* * *
По мнению следователя, который вел дело этих троих ребят, "дело об убийстве Владислава Семенова", неформальным и формальным лидером в этой троице был некий Константин Тарановский. Именно к нему первому решил ехать Совин.
Еле-еле нашёл колонию в Архангельской области, ибо располагалась она "вдали от шума городского", сильно вдали. Совин попетлял по родным российским просторам, среди которых тянулись не менее родные российские дороги. Блуждая, он успел вспомнить о российских дорогах все: от песни со словами "Эх, дороги, пыль да туман…" до двухроссийских бед - дураков и все тех же дорог.
Однако же цели достиг и аккуратно поставил машину недалеко от железных ворот.
Проник-таки к начальству, понимая, что письмо Палыча законом здесь не будет. Расчет строился на другом. Какой провинциальный начальник откажется оказать услугу столичному корреспонденту и полковнику, письмо подписавшему? Да никакой. Глупый не откажет, а умный так вовсе и постарается создать все возможные удобства. А ежели к этому письмецу и пару бутылок коньяка неплохого добавить… Тоже хорошо. Согревает и убеждает. И добавил Совин коньяка. Капитан было воспротивился коньяку, но как-то неубедительно. В итоге вопрос решился. Понятно, что главным аргументом стало все же письмо.
Понимал Совин, что когда-нибудь Палычу придётся это письмецо отрабатывать: обратится к нему этот капитан, начальник колонии. Но считал, что дело его важнее.
Выполнил начальник его просьбу, и заключенного Константина Тарановского Совин встретил не в каком-нибудь там кабинете для допросов, а в комнате для свиданий
Жратву разложил на столе. Нехитрую, но обильную и вкусную. Сигареты, кока-колу, чай даже заварил.
Заключенный Тарановекий сидел на железной койке и молча смотрел на Совина. Требовалось сказать речь.
- Отлично, Константин! - процитировал Совин Жванецкого. - Слушай сюда. Сейчас Чебурашка скажет речь. Мне от тебя не нужны показания. Мне от тебя нужна информация. Мы встречаемся с тобой в первый и последний раз. То, что ты мне расскажешь, я, да и не только я, никогда не потребую подтверждать где бы то ни было. Ты мне просто расскажешь, как вы убили того парня. Но не так расскажешь, как на суде, а так, как на самом деле было. Потому что есть у меня кое-какие сомнения. И есть у меня кое на кого большой зуб, потому что меня два раза пытались убить. Сдается мне, что парня тебе того показали. И я даже предполагаю, кто именно. Может, тебе заплатили, но я так думаю, что с вами троими еще кое-кто сидеть должен. Так вот, ежели ты мне все расскажешь, эти кое-кто тоже сядут. И это будет справедливо. Во всяком случае - по отношению к вам троим. Да и во всех других смыслах тоже. Сам-то как считаешь, а, Константин? Да не торопись с ответом, подумай сначала…
Но Константин всё-таки поторопился - молодой ещё, что с него возьмёшь:
- Да пошёл ты…
Хороший ответ. Не хотел его Совин услышать, но ожидал. И потому не обиделся, а улыбнулся только в ответ и пригласил Константина к столу.
- Грубо, конечно. Ладно, оставим пока этот вопрос. А давай-ка мы с тобой, любезнейший Константин, пожуем. Ибо проголодался я сильно; часов восемь толком не ел ничего. И пойми ты меня, братец, правильно: я тебя не покупаю. Ты, как я понял, не продаёшься. А мне и не нужно. Но мы пожуем и поболтаем. И я тебе расскажу кое-что. А жратву не жалей. У меня ещё есть. Что не съедим - возьмешь с собой, я договорился…
* * *
Через четыре часа Совин вышел из ворот колонии, прогрел двигатель, покурил на вольном воздухе.
Уговорил он парня. Пришлось, правда, и на Петра Петровича ссылаться. Но уговорил. Рассказал, пожалуй, несколько больше, чем следовало. Но ничего. Скоро все равно об этом узнает широкая публика.
