тем, как уволиться.
- Прописана на Зеленой, а живёт на Пекарской! - Мне стало весело. - Вот посмотришь, живёт на Пекарской, и мы её, рабу божью, вместе с лысым красавчиком… - Мне не удалось докончить эту радостную и, как вскоре выяснилось, беспочвенно радостную тираду, потому что дверь открылась, и Проц ввёл в комнату светловолосую девушку.
- Оля Верещака, - представил он. - Подруга Щепанской.
Проц придвинул девушке стул, она присела на краешек, насторожённо посмотрев исподлобья.
- Ну и чудесно! - широко улыбнулся Крушельницкий, как старой знакомой. - Вы, Олечка, давно дружите с Марией?
- Год уже или чуть больше. Работаем вместе.
- Подруги?
- Да.
- Давно виделись?
- В пятницу, она расчёт взяла.
- Почему уволилась?
- Лучшую работу нашла. Тут девяносто рублей, а там сто десять и прогрессивка.
- Где?
- В гастрономе.
- В каком?
- А я не спрашивала.
- Бывали у Марии дома?
- Конечно.
- Где живёт?
- На Пекарской.
Крушельницкий невольно посмотрел на меня и удовлетворённо улыбнулся.
- Номер дома и квартиры?
- А я не знаю.
- Как же так? Ходили к подруге и не знаете?
- А зачем мне? Дом знаю и квартиру, на втором этаже справа. А дом, кажется, третий от Чкалова.
Маша у старушки комнату сняла: сорок рублей в месяц.
- Поехали, - встал Крушельницкий, - покажете нам квартиру Щепанской.
- Для чего она вам?
- Говорят, красивая женщина. Познакомите?
Оля смерила Крушельницкого оценивающим взглядом.
- Вы серьёзно?
- Куда серьёзнее.
- Опоздали, у Марички уже есть…
- Это тот, лысый?
- Откуда знаете?
- Мы, дорогуша, все знаем.
- Он вас с лестницы спустит. Ревнивый и злой.
- Ревнивый - это хорошо. И давно он у Марии?
- С неделю.
- Хорошо лысым: девушки их любят.
Оля хохотнула.
- Скажете…
- Неправда?
- У вас такие красивые волосы…
Это был прямой намёк, и Крушельницкий тут же перефутболил девушку мне:
- Вот у кого шевелюра - на десятерых хватит.
Оля посмотрела на меня, но я, видно, не произвёл на неё впечатления, снова повернулась к Толе и поправила причёску.
- Зачем вам Маричка? Милиция - и вдруг Маричка!
- Поехали… - Крушельницкий осторожно взял её за локоть и повернул к дверям. - Поехали, дорогуша, потому что мне иногда бывает очень трудно ответить на такие вот прямо поставленные вопросы.