* * *
Анна Карузо прибиралась в кухне, когда в дверь позвонил комиссар. Увидев его, она не выказала удивления. Молча отодвинулась, пропуская его в комнату. В черном траурном платье она выглядела старше своих двадцати лет.
- Я пришел просить о помощи, - сказал Каттани. - Мне необходимо знать, не сообщил ли вам жених какие-нибудь тайные сведения, которые узнал из разговора с вашим братом.
Девушка даже не подняла глаз.
- Мне не хочется мучить вас, - продолжал Каттани, - но я тоже был привязан к Де Марии. Если у вас есть хоть какие-то данные, они могли бы быть очень полезны.
- Я ничего не знаю, - резко ответила девушка.
- Вы должны хотя бы знать, зачем вашему брату понадобилось видеть Де Марию.
- Семейные дела, - пробормотала Анна. - Брат хотел узнать, когда он собирается на мне жениться.
- Вижу, вы тоже поете эту песенку, - взорвался комиссар. - Известно ли вам, что я могу привлечь Вас к ответственности за сокрытие улик?
Наконец Анна подняла голову. Взгляд ее был полон горя и отчаяния.
- Вы думаете, это будет иметь для меня какое-нибудь значение?
* * *
Сильный и резкий африканский ветер гнал по небу гигантские дождевые тучи. Они были желтые от песка пустынь, и все вокруг казалось нереального желтовато-серого цвета. Песчаные дожди не редкость на Сицилии - они оставляют свой след на автомобилях, покрывая их тонким слоем песчинок, и на людях, изнемогающих от жаркого дыхания Африки.
Каттани ехал на работу в самом мрачном настроении. Этот странный свет на улице еще больше усиливал его раздражение. Его стратегия, как видно, зашла в тупик. Каждый шаг ведет к неудаче. Где выход? Что теперь, черт возьми, ему делать дальше?
Он поставил машину на стоянке . полицейского управления, взял пистолет, который, когда был за рулем, всегда держал в углублении под приборной доской, и направился к своему кабинету. Следом за ним с похоронным выражением на лице шел его заместитель Альтеро.
- К сожалению, ничего нового. Известно только, что убийца Де Марии был очень молод.
Они вместе вошли в лифт.
- Мы ведем проверки во всех направлениях, - выказывая служебное рвение, добавил Альтеро, словно желая оправдаться в том, что расследование брело наугад в абсолютной тьме.
Они подошли к кабинету Каттани. Комиссар резко обернулся и взглянул на Альтеро так, словно хотел испепелить его взглядом.
- Скажите положа руку на сердце, вы ничего от меня не скрываете?
- Не знаю, почему вы меня об этом спрашиваете. - Альтеро весь напрягся, и лицо у него потемнело.
- Например, в ту ночь, когда убили Маринео, вам позвонила по телефону какая-то женщина.
- Женщина? Не припомню. Может, моя жена.
- И вы куда-то бросились сломя голову из-за звонка жены?
- Послушайте, дорогой Каттани, - с некоторой досадой произнес Альтеро, - вы пренебрежительно относитесь ко мне с первого же дня, как тут появились. И мне непонятно почему. Если к тому же вы мне теперь не доверяете, то отстраните меня от расследования. Поступайте, как хотите, но я не желаю, чтобы на меня смотрели как на врага.
- Идите, идите работайте, - выговорил, показывая, что разговор окончен, Каттани, - но не надейтесь на мое слепое доверие. Теперь я никому не доверяю, даже себе.
* * *
Паола весело бросилась ему навстречу и повисла у него на шее.
- Здравствуй, папа, иди посмотри, что нарисовала мама. Так здорово! - И потащила его за руку на террасу. - Гляди.
На мольберте стояло полотно. Какое-то абстрактное изображение, написанное нестерпимо яркими, резко контрастирующими красками. На террасу вышла и синьора Каттани.
- А, ты вновь взялась за живопись, - прокомментировал со скучающим видом комиссар. - Ты же несколько лет не держала в руках кисти. Ну что ж, по-моему, хорошо.
- Папа, разве тебе не нравится картина? - не отставала девочка.
- Конечно, нравится, очень красиво, - ответил он без всякого энтузиазма.
Жена внимательно следила за реакцией Коррадо - она глядела на него изучающим взглядом, как исследователь смотрит в микроскоп.
У Каттани была тяжелая голова, он чувствовал себя разбитым, больше всего ему хотелось, чтобы его оставили в покое. Он мучительно пытался подобрать какие-то подходящие слова.