И снимки показал Совин.
Так, есть ли смысл ехать ещё в две колонии? "Нет, - решил Совин. - Теперь - в столицу".
"Вставайте, граф, вас ждут великие дела!" - продекламировал он, врубил на полную катушку Заппу, нажал на педаль газа и помчался в столицу со страшной скоростью - двадцать километров в час. Больше на этих дорогах не получалось. Не беда: скоро машина выйдет на трассу…
Вечер тридцатый
ВТОРНИК, 2 ИЮНЯ
- Ну вот, приехали с орехами, - сообщил окружающей обстановке своей квартиры путешественник и исследователь русского Севера Дмитрий Совин. Бабушка так говорила, когда Дима был маленький и она возила его на санках.
Совин с наслаждением поплескался в душе, сбрил трехдневную щетину.
Прошел на кухню и наконец-то заварил себе настоящего, крепкого, душистого чая.
И "поплыл". Два дня за рулем в его годы - это… Что "это", Совин решил додумать завтра утром. Тем более что дел завтра будет!.. Ещё в институт ехать, где Владик Семенов учился…
"Господи, отдохну я когда-нибудь от всего этого?"
Эти слова Совин произносил уже во сне.
Вечер тридцать первый
ЧЕТВЕРГ, 4 ИЮНЯ
Он медленно приходил в себя. Странно, но в сознание его возвращала жуткая боль в затылке.
Ждал Совин гостью. Ждал с ней встречи. Сам позвонил и пригласил. И неприятности от этой встречи ждал. Но никак не предполагал, что они будут такими болезненными.
Когда после ожидаемого звонка в его квартиру Дмитрий открыл входную дверь, гостья, поздоровавшись, так быстро вошла в глубь прихожей, что он автоматически повернул голову, на доли секунды выпустил из виду входную дверь и не успел закрыть её. Лопухнулся! И получил сзади по затылку. И вырубился…
А вот сейчас медленно вылезал из черноты, постепенно осознавая, что сидит в кресле, что слева и справа стоят два человека, которых он полностью не видит, только боковым зрением рукава их курток да брюки.
Гостья сидела на диване и спокойно смотрела на Совина.
- Ну и что теперь со мной будет? - спросил Совин не очень послушными еще губами. - Газом задохнусь или опять взрыв?
- Я думаю - взрыв, - спокойно улыбнулась собеседница. - В огне все следы нашего пребывания здесь погибнут. Сейчас примете снотворное, мирно уснете. Проснуться вам не судьба.
- Нет, ну так нельзя! - натурально и даже обидевшись возмутился очухавшийся Совин. - Вы же грамотный человек. Вы просто обязаны соблюсти законы жанра.
- Да-да, извините, конечно, - искренне заулыбалась гостья. - Перед смертью благородного главного героя главный злодей должен раскрыть все свои тайны.
- Именно. Приятно вести дело с культурным человеком.
- Но мы с вами все равно из жанра выпадаем. Не будет финальной схватки, из которой главный герой как раз и должен выйти победителем.
- Конечно. Не может главный благородный герой бить женщину, к тому же такую молодую и красивую.
- Вы абсолютно правы. Да вам, знаете ли, и ребята меня бить не дадут.
Совин медленно повернул голову направо, потом налево, потом снова перевел взгляд на собеседницу.
- Слева блондин, - констатировал Совин. - Лет двадцати пяти, волосы собраны в косичку, курит папиросы. Именно он поднятым капотом и фарами подал сигнал о том, какой автомобиль следует протаранить недалеко от города Владимира. В результате погибла Марина Снегирёва и стал инвалидом на всю оставшуюся жизнь некий Глебов.
Это на его машине вы сбили Володю Андреева. А он в это время как раз подавал в отделение милиции заявление об угоне.
- Браво! Мы в восхищении! Королева в восхищении! - Цитатой из "Мастера и Маргариты" гостья восхитилась познаниями Совина. - Дальше.
- Справа - господин Чертков. Водитель-убийца как таковой.
- Смотри-ка, вы неплохо покопали, Дмитрий Георгиевич.
- Скажите, а где другие двое? Которые были с вами у Нины Власовны. Сдается мне, что и меня они тоже пытались повстречать. Совсем недавно.
- Интересный вопрос. Но об этом я как раз хотела узнать от вас.
- Не понимаю, - удивился Совин.
- Это я не понимаю, - ответила собеседница. - Куда-то ребятки подевались. Не звонят. Да Бог с ними. Продолжайте. Пожалуйста.
- Э нет, по законам жанра именно вы должны рассказывать мне о своих злодеяниях, - запротестовал Дмитрий.
- Согласна. Но я буду - по вашей просьбе, конечно, - проливать свет на темные пятна в вашем расследовании. А основной рассказ - ваш. Договорились?
- Это долгая история.
- Ничего. Времени у нас много. А мне очень хочется вас послушать. Мне хочется знать, где были допущены ошибки. Так сказать, поучиться на них. Если вы не против, Дмитрий Георгиевич, в некоторых местах вашей печальной повести я буду вам задавать вопросы, а вы уж на них отвечайте.
- Почему печальной?
- Нет повести печальнее на свете… Да просто положение ваше нерадостное. В отличие, скажем, от моего. Скажите мне, Дмитрий Георгиевич, почему вы занялись расследованием? Где я допустила ошибку?
- Нигде.
- Объяснитесь, пожалуйста.
- Если говорить о том, что меня непосредственно подтолкнуло к расследованию, то это всего лишь мое языковое чутье. Если бы не оно, я бы и не полез в это дело.
- Языковое чутьё?
- Да. Я ведь рекламщик, текстовик. Языковое чутьё у меня практически врожденное… - Дмитрий перевёл дыхание.
- И?
- Стихи к первому и ко второму компакт-диску писали два разных человека. Разницу в стихах я объяснить не могу. Знаете, в языке есть свои, нигде не записанные законы. Их невозможно знать. Их можно только чувствовать. Вот те, которые чувствуют, становятся гениальными писателями и поэтами. Булгаков, Высоцкий, Шукшин, Пушкин, хотя я даже более талантливым считаю Лермонтова, особенно его прозу, и "Княжну Мэри" в частности. Или вот: "В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат". Это не слова. Это музыка!
Это, наверное, смешно, но Совин на минуту буквально позволил себе расслабиться и искренне увлечься любимой темой. Только вот собеседница, отметим, начитанная и грамотная, тем не менее не была склонна к такой беседе.
- Дмитрий Георгиевич, - укорила она Совина. - Мы же, честное слово, не на литературном диспуте! У меня дел других нет, как выслушивать ваши воззрения о русской и зарубежной литературе. Вы что-то там о языковом чутье говорили. Продолжайте, пожалуйста.
- Да, конечно. Я действительно несколько увлёкся. Так вот, о разнице в стихах. Повторюсь, что объяснить я её не смогу. Но она есть. И я её почувствовал.
- И это вас толкнуло на такое опасное мероприятие, как частное расследование? - уколола Совина собеседница. - Вы же не можете в своём теперешнем положении отрицать, что следствие оказалось опасным.
- Не могу, - согласился Совин. Никакой приятности от настоящей встречи - в этом он себе не стыдился признаться - Дмитрий не испытывал.
- Видимо, вы не ожидали, что это дело будет опасным. Но когда вас предупредили, помните, вы и тогда не остановились. Почему?
- Обиделся. Видите ли, именно в тот момент я решил… Нет, не так. Именно в тот момент я уже числился отошедшим от расследования. Я от него отказался. В предшествующий встрече с вашими бандитами вечер.
- Нехорошо за глаза плохо говорить об отсутствующих людях, Дмитрий Георгиевич, - укорила его собеседница. - Продолжайте, пожалуйста.
- А чего тут продолжать?… Мне набили морду. А я нежный и ранимый. И ужасно обидчивый. Вот и всё.