- Я решила устроить выставку, - объявила жена, продолжая следить за каждым его жестом. - Я рассчитала, что если поднажму, то через пару месяцев у меня будет достаточно картин для выставки.
- Такая спешка? А выставочный зал?
- Ну, это не проблема, - ответила она уверенным тоном, - все организует Нанни Сантамария в одной из картинных галерей в центре города.
Каттани почувствовал, как кровь ему ударила в голову.
- А кроме того, он сделает тебе рекламу по своей задрипанной телепрограмме, и все толпой кинутся покупать твои картины, потому что ты - жена комиссара полиции.
- А может, потому, что они нравятся людям, - обиженно возразила Эльзе. Ее вдруг охватила ярость. Не в силах сдержаться, она сорвала картину с мольберта к несколько раз ударила о стену, пока та не превратилась в клочья.
- Да что с тобой? - удивился Коррадо. - Она мне понравилась.
- Видела я, как она тебе понравилась! Ты жестокий, бессердечный человек!
- Ну что тебе от меня надо? - Каттани говорил спокойно и сурово. - Разве ты не видишь, каково мне приходится? У меня убивают людей, а я не знаю, где искать виновных. Ты же выходишь из себя, если я не восхищаюсь твоими шедеврами и не сравниваю их с полотнами Пикассо.
Эльзе, казалось, проняли его слова.
- Ох, прости меня, дорогой. - Она обняла его. - Может, я просто дура, но мне так нужна твоя ласка и внимание. - Коррадо молча погладил ее по голове. - Когда ты со мной вот так ласков, я чувствую себя счастливой.
Кто-то позвонил в дверь.
- Извините, господин комиссар, что беспокою вас дома, но мне было необходимо вас срочно увидеть.
Это был священник Манфреди Сантамария - брат журналиста. Дон Манфреди приобрел в округе известность благодаря своему человеколюбию, воплотившемуся в некоторые конкретные дела, и непримиримости, с которой обрушивался в проповедях на мафию - этот "позор Сицилии". По его инициативе возник Центр по лечению молодежи - жертв наркомании,
- Я вам принес вот это, - и он протянул комиссару белую коробку.
- Конфеты? - спросил Каттани. - Кто-то женится? [В Италии существует обычаи посылать приглашенным на свадьбу белые конфеты-драже]
- Нет, - мрачно ответил дон Манфреди. - Советую вам их не пробовать. Они наполнены героином.
Каттани не смог сдержать удивления.
- Откуда они у вас?
- Их получил один парень, который находится на излечении у меня в Центре, и передал мне.
Каттани повертел коробку в руках. Вид ее не внушал никаких подозрений - на крышке красовалось название фирмы: "Премированная кондитерская фабрика братьев Капитуммо".
- Что это значит? - растерянно спросил комиссар.
- Все очень просто, - объявил священник, - это значит, что здесь действует организация по торговле наркотиками. Под видом экспорта конфет ей удается пересылать в Соединенные Штаты крупные партии героина.
* * *
- Вы хотите знать, колюсь ли я? Да все знают, что я насквозь пропиталась героином! - как ни в чем не . бывало призналась герцогиня Титти Печчи-Шалойя, сопровождая свои слова выразительным жестом.
Она сидела в машине комиссара, мчавшейся по направлению к Палермо. Каттани пригласил девушку на ужин. "В какое-нибудь местечко поспокойней и подальше отсюда", - сказал он ей. Теперь, ведя машину в розовых сумерках, он наблюдал за спутницей краешком глаза.
Комиссар еще сам толком не понимал, какого рода интерес питал к этой девушке - профессиональный или же личный. Порой он думал о ней - такой хрупкой, светловолосой - с искренней нежностью. Иногда же его мысли обращались к ней только в связи со следствием. Имя юной герцогини частенько встречалось в деле и постепенно заняло в нем не последнее место.
Каттани вел машину сосредоточенно, с таким же вниманием и вместе с тем азартом, с каким шел "по следу" в своей работе.
-Ну давайте же, - поддразнивала его девушка,- прочтите мне нотацию. "Наркотики очень вредны для здоровья, они тебя погубят".
Он искоса взглянул на нее,
- Вы уже достаточно взрослая, чтобы самой понимать это. Меня больше интересует, кто вас ими снабжает. Чиринна, не так ли?
- Почему именно он?
- Потому что я это знаю.
- В таком случае зачем же спрашивать? - Девушка отвернулась. Потом тихо добавила: - Да, он.
Смуглый мальчик на стоянке у ресторана показал им свободное место, где поставить машину.
- А теперь что вы мне скажете? - спросила Титти. - Начнете объяснять, что Чиринна опасный тип и что девушке из приличной семьи следует держаться от него подальше?
- Да, именно это я вам и хочу сказать.
Перед входом в ресторан Каттани слегка коснулся ее плеча, пропуская девушку вперед.
Ужин удался на славу. Когда Титти приподняла бокал, любуясь золотистым цветом легкого сицилийского вина, Каттани приблизил к нему свой бокал, и раздался веселый звон.
- Я пью, - сказал комиссар, - за ваше выздоровление.
Титти, казалось, тронули эти слова.
- Да, вы можете выздороветь, - убежденно продолжал он. - Вам нужно для этого не пожалеть сил и проявить выдержку. Но это вполне вам по плечу. И как первый шаг - вы должны заставить себя порвать с Чиринна.
Титти пригубила вино.
- Но вы, может быть, еще опаснее, чем Чиринна, - сказала она, хлопая ресницами.
- В каком смысле?
- Вы такой умный, смелый, с вами чувствуешь себя уверенно. Любой женщине легко потерять голову.
- Если вы боитесь довериться мне, я знаю одного священника, который разбирается в подобных вещах. Он вам может помочь по-настоящему.
- Ну вот, - усмехнулась она, - не хватало только священников!
На обратном пути у Каттани стал одерживать верх профессиональный интерес.
- Мне хотелось бы задать один чуточку нескромный вопрос, - сказал он.
- Слушаю вас.
- Комиссар Маринео бывал у вас в доме? - спросил он без обиняков.
- У нас в доме? Да, иногда...
- И он заезжал к вам в тот вечер, когда был убит?
Каттани спрашивал с таким строгим и решительным видом, что Титти даже не сделала попытки отрицать. Ее начала бить нервная дрожь.
- Ну, - еле слышно произнесла она, - посмотрим, какой еще козырь вы прячете в рукаве.
- Мой козырь - коробок спичек "Минерва" с пятнышком крови.
- Я не курю.
- Однако курил Маринео. Это его спички, и кровь на них тоже его. Когда вынесли труп, вы или кто-то из прислуги подняли коробок и положили в сигаретницу.
Заморосил мелкий дождь, и Каттани включил "дворники", шуршание которых заполнило повисшую - между ними тишину.
Потом вновь зазвучал голос комиссара:
- В тот вечер у вас в гостиной было двое мертвецов. Маринео и ваша мать. Не кажется ли вам такое совпадение довольно странным? Впрочем, если немножко подумать, это вовсе не так уж странно. - Каттани сделал многозначительную паузу. - Ведь Мари- нео и ваша мать были любовниками, не так ли?
- Хватит! - закричала Титти. - Немедленно отвезите меня домой!
Она свернулась клубочком на сиденье, повернувшись к Каттани спиной и прижавшись лбом к стеклу дверцы. И не произнесла больше ни слова.
Когда автомобиль остановился у ворот палаццо, Титти не пошевелилась. Каттани заглушил мотор.
Дождь прекратился, и в мокром асфальте мостовой отражался свет фонарей.
- Весьма сожалею, - сказал комиссар, - я был груб с вами.
Титти продолжала молчать, вся сжавшись, застыв, словно кусок льда.
- Я не знаю, как заслужить ваше прощение, - вновь попробовал он добиться примирения.
Девушка чуть приоткрыла дверцу, но не вышла из машины. От свежего воздуха она зябко передернула плечами и повернулась к комиссару. В ее огромных глазах светилась нежность. Неожиданно она схватила Каттани за руку, потянулась к нему и легко коснулась губами его губ. Потом, по-прежнему не произнося ни слова, вышла из машины и, понурив голову и глубоко засунув руки в карманы плаща, скрылась в темноте ночи.
* * *
В большом пустом доме ее шаги отзывались мрачным эхом. Она обошла все комнаты и везде зажгла свет. Но это не помогло ей развеять мрак, переполнявший сердце. Титти попыталась подбодрить себя алкоголем. Щедрой рукой плеснула виски и осушила одним глотком. Она почувствовала, как согревается все внутри, и от удовольствия прикрыла глаза. В душе у нее что-то шевельнулось. Она взяла второй бокал, налила в него немного виски и поставила рядом со своим. Бокалы звякнули, словно ими чокнулись.