- Понятно. Надо было сначала разузнать о вас поподробнее. Как ни крути, а это ошибка. Ладно, впредь буду умнее. Но я отвлеклась. Продолжайте.
- Не буду.
- Обижаете, Дмитрий Георгиевич.
- Чая хочу. Во рту пересохло. Башка болит. Не нальете - не буду рассказывать. И в конце концов, вы тут единственная женщина. Я прошу вас быть сегодня хозяйкой в моём доме.
- Благодарю, ну прямо как в светском романе. - Гостья поднялась и пошла на кухню, коротко бросив: - Посмотрите за ним.
Стоящие по бокам что-то буркнули в ответ.
- А может быть, вам кофе, Дмитрий Георгиевич? - донеслось из кухни.
- Кофе по вечерам не полезно для здоровья.
- О, да вы оптимист! - вернулась из кухни назначенная на этот вечер хозяйка. - Чайник я поставила.
- Мне свежую заварку надо. А что касается оптимизма… Может, договоримся? Я рекламщик, могу большую пользу принести…
- Я всегда говорила, что каждый продается. Всё зависит только от суммы. В вашем случае сумма - ваша жизнь. - Собеседница помолчала, подумала и пришла к неутешительному для Совина выводу. - Нет, не договоримся. Вы опасны.
- Мне очень приятно это слышать. Не о том, что не договоримся, а о том, что опасен. Мне первый раз в жизни об этом говорят. Приятно почувствовать себя крутым.
- Ну, насчет крутого вы несколько ошибаетесь. Я вынуждена еще раз напомнить вам о вашем положении.
- Дайте закурить.
- Дайте ему.
Слева из пространства появилась пачка сигарет, потом горящая зажигалка. Совин сладко затянулся.
- Пока чай закипает, давайте продолжим, - предложила собеседница. - Итак, вы поняли, что стихи написаны двумя разными людьми. Дальше.
- Поехал во Владимир. У родственницы нашёл тетрадку со стихами Марины Снегиревой. И понял, что она и вовсе не писала стихи с первого компакта.
- Ну-ну… - подтолкнула собеседница.
- Для порядка копнул под катастрофу. Очень меня насторожил "урал", отправленный за кирпичом во Владимир.
- Чем насторожил?
- Не подходит он для перевозки кирпича. А вот катастрофу устроить - самое то.
- Это ошибка. Хотя и не моя, другого человека, - недовольным тоном отметила молодая женщина.
- Ваша - другая. Шофера защищал известный с нехорошей стороны богатый адвокат. Не соответствуют они друг другу - адвокат и клиент.
- Тоже верно. Виновата. Извините.
- Ничего, - великодушно простил ошибку Совин.
- У вас хорошее чувство юмора, Дмитрий Георгиевич.
- Я знаю. Пепельницу дайте. Я на пол пепел не могу стряхивать.
- Дмитрий Георгиевич, да ведь здесь через несколько часов все сгорит. Что вы как ребёнок, ей-богу. Впрочем, если вам так удобнее… Дайте ему пепельницу. Довольны? Давайте дальше.
- Дальше? Побывал в больнице у Глебова. Зря вы его живым оставили.
- Согласна. Завтра мы исправим эту ошибку. Продолжайте, пожалуйста.
- Узнал о том, что существует некий загадочный Толстый. Потом поинтересовался водителем. Водитель после дорожно-транспортного происшествия уволился. Коллегам проговорился о полученной крупной сумме денег.
- Недоносок! - зло глянула на Черткова гостья.
Справа виновато вздохнули.
- А вы злитесь, - отметил Совин.
- Да, - признала собеседница. - Но я стараюсь сдерживаться. Не будем отвлекаться. Продолжим.
- Выяснил, что фирма, отправившая автомашину "урал" за кирпичом, сроду ничего не строила. А через владимирское отделение этой фирмы - есть такое - узнал, что и никаких нарядов на получение кирпича никто не выписывал. Стало быть, за него никто и не платил. А какой нормальный коммерсант погонит машину за товаром, не зная даже, есть ли он. Там чай закипел.
- Сейчас заварю. Подождите.
Нет, Совин не зря пригласил её быть хозяйкой: через десять минут она подвезла к нему сервировочный столик на колёсиках. На столике уже стояли две чашки чая, заварочный чайник и вазочка с колотым сахаром.
- Отлично, спасибо, - поблагодарил Совин, с удовольствием глотая любимый напиток. - А то, знаете, в горле совсем пересохло.
- Волнуетесь? - участливо поинтересовалась собеседница.
- А вы как думаете! - возмутился Дмитрий.
- А я именно так и думаю. Я даже думаю, что просто трусите. Конфет у вас нет? Все-таки женщину в гости ждали.
- Виноват, как-то не подумал.
- Ну что, продолжим?
- Давайте. Далее обнаружился безвременно и случайно погибший поэт Владик Семенов. Познакомился с Ниной Власовной. В столе Владика обнаружились напечатанные стихи и рукописные их черновики.
- Опять ошибка. Сразу нужно было с ней кончать! - Гостья даже хлопнула себя рукой по коленке.
- Не согласен, - возразил Совин. - Если бы не это мое проклятое языковое чутье…
- Все равно. Она и сама могла бы услышать стихи сына. Да и… В таких делах необходимо создавать стократный запас прочности. А я этого не сделала. Ладно… - И, четко произнося все звуки, проговорила: - На ашипках учемся. Продолжим.
- Встретился с некоей Настей.
- Знаю такую.
- Ничего толкового не узнал.
- Естественно.
- Ещё раз посетил Глебова и с его помощью восстановил картину катастрофы. И убедился, что её организовали специально. Кстати, и описание вашего блондина, то бишь Сергея Зверева, дал мне Глебов. Он и машину вспомнил, и часть номера.
- Это как? Не отвечайте. Вопрос некорректно поставлен. Сформулирую правильно: каким об разом он вспомнил Серёжу и откуда он знал, как его зовут?
- Это два вопроса. Как зовут водителя, Глебов, конечно, не знал. Да и машину не помнил. Это я: представил, как я сам организовал бы катастрофу, прикинул систему сигналов-указаний о том, какую машину надо бить. Рассказал Глебову, попросил его войти в то состояние, когда он вел машину… Это долго рассказывать…
- Ничего, я с удовольствием слушаю.
- Короче, попросил Глебова попытаться вспомнить свои чувства. А через них вышел и на его сознание. Оказалось, он все прекрасно помнит. Что же касается имени…
- Он в ментовке меня видел и вопросы ментовские слышал, - перебил блондин, обращаясь к своей хозяйке, а как иначе назовешь ту, которая здесь командовала. - Когда с меня показания снимали про угнанную тачку. Это я только сейчас вспомнил.
- А тебя, Сережа, не спрашивали, - жестко проговорила она.
- Всё так, - подтвердил Совин. - И еще мы на дороге встретились, когда вы меня тем же "уралом" убить хотели.
- Так вы не случайно остановились? Вы знали?
- Естественно. Или, как теперь говорят, разумеется.
- Это вы Жванецкого процитировали.
- Еще раз хочу подчеркнуть, моя глубоконеуважаемая гостья, что с культурно развитым преступником иметь дело гораздо приятнее, чем с некультурным и грубым. Конечно. Я-то сценарий катастрофы знал. А ваши люди не знали о том, что я знаю. И когда меня машина с вашим Сережей за рулем обогнала, я насторожился. Дело, видите ли, в том, что у этой машины есть особая примета: налепленная на правое заднее крыло желтая наклейка-клякса. Мало того: ведь Глебов и две цифры из номера вспомнил, а уж в милиции я третью узнал. Далее, думаю, вам всё понятно. Я просто сломал сценарий, на исполнение которого настроились ваши горе-убийцы. Видать, у них опыта в таких делах маловато… Понял я, что и во Владимире меня никто не ждет. Развернулся и махнул обратно. Кстати, интересно, они меня пытались потом во Владимире обнаружить?
- Опустим этот вопрос.
- А-а-а, значит, пытались.