Резкий телефонный звонок заставил ее вздрогнуть.
- Так, значит, эта полицейская ищейка еще не оставила тебя в покое! - Звонил Чиринна, вне себя от бешенства. - Чего ему было надо?
Захваченная врасплох, Титти пролепетала:
- Да ничего особенного, спросил, знала ли я его помощника, того, которого застрелили.
- И что ты ответила?
- Я сказала, нет, мне о нем ничего не известно.
- Ты ему не верь. Поняла? - Теперь Чиринна говорил покровительственным тоном. - Если что-то будет не в порядке, я позабочусь сам.
Титти слушала его через силу, прикрыв глаза. Подтянула стул, опустилась на него, с трудом следила за словами, жужжавшими в трубке.
- Может, он еще ухажера из себя строил? - вновь завелся Чиринна, и в голосе его опять зазвучало подозрение. Казалось, он и впрямь ревнует.
- Да нет, - ответила она после короткого замешательства. - Ничего похожего.
Она надавила пальцами на правый висок. Голову пронзили первые стрелы начинающейся мигрени.
- Можно, я сейчас к тебе приеду? - спросил Чиринна.
- Нет, сейчас не надо, прошу тебя. Я неважно себя чувствую.
Голос его опять зазвучал угрожающе.
- Ты от меня что-то скрываешь?
- Нет, клянусь тебе, ничего не скрываю.
Она оперлась локтем о колено и опустила голову на руку.
Но Чиринна не утихомирился:
- Послушай, госпожа герцогиня, если ты вздумаешь шутить со мной шутки, то ни черта больше не получишь. Понятно?
На другом конце провода Чиринна с садистским удовольствием слушал ее отчаянные всхлипывания. "Да, ваша идиотская светлость, ты у меня в кулаке,- думал он. - Санте Чиринна твой полный хозяин, захочет, может тебя, черт подери, сземлей смешать, а то и вовсе в порошок стереть".
Но, казалось, ему все еще мало. Чтобы превратить свою победу в полный триумф, он заговорил ласковым тоном:
- Титти, ты же знаешь, что я никогда не причиню тебе зла. Я ведь люблю тебя. А ты-то, ты меня любишь?
Помимо его воли, голос Чиринна звучал чуточку растроганно. Было ясно, что он строит из себя жестокосердного злодея, а сам без ума влюблен в эту девушку.
Он умолк, ожидая, какой эффект произвели его слова. Последовало долгое молчание. Потом из трубки донесся прерываемый всхлипами шепот:
- Да, я люблю тебя.
Он удовлетворенно ухмыльнулся и повесил трубку.
Нежелательная свидетельница
Синьора Каттани нашла в одном из ящиков старый альбом с фотографиями и, удобно устроившись в кресле, принялась его рассеянно перелистывать. Она перевернула несколько страниц с картинами своей юности - друзья, родители, дом, где она выросла. Потом задержалась взглядом на фотографии, занимавшей целый лист. На ней были изображены они с мужем. Коррадо ее нежно обнимал, выражение лица у нее было веселое и озорное, палец она наставила в направлении фотографа. У мужа лицо было совсем еще мальчишеское, несмотря на его серьезный вид. Снимок был сделан в Цюрихе через несколько месяцев после их свадьбы.
Эта фотография пробудила в Эльзе воспоминания. Первые годы пролетели в любви и согласии. Она сохранила о них самую добрую память. Потом их брак постепенно пошел под уклон. Когда-то они, проснувшись, целыми часами не вставали с постели, не разнимали объятий. Она баловала мужа, приготавливала всякие деликатесы, подавала ему в кровать. Как всему этому пришел конец, она сама не заметила. И не была •уверена, в ком из них двоих причина - в муже или в ней самой.
Когда муж вернулся домой, она еще сидела в кресле е открытым альбомом на коленях.
- Тебя видели с этой девушкой, - устало пробормотала она.
- Какой еще девушкой? - попытался возразить он. - Это главная свидетельница в следствии, которое я веду.
- И ты водишь всех своих свидетелей по ресторанам?
- Послушай, дорогая, перестань ко мне цепляться. Ты даже не представляешь, как приходится некоторых обхаживать, чтобы хоть что-нибудь из них выудить.
Она горько улыбнулась.
- Почему ты на мне женился?
- Что за вопросы? Потому что любил тебя.
- А теперь